Союз нерушимый: Живь

– Я встала в пять.

– Я рада. А мы по выходным встаем в девять. – Тихон затеял играть с Мишей в догонялки между тремя женщинами, Вера затормозила сына возле себя потоком магии. – Или даже в десять.

– Мам, я не хочу спать!

– Я тоже! – Миша повторял за Тихоном абсолютно все, и Елена боялась, что от этого он станет таким же приставучим.

– Можно мы с Юлей поиграем, а вы пока поспите?

– Нет. – Вера с Еленой сказали это одновременно, Юля расхохоталась.

– Две наседки. – Она вернулась к турнику. – Не пацаны растут, а неженки.

– А давай ты своих родишь для начала, а потом будешь советы советовать. – Вера отпустила сына, и тот стремглав понесся вдоль балюстрады. Миша, топая босыми пятками, побежал следом.

– Вер, а давай ты от меня отъебешься? – Юля поправила на груди сбившийся от упражнений жетон. – Как тебе идея?

– Вот тебе и доброе утро. – Елена распрощалась с мечтой доспать сегодня до обеда. Юля наконец выключила музыку и прошествовала мимо них на первый этаж.

– Иди, если хочешь. Я прослежу, чтобы они не подожгли ничего. Она хоть отца не разбудила? – Елена мотнула головой и на предложение, и на вопрос. Какофония вразнобой бьющихся яиц сняла остатки сна как рукой.

Под хохот детей по кухне летал желток. Из стороны в сторону, взад-вперед, вверх-вниз и даже змейкой, он отскакивал от стен и потолка, как резиновый мячик, а потом приземлился в огромную кружку, где его уже ждала вращающаяся со скоростью венчика вилка.

– Надеюсь, завтрак ты на всю семью готовишь? – невесело спросила Вера. Кухня превратилась в свинарник. Елена порадовалась, что не ей предстояло это убирать. Юля вывалила содержимое кружки в сковородку, звучно зашкварчало.

– Себе.

– Пять яиц бахнула? – Вера ногтем подцепила кусок скорлупы. – Эгоистка ты, Юль.

– А что, кому-то из вас тут нужна убойная доза белка? Лене книжки таскать силенок не хватает?

– Тебе б их почитать не мешало, – пробубнила она себе под нос и спровадила Тихона и Мишу чистить зубы. Юля обожала напоминать о ее бесполезности в этом доме, хотя сама приезжала раз в полгода и только и делала, что валялась на диване.

– За собой лучше следи. – Вера была очень сдержанным человеком, но сестра выносила ее на раз-два.

– А кто тогда будет следить за границей Союза, ты что ли?

– Даже Меншиков с этим не справится лучше тебя. – На пороге кухни стоял Алексей. Его строгая маска не могла не дрогнуть, когда Юля, вручив Вере лопатку, повисла на шее у отца.

Юля почти не бывала дома, на службе редко давали отпуск, да и тот был недолгим. То, что ей удалось вырваться домой к Новому году, было праздничным чудом. Обычно в такое время, под аккомпанемент всеобщего пьянства и совместного похмелья, обязательно что-то происходило, так что какой-нибудь солдатик все равно сегодня будет слушать бой курантов на границе вместо Юли.

Миша самолетом залетел на кухню. Он самозабвенно рассекал перед собой воздух чем-то длинным. Елена ухватила сына за руку.

– Где ты это взял?

– У Юли в комнате.

– Ну-ка, отдай. Это опасная вещь.

– Да ладно. – Волшебная палочка легко выскользнула из влажных детских ладошек и оказалась за поясом у Юли. Она грохнула тарелкой по столу и села напротив Елены. – Что он ей сделает? В ухе поковыряется?

– А ты предлагаешь подождать, пока он себе ей глаз выколет? – В волшебном мире палочки позволялось носить только правоохранителям. Елена пришла к такому выводу из личных наблюдений: ни у Веры, ни у Алексея палочек не было.

Юля закидывала в рот омлет совершенно спокойно.

– Да что ты орешь, у него даже магии еще нет.

Алексей приобнял дочь за плечи.

– Юль, в самом деле, не разбрасывай свои вещи и запирай получше комнату, Тихон быстро учится.

Миша забрался на колени к отцу. Говорил он шепотом:

– Пап, а когда я вырасту, мне можно будет держать такую палочку?

– Если станешь как я, то да. – Юля подмигнула брату и недобро проводила взглядом вазочки с печеньем, которые поставила на стол Вера. – Поменьше слушай маму и будет у тебя палочка.

