скачать книгу бесплатно
Дело закручивалось круто и бескомпромиссно, никакими складам никого уже не уломать, бухгалтеру Задойных позвонили из центральной бухгалтерии, потребовав срочно с отчетом, прямо сообщив, чтобы оформлялся не пенсию.
Рядом крутилась уборщица, новость мгновенно разлеталась по Маевке, и пока Андриан Изтович возвращался с замирающим сердце и словно прощался с набегающими полями, контора снова была переполнена бабами и мужиками.
Передав Воронка конюху, Андриан поднимался по знакомым каждой щербинкой ступенькам, когда его обогнал встрепанный Данилка, и заорал во всю глотку, опережая управляющего:
– Не верили! Не сурьезно! А они весны не хотят дожидаться, как мне стало известно. Целинников-москвичей захотелось посмотреть, а мне – манатки складывай, и баста без всяких рассусоливаний. Он хоть исполняющий, Сергей Трифонович, а линию держит, вонючий говнюк! Ха-ха, Изотыч, мать твою поперек, если вдоль не берут! Давай, как цыгане, всем маевским гамузом куда глаза глядят. Вон староверы, говорят, когда в России стали ненужными, до Канады добрались… Хотя мне, между прочим, Колыханов у себя на первом отделении работенку непыльную предлагает.
В голос охнули заглянувшие по дороге домой жена Андриана Изотовича Таисия, заведующая родильным отделением фермы, и ее бессменная помощница Варвара Брыкина, в отношении которой предсказания наблюдательных старух все же сбылось минувшей осенней, работая на прицепе у Василия, соблазнила аппетитная и шустрая Настя Зырянова расслабившегося мужика, ни сном, ни духом не помышлявшего об измене. Что-то поспешно зашептала на ухо пожилой Хомутихе краснощекая Елька Камышева, прибежавшие в беспокойстве за мужьями, зашевелились полусонные мужики, взбалмошенные Нюркой и терпеливо ожидающие управляющего.
– Та-а-ак! Съездил, хмырь недожаренный, разузнал новые сплетни! – Обойдя Пашкина и усаживаясь за стол, Андриан Изотович, словно этого только дожидался, расслабившись, расплылся над столом, подался вперед рыхлым телом. – И что… прокатиться схотелось до зачумелой Канады? Так я устрою без всяких заморочек и за казенный счет.
Спружинив шею, Данилка смахнул с головы помятую меховую шапчонку работы местного мастера, перекинул, скомканную, из руки в руку, оскалился, словно загнанный волк, изогнулся дурашливо, не без намека на похабщину:
– Зачумелая или какая она там, тебе видней… А если приказано!
– Ну и мотай, тебя в расчет я никогда серьезно не брал, – устало и с натуженным облегчением произнес управляющий, невероятно изумив заявлением Данилку.
– Куды-ы? Это… Это, значит… И все, больше здеся не нужен?.. Не тронут – а то я для тебя на свете живу и небо копчу? – громче, визгливее вскрикнул Данилка, возвращаясь к прежней горячей мысли и словно бы оставляя без внимания обидное заявление управляющего. – Мы крепкие на ногах, войну выдержали! А нас не по ногам, нас вдоль горба. Вот поэтому. – Он пошлепал себя ладошкой по согнутой шее. – Да так вас перерастак Апраксия недоделанная! Вы спросили, хочу я этого сселения или нет? Ваську вон Симакова, Дружкиных – Наталью с Иваном, Юрку Курдюма, тебя, Хомутов, бабенок, которых чихвостишь ежедневно, как самых последних… Егоршу-старика с Паршуком, а? Вы их согласьем заручились, в душу вашу немытую с прошлого заговенья, что на замах берете? Мужики! – Он был на той грани безотчетного безумства, когда с языка слетают какие угодно слова, вскрикнул призывно и тоненько: – Мужики! Да што же оно, на самом деле-то?.. В цыганы и остается, если нет мне здеся места.
– Данилка! Сглотни свою собачью слюну, Данилка! Сглотни, пока не поздно, – властно перебил его Андриан Изотович, умея и предчувствовать критическую опасность мужского буйства, и утишать властным окриком. – Дай волю таким… Ну, Пашкин, ну, распустились за последнее время. Вот оно! Ляпаешь, что в голову взбредет – до Канады уже добрался – и никакого страха.
– Я боюсь, Андриан, да удержаться нет силушки! Ну, нет же совсем, – подчиняясь начальственному окрику, вроде спуская пары, сдержанней отозвался Данилка.
– Чего? Чего ты сейчас боишься?.. Запомни! Все запомните: вот это и есть всему последний конец, когда язык становится помелом! – выдохнул осуждающе Грызлов, познавший, что бывало совсем недавно за неосторожно вылетевшее слово и не однажды вступавшийся за односельчан, вызволяя из беды по собственной невоздержанности. Разумеется, времена изменились, да насколь, до каких других перемен?
– Дури вашей боюсь и всегда боялся, – буркнул скирдоправ. – Управы на вас нет – некоторых начальников, и своевольничаете.
Пошевелив головой, будто подыскивая на стене место похолоднее, Андриан Изотович разом насупил мохнатые брови. Мужики, хорошо зная эту его привычку – словно удариться головой о твердое, а потом, чуть переждав боль от удара, навалиться на любого, кто первым окажется в поле зрения, неосторожным или наивным вопросом переполнит чашу его не всегда понятного гнева – вовсе притихли. Пожилой комбайнер Хомутов опустил руку на плечо Бубнова Трофима, предостерегая от нечаянной необдуманности. Но Трофим оставался мрачновато-насупленным, это был человек малоразговорчивый. Кривенько усмехался Тарзанка – электрик Васька Козин, вчерашний парубок, успевший жениться на бывшей однокласснице, вернувшейся с курсов продавцов. Тракторист Иван Дружкин, во всем чумазом и лоснящемся от машинных масел, поигрывал спичечным коробком, кидая взгляды на бухгалтера.
Семен Семенович сидел по другую сторону стола, на излюбленном месте рядом с настенным телефоном. Дотянувшись до сумки с почтой, вынул и полистал газеты. Хмыкнув, одну подсунул управляющему.
На удивление оказавшийся тут же и незаметный до этого дед Егорша похлопал безбровыми рачьими глазами, сказал нерешительно:
– Ить это, Изотыч, еслив решено навовсе… Данилка ить че-е, дрючь ты ево не дрючь! Оно ить власть, а власть наша завсе… Паршука с печи бы согнать, Паршук, он в политике шибко мастак, че уже боле… И об этом, Андриан, че я приплелся: нельзя боле наобум пахать. Снег-то с землицей суземкой уносит, сметает верхний-то слой с распаханных грив.
Разрежая напряженную тишину, Задойных поднял глаза на управляющего:
– Так что, Андрианович Изотович, ехать мне или ехать?
– Указание ты получил, я больше никто.
– Андриан, я серьезно!
– И я не шучу, получил указание исполни.
– Выходит, всю бухгалтерию отделения на центральную? Дак актом же надо, комиссией, я так не могу.
– Ну вот Воронка моего запрягай, наваливай всю бухгалтерию и отправляйся, заждались, поди.
– Андриан!
– Все, сподвижнички-охломоены, что можно, я сделал, плетью обуха…
– Андриан, поедем вдвоем, что я один: приехать и бумаги выложить?
– Все поедем! Все, говорю… если она власть! – рычал гневно Данилка.
Глава третья
1
Представление нового директора оказалась срочно-неожиданным и скоротечным: ранним утром в совхозе появился инструктор райкома по кадровой работе, вошел бесцеремонно в кабинет исполняющего обязанности и главного агронома Усольцева, устало сказал:
– К двум часа срочно собери партактив и руководителей отделений, представлю нового директора, вчера уже поздно вечером утвержденного на бюро. Вопросы есть – вопросов нет, исполняйте.
– Но я не в курсе, мне никто не звонил! – Исполняющий обязанности Сергей Трифонович Усольцев был ошарашен.
– А я здесь зачем? На столе у тебя телефон, сам позвони, только все в краевом центре, там тоже срочный актив.
– А кто, Василий Егорович?
– С этого бы начинал – мне не звони-или! Будто малый ребенок и не разбираешься в кадровой политике: значит, не подошел, вот и не звонили, другого искали. – И громко позвал: – Вы где, Николай Федорович? Входите, входите, это ваш теперь кабинет! Здесь и ваш главный агроном Сергей Трифонович Усольцев.
– Здравствуй, Сергей Трифонович, давненько не виделись, надеюсь, еще не забыли?
Перед Усольцевым стоял бывший председатель райисполкома Кожилин, года два, если не три не вернувшийся с какого мероприятия из краевого центра.
– Николай Федорович! Николай Федорович, откуда вы? Два года ни слуху, ни духу!
– К двум часам, Сергей Трифонович! К двум часам, не забывайте! – напомнил райкомовский инструктор.
– Да, да! Минут через десять телефонограммы будут на каждом отделении, мы уложимся, – засуетился Усольцев. – Николай Федорович, разрешите воспользоваться вашим телефоном… Или нет, нет! Я из приемной.
– Действуйте по своему усмотрению, Сергей Трифонович, но есть секретарь, поручите и она выполнит. Что у вас на сегодняшний день?
– Завершаем последнее укрупнение пятого отделения и первого.
– Пятое – это что?
– Усохшая Маевка с ее задиристым управляющим. Ну никак невозможно договориться по-хорошему.
– Как по-хорошему?
– Как предусмотрено планом. Всем оставшимся жителем деревни мы предлагаем на выбор жилье на любом другом отделении и на центральной – да их осталось десятка два, но будто рогами в землю.
– Помню Андриана Грызлова. – Кожилин усмехнулся. – Как приедет, сразу ко мне. В первую очередь.
– Простите, Николай Федорович, но Грызлова мы не приглашаем, вопрос ведь закрыт, от наших предложений он отказался. Вызван только для передачи бухгалтерских документов Семен Семенович Задойных. Комиссия сейчас готовит передаточный акт.
– Задойных – бухгалтер? Задойных, Задойных!
– Из бывших нарушителей соцзаконности, – подсказал нахмурившийся Усольцев
– И с моего разрешения?..
– Да, вопрос по вашему настоянию рассматривался на открытом заседании райисполкома, но добивался Грызлов.
– Потому и рассматривался в срочном порядке, что добивался Грызлов! Секретарша на месте? Попроси соединить с Маевским отделением…
Николай Кожилин – откуда он взялся; Андриан безжалостно гнал Воронка. Придержав у коновязи, отбросив вожжи, оказался в тесненьком коридоре одноэтажной совхозной конторы, ворвавшись в приемную, остановился как перед стеной.
– Люда, там кто?
– Здравствуйте, Андриан Изотович! Заходите, вас ожидают.
– Люда, я спрашиваю, кто там?
– Новый директор совхоза Николай Федорович Кожин, которого вы должны хорошо знать.
Новый? Почему новый, а старый-то где, что происходит? Смена директора, явно выделявшего Андриана Изотовича среди других (совхоз создавался на первой волне преобразования сельского хозяйства России из семи отделений, с приличными площадями залежных земель, так и оставшиеся нераспаханными) и далеко не молодых управляющих, оказавшимися защищенными от войны специальной охранной броней, во многом поддерживающего сохранение Маевки, произошла более чем неожиданно. Директор был из старых опытных 25-тысячников, Валентин Петрович Марков, непосредственно вбивавший первый колышек под будущий совхоз, каких-то вольностей в руководстве не позволял. В Сибирь его перебросили из Ставропольского края, известного суховеями, напоминающими сибирские, понимал смысл и задачу расширения лесополос, уже начавших робкое внедрение, и работу окультуривания и облагораживания трудных Кулундинских и Барабинских просторов считал важнее необдуманного распахивания и введения в оборот новых, под которые в Сибири ничего не готово, Андриан Изотови его планы поддерживал. Почти полгода руководство осуществлял главный агроном Усольцев Сергей Трифонович, которого явно утверждать в директорах никто не собирался, но и другой кандидатуры почему-то не находилось, и как в одночасье – Николай Федорович Кожилин, в подчинении которого воевал почти два года капитан Грызлов.
– Ты не ошибаешься?
– Да что с вами, Андриан Изотович?
Трудно было припомнить похожий момент, когда бы Андриан Грызлов чувствовал себя настолько растерянным, не решаясь на следующий шаг, но секретарша уже сообщала по телефону, что Андриан Грызлов находится в приемной, и снова подняла на него глаза;
– Николай Федорович вас ожидает.
Бывший майор Николай Кожилин, вплоть до тяжелой контузии бывший командиром капитана Грызлова, появился в районе раньше Андриана и был уже в должности председателя райисполкома. Соблюдая субординацию и не желая без нужды напоминать о себе, он встретился с бывшим командиром только, когда в деревню вернулся реабилитированный Семен Задойных, свой, деревенский, с бухгалтерской подготовкой, и понадобилось его трудоустройство. Встреча показалась излишне натянутой, вопрос удалось успешно решить, но, как не странно, продолжения и былых теплых отношений не последовало.
– Здравствуйте, Николай Федорович! – Голос его был натянут словно струна.
– Здравствуй, Андриан! Давно не встречались.
– Давненько.
– Вот с большого кресла на маленькое… с небольшой задержкой в пути.
В таких неудобных и неопределенных беседах вопросы задают тронутые на полную голову, или вообще безголовые; Андриан сухо сказал:
– Мое было еще ниже, да сплыло.
– Я отменяю передачу, такие акты должны решаться на более высоком законодательном уровне… Там целинников ожидаю, потом разберемся.
– Целинников? Я могу что-то просить?
– Что?
– У меня два капитальных складских помещения, в каждом по зерноочистительной веялке – мое преимуществ, чего нет у других. Март – подготовка семян, которые мы всегда качественно делали для всего совхоза. Уж не механика, слесаришку прошу, был, да сплыл не без заботливой помощи доброжелательных органов, став расхитителем. И на веялки по паре девах с комсомольским задором.
Утром шофер утепленной «хозяйки» Юрий Курдюмчик привез двух девчушек и парня, назвавшегося слесарем-сборщиком, и мужчину, вроде бы непричастному к целинниками и не вступавшего в разговор. Девчушек Андриан определил на временный постой к Хомутовым, и когда Нюрка отправилась утрясать его новое распоряжение, поднял взгляд на мужчину.
– Вы ко мне?
– Да как сказать? Жену я ищу. Я с Украины. Война, потерялись, я по госпиталям еще два года после войны. Деревни нет, подчистую спалили, ни соседей, ни знакомых. Добился только, на Алтай тогда отправляли… Вот езжу по районам – особого учета не было, какие следы. – И протянул крепкую руку: – Силантий! Силантий Чернуха!
– Так вам в район, у нас-то что забыли?
– Был. И следок вроде нащупал. Сказали, в сорок четвертом прописывали в Маевке. Вроде бы как в октябре директором школы назначали, а потом, когда начались всякие сокращения, уехала в неизвестном направлении.
– Кто? Вы о ком?
– Я не сказал? Так моя жена Чернуха Мария Степанова.
– В сорок четвертом?
– Ну, в сорок четвертом, как раз у меня второе ранение.
– Нет, не знаю, в то время я еще воевал, и по госпиталям.
– Ну-к и я воевал, товарищ, и я – в госпитале, Так, а в деревне люди, спросить-то мы можем и справку навести.
– Учительница и даже директор?.. Ну-ка… за справкой. У меня бухгалтер… Ага! А у него жена учительствовала в то самое время. Он сидел, значит, по трудовой повинности, а женка учительствовала. Галина Ниловна. Давай к нему. Ты шагай, – подталкивал Андриан вверх по ступенькам назвавшегося Силантием, бесцеремонно втолкнул в коридор, бухгалтерскую конурку, с порога шумно спросил:
– Ну-ка помогай приезжему человеку найти другого человека. Кто был директором нашей малолетки в конце войны, что-нибудь знаешь?
– А дело-то в чем? – Семен Семенович поправил круглые очки на пружинных дужках, уставился на вошедших укрупнившимися глазами – Вы кто будете, товарищ?
– Давай без расспросов, я уже допросил. Чернуха Мария Степанова работала в школе при твоей Зинаиде Матвеевне?
– Да вроде работала, я не вдавался.
– Так давай вдаваться и прояснять. Выходит, он муж. С Украины. Документы есть?
Мужчина дрожащими руками вынул их внутреннего карма замусоленного пиджака справку и паспорт, протянул Задойных. Но Андриан перехватил, развернув бумажку, прочитал:
– Чернуха Савелий Иванович… Ну, тоже Чернуха. Муж и жена, какие вопросы.
– Когда это было! Лучше к ней, к Галине Ниловне, должна помнить.
– Правильно, из первых рук лучше, – одобрил Андриан и зычно крикнул: – Нюрка, ты где? Проводи товарища к бабке Христине и ее дочке-учительше.
Нюрка вернулась не скоро и вскрикивала:
– Ой, Андриан Изотович, что там было? Что было, не поверите!
– Так ты пока ничего не сказала, что было?