
Полная версия:
Такие дела
Чего только не снилось. Это всё на фоне того, как мужской голос сатира-трикстера рассказывал мне доброжелательным тоном, что конкретно теперь со мной будет. Рассказывал он на непонятном языке, но, что он говорит, я почему-то понял.
Меня разбудил Эрик.
– Ты бушуешь во сне.
Я не сразу понял кто я, где я, и кто этот тип в мешковатой толстовке передо мной.
– А? Не замечал за собой такого, – ответил я. Голос не слушался. Трещал, хрипел. Эрик изучал напильник. Зачем ему вообще напильник?
– А, я думал это у тебя нормальная практика, тогда всё в порядке. Спи. Завтра у нас трудный день.
Я не придал этому никакого значения. Сходил на кухню, открыл холодильник и отпил местного молока из пакета. Было вкусно. Из раковины капало. Я отложил задачу починить его куда-то в глубины подсознания. Пускай там вариться что-то ещё, кроме жуткой хтони и психопатов.
Остальная ночь прошла в том же духе. Живьём залитые в фундамент рабочие, шахтёры, самозабвенно разрушающие лифт, чтобы никто не выбрался, головы в новогодних коробках.
Вскоре, я сам устал смотреть и участвовать в этом всём. Первоначальный эффект – смесь ужаса, отвращения и паники куда-то подевался. Я стал независимым, хладнокровным наблюдателем. В таком состоянии и проснулся. Пожалел, что дел куда-то толкователь снов, интересно было бы прочитать, что значат королевские битвы, где каждый герой – наряженный клоуном психопат. Это было где на 333 странице. Или мне это тоже приснилось…
Мы позавтракали яичницей с беконом, запили это дело двумя банками светлого. Пить с утра не хотелось, но Эрик настоял. Я пытался завести разговор о зависимостях, но меня грубо оборвали: «Я не спал всю ночь. Поэтому не считается. Это у тебя утро сегодняшнего дня. А у меня ещё вчера. Вот ты и не пей. Пошли кофе бахнем. Где-то тут у них я видел кофейню».
Кофейня действительно была у нас во дворе. Работала с восьми. В основном там продавалась выпечка. Вывески и меню говорили о наличии разных напитков. Наповерку оказалось, что кроме чёрного, зелёного чая и «свежесваренного» кофе из горяченького ничего больше нет.
– Сейчас варю, – сказала кассирша – крупная дородная женщина с злющими глазами и широким носом. Мы явно её чем-то помешали. Она приняла оплату, повернулась к нам спиной и зашуршала баночками. Поставила чайник. Всыпала по ложке «Жокея» в картонные стаканчики и по паре сахара и стала слушать, как чайник начинает бурлить и клокотать, шипя, как три змеи.
– О, это хреново. Не люблю картонные стаканы. Меня потом тошнит, – сказал Эрик. У меня появилось сомнение – в стаканах ли дело?
На улице мы, давясь этой «амброзией» со вкусом кипяченых ношеных-переношенных носков обсуждали всякое.
– Кароч, есть вещи, о которых тебе пока что лучше не знать. Мир немного не такой, каким ты его себе представляешь, или каким нам изображают разные сумасшедшие. Есть такие вещи… Которые лучше не трогать тридцати трёх метровой палкой в перчатке и ОЗК, – говорил Эрик. Лицо его околдовал отвратительный кофе.
– А нафига мы тогда к ним лезем?
– А кто если не мы? Кто? Смотри, кроме тебя в червоточину или плесень эту с функциями червоточины провалилось семнадцать человек. И ни один не выжил. Ни один.
– О как… То есть и я мог?.. – мне стало как-то не по себе. До этого я по краю жизни и смерти не ходил. Сейчас меня захлестнула эйфория, как если бы мне в лицо выстрелили из заклинившего двуствольного охотничьего ружья.
– Вполне. Но выжил же. А это уже больше половины дела. Вход я сжёг. Выход мы сожгли. А вот то, что мы нашли на чердаке… Как бы тебе сказать?
– Напрямую?
– Это в десять раз хуже. Если из твоего первого пятна ничего не вылезет, то вот это… Эрик посмотрел вдаль, в сторону дома Серовых, эта срань полностью непредсказуема. Я вообще не уверен, что если её сжечь – дело сделано.
– Ты может мне объяснишь, что это всё вообще значит? Что за плесень? Что за пятна? Что за червоточины? Кто такой Моргл? – вот последний вопрос даже я сам не ожидал. Моргл? Что ещё за нахрен? Персонаж из видеоигры? Что за название? Кто это спросил?
Эрик посмотрел на меня.
– Хм, последний вопрос, ты, как я понимаю, задавать не хотел?
– Нет. Я не понял как это вышло. Просто с языка слетело.
– Угу. Плохо дело. Давай-ка заглянем в местный инструмент.
Эрик залпом осушил остатки кофе. Выкинул стаканчик в мусорку. Закурил. И мы двинулись в сторону магазина с инструментом.
«Арсенал» пополнился четырьмя штыковыми лопатами, двумя кувалдами, парой молотков, гвоздодёром, плоскогубцами, набором стамесок, двумя металлическими бейсбольными битами, топором с длинной рукоятью, топором с короткой рукоятью и десятью пачками жвачки с разными вкусами.
Всё это добро поселилось с остальным в багажнике «Логана». Дальше мы решили проехаться по округе и «подсмотреть за подозрительным» – как выразился Эрик. Подозрительного было немного. Я ничего не увидел, кроме крыш крытых где черепицей, где шифером, где металокровлей. В основном, конечно, последней. Заборы на все виды достатка и гул собачьего лая. Сонные жители никуда не торопятся. Хмурые мужики в телогрейках занимаются облицовкой кирпичного здания – судя по всему, коммерческого назначения. На столбах, стенах многоэтажек объявления о купле рогов и чаги, чтобы это не значило. Где-то в посёлке находилась нифиговая такая ярмарка, если верить бесконечным объявлениям о распродажах шуб, дублёнок и прочего. Мы, впрочем, её так и не увидели.
Эрик вдарил по тормозам: «Вот, падла!»
Я вышел из спячки. Встрепенулся. В багажнике забренчал инструмент.
– Что там? – я проследил взгляд Эрика.
– И до сюда эта мразь добралась… – Он кивнул в сторону вывески магазина с вэйпами.
Я выдохнул. Стало спокойнее.
– Тыж смолишь, как паровоз. Никогда не думал, выбрать альтернативу? – Спросил я.
Эрик так посмотрел на меня, что я решил никогда больше про это не спрашивать.
Местное и региональное радио Эрика не устроило. Он решил снабдить машину новенькой аудиосистемой. Заехав в местный сервис «По-братски» Эрик заказал замену электроники и доплатил за срочность. Попросил не трогать инструмент в багажнике. Дальше мы снова перемещались на своих двоих.
– Так мы нихера не найдём. У тебя есть ощущение, что на нас постоянно глазеют? – спросил он.
– Ну, здесь все друг друга знают. А мы явно лишние. Вот и глазеют. Но ты похоже скоро тут своим станешь. Когда там документы оформят?
– Не, это так… Когда живёшь в лесу, стоит завести побольше стоянок, никогда не знаешь, где окажешься и что может понадобится.
– А не дороговато стоянки обходятся?
– Жизнь дороже.
Я как-то не замечал до этого подобных выражений своего компаньона.
Закупив продовольствия и выпивки мы завалились обратно домой. Эрик засел за записи на тарабарщине. А я страдал бездельем. Думскроллил. Искал работу. Думал, что делать дальше.
День закончитлся очередной попойкой. Мы пили и ели, как в последний раз. Словно завтра больше не наступит. Эрик всё зубрил записи. Говорил нетипично мало. Я порывался узнать, что с ним, но не решался. Уж больно озадаченный был у него вид. По всей видимости, дело и вправду плохо пахло.
***Утром пришёл Громов. Сначала затрещал дверной звонок. Потом по двери прошлась дробь. Я встал рано и уже не спал. Так и получилось, что я его встретил.
– Хорошие новости, Павел. Серовы от заведения дела отказались. Пара формальностей и всё будет хорошо. Но факт остаётся фактом: вы проникли на частную территорию. Нам придётся за вами приглядывать.
Смотрел он на меня – натурально удав на кролика. Я уже побывал на месте его клиентов. Второй раз мне не хотелось.
– Чай, кофе? – спросил я.
– Кофе, – согласился он и вошёл.
Эрик дрых без задних лап. У его койки стояло две бутылки – одна с минералкой, другая с спортпитом. Какой-то коктейль из апельсинового сока, растворимых солей, минералки и ещё чего-то там. Когда он вчера его намешивал, я не запомнил ни ингредиенты, ни последовательность.
Громов разулся, повесил кожанку и кепку на один крючок вешалки.
Я предложил ему перекусить, но он отказался.
– Только кофе. И разговор. Если разрешите.
– Насчёт кофе – сколько угодно, а насчёт разговора: у меня есть выбор?
– Выбор есть всегда.
Когда кофе был готов я достал всю сладкую снедь, что у нас была. Громов накинулся на шоколадные конфеты «Картошка» и запивал их добротными глотками.
– Как вы с Вартанычем познакомились?
Вопрос загнал меня в тупик. Я и сам толком не понял.
– Просто в магазине встретились. Выпивку покупали и разговорились.
– А в это всё он тебя как втянул?
– Сказал, что мне нужно хобби. Или что-то вроде этого.
– Хобби, это марки коллекционировать, собирать пазлы или стихи писать. А это не хобби. Это один сплошной кошмар, убийства и непонятная для нашего понимания муть. Я только это хотел тебе сказать. Одумайся, пока не поздно. Если вольешься в это всё, считай назад дороги нет. Ты меня понимаешь?
Месседж я уловил. Совета послушаться тоже хотелось. Я и сам не горел желания копаться и разбираться во всём этом, но когда тебя, против воли, бросает за тысячу с лишним километров от дома, ты теряешь работу, связи (в моём случае нет, но обычно так и бывает) и всю старую жизнь. Как-то вернуться к тому, с чем начинал, чем занимался до всего этого, сложновато.
– А у меня выбора теперь нет. Я всё потерял. Работу, скоро дом потеряю. Думал и со свободой распрощаюсь… А мне в тюрьму нельзя! Всё, стало быть. Абсолютно всё.
Громов опять по-своему на меня посмотрел. Странный у него взгляд. Такой не опишешь.
– Ещё кофе?
Громов посмотрел на часы.
– Да. Не откажусь.
Мы выпили ещё по одной. Я запил свою водой из-под крана. Не знаю чем они тут её обрабатывают, но она была очень хорошей. Ни запаха, ни привкуса, вообще ничего. Я когда-то в детстве, помниться, пил такую же из родника. А тут это сокровище течёт из крана.
Мы обсудили последние новости. Череда кризисов и потрясений сказалась на нас примерно одинаково – мы почти ничего не почувствовали, видимо, больно далеко находились от всего этого. Жить, парвада, становилось дороже и труднее. Это происходило постепенно, поэтому так не ощущалось. Хотя я бы и не удивился, если бы в один момент, придя в магазин за хлебом обнаружил пару лишних нулей в стоимости.
Громов показал мне фотографию бородатого мужика с собакой и спросил, не видал ли я такого. Я долго напрягал память, пытаясь вспомнить лицо или образ, но ничего похожего не нашёл.
– Если и видел, Владимир Анатольевич, так вспомнить, хоть убейте, не могу.
– Убийство не по нашей части. Я понял. Если увидите, дайте знать.
– Он что-то натворил?
– Детали дела разглашать не могу. Вам остаётся знать только одно: мы его ищем. И найдём. Рано или поздно, а найдём. О чём, мы, тобишь, там?
И мы продолжили обсуждать повестку.
За разговором мы и не заметили, как проснулся Эрик. Он опорожнил половину своего чудо-коктейля и был готов к свершениям нового дня.
– Даров, Анатольич, чем порадуешь? – сказал он, делая свою порцию кофе.
– Паша всё расскажет. Ты мне лучше скажи, что за Моргл?
– Моргл? Персонаж из игры, чтоль? Странная херня. Не знаю даже.
– Из азартной?
– Не, из компьютерной. По крайней мере звучит так, как будто оттуда. А чё такое? Ты в игроманы на пенсии податься решил?
– Да нет. Есть тут пара зацепок. И всё к этой хрени сводится.
Громов достал мобильник и показал странный символ. Какая-то чёрная сфера с странными каракулями, брызгающаяся во все стороны.
Эрик посмотрел с минуту.
– Скинешь? – попросил он.
– Да пожалуйста. Хоть десять. Ты меня просвети только, а то я уже все мозги об эту сектантскую придурь сломал. Мне кажеться это по вашей части.
Последняя фраза Громова меня зацепила. Что значит: «по вашей»? Это типо я и Эрик или кто-то из его знакомых? Или единомышленников по «хобби».
– Я пробью у своих. Они там растолкуют что к чему. Только ты сразу скажи, дело официальное? Нас не нахлобучат, если я к силовикам с этим сунусь.
– Да я и сам пока не понял. Лучше пока так. Из-под полы, без шума и пыли.
– Хорошо. Ещё что-нибудь из услуг нашего инфо-агентства? Серый импорт? Оружие? Может, что-нибудь запрещённое?
– Ты мне свои шуточки брось. Ладно я, но как только меня на пенсию спишут, придёт кто-нибудь другой. А новенькие в юмор не умеют. Не понимают. И шутить не любят.
– Есть, капитан. Так точно, капитан. Оставить юмор, капитан! А если серьёзно, у вас тут люди, часом, при странных обстоятельствах не пропадали? Подростки, скажем, или ещё кто?
– Друг у Серова младшего пропадал. Нашёлся. Почти труп. Похитили, обкололи какой-то синтетикой. Мучили несколько месяцев и то ли отпустили, то ли сам сбежал – теперь не разберёшь. В сознание не приходит. И людей шугается.
Эрик сложил два плюс два. Видимо анализировал и сравнивал версию Серовых с тем, что сейчас услышал. Снова брови свёл вместе. Я себя чувствовал лишним, странным типом на вечеринке, куда он попал по случайности. Что-то вроде, сел на хвост, и не отваливается. Как туалетная бумага к ботинку. Все обсуждали какие-то внутренние движения, а я не при делах. И не понимаю о чём тут разговоры.
***Если вы когда-нибудь наткнётесь на странного типа, который предложит вам вернуть вкус к жизни с помощью нового увлечения – бегите. НЕ соглашайтесь. Не слушайте. Даже если он покажется вам славным малым. Даже если вы могли бы подружиться. Даже если новое увлечение – безобидное диггерство или сталкерство. Просто бегите.
Я думал об этом, когда пытался отмахиваться битой от двоих суровых мужиков. Больше всего пугали их глаза – две пары чёрных зенок. Ни зрачков, ничего, только всепоглощающая тьма. Оба что-то бубнили, пытаясь добраться до меня. Я даже хватил их пару раз битой. Одного по голове, тот, впрочем быстро оклемался, второму сломал предплечье. Оно безжизненно, неестественно болталось. Не смотря на ущерб, оба самозабвенно пытались подойти ко мне критически близко. Я плевался, задыхался, но продолжал отмахиваться. Спину холодила кирпичная стена. Меня это успокаивало – не надо думать о тылах. Где-то впереди, матерился Эрик. Он пытался оттолкнуть ещё одного – самого крупного из них, гвоздодёром. Выходило, судя по хрипам, паршиво.
– Всё в порядке! – говорил тот, что с повреждённой рукой.
– Спокойно, спокойно! – говорил второй. По лицу у него из рассеченного виска текла кровь.
А вот успокоится у меня не получалось. Я видел, как они забили какого-то доходягу шуруповертом и пытались сделать из него что-то. Узнавать, что именно, мне не хотелось. Мужик и сейчас остывал возле бордюра, на окраине свары.
Я пожалел, что не играл в бейсбол. Бита была тяжёлой. Размахивать ей было не удобно. Руки потели, и холодный металл, то и дело норовил выскользнуть. Мне не хотелось думать, что будет со мной, если я потеряю этот барьер между нашими отношениями.
Я начинал выдыхаться. Мужика с поврежденным виском, в кожанке и чёрных джинсах мне удалось хватить торцом в область носа. Рукоятка соскользнула и тот отплёвывался кровью и зубами. Его «Спокойно, спокойно!» превратилось в «фпакойна, фпакойна!», но повреждений он, словно и не замечал. Если бы мне так расквасили физиономию я бы уже визжал и пищал на всю округу, звал маму и валялся по полу. А этим хоть бы что.
Тип с повреждённой рукой в дутой чёрной куртке не по размеру вообще пытался использовать свою кисть в качестве кистеня. Месяц-два назад, если бы я такое увидел, меня бы, скорее всего стошнило. Я бы блевал дальше, чем видел. Сейчас, от вида болтающейся на коже кисти меня только немного мутило.
Когда сил отмахиваться уже не было, тип в чёрной куртке инстинктивно схватился за шею и завалился на спину – это Эрик повалил его, перекинув через шею цепь. Со вторым я разобрался достаточно быстро – пару десятков ударов свалили его на землю. Эрик к тому времени уже связал второго из нападавших пластиковыми хомутами и скотчем, верхняя часть которого была покрыта странными надписями. Второго мы тоже утихомирили этим же скотчем и пластиковыми стяжками. Когда Эрик наматывал скотч они поначалу брыкались, а потом успокаивались, оседали.
– Что это вообще было?! – спрашивал я, пытаясь отдышаться. Лёгкие горели, к горлу подступало что-то из желудка, а в виски била кровь.
– Проблемы. Теперь их нет. По крайней мере пока. – Говорил Эрик складывая троицу в один ряд, – Укусил меня! – сказал он, оглядывая прищуром правую кисть.
– Её теперь придётся отрезать? Ты станешь таким же?
– Фильмов насмотрелся?! Шутник херов! Я стану таким же, если буду ширяться, бить жену и вести аморальный образ жизни.
– Ты не говорил, что собираешься жениться, остальные два вроде уже есть…
– У тебя теперь юмор прорезался? Вот видишь! Я же говорил: тебе нужно новое увлечение!
На самом деле попытки в юмор – способ не сойти с ума. У нас всё ещё было целых три вяло ёрзающих проблемы.
– Что с этими делать будем?
– А ты как думаешь? Зачем нам лопаты? Прикопанем и всё. Можно пару раз огреть, чтоб не мучились.
Я напрягся. Расставаться с вновь обретенной перспективой свободной жизни не хотелось. Я не знал на сколько тянуло тройное убийство и сокрытие тел, но, думаю, на очень много. Больше, чем я смогу пережить в тюрьме.
– Расслабься, я стебусь. За ними скоро приедут, – сказал Эрик. Его ободряющий хлопок по плечу – чистая гомеопатическая припарка для ампутированной ноги.
Действительно, через два с половиной часа к нам вырулила машина скорой помощи. Единственная поправка – вместо санитаров были три бородатых мужика, хмурого, но знакомого до боли вида.
Они обкололи каждого из нападавших чем-то, упаковали убиенного бедолагу в чёрный плотный мешок и уехали, пожав нам руки.
– И что с теми тремя теперь?
– Реабилитация. Восстановление психики. Лечение. Да шут его знает, скорее-всего в дурке оставшуюся часть своей жизни проведут. Выпускать их всё равно никто не решиться.
– А с бедолагой, которого они убили?
– Он из них же. Не думаю, что его будут искать.
Эрик наспех обработал и перебинтовал руку. Закурил.
– С почином, получается. Но ты особо не обольщайся. Это так. Пыль. Вот если мы встретим ЕГО, или одного из НИХ, тогда да. Вот там мы так просто не отделаемся.
Мне как-то не хотелось встречаться с этим местоимениями. И уж тем более не хотелось знать, кто за ними скрывается.
– А имён у этих твоих НИХ нет?
– Есть, но они тебе ничего не скажут. Пойдём лучше выпьем.
И мы пошли. Снова в «Пенку». К коренастому вышибале прибавилась его мини-версия. Я не сразу узнал его. Это был тот же парень, которого я встретил одним из первых, когда попал в Тёмный. Он довольно скалился, того и гляди: на новый год приставку получил, или что там современные дети хотят в подарок?
Всё оказалось проще: ему просто выдался шанс подраться. Я подумал: вот кого надо на моё место. Ему только в радость будет…
Сам я не то чтобы любил драться. В жизни были моменты, когда по-другому решить проблемы не удавалось, но в целом, детство, юношество, молодость прошли спокойно. Беззаботно. Безоблачно. Эрик от драки отошёл быстрее меня. Лишь иногда шипел на руку. А меня до сих пор немного потряхивало.
– Тебе перед выпивкой надо пробежаться. Или отжаться. Кароч, физическая активность нужна, – сказал Эрик. Он залпом осушил 0,5 светлого и громка бахнул кружкой по столу.
– Да мне как-то хватило, знаешь, – и я действительно так думал. Думал, что хватило. Двигаться не хотелось. Меня просто потряхивало.
– Если бы хватило, тебя бы не трясло. Значит не хватило. Это на будущее. Если я внезапно пропаду, не тупи: бегай, приседай. Как вспотеешь, почувствуешь, что больше не можешь, настанет тишь. В голове штиль. А тело в порядке. Усёк?
– Усёк. Получается. Так что это всё-таки было?
– Я же уже говорил – Проблемы.
– Выглядели, как необычная, обсаженная чем-то гопота. Ты их проблемами называешь?
– Название рабочее. Да и не моё. Я бы ограничился просто: хуилы. Или чем-то вроде. Это тот, кто был до нас их так назвал.
– Так мы не первые? Это у вас типо орден?
– Хуёрден! Называй, как хочешь. Но когда твориться дичь, которой больше никто не хочет заниматься, ты кому позвонишь? Гадалке? Экстрассенсу? Или какой-нибудь потомственной ведьме? А если с ними проблемы возникнут? Не с теми, которые придуриваются и народ обманывают, а с реальными чертями…
– А такие есть?
– А хрен его знает, может и есть. Я уже ничему не удивляюсь. Ты вот, когда за тысячу километров через пятно плесени летел, не думал, что мир немного сложнее, чем нам рассказывают?
– Я не думал. Вообще. Просто сознание потерял. А когда пришёл – в подполе у Серовых оказался. Ну, дальше ты знаешь.
Эрик засмеялся.
– И какого тебе в роли бабайки?
Я перестал реагировать на подколы давно. Осадочек оставлася. Но я никому не показывал.
– Супер. На пенсии превращу это в работу. Буду пугать народ за символическую плату.
– Смотри, чтоб те, кто после нас за тобой не пришли. Это мы ещё аккуратненько действует. А вот во времена гражданской на сопутствующий ущерб вообще внимания не обращали. Такую троицу бы сразу в морг, а не в дурку заслали. И это было бы ещё хорошо. Зачастаю, просто прикапывали, где придётся. А у нас теперь работы в три раза больше.
Я, кажется начинал разбираться во всём этом. Помогал приём «Не думай». Правда с ним, казалось, что я в какую-то секту вступил. Надеюсь, что это не так.
– А как смерть и похороны кого-то в прошлом веке, на наш сегодняшний влияют?
– А ты не думай. И не узнаешь правды.
Вот тут и я удивился. Эрик мысли читает? Ну, ничего удивительного. Не думай.
Мы плотно ужинали. Я ел, даже несмотря на полное отсутствие аппетита. Братья вышибалы отличн следили за порядком. Всегда оставалось ощущение, что если начнёшь барагозить, то свет может внезапно погаснуть. Громова в этот раз не было. Мы доели. Эрик оставил Лене – официантке, – щедрые чаевые с просьбой передать комплимент повару. Мы вернулись в квартиру. Я почувствовал умиротворение, когда железная дверь за моей спиной хлопнула. Позже, глубокой ночью, уснуть мне всё равно не удалось. Я видел, как десятки, даже сотни людей с чёрными, блестящими глазами тянут ко мне руки. Они бормотали что-то невнятное. Делали страшные вещи. Теперь подобные картины я видел часто. Но в реальности они воплощались в меньшем масштабе. И хорошо. Я еле справился с двумя Проблемами. А что будет, если их наберётся сотня?
***Наше пребывание в тёмном затянулось. Эрик хотел вернуться домой, но по какой-то причине медлил. Записи он мне так и не расшифровал. Что-то в них не сходилось и мы день за днём оставались на месте. Квартира натурально превратилась в штаб. Стопки бумаг. Блокноты. Фотографии. Целый арсенал хозинструмента, адаптированного под нужды самообороны.
Дровишек в огонь подбросили наши находки на брошенных зданиях: пятна «плесени», алтари из животных и странная символика.
Эрик, рассматривая очередную находку, сказал: «Это всё чушь собачья!»
– Что именно?
– То, с чем мы возимся. Человечество сейчас ходит по краю. Провода, электричество, бесконтрольное потребление… У меня ощущение, словно на нас что-то надвигается. Или это что-то затаилось за каждым электрическим щитом, в каждом высоком кабинете банка, в вышках, которые царапают небо. Я себя Серовым младшим чувствую.
– В смысле?
– Ты прикинь, за пацаном по пятам ходит непонятная срань, ещё и маньячило этот… Вот так и я. Отличие только в том, что у Серова есть референс, он примерно представляет с чем имеет дело, а вот мы… Мы в жопе. И из неё что-то следит за нами и ждёт.
– И чего оно ждёт?
– Температуры кипения.
– А потом?
– А потом мы все трупы. Наш мир – евро полуторка. Обжитая. Обставленная сранью из «Икеи». И на пороге у этого уютного нечта для обсуждения гнилых тем и складирования бессмысленных тел стоит что-то. Стоит, дышит и ждёт, подходящей температуры.
Теперь была моя очередь стыдить Эрика за псевдо философствования.
– Фильмов насмотрелся? Дерден хренов.
– Да иди ты! Я просто поделился. Чтобы ты лучше понимал, чего я сегодня хмурый такой. Сам же поутру спрашивал: «как дела?» А теперь что, отказываешься от интереса?
После тридцати секундной паузы он крякнул и засмеялся. Не могу привыкнуть к его этим разгонам и шуткам. Не понятно: когда он серьёзно, а когда нет.
Мы сфотографировали всё что можно было. «Подшили к делу» как выразился Эрик. Потом сожгли всё, что можно было сжечь. Вернулись домой.
Пока Эрик возился с записями я считал свои доходы/расходы. Так получилось, что всю вечеринку оплачивал Эрик, поэтому, кроме незначительных трат у меня расходов и не было. Но что делать дальше? Мне нужна работа. Я не помню времени, когда бы я не работал. Без работы нельзя. Без работы страшно. А заговорить об этом с Эриком я как-то не решался.