Вера стукнула перед носом у сестры хрустальной конфетницей.

– Достаточно вредных советов для одного утра.

– Да ладно, зачем еще нужны тети и старшие сестры?

– Чтобы подавать пример?

– Уже подала, ребенок хочет в разведку. – Юля махнула рукой в сторону Миши, который крошил печеньем отцу на колени. – Слушайте, я полтора года провела в зоне конфликта, можно хотя бы дома на меня никто не будет нападать?

– Как у вас в части сейчас? – Елена всегда поражалась спокойствию мужа. Вот и теперь: не было еще семи, а он уже умудрился спустить дочери с рук хамство и завести разговор о войне. Шла Вторая чеченская. Подруга ее матери недавно осталась вдовой, правительство к праздникам прислало коробку тушенки и сладкие подарки детям, но то были немаги. Как в этой войне участвовали волшебники, Елена не спрашивала – не хотела узнать, что они ее развязали.

– Ничего, мои все целы. Обсуждают дело Лагожина, он, как обычно, на пике популярности.

Вера громко хмыкнула.

– В упор не помню, как он выглядит.

– В школе ты для него была старовата. – Магия Веры слегка толкнула кружку сестры к краю, но Юля умудрилась ее поймать. – Да и к тому же, кто знает, в виде кого он мог с тобой разговаривать. Помнится, ты с Ледовым любила мило беседовать.

– Чушь несешь, Юль.

– Что, разве не ты там по Лисам фанатела, а? Что ж тогда тебе такой худородный Конь достался?

– Заткнись.

Посуда задрожала от раздражения Веры. Елена тоже дернулась, запереживала, что сейчас у них на кухне развернется еще одна война, но в нее вовремя вмешалась третья сторона:

– Ваш Меншиков скоро его портретами весь Союз обклеит, даже немагам в розыск передал. Так что не переживай, Вер, еще насмотришься на предателей.

Этот взгляд Юли был самым суровым за сегодня.

– Паша, может, и дезертир, но он точно не предатель.

Алексей устало вздохнул и передал сыну еще одну конфету. За шуршанием фантиков не было слышно взрослых разговоров.

– Приговор уже вынесен.

– Ага, видела. Во все части разослали. Но я его со школы знаю. На кой черт ему предавать Союз?

– Вспомни Николая Александровича. Он вообще сейчас должен был сидеть на месте Меншикова. А потом взбрендило ему в голову, что нам нужна война с… – Алексей осторожно покосился на жену.

– Да Паша не Коровьев, срать ему на штизелей! – взорвалась Юля.

– Мне просто интересно, ты всех, с кем спала, так защищаешь, или Лагожин особенный?

Алексей стукнул чашкой по столу и строго посмотрел на старшую дочь – даже его терпению был предел.

– Вера…

– Нет, Вер, только тех, кто беспрекословно отдает всю свою жизнь народу Союза.

– И что, ты не выполнишь приказ, если представится возможность?

– Разумеется выполню. – Юля встала из-за стола и отправила пустую тарелку в мойку. – Но с большим сожалением. Приятного всем аппетита.

Политика и дела государства были для Елены темным лесом. После того, как она перебрала старый родительский телевизор, и он снова начал разговаривать, ориентироваться в пространстве стало легче – то, что передавали по Первому, часто перекликалось с заголовками «Союзного вестника». Елена столкнулась с этим буквально через год после свадьбы. Южный федеральный округ тогда чуть не остался под водой. Чудовищное наводнение, с которым не могли справиться даже спасатели-волшебники. Выяснилось, что стихия умеет приобретать разумные формы – у рек были хранители, и они активно выражали свое недовольство, если их лишали жертв. Жертв было достаточно: лицо лучезарного кудрявого юноши в некрологе запомнилось Елене надолго – он отказался оставлять немагов и ценой собственной жизни вывел их из зоны подтопления. Но таким благородством могли похвастаться отнюдь не все волшебники.

Про некоего Коровьева Николая Александровича она слышала с регулярной периодичностью, хотя его имя будто было не принято упоминать всуе. Елена вообще не должна была его знать, но Алексей часто думал вслух. В Союзе все молча знали, о чем идет речь, и продолжали молчать. Его окрестили предателем. Он виделся Елене то Искариотом, то Брутом, потом она стала более реалистично сравнивать его с Мазепой, хоть точно и не знала, в чем заключалось его страшное преступление – говорили, его казнила сама президент.

– Леша, – Елена позвала мужа, он сидел в кресле перед зеркалом и сосредоточенно завязывал галстук.

– Что такое? Помочь с платьем?

Еще с вечера Вера помогла ей разгладить шифон и даже исправить случайно прожженный утюгом подъюбник старого платья подружки невесты. Магия была мечтой любой домохозяйки.

– Нет. Хотела спросить.

– Скоро своими вопросами доберешь до ученой степени. – Алексей усмехнулся, оборачиваясь.

Елена проглотила невинную шутку мужа и заставила себя улыбнуться. О том, как ее это задевает, Алексей не догадывался. Она присела рядом на подлокотник.

– Так что ты хотела узнать? – Он заботливо перевернул пояс на ее платье.

– Все эти преступники, Лагожин, Коровьев… Что они сделали?

– Не переживай, тебя это никак не коснется, – уверил ее Алексей, хотя заметно помрачнел. – Их казнили или… казнят.

– Я знаю, но у них же была какая-то цель? – Елена пыталась подступиться к этой теме осторожно, хотя видела, что муж отвечать не хочет. – Свергнуть власть, захватить мир, устроить геноцид?

– Лена, не делай из них нацистов, – отрезал Алексей строго. Лучше б таким тоном он разговаривал со своей младшей дочерью. – У всех свои амбиции. За не слишком здравые отправляются в тюрьму.

– А кому тогда выносят смертный приговор?

– Предателям родины. – Он встал и снял со стула пиджак. – Это все, что я могу тебе сказать. Не нервничай попусту.

– А, ну хорошо. Если мою семью возьмут в трудовое рабство, я не буду переживать.

В попытке пошутить Елена поняла, что погорячилась. Алексей ошарашенно поставил на нее глаза.

– Лен, что ты несешь? Ты откуда это взяла? – Елена невольно потупилась. – Никто не желает немагам зла.

В институте ее научили не доверять информации, которая не может быть доказана или опровергнута. А мать научила не верить сильным мира сего. Доверять одинаково не хотелось и родным немагам, и чужим волшебникам. От последних она вообще не знала, чего ожидать.

– Ну а этот разведчик, про которого все говорят. Он ведь все еще на свободе?

– Лагожин сам себе на уме. Бог знает, что у них там случилось с Меншиковым, но могу тебя уверить, что геноцид он устраивать не будет.

Если родиной считать кафедру анатомии, то и сама Елена, честно говоря, оказалась ничуть не лучше дезертира-Лагожина: испугалась, когда мать наобещала страшных бед в совместном с «дурной наукой» будущем, по материнскому же наущению выбрала достаток, мужа, ребенка, а кандидатскую забросила. И стала самой настоящей предательницей. Сбежала в Союз, в котором все жили почти одинаково хорошо. И это пугало.

После неспокойного завтрака и чуть менее взрывоопасного обеда, который пришлось устроить лишь потому, что встали они ни свет ни заря, Алексею совершенно не хотелось спорить еще и с женой. Черты его лица смягчились, он взял ее за руки.

– Да чего ты так распереживалась? Сегодня Новый год.

– Я думала, ты захочешь встретить его дома. Юля приехала, все в сборе.

– Константину Григорьевичу сложно было отказать. – Между словами она услышала сожаление. – Вернемся к детям до полуночи, хорошо?

– Хорошо.

– Ну что, готова?

Елена кинула последний взгляд в зеркало. Она чувствовала себя нелепо: платье казалось чересчур броским, украшения и прическа – слишком вычурными. Белый халат и шапочка были привычнее. Она вздохнула, поджав губы. Алексей обнял ее и поцеловал в висок.

– Ты прекрасно выглядишь. – Она смущенно улыбнулась. Елена знала, что хорошо выглядит, но сейчас предпочла бы стать невидимкой. – Идем.

Необходимость в зимней обуви и верхней одежде удачно отпадает, когда достаточно сосредоточиться на координатах точки и совершить гиперпрыжок в пространстве. Ровно из собственной прихожей в чужую. Елена портации не любила, но когда речь шла о таких больших расстояниях, то предпочитала секундное неудобство двум с половиной часам в самолете. Алексей ослабил объятия, и Елена позволила себе открыть глаза. У нее всегда закладывало уши, и еще полчаса после портации болел затылок, но сейчас она думать забыла и о том, и о другом: они очутились посреди широкого двора с круглым цветником, покрытым сахарной глазурью искрящегося снега, в центре которого бил светом и фейерверками изящный фонтан. Елена не чувствовала холода, хотя снежинки падали на землю медленно и ровно, и шапки сугробов покоились на усопших до весны кустах сирени. Она подавила восторженный возглас. Разумеется, это была магия. Здесь все было магией. Кроме четырехколонного фасада дворца, к которому они неспеша направлялись.

– Ты говорил, нас приглашают на дачу, – неуверенно проговорила Елена, продолжая осматриваться. Ей совершенно ни к месту пришла в голову мысль, что если бы она действительно охотилась за богатством, ей стоило выбирать не Алексея, а Меншикова.

– Так и есть. – Муж удивленным не выглядел. – Если называть дачей тот дом, в котором ты не живешь, но приезжаешь в него для отдыха.

– Боюсь себе представить, как выглядит тот дом, где Константин Григорьевич живет…

– Гораздо скромнее нашего. – Они поднимались по ступеням в радушно открытые двери усадьбы. – В Медной горе особо негде развернуться на широкую ногу.

– Зато всегда можно доползти до постели с работы.

Елена нахмурилась, готовая просить дворецкого не преграждать им путь так резко, но Алексей, отпустив ее локоть, протянул ему руку.

– Константин Григорьевич, благодарим за приглашение.

– Всегда рад, Лешенька, всегда рад. Как вам у нас? – Сухой невысокий мужчина в простом пиджаке, похожем на старый мундир из-за воротника стойкой, обвел глазами сени. – Моим квартирантам не до ремонта, но я их всегда убедительно прошу не портить отделку. Вчера, вон, – он указал пальцем куда-то вверх, и один из кружащих по дому световых шаров подлетел под потолок, – лепнину с Алисой реставрировали, как новенькая.

– Вы у нас на все руки мастер, Константин Григорьевич. – Алексей приобнял супругу за талию. – Хочу вам представить, моя жена – Елена.

Меншиков просканировал ее беглым взглядом с головы до ног, но остался доволен.

– Прекрасная или Премудрая? – Он протянул ей ладонь для рукопожатия, жеманство у магов было не в чести.

– И то, и другое, – не без гордости ответил за нее муж, пока Елена старалась смотреть в глаза хозяину максимально твердо.

– Крепкая рука! – восхитился он. – Какой дом заканчивали?

– Анатомический, – без тени улыбки выпалила Елена, но прямолинейность сыграла в ее пользу. Меншиков резко рассмеялся, но после также резко посерьезнел:

– Люблю женщин с юмором. – Движением руки он пригласил их войти в комнаты. – У меня Алиса на филолога учится, целыми вечерами слушаю журчание романской речи.

Гости не торопились появляться, и главная зала была еще наполовину пустой, так что Елена имела возможность получше ее рассмотреть. Без лишнего лоска и блеска, подчеркнутой роскоши и оригиналов восемнадцатого века: простые светлые стены оттеняли аристократией лишь скульптурный фриз вдоль карниза и грушевая мебель, главным же украшением дома была, конечно, магия. По залу летали огромные стеклянные шары с миниатюрными копиями всех крупных городов Союза, чьи крошечные обитатели готовились встречать, встречали или уже встретили Новый год. Елена пыталась обойти их все, но сбилась со счета и многие города, к своему стыду, даже не узнала.

– Минск, Киев, Ташкент… – Столицы пятнадцати республик обязан был знать каждый школьник в СССР, но Елена слишком давно учила географию. – А это? Баку?

– Казань. – Алексей развернул шар другой стороной и указал мизинцем на лазурный купол мечети Кул Шариф. – Хочешь, съездим туда как-нибудь?

– Надеюсь, по дороге домой захватите парочку радикальных исламистов, Алексей Петрович. – Елена обернулась на резкий голос. По ту сторону «Казани» стояла широкоплечая рослая женщина в не слишком праздничном строгом костюме.

– Марина Дамировна! – не без удивления воскликнул Алексей, протягивая ей руку. – Не думал, что вы составите нам компанию.

– Вырвалась на пару часов. – Женщина, не переставая, хмурилась, отчего походила на хищную птицу. Под глазами у нее залегли глубокие тени. – Война войной, а Новый год по расписанию.

– Лена, разреши представить: Марина Хамидова – министр обороны Союза. – Елене показалось, что у нее в кисти что-то хрустнуло, настолько жестким было это рукопожатие.

– Очень приятно, а вы, я так понимаю, супруга Алексея Петровича?

– Так точно, – выпалила Елена. – Приятно познакомиться.

– Вынуждена вас покинуть. – Хамидова обвела взглядом залу и выбрала, на какую жертву спикировать. В три длинных шага она оказалась у другой стены зала, заставив вздрогнуть коренастого мужчину в вязаном кардигане.

– Министр обороны?.. – запоздало осознала Елена.

– Не удивляйся, здесь все гости в том или ином чине. – Алексей стянул с летевшего мимо подноса тарталетку с крабовым салатом. – Ну или в чине друзей и родственников светлейшего князя.

– Почему ты его так называешь? – Она отшатнулась от летевшего мимо Кишинева. Алексей усмехнулся, утирая с губ соус.

– Потому что это его титул. Светлейший князь Меншиков Константин Григорьевич.

– Я думала, их всех перестреляли.

– Тише. Про это здесь лучше не заикаться. – Алексей заозирался и, убедившись, что хозяин дома их не слышит, подал Елене бокал шампанского. – В тридцать девятом Сталин расстрелял четверть сотни Меншиковых, спасли только детей младше девятнадцати, спрятали в школе.

– Кошмар какой. Что они ему сделали?

– Их было много. И они держали очень много власти. – По лицу Алексея было видно, что ему не нравится об этом говорить. – Только когда Константин Григорьевич стал директором разведки, они вернули влияние. Сейчас он глава дома, хотя по всем правилам им должен быть Игорь. – Он кивнул в сторону молодого высокого мужчины, который как раз нес из соседней залы коробки с елочными игрушками. Вернее, они летели за ним следом. – Но старшая тетка решила все переиначить.

Елена запила двумя большими глотками набитую оскомину: любая на ее месте была бы счастлива попасть в эту сказку, где есть князья и замки, где женщина с орлиным носом занимает пост министра обороны в разгар Чеченской войны, где в крабовом салате были крабы, где не было нужды в прислуге, потому что кухня готовила блюда сама. Она выиграла в лотерею, вытащила счастливый билет, но не могла его обналичить. Елена сжала свой бокал с такой силой, что хрусталь треснул.

– Осторожно. – Алексей провел пальцем вдоль трещины, и она тотчас затянулась, будто ее и не было.

– Осторожно! – Разлетелся по залу чей-то возглас, и все невольно обернулись в сторону его источника.

Елена ахнула и чуть не выронила только что восстановленный бокал. К вершине новогодней ели, оттолкнувшись от пола ногой, воспарила девушка.

– Я же сказала, что он стоит криво, – крикнула она вниз и вручную подровняла рубиновый шпиль.

– Алиса, спускайся, мне страшно.

– Тут, кстати, есть еще место для цветов, – проигнорировала она просьбу подруги и подняла к себе наверх еще и соцветие пуансеттий. – Вот так.

Довольная своей работой, Алиса левитировала вниз. Столпившиеся у подножия елки зрители расступались, и только один человек оставался на месте, с усмешкой глядя наверх.

– Посторонись, раздавлю!

– Да кого ты раздавишь, – Меншиков протянул руки к, по всей видимости, дочери, и бережно спустил ее на землю, – ласточка.

Девушка рассмеялась и совсем не по-детски поцеловала мужчину, который годился ей не просто в старшие братья, а в отцы. Елена смутилась и повернулась к Алексею в поисках поддержки.

– Княгиня Меншикова, – коротко кивнул он в сторону невзрачной барышни, которая теперь о чем-то смеялась с гостями. – Алиса Кирилловна.

– Да он же ей в отцы годится…

– Да, – согласился Алексей и задумчиво почесал подбородок. – Прямо как я тебе.

Елене пришлось прикусить язык. Разница в возрасте у них с мужем была почти в двадцать пять лет, но даже больше, чем этот факт, общественность обычно возбуждала информация о том, что Вера была младше своей мачехи всего на десять месяцев. Еще и внук у Алексея был старше младшего ребенка, но в этом обсуждении чета гораздо чаще смущенно выслушивала похвалы репродуктивному здоровью.

Время близилось к девяти, гостей в усадьбе появлялось все больше. Елена зря беспокоилась, что будет выглядеть слишком ярко на фоне прочей публики. Напротив, становилось понятно, что ее наряд был недостаточно роскошен для мероприятия такого значения. Нежно-зеленый шифон ее платья тонул и блекнул на фоне дорогих тяжелых тканей и фасонов, которые выбирали для торжества колдуны и колдуньи. Чего только стоил винного цвета костюм на хозяйке вечера: удлиненный жакет с широкими плечами на хрупкой Алисе смотрелся изящно и статно, гораздо лучше, чем если бы она решила одеться во что-то более подходящее ей по возрасту.

– Кто же так играет со своим будущим, Игорь? Какая конская черта. У меня двоюродная прабабка за такое страшную цену заплатила, а ты нарочно.

Хрипловатый, прокуренный горным акцентом голос отвлек и развернул Елену в противоположную сторону. Она уткнулась взглядом в пышногрудую горделивую женщину – на ее шее, пальцах, кистях и ушах, казалось, покоился весь золотой фонд России, длинные черные волосы, без единой сединки, были туго затянуты в высокий хвост. Всем своим широким лицом она обращалась к девушке с химзавивкой, той самой, что предостерегала Алису от падения:

– А ты, дорогая, чем думала? Хочешь ребенком от судьбы откупаться? – Несчастная испуганно сложила руки на животе.

– Тамара Зурабовна, ну зачем так пугать-то, – запричитал Меншиков. – Зато у Игоря с Таней по любви, это лучше.

– А вы сами-то, Константин Григорьевич, надеюсь, по всем правилам женились? – Елена стушевалась от взгляда этой женщины, но не хозяин дома.

– Конечно, дорогая Тамара Зурабовна, – улыбнулся он. Колдунья чуть смягчилась от его ответа. – У вашего красавца судьба уже тоже, полагаю, есть? – Меншиков кивнул куда-то в сторону.

– Конечно.

– И как она?

– В этом году должна пойти в школу. – Елена вздрогнула, когда темный угол, на который кивнул Меншиков, ответил на вопрос тяжелым баритоном. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы хоть как-то разглядеть лицо стоящего в тени колдуна, но ничего, кроме насупленных густых бровей и крупного носа в материнскую породу, Елена различить не смогла.

– Я считала по звездам, она где-то в Курской области живет. Хотела ее проведать, познакомиться. Но Вардан сказал, что в таком случае вообще никогда не женится.

– Вардан, не разбивай маме сердце!

– Я всего лишь хотел оградить ребенка от преждевременного общения с потенциальной свекровью. – Из того же угла хохотнул другой высокий силуэт. Видимо, потенциальный свекр.

– Ну это ничего, скоро сам сможешь наблюдать за ее академическими успехами.

– Как славно, что боевая магия начинается только с четвертого курса.

– А вдруг она будет на Воронах?

– Тем лучше, я курирую старшекурсников.

Поднос с шампанским затормозил у Елены перед носом и закрыл обзор на весь волшебный колорит. Она осторожно стянула бокал, боясь опять повредить хрустальную посуду. Поднос отдал швартовы и взял курс на колдунью в соболиной горжетке.

– Какой-то ужас, – призналась Елена.

– Что именно? – не понял Алексей. – Шинские?

– А они кто? Тоже все министры или родственники князя? – Она нахмурилась, когда муж встретил ее вполне серьезный вопрос смехом.

– Не думал, что ты так буквально воспримешь мои слова. Нет, Шинские в Хаптай-Агдун боевую магию уже какое поколение преподают. Я у Виктора Васильевича учился, – который сейчас щедро подливал Меншикову коньяк, – да и Константин Григорьевич тоже. Вардан на место отца пришел. Говорят, талантливый.

Елена пригубила бокал. Ей вдруг представилось большое кино, световые мечи и все эти спецэффекты, которыми режиссеры пытались раскрасить плохие сюжеты. Она смутно представляла себе бой магов и не хотела бы увидеть это воочию. Сейчас ее волновало не это.

– Но как можно решать за ребенка, на ком ему жениться или за кого выходить?

– Это странная традиция, я согласен. – Алексей с пониманием кивнул. – Но многие старые волшебные семьи верят в то, что судьба человека скрыта за временем и местом его рождения. Я в нумерологии никогда особо силен не был, но путем каких-то манипуляций из даты и места рождения одного человека можно получить дату и место рождения другого. Такие пары считаются «судьбой».

– И что, это правда работает?

Девчонки в общаге на вопрос о судьбе обычно тасовали карты из ларька с пивом и выкладывали одного из четырех королей, какой первый попадется. Вот тебе бубновый – перепадет молоденький, а если пик – то непростой будет, коварный. Вот Меншиков был похож на короля пик, Алексей был трефовым.