Это вам не фигли-мигли

– Честно говоря, я не очень хорошо помню, каким этот нос был раньше, – призналась директриса. – Вся работа решена в красных тонах. Ну ладно… Я вам верю… Но что же получается? Кто-то пришёл и подкрасил картину? Но зачем?

– Чтобы прославиться, – нервно предположила Ольга Борисовна.

– Не думаю, – возразила Ирэна Дмитриевна. – Таким способом прославиться затруднительно. Вызовите завтра реставраторов, Ольга Борисовна. Подождём, что они скажут.

– Я их уже вызвала, – буркнула хранительница.

Она была молодая, строптивая и полагала, что не нуждается в подсказках, так как является специалистом в своей сфере деятельности. Однако перед харизматичной директрисой она всё же пасовала. Ирэна Дмитриевна всё прекрасно понимала, но уважала деловые качества Ольги Борисовны, отчего на её фанаберии смотрела сквозь пальцы. Вот и сейчас она лишь усмехнулась про себя.

Когда рабочий день закончился, сотрудники музея, по-прежнему пребывавшие в неведении относительно воскресного посетителя, разошлись по домам. Варвара Петровна и Танечка также покинули свои места, перед уходом в очередной раз посудачив о таинственном исчезновении. Ни к каким выводам они не пришли и переключились на обсуждение последней кулинарной телепередачи. И ту и другую в данный момент больше интересовали соленья-варенья, чем музейные тайны. Никто за пальто не пришёл, так что же, теперь всю жизнь его поминать? Пальто мирно висело в подсобке. И только Ирэна Дмитриевна вдруг начала испытывать неясное беспокойство. Она попыталась проанализировать своё состояние, даже давление измерила. Она уже давно на всякий случай держала у себя в кабинете тонометр. Давление было – хоть в космос отправляйся. Ирэна Дмитриевна посидела за столом, включила компьютер, просмотрела служебную переписку, убедилась, что дело не в рабочей рутине. Она перебрала в памяти все напряжённые ситуации последних недель. Тоже ничего страшного. Был один неприятный эпизод с закупкой нового выставочного оборудования, но всё разрешилось благополучно. Психологический дискомфорт не проходил. Ирэна Дмитриевна решительно выключила компьютер, закрыла кабинет и направилась в каморку охранников с намерением вместе с дежурным осмотреть залы.

* * *

В каморке никого не оказалось. «Безобразие, – подумала Ирэна Дмитриевна. – С другой стороны, имеет же он право отлучиться по естественной надобности». Тут ей пришло в голову, что неплохо было бы обследовать пальто. Вдруг там найдётся ключик к раскрытию тайны пропажи его владельца. Она открыла шкаф, постояла, глядя на вещественное доказательство того, что позавчерашняя история ей не приснилась, и решила произвести обследование всё-таки в чьём-нибудь присутствии. Мало ли что они могут найти. Тут Ирэна Дмитриевна задумалась, почему приезжавший по вызову оперативник сам совершенно не заинтересовался содержимым карманов. Впрочем, как ей показалось, этот боец невидимого фронта вообще ничем не интересовался. Она так ушла в свои мысли, что вздрогнула от неожиданности, когда в каморке, хлопнув дверью, появился Николай, которому из-за болезни сменщика и сегодня выпало ночное дежурство.

– Николай, давайте-ка посмотрим, нет ли чего-нибудь в карманах этого… – У Ирэны Дмитриевны язык не повернулся произнести слово «пропавшего». – Может быть, паспорт или какой-нибудь другой документ найдётся.

– Верная мысль, Ирэна Дмитриевна, – не очень уверенно поддержал директрису Коля.

– И почему его никто не ищет? Должны же быть у человека если не родственники, то друзья или коллеги, на худой конец. Не в вакууме же он существует. Давайте, Николай, доставайте. Проверим.

Коля без энтузиазма извлёк пальто из шкафа и положил на письменный стол. Ему совсем не хотелось рыться в чужих карманах даже с благими целями. Мало ли, вдруг там обнаружатся какие-нибудь блохи или какая-нибудь отрава. Коля, в общем-то, был не робкого десятка, как-никак, а он в своё время служил в погранвойсках и мог с лёгкостью пресечь чьи-нибудь хулиганские действия, но имелся у него секрет, о котором знала только его мама. Взрослый мужественный Николай до обморока боялся насекомых. Не всех, а тех, что могли заползти под одежду и начать путешествие по его большому мускулистому телу. В своих, как он полагал, позорных страхах бедолага никогда никому не признался бы даже под пыткой. Поэтому после некоторой заминки он под пристальным взглядом директрисы всё же принялся за изучение злосчастного одеяния. Не торопясь совать руки внутрь, он произвёл визуальное обследование поверхности, затем легонько прощупал ткань. Наблюдавшая за его действиями Ирэна Дмитриевна сжала губы, хмыкнула и решительно отстранила робкого Николая.

– Так мы ничего не узнаем, – заявила она, после чего взялась за дело сама.

В наружных карманах ничего не оказалось. Она вытащила из рукава шарф, вывернула пальто, прощупала подкладку, наконец расстегнула внутренний карман. И тут ей повезло. Во всяком случае, она так подумала, потому что в этом кармане лежала визитка с именем и номером стационарного телефона.

– Посмотрите-ка, Николай. Странная визитка. Только Илларион без фамилии и семизначный номер. Кто теперь так делает? У этого Иллариона, что же, нет мобильного?

– Всякое бывает, – философски заметил Николай. – У меня друг один есть, так у него вообще никакого телефона нет. И ничего. Живёт прекрасно. Или вот знакомая одна. Она принципиально не покупает новый телефон, ну, мобильник, в смысле, и никаких программ не устанавливает. Молодая женщина причём. А ещё мужика знаю, который на компе динамики и камеру скотчем заклеил. Или вот…

Ирэне Дмитриевне были совершенно неинтересны чужие знакомые с их причудами, и она прервала словесный поток охранника.

– Спасибо, Николай. Я всё поняла, – произнесла она. – Давайте решать, что делать.

– Вы директор, вам и решать, – надулся ранимый Николай. – Я человек маленький.

При последнем заявлении Ирэна Дмитриевна не удержалась и хихикнула. Ей показалось уж больно забавным слово «маленький», сопровождавшееся по-детски обиженным выражением лица, по отношению к здоровяку под два метра ростом, несущему серьёзную службу.

– Хорошо, – миролюбиво откликнулась Ирэна Дмитриевна. – Я, пожалуй, обращусь в полицию. Только, боюсь, ничего мы не добьёмся.

– Почему вы так думаете? – спросил взявший себя в руки Николай.

– Слишком мало информации. И, кроме того, посудите сами: человек, если это не одинокий человек, идёт в музей, – начала Ирэна Дмитриевна, на секунду задумалась и продолжила: – Идёт он в музей и не говорит об этом родным? Вряд ли. Но предположим, не говорит. Но ведь его родные должны начать беспокоиться, если он не пришёл ночевать. Или не должны? Ох, не знаю. Мало ли какие у них там отношения. А раз никто не беспокоится, то и заявление в полицию никто писать не идёт. А от чужих заявление не примут. Мы чужие… – протянула она и снова задумалась. – Но в полицию я всё-таки пойду с этой визиткой.

– Это правильно, Ирэна Дмитриевна, – поддержал начальство охранник. – Вдруг…

Но что это за «вдруг», Николай договорить не успел. Где-то наверху раздался громкий стук.

– Это что ещё за новости?! – воскликнула Ирэна Дмитриевна и ринулась вон из каморки в сторону лестницы.

Николай поспешил следом за ней. Пока они добирались до третьего этажа, стук сменило приглушённое бряканье, а затем – не то шуршание, не то шарканье чьих-то ног. Запыхавшаяся директриса и охранник влетели в зал. После освещённой лестницы большое помещение, в котором по-ночному горели только дежурные лампочки, показалось им погружённым во тьму. Странные звуки раздавались, как показалось Ирэне Дмитриевне, в той части экспозиции, куда днём её водила Ольга Борисовна. Но сейчас они стихли. Зато в дальнем конце зала колыхнулась какая-то тень.

– Никакой мистики, ничего страшного, – прошептала директриса, сердце которой, вопреки этому утверждению, выстукивало частую дробь. – Идём туда, – обратилась она к охраннику, неопределённо махнув рукой. – И включите же нормальный свет!

Николай вздрогнул, дёрнулся к двери и нажал на рубильник. В отличие от начальницы он был далёк от мыслей о потусторонних явлениях. Он просто не любил ситуаций, как теперешняя, смахивающих на ЧП. Резкий переход от неверного сумеречного освещения к яркому верхнему свету люминесцентных ламп на секунду лишил Ирэну Дмитриевну зрения. Она поморгала, привыкая к новой обстановке, и огляделась. В зале никого постороннего не было. Зато обнаружились непосторонние.

– Что вы здесь делаете? Да ещё в темноте? – строгим тоном задала Ирэна Дмитриевна вполне закономерный вопрос. – Подойдите сюда!

– Я ничего… Я тут вот… Очки забыла. На подоконник положила, а потом забыла, – послышался в ответ сбивчивый испуганный лепет.

– Очки она забыла, – хмыкнул Николай. – А что вы там прячете за спиной?

– Ничего я не прячу, – в голосе говорившей проступили слезливые нотки. – Не прячу ничего.

– Неправда! – припечатал Николай.

Пока длилось вялое препирательство, Ирэна Дмитриевна, не трогаясь с места, наблюдала, как вдоль стены в сторону выхода как-то бочком пробиралась одна из музейных смотрительниц, отвечавших за порядок на третьем этаже. Когда нарушительница режима, в очередной раз повторив: «Ничего не прячу», уже готова была выскочить вон, Ирэна Дмитриевна рявкнула: «Стоять!» Женщина замерла на месте в нелепой позе, как в детской игре «Море волнуется раз».

– Антонина Валерьевна, – уже спокойнее обратилась к ней Ирэна Дмитриевна, – объясните нам, пожалуйста, что вы делали здесь в неурочное время. Вам положено давно быть дома. И не повторяйте свою присказку, – не удержавшись, директриса позволила себе передразнить смотрительницу, – «ничего не прячу».

Николай сделал два шага и навис над несчастной, которую застали врасплох. Сопротивляться было глупо. Антонина Валерьевна, будучи дамой сообразительной и почти интеллигентной, стыдливо вытянула вперёд правую руку, в которой блеснул маленький флакончик с прозрачной жидкостью.

– Что это? – спросил Николай.

Смотрительница молчала.

– Антонина Валерьевна, никто вам ничего плохого не сделает, – пожалела её Ирэна Дмитриевна. – Надеюсь, это не серная кислота или нитроглицерин?

Задав вопрос, Ирэна Дмитриевна внутренне сама пришла в ужас от такого предположения. Неужели дамочка сошла с ума и притащила в музей какую-то опасную химию, способную уничтожить произведения искусства? В этот момент ей отчётливо вспомнился чудовищный случай тридцатилетней давности, произошедший в Эрмитаже с «Дана-ей» Рембрандта, которую ненормальный посетитель облил серной кислотой.

– Что вы! Нет! – нервным высоким голосом воскликнула смотрительница. – Я не преступница!

– Тогда объяснитесь. И немедленно, – повторила требование Ирэна Дмитриевна.

Антонина Валерьевна молчала, сжав губы.

– Да что же это такое! В чём дело? – начала выходить из себя директриса.

– Мне стыдно, – прошептала смотрительница.

– Если вам стыдно, значит, вы совершили некий неблаговидный поступок. Правильно я понимаю?

– Нет-нет! Что вы, Ирэна Дмитриевна! Разве я могу! Я просто… – смотрительница снова замолкла, и было похоже, что навсегда.

– Послушайте, если вы сейчас же не ответите на мой вопрос, я буду вынуждена вас уволить.

Угроза Ирэны Дмитриевны, произнесённая спокойным ледяным тоном, возымела действие.

– Это святая вода, – призналась Антонина Валерьевна.

Николай вытаращил глаза, Ирэна Дмитриевна подняла брови.

– Да! – уже с вызовом, как перед неизбежной казнью, заявила Антонина Валерьевна. – Я слышала, о чём вы говорили сегодня с Ольгой Борисовной. У меня был перерыв на обед, и я успела добежать до Никольского собора. Здесь творится дурное! Просто так ничего не бывает. Это бесы! Я должна была… Я посоветовалась с батюшкой… Я хотела окропить проклятую картину святой водой.

– Час от часу не легче, – Ирэна Дмитриевна всплеснула руками. – Вы что, поливали картину водой? Поверить не могу. Вы – сотрудник музея!

– Я не успела, – приглушённым голосом, в котором явно слышалось сожаление, призналась Антонина Валерьевна.

– Слава богу! – воскликнул Николай.

– Не поминайте всуе, – буркнула смотрительница и понуро склонила голову.

Ирэна Дмитриевна поинтересовалась, что за грохот они слышали, и получила ответ, что это Антонина Валерьевна в потёмках наткнулась на стул, когда подбиралась к проклятому полотну.

– Всё, – подвела черту под разговором директриса. – Отправляйтесь домой, моя дорогая, и больше не проявляйте подобных инициатив. Николай, гасите свет, закрывайте двери. На сегодня хватит развлечений.

В ней неожиданно проснулась злость. На себя за глупые страхи, на Николая, который не проверил помещения как следует, на Антонину Валерьевну за организованный инцидент и вообще за идиотизм и суеверия. Злость удивительным образом помогла ей успокоиться. Повторив: «Всем по домам», она и сама поспешила домой, оставив нерешённые вопросы на завтра.

* * *

За ужином Ирэна Дмитриевна не выдержала и рассказала мужу о странных делах, творящихся в музее. Муж, занятый едой под бормотание вечерних новостей в телевизоре, слушал её не очень внимательно. Игорь Всеволодович, профессор кафедры вычислительной техники одного уважаемого технического вуза, который в бытность Игоря Всеволодовича студентом этого же вуза в шутку называли ленинградским эстрадно-танцевальным институтом из-за выдающихся успехов в развитии художественной самодеятельности, искренно полагал, что его супруга занимается ерундой. Правда, надо сказать, что ерундой профессор считал всё, кроме точных наук, которые, по его убеждению, составляли основу любого проявления человеческой деятельности, в том числе и разного рода искусств.

– Игорь, я не знаю, что предпринять. И надо ли вообще что-либо предпринимать, – закончила короткую, но содержательную речь Ирэна Дмитриевна. – Игорь! Я же с тобой советуюсь. Оторвись от своего телевизора и помоги мне.

Забытые пальто, чьи-то покрасневшие носы, нерадивые охранники и сумасшедшие старухи Игоря Всеволодовича не интересовали, но он любил жену и старался, как мог, о ней заботиться.

– Что же… Как пелось в давней песне, если женщина просит… – с сомнением в голосе начал он проникновенную речь, которая, как вскоре оказалось, не успокоила жену, а разозлила. – Дорогая моя, надо просто подождать, и всё образуется. Ты завтра, когда придёшь на работу, пошли кого-нибудь ещё раз всё проверить. Никакая вещь не может просто так пропасть. Она обязательно где-то лежит и ждёт, пока её найдут. И пальто ваше найдётся. Всё будет хорошо…

Игорь Всеволодович хотел сказать ещё что-то не менее, а может быть и более утешительное, но тут терпение Ирэны Дмитриевны лопнуло, и она взвилась:

– Игорь! Что ты несёшь?! Ты вообще меня слушал или нет? Это, в конце концов, оскорбительно – настолько пренебрегать моими проблемами. Ты понимаешь, что произошло? Пропал человек, а не какое-то там пальто. Пальто как раз осталось, а потерялся че-ло-век! Мы уже несколько раз всё обыскали, понимаешь? Что мне делать? На мне же ответственность, а не на, фигурально выражаясь, тёте Маше!

– Ну прости, прости, солнышко! Я не прав. Я плохо тебя слушал, – начал оправдываться пристыжённый супруг. – Теперь я понял. Прости. Повтори ещё раз, пожалуйста, основное.

Ирэна Дмитриевна раздула ноздри, сосчитала вслух до десяти и всё-таки согласилась повторить главное. Главное уложилось в одну фразу: неизвестный мужчина по имени Илларион пришёл в музей, но обратно не вышел и ни в одном помещении обнаружен не был.

– Как тебе загадка?

– Хм, – Игорь Всеволодович задумался. – В мистику я не верю, прости. Значит, надо искать логическое объяснение. А пока будем искать, ты эту визитку с допотопным именем отнеси, пожалуй, в полицию. Может, они примут заявление. Хотя… Впрочем, мы и сами не лыком шиты.

Игорь Всеволодович поднялся из-за стола и с улыбкой обнял жену за плечи. Ирэна Дмитриевна, сумевшая всё-таки заинтересовать своего профессора, приободрилась.

– М-да, – сказала она. – Утро вечера мудренее… Наверное, мудренее.

Спать супруги отправились в полном согласии.

Говорят, что сны на среду сбываются. Так ли это, Ирэна Дмитриевна могла бы убедиться, если бы запомнила хоть толику из посланных ей сновидений. Проснувшись в хорошем настроении, она попыталась восстановить увиденное, но, как это часто бывает, память выдавала лишь череду несвязанных образов. Ей улыбался и кланялся симпатичный молодой человек с кондиционером под мышкой. Затем оказалось, что это усатый полицейский со смесителем. Ирэна Дмитриевна засмеялась, оттолкнулась от земли и полетела, словно поплыла в густой воде. Лететь было приятно и немного боязно. Она поднималась всё выше и выше, а снизу ей махала руками группа людей, среди которых Ирэна Дмитриевна различила мужа, его сестру и свою секретаршу Елену. На этом сон, кажется, оборвался. Или Ирэна Дмитриевна просто не могла вспомнить, что было дальше.

Глава четвёртая

Досадная потеря

Среду суеверные люди считают непростым днём. То нельзя, это нельзя. Единственное, что наверняка можно, – это расставаться с деньгами любым способом. Ах да. Ещё среда благоволит деловым переговорщикам. Тратить деньги Ирэна Дмитриевна не собиралась, зато на утро среды у неё было назначено совещание в Комитете по культуре. Совещание затянулось до полудня. Затем Ирэне Дмитриевне потребовалось обязательно в этот день решить с подрядчиками вопрос кондиционирования только что отремонтированного фондохранилища. Потом пришлось разбираться с сантехниками из-за протечки в служебном туалете: золотой Давид Моисеевич подхватил простуду и не мог сам расправиться с нерадивыми властителями вантузов, вентилей, кран-буксов и далее по алфавиту. После научно-матерной дискуссии (научной – со стороны директора, матерной – с противоположной стороны) с водопроводчиками звонок в типографию, задержавшую выпуск каталога очередной выставки, показался Ирэне Дмитриевне сущим пустяком, а уж подписывать массу деловых бумаг ей и вовсе было не внове. Всё это заняло бездну времени и отняло уйму сил. В общем, до районного отдела полиции она добралась только в четыре часа. И тут обещанное переговорщикам покровительство среды дало сбой. Визит оказался недолгим. Как она и предполагала, заявление о пропаже неизвестного у неё не приняли, пояснив, что одной визитной карточки недостаточно. Тем более надо ещё выяснить, чья это карточка.

– С чего вы взяли, э-э… Ирэна… э-э… Дмитриевна, что так зовут именно вашего, так сказать, потерявшегося?

– Не «так сказать, потерявшегося», – вспылила Ирэна Дмитриевна, которую начал утомлять ставший, по её мнению, беспредметным разговор, – а пропавшего. И насчёт визитки – поверьте моей интуиции. Это его визитка.

– Интуиция – это хорошо. Интуиция в нашем деле очень полезна. Но чтобы открыть дело, нужны факты, а не ваша, простите, интуиция. А факты каковы? А факты таковы: в музее кто-то забыл пальто и шарф без опознавательных знаков. Визитная карточка может принадлежать кому угодно.

– Пожалуйста, – взмолилась Ирэна Дмитриевна, – проверьте хотя бы, что это за номер телефона.

– Уважаемая Ирэна Дмитриевна, – на сей раз без запинки произнёс дежурный, – ну не могу я принять у вас заявление. Вы ответственный человек, бдительный. За что вам спасибо. У вас наверняка есть и другие дела – вы же директор музея как-никак. Вот и займитесь своими делами. О потеряшках пусть родственники волнуются.

Ирэна Дмитриевна открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, выхватила у дежурного визитку, которую тот вертел между пальцами, сухо и ехидно пожелала полицейскому спокойного вечера, после чего решительно зашагала во вверенное ей учреждение.

Дежурный проводил её долгим выразительным взглядом, означавшим невысказанную надежду больше с этой дамой не встречаться.

Раздражение Ирэны Дмитриевны по мере её приближения к музею не только не уменьшилось, а, напротив, дополнилось странной безосновательной тревогой, сродни той, что она ощутила накануне в своём кабинете. «Что-то ещё произошло, я чувствую», – подумала Ирэна Дмитриевна. Она заторопилась – надо было срочно найти объяснение неприятному волнению. Но торопиться ей явно не следовало.

До цели оставалось шагов двадцать, когда правая нога директрисы вдруг зацепилась за булыжник, подло выступавший над тротуаром. Падение шло, как показалось Ирэне Дмитриевне, в замедленном темпе. Она не на словах ощутила силу земного притяжения. Толчок, тело выносит вперёд, взмах руками – всё, точка невозврата пройдена, ладони и колени резко соприкасаются с землёй, сумка летит, опережая хозяйку, и шлёпается в нескольких метрах от родных ворот. В первый момент Ирэна Дмитриевна ничего неприятного не почувствовала. Она хотела быстро подняться, но последствия удара тут же дали о себе знать головокружением и саднящей болью в ушибленных местах. Ирэна Дмитриевна, охнув, опустилась на брусчатку. «И какая зараза придумала мостить улицы там, где прекрасно лежал асфальт?! Хорошо, что поблизости никого нет. Позорище-то какое», – подумала она и добавила про себя несколько витиеватых непечатных выражений. Следовало взять себя в руки, встать и продолжить путь. Кое-как оторвавшись от опоры, Ирэна Дмитриевна доковыляла до сумки и наклонилась, чтобы её поднять. Ан нет, здесь её ожидала очередная неприятность. Во время полёта сумка раскрылась, и из неё выпало не что-нибудь, а пресловутая визитка пропавшего незнакомца. Стоило Ирэне Дмитриевне протянуть к ней руку, как не вовремя налетевший ветер подхватил маленькую картонку, плавно перенёс через проезжую часть, затем через газон, за парапет набережной и отправил в плавание по каналу Грибоедова. «Чтоб тебя!» – в отчаянии воскликнула Ирэна Дмитриевна, огляделась, схватила сумку и устремилась ко входу в музей, не обращая внимания на усиливающуюся боль в коленях. На полпути к цели она вдруг спохватилась – что с её внешним видом и особенно с многострадальной частью гардероба, называемой колготками? Этот предмет дамской одежды, по какой бы цене ни покупала его Ирэна Дмитриевна, имел гадкую особенность рваться с завидной регулярностью в самое неподходящее время в самых неподходящих местах. Другие женщины могли чуть ли не годами носить одну и ту же пару, но только не Ирэна Дмитриевна. Колготки были её проклятьем с юных лет. Она прекрасно помнила эпизод из школьной жизни, который до сих пор вызывал у неё чувство стыда, хотя стыдиться, в сущности, было нечего. Если бы четырнадцатилетняя Ирэна не влюбилась тогда по уши в одноклассника, кумира всех девчонок, похожего на Алена Делона, может быть, история просто выветрилась бы из её головы. Увы, влюблённость была сильной и безответной.

В канун Восьмого марта в актовом зале школы должен был состояться вечер танцев – волнующее мероприятие, сулившее некоторым осуществление тайных мечтаний и надежд. Ирэна была, естественно, в числе мечтательниц. Однако до вечера ещё надо было пережить шесть уроков и два часа после них. Конфуз случился во время второго урока. Вызванная отвечать Ирэна, вставая из-за парты, зацепилась за собственный портфель, низко висевший на крючке. По колготкам поползла предательская стрелка. Бедная девочка была вынуждена идти к доске, сияя порванной одеждой. За её спиной кто-то хихикнул. Ирэна всё-таки взяла себя в руки, смогла сосредоточиться и ответить на вопрос учителя, а сразу после звонка она помчалась домой переодеваться, благо жила в двух шагах от школы. Но на этом её злоключения не закончились. После четвёртого урока несчастье повторилось. Только теперь виной всему оказался гадкий второклашка, который с разбега врезался в бедолагу и оставил на её колготках дыру размером с пятак. От дыры тут же разошёлся целый веер стрелок. Ирэна стояла посреди коридора со слезами на глазах в окружении смеющихся одноклассников. Перемена была большая. Ирэна снова успела добежать до дома, чтобы надеть теперь уже не колготки, поскольку уничтожена была последняя пара, а мамины чулки на резинках. Лучше бы она вообще не возвращалась в школу, потому что во время последней перемены она распрощалась и с чулками, споткнувшись на пороге класса и рухнув прямо под ноги «Алена Делона». Надо отдать должное одноклассникам – на сей раз никто над ней не потешался. «Ален Делон» даже помог ей подняться. Но для Ирэны всё было кончено. Она погрузилась в пучину стыда и отвращения к себе, неуклюжей дуре. Нечего и говорить, что ни на какие танцы она не пошла, а проревела весь вечер дома над рухнувшими надеждами.

Но сейчас, о чудо, всё было в порядке. Ирэна Дмитриевна опасливо оглянулась, достала из сумочки зеркальце и проверила целостность причёски. С волосами тоже ничего не случилось, ни одна прядка не выбилась из аккуратно уложенного валика. Удовлетворённая своим внешним видом женщина вскинула подбородок и прошествовала наконец к двери в дирекцию.

Занимаясь своей внешностью, она не обратила внимания на неприметного молодого человека, быстро прошмыгнувшего мимо неё в подворотне. Так, заметила кого-то, зацепила краем глаза, отложила образ в подсознание.