Союз нерушимый: Живь

– Настя, что еще сегодня?

– На три часа предварительное слушание по делу об убийстве Мироновой. – Бржезинская едва удержалась, чтобы не сматериться: любили ей глухарей спихивать, суди, мол, Оленька, если не ты, то никто. Ну, никто, так никто.

– Переноси.

– На какое число, Ольга Феликсовна?

– После Нового года. И уведоми стороны.

– Будет сделано. – Настя еще училась на курсах, но уже была одной из лучших студенток. Ольга не сомневалась, что когда-нибудь ее секретарь еще задаст жару тому же Боброву. – Что-то еще?

– Если кто-то будет искать – меня нет. – Судья обессиленно стягивала с себя мантию. – Говори всем, что я дома, болею.

– И Константину Григорьевичу тоже?

– Константину Григорьевичу можешь сказать, что я умерла. – За последний месяц присутствие Меншикова в этом кабинете стало настолько чрезмерным, что Ольга невольно начала его избегать.

– Перенаправлять вам звонки?

– Нет. – Ольга поднялась с кресла и позволила шубе умоститься на свои плечи. – Если только Кожемяко звонить будет.

– Как скажете. – Ольга вышла из своего кабинета, и голос секретаря резко срезонировал внутри и снаружи ее головы.

– Портируй ко мне все, что на столе лежит. – Бржезинская настолько устала, что не имела сил нести в руках даже свою сумку.

Своды Гумешевского рудника, закрытого для штизелей1 под предлогом риска обвала, отзывались шагам верховной судьи глухим эхом. За ту половину века, что в этих штольнях обживалось правительство Союза, Медная гора совсем не утратила свою холодную пугающую загадочность: то тут, то там в малахитовых узорах чудился чей-то тяжелый строгий взгляд, от ощущения которого многим становилось не по себе. Ее саму незримое присутствие «хозяйки» всегда воодушевляло. Гора следила за порядком в делах и мыслях колдунов, порядку служила и Ольга.

Хаптай-Агдун тоже следил за порядком глазами мадам де Руа, но в школе все было «по-маленькому». Наказания директрисы, которые тогда казались кошмаром, были детским лепетом по сравнению с тем, что можно было получить за нарушение порядка здесь. За воровство здесь. За превышение полномочий здесь. В Медной горе все было по-взрослому, по-настоящему.

Суровость наказания соотносилась с тяжестью преступления, а Ольга и высшая справедливость наконец-то воевали на одной стороне.

«Горнорабочий, помни, что все сокровища земли отдала тебе Октябрьская революция!»

На остром крае битого окна красной тряпкой болтался советский плакат. Магия толкнула ржавые двери нерабочей администрации рудника, они распахнулись, приглашая в грязную зиму окраины Екатеринбурга. Из-под смешанного с песком снега опасливо выглядывал прилипший к асфальту лед. Стараясь не изгваздать замшевые сапоги, Ольга безболезненно преодолела этот зимний пляж и вышла на чистый переход.

– Эй, дамочка! – крикнул ей в спину розовощекий от боярышника дворник, но заниженную девятку уже заносило в противоположную от нее сторону. Магия дала большой крен, девятка пузом села на тротуар. – Ой-й, едрить твою переядрить…

– Глаза разуй! Баран тупой…

Водила пытался справиться с дверью, пока Ольга пересекала проезжую часть.

– Еб твою мать, я из-за тебя машине дно продрал!

– Какая, блять, досада. Рулить научись, козлина!

– Слышь, стерва, гони мне компенсацию! – Мужик полоумно зыркнул на нее сверху вниз. Растопырился, как петух, упер в бока руки и преградил путь. – Ты в курсе, сколько на ремонт уйдет?

Слабый толчок магии чуть не лишил его равновесия, водила попятился, давая Ольге возможность встать на тротуар. Она нависла над ним грозовой тучей.

– Я тебе такую компенсацию устрою, что ты не только свою девятку, права свои до конца жизни не увидишь.

– Да че ты?..

– Да ничего, резина голая, скоростной режим превысил. Радуйся, что гайцов не вызвала.

– Да ладно-ладно, че ты начинаешь?

– Я еще даже не начинала, – процедила она. Задерживаться в такой компании Ольга не планировала, так что оставила непутевого мужика наедине с его корытом, хотя могла снять авто с мели одним движением руки.

Фонарь около подъезда в припадке моргал, на весь квартал он последний остался в живых. Добраться домой до темноты у нее не вышло, даже если бы этот шумахер в качестве моральной компенсации прокатил ее на своем хламовозе. На то, чтобы идти сегодня на плавание, сил не было, равно как и сил забить холодильник свежими продуктами. В ход пошел стратегический запас пельменей, который сам собой варился, пока Ольга переодевалась и смывала с себя тяжелые сутки.

К бумагам, которые Настя любезно портировала на ее стол, Бржезинская не притронулась ни в тот вечер, ни во все последующие. Ее персона была популярна посезонно – когда убийств было, как Зайцев в Хаптай-Агдун, и когда от ее решений хлеб шел министерствам. По этим двум причинам разбираться в деле Мироновой у нее не было никакого желания. Ольга не собиралась прикрывать правом незаконные желания, чьи бы они ни были, хотя прекрасно осознавала всю их необходимость и важность. Закон у нее был для другого, для тех, кому больше рассчитывать было не на что. Прям как жестоко убитой Ушаковой Олесе, чья последняя надежда на справедливость не выходила на связь целую неделю, но отозвалась в сознании Ольги поздним воскресным вечером:

– Ольга Феликсовна, я нашел.

– Что ты нашел?

***

Федотов держался спокойно, даже когда прокурор начинал откровенно переигрывать. Подсудимый утверждал, что после магического училища помотался туда-сюда, да и решил от греха подальше красную корочку вернуть, паспорт обычный.

Но Бобров все десять дней добросовестно рыл носом землю: сразу после училища Федотов устроился в Пермский исследовательский институт магических инноваций и проработал там шесть лет, что для конца восьмидесятых было отнюдь недурно. К двадцати пяти он уже был младшим научным сотрудником в одной из ведущих лабораторий маго-военных технологий. Как всего этого добиться, не используя магию?

– Давайте попробуем ответить на вопрос еще раз, Герасим Трофимович: по какой причине вы, успешный молодой ученый на пике карьеры, решили отказаться от магического гражданства?

– Мне надоела эта работа. – Федотов уже цедил сквозь зубы. – Я понял, что не смогу в ней реализоваться.

– Вот как? – Бобров зашелестел бумажками. – И поэтому после Пермского ИИМИ вы подали свое резюме сразу в пять других исследовательских институтов? В том числе Екатерининский научно-исследовательский магический институт при правительстве Союза, в Дальневосточный НИМИ имени Романовой и даже в закрытый Северный НИМИ на земле Франца-Иосифа. Такие амбиции… С трудом верится, что вы собирались уходить из профессии. Может, все-таки скажете суду правду?

– Ваша честь, протестую. Какое отношение к настоящему делу имеет прежняя карьера моего подзащитного?

– Принимается. – Ольга понимала, как сильно хочется Боброву развернуться со всеми уликами, которые он нашел, но процессу это представление вредить не должно. – Прокурор, ближе к делу. Даю вам еще две попытки. – Очень не хотелось переносить заседание еще раз. – Подсудимый, отвечайте.

– В другие институты меня не взяли, – отвечал Федотов, глядя перед собой в пол. – Поэтому я решил покончить с колдовством и сменить гражданство.

– Вам объясняли причину, по которой вам было отказано в должности?

– Я уже не помню, ваша честь. Это было… почти двадцать лет назад.

– Сторона обвинения ходатайствует о приобщении к делу письма руководителя маго-технологической лаборатории Екатерининского НИМИ, написанного в ответ соискателю на должность младшего лаборанта Федотову Г.Т. – Желтоватый лист бумаги пустился в полет по залу. Судья вчиталась: Федотову отказывали в должности из-за причастности к несчастному случаю в лаборатории Пермского ИИМИ.

– Прокурор, у вас остался один вопрос не по делу, – напомнила ему Ольга, но чувствовала, что развязка близка.

– Благодарю. Герасим Трофимович, раз уж вы так отчаянно не хотите рассказывать, почему вдруг решили отказаться от магического гражданства, пожалуйста, расскажите об инциденте, который произошел 15 апреля 1988 года в вашу ночную смену в лаборатории Пермского ИИМИ. – Стоило Марку произнести дату, Федотов весь скукожился и затрясся. Конвоирам пришлось взять его под локти, чтобы не дать осесть на пол.

– Я не хотел, – сдавленно простонал подсудимый, сжимая руками голову. – Я не хотел, чтобы она пострадала. Это было случайностью. Суд… – Федотов поднял голову, но посмотрел не на судью, а на своего адвоката. Вера сидела на своем месте с непроницаемым выражением лица, но Ольга догадывалась, что внутри у нее все напряжено до предела. – Суд оправдал меня, вины не было. Она сама… сама туда упала… – Он зарыдал. Высокий жилистый мужчина сотрясался всем телом, не в состоянии вынести воспоминаний. Вот перед кем его мучила совесть. Вот перед кем он раскаивался.

– Ваша честь, с вашего позволения, сторона обвинения ходатайствует о приобщении к материалам дела постановление суда по делу о непреднамеренном причинении смерти.

– Изложите содержание, Марк Борисович.

Бобров с энтузиазмом кивнул и прочистил горло.

– В ночь с 14 на 15 апреля 1988 года подсудимый Федотов был старшим дежурным в лаборатории маго-военных технологий Пермского ИИМИ. Его ассистентом в ту ночь была лаборантка – Титова Зинаида Дмитриевна, с которой, по показаниям друзей и коллег, а также по данным экспертизы энергетических следов, подсудимый Федотов состоял в романтических и сексуальных отношениях. Также, по показаниям близкой подруги Титовой, на момент 14 апреля Титова и Федотов находились в ссоре, Титова хотела разорвать отношения. По показаниям подсудимого Федотова в ночь их совместного дежурства он предпринял попытку поговорить с Титовой и восстановить их отношения, но разговор не удался и перерос в ссору. Далее из протокола заседания: «Колдунья Титова прервала разговор под предлогом, что ей нужно снять счетчики. Я пошел к резервуару за ней, так как сам снимал счетчики десять минут назад, до того, как решился на разговор. Зина, простите, колдунья Титова в очередной раз отказала мне в разговоре, перешла на оскорбления в резкой форме, дала пощечину, попыталась оттолкнуть, но… Она была хрупкая девушка, я уперся, она равновесие потеряла. Я пытался поймать ее за руку, но не успел, и Зина, простите, колдунья Титова упала через ограждение вниз». – Ольга, не отрываясь, наблюдала за Федотовым. Любовь слишком часто принимала уродливые формы, чтобы верить в ее спасительную силу. За время службы Союзу Ольга сталкивалась только с тем, как она разрушала. – Суд тогда признал подсудимого Федотова невиновным в непредумышленном причинении смерти, гибель колдуньи Титовой была признана несчастным случаем. Вот только все ее друзья и сотрудники лаборатории с судом согласны не были, верно, Герасим Трофимович?

– Да. – Его уже не трясло. Федотов смотрел прямо перед собой, но Ольга все еще не видела в его глазах должного раскаяния. Он винил себя в смерти Титовой, но не Ушаковой. – Меня вынудили уволиться. Не дали устроиться на работу куда-то еще. Я потерял все.

– И решили начать жить заново, но теперь без магии? – Федотов сухо кивнул. – И по несчастному стечению обстоятельств ваша несдержанность вновь привела к гибели невинного человека.

– Да, это так.

Бобров не сдержал усмешки.

– Нет, это не так. Ваша честь. – Марк в предвкушении облизнул губы. – Сторона обвинения закончила допрос подсудимого и ходатайствует о вызове свидетеля.

Бобров не подвел: в зал вошел крайне серьезный мужчина, Ольге стало искренне интересно, что он там мог освидетельствовать. Приглаживая густые бакенбарды, свидетель представился сотрудником Правительственного Екатерининского научно-исследовательского магического института. Сказать точнее – заведующим лабораторией теоретической некромантии. Отчего-то на этих словах от сердца не отлегло.

Вера растерянно обернулась сначала на Ольгу, потом на Марка. Возражать пока было не на что, она потеребила челку, плотно сомкнула губы и уставилась в свои бумаги. Ольга тоже изумилась, но скорее тому, как Боброву удалось откопать этот экспонат.

Прокурор снял себя с паузы:

– Ваша честь, на этой неделе мне довелось побывать в родном селе подсудимого. Не буду описывать все красоты Горлово, перейду сразу к делу. Это река Ранова, – белесо-серебристые линии магии Боброва складывались в провинциальный пейзаж, – это ее берег, а это, – Ольга моментально узнала знакомые символы, – то, ради чего пришлось связаться с нашим экспертом.

– Что это? – Вера привстала из-за своего стола.

Когда прокурор сел, картинка не рассеялась. Ольга ощутила в зале движение другой магии, более знакомой, статичной. В свидетеле обвинения безошибочно определился выпускник Воронов, но того, что она чувствовала в самой себе, этого гнилостного оттенка, в нем не было.

Ольге сложно было даже помыслить о существовании некой коллегии ученых-некромантов, но живое тому доказательство сейчас портировало ей на стол протокол их кулуарного заседания. Свидетель вещал про ущерб экосистеме, сухую и подзолистую почву и вымерший в округе лес.

– Анализ почвы показал, что она бедна гумусом, но богата кровью.

– Гражданки Ушаковой, – добавил прокурор и приправил свои слова справкой. По постной гримасе свидетеля стало ясно, что он терпеть не мог, когда его перебивали. Ольга решила влезть в секундную заминку:

– Вы можете сказать, какой именно ритуал был проведен?

– Конечно. Ритуал обмена душ.

– Чушь собачья, – прошипел со своего места Федотов. У него дрожали губы. – Понарисовала там шпана, вандалы эти… Землю разворотили… А вы это в суд тащите… Не стыдно вам, а? – крикнул он в никуда. Конвоир сжал в кобуре палочку.

– Это сложный ритуал, – продолжил свидетель. Он потер между пальцами какую-то побрякушку, висящую на шее, – требующий серьезной подготовки и знаний, конечно же. Начерченная фигура состоит из двух частей, ваша честь. Верхняя – основа руны Одал. Бытует мнение, что ее можно считать и велесовой руной тоже, но тут все зависит от того, какую систему координат принять. Вы же знаете, кто такой Велес? – Ольга несмело кивнула, перед глазами встали уроки директрисы. – Эта руна символизирует род и нужна для того, чтобы обмен состоялся. Совпасть должно много факторов. Если кратко, – кратким свидетель и был, так как не хотел распространяться о запретных знаниях, – то душа должна признать «сосуд», в который ее хотят поместить, так что процесс поиска подходящего тела занимает долгое время.

– Обратите внимание, ваша честь, – подорвался Бобров. – Фотография колдуньи Титовой, – поперек рун материализовалось лицо простоватой волшебницы, такую не запомнишь, даже если столкнешься с ней лоб в лоб, – и фотография гражданки Ушаковой. – Сходство действительно было налицо. – И еще кое-что: они обе погибли в возрасте двадцати двух лет и ста одиннадцати дней.

Вера молчала. Федотов тупо пялил перед собой. В ответ на тишину свидетель решил, что может закончить свой доклад. Он бесцеремонно смахнул с рун лица девушек.

– Посмотрим на нижнюю часть. Руна Чернобога. Кто-то может сказать, что это перевернутая руна Мир, но я предпочитаю сразу смотреть на вещи под тем углом, которым они к нам повернуты. – Он странно усмехнулся. – Здесь все ясно. Руна Шуйного пути, Нави, именно поэтому матка является ее центром. По ней разменная душа должна была из тела выйти, а призванная – войти.

– Скажите, ритуал удался? – спросила Ольга.

– Сами подумайте, лежала бы тогда ваша гражданка Ушакова в морге?

– И почему же ритуал не получился?

Эксперт пожал плечами.

– Сложно сказать, коллегия разошлась во мнениях. Но, как мне кажется, причина была в неточном совпадении «сосудов».

– Что вы имеете в виду?

– Ну, ведь гражданка Ушакова не владела магией, как колдунья Титова. По всей видимости, для успешного проведения ритуала это было существенно.

– Еще вопросы к свидетелю обвинения? – Судья покрепче уперлась ногами в пол и сцепила руки в замок. Нельзя было показывать весь ужас, который она сейчас испытывала, даже просто представляя себе то, что сотворил в ту ночь Федотов.

Вере стоило недюжинных усилий снова собраться. Ольга знала ее едва ли не с пеленок, как знала и то, что бороться она будет до последнего. Вместо слов у нее изо рта вырвался напряженный выдох.

– Ваша честь, я все еще не понимаю, как показания свидетеля обвинения относятся к подсудимому Федотову? Ритуал некромантии… – прения давались ей тяжело, – …с участием гражданки Ушаковой мог провести кто угодно, и если больше нет никаких улик…

– Я как раз собирался приобщить к делу одну. – Бобров сегодня блистал. – Раз уж мы добрались до лаборатории почвоведов, то решили проверить все, даже пылинки на вороте рубашки, в которой подсудимый Федотов разделывал мясо, а затем и гражданку Ушакову. К счастью, хватило только анализа земли с его калош. – Справка облетела зал суда. – Истощенный чернозем с кровью.

Федотова будто облили воском: он не двигался, не моргал, не дышал, наклонился над горизонтом Пизанской башней. От шелеста бумаг прокурора его повело, конвоиры подхватили его под деревянные конечности и попытались усадить на скамью, но гравитация настаивала на своем и тянула его вниз.

– Ваша честь, сторона обвинения ходатайствует о переквалификации уголовного дела.

Вера распустила собранные заколкой волосы и запустила в них дрожащие пальцы.

– И на какую статью? – У нее не было сил смотреть на Боброва.

– Убийство с целью совершения ритуала некромантии.

Светлая масса воды на глазах темнела и перетекала на левую чашу весов правосудия.

***

Ольга была такой же истощенной, как чернозем на калошах Федотова. Она потеряла счет стаканам с водой, которые влила в себя за последние полчаса.

Бобров гордился: первое дело да еще с некромантией. О том, что без помощи Бржезинской он бы никогда не додумался пройти вниз по реке, он благоразумно нигде не упоминал, но оттого на этого непутевого дебютанта Ольге смотреть было вдвойне противнее. Марк, конечно, обещал проставиться, заранее притащил ей кулек вафельных конфет и клялся быть должным до гроба.

В конце заседания Вера пожала ему руку: она лучше него понимала, что в суде ищут правду, но оказаться готовой к такой истине было сложно.

Ольга разулась, сбросила с ног туфли, засунула за щеку шоколадную конфету Боброва и позволила себе прикрыть глаза. Федотова ждала смертная казнь, а Ушакову – спокойствие.

А вот ее нет. Голос Меншикова был слышен еще из коридора.

– Оленька, здравствуй. – Князь умудрялся выглядеть бодрым в любое время дня и ночи, чем неимоверно раздражал окружающих. – Не помешал?

– Помешали.

– Старался. О, у тебя тут конфетки? – Ольга нехотя подтолкнула к краю стола пакет, но глава разведки шагнул ровно в противоположную сторону и высунулся головой за дверь: – Настенька, сделай чаю, будь так добра. Оль, ты будешь? – Бржезинская не поменялась в лице. – И Ольге Феликсовне сделай. С лимончиком.

– Я надеюсь, ты пришел рассказать, как вы героически поймали Лагожина. – Ольга не без удовольствия наблюдала, как сникла с лица Меншикова улыбка.

– Хотелось бы, Оленька, но не сегодня. – Расстегнув китель, он уселся в только что появившееся из воздуха кресло. – Всего лишь зашел спросить, как у тебя дела.

– Были отлично, Кость.

– Пока я не пришел?

Временами Ольге очень хотелось спросить у президента, чем она думала, когда ставила этого клоуна во главу самой могущественной структуры Союза.

– Пока убийство в пьяном угаре не превратилось в убийство с целью совершения ритуала некромантии. – Константин Григорьевич уважительно закивал, облизывая пальцы от шоколада. – Зато повидала живого некроманта. Из института нашего.

– Да брехня это. – Настя портировала на стол поднос с двумя чашками, Меншиков потянулся к ближайшей и громко прихлебнул чай. – Одни тунеядцы и бездельники в этих кружках готической культуры сидят, Оленька. Какая нахер теоретическая некромантия?

– Какая разрешена, той и занимаются. – Только по этой логике Ольга решила не спрашивать у эксперта, не видел ли он на месте обряда Ушакову. От греха подальше.

– Много ли они в ней понимают? Эти крысы книжные. У нас, вот, тоже свой институт есть, на Франца-Иосифа.

– Прости, Кость, в следующий раз будем из вашего института экспертов звать.

– Позвать-то вы можете, только они не приедут. – Ольга вопросительно выгнула брови. – Они у нас там все слегка невыездные. Это только если вы к нам заедете, госпожа верховная судья.

– Заключенные что ли?

– Лучшие из пойманных, редчайшие экземпляры. – Князь плутовски улыбнулся.

Ольга смиренно вздохнула: что можно разведке, то нельзя простым смертным.

– Чего только не узнаешь, Константин Григорьевич, пока с вами чай пьешь.

– А надо чаще звать, Оля. Слушай, а вкусные конфетки, как называются? – Он подслеповато прищурился. – Алисе такие куплю. – Ольга покосилась на кружку своего непрошенного гостя, надеясь, что чай там скоро закончится.

– Как, кстати, Алиса?

– Замечательно. – Меншиков залпом выпил полкружки. – По тебе очень скучает, каждый день меня спрашивает, как там Ольга Феликсовна. – Ольга не удержалась от усмешки. – Я утром на работу ухожу, а она тебя спит и видит, спит и видит. Я скоро ревновать начну, так и знай.

– Костя, это кошмары.

– Выглядишь правда не очень. – Он поднялся, допивая остатки чая, кресло растворилось в воздухе. – Но мы все равно будем рады тебя видеть. Подарков не надо, только, ради бога, надень хотя бы что-то не черное.

Ольга удивилась:

– А есть, с чем поздравить?

– С Новым годом, дорогая. – Пуговицы кителя сами собой протискивались в петли. – Пока только с этим. В Черемушках праздновать будем. Ваше высокоблагородие тоже приглашены.

– И ты хочешь, чтобы я ночью из Москвы домой пьяная портировалась?

– Нет, конечно, Оленька. – Князь уже вышел за дверь половиной тела. – Я хочу, чтобы ты пьяная ночью в Москве в сугробе валялась. Вместе с министром своим.

– Алексей Петрович будет?

– Обещался.

Глава 3

Это был лес. Такой густой, что между частоколом стволов Елена еле протискивалась. Она шла на звук. Он бился между бровей, там, где Елена пыталась расслышать вроде бы знакомые слова. Ай – ладонь цепанула край зеркала-листа, висящего на тощей осине. Губы тут же вернули кровь обратно в тело, не проронив ни капли. Она настороженно замерла: бестелесный голос, переключившись на нужную частоту, оглушил чащу.

Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу,

Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу

Елену грубо выдернуло из сна. За стеной во все горло орали Король и Шут.

Множество историй, коль желаешь, расскажу,

Коль желаешь расскажу, коль желаешь, расскажу!

Как бы Елена ни любила «КиШа», время для «Лесника» было совсем неподходящим: три минуты седьмого. Она тихо выругалась и хотела подняться.

– Спи. – Алексей притянул ее обратно к себе. Он-то давно привык спать под эти рок-концерты, которые устраивала его младшая дочь.

Осторожно сняв с себя руку мужа, Елена встала с постели и вышла из комнаты, намереваясь доходчиво объяснить падчерице, что утро еще слишком раннее. В коридоре ее встретила Вера. По выражению лица было ясно, что она тоже не в восторге ни от внезапного подъема, ни от музыкального сопровождения.

Зато в восторге были дети: Тихон по-обезьяньи повис на ноге своей тети, пока Миша пытался подпрыгнуть повыше и уцепиться за вторую.

– Давай сейчас, – Юля опустилась на руках ниже, – оп, молодец! Держитесь, ускоряемся.

Елена наблюдала, как младшая дочь ее мужа подтягивается в такт песне с суммарным утяжелением около пятидесяти килограмм живого веса.

– Так, все, слезаем. – Первой не выдержала Вера. – Тихон. – Она выжидающе протянула ему руку, но тот помотал головой и уткнулся лицом в Юлю. – Миша, слезь, Юле тяжело, – попыталась воззвать она, но Миша лишь опасливо посмотрел вниз и сильнее прижался к ноге своей старшей сестры.

– Если бы мне было тяжело, я бы уже его стряхнула. – Юля спрыгнула с турника и потрепала обоих мальчиков по волосам. – Значит, мне не тяжело.

Елена покинула зону напряжения между двумя сестрами. У Юли была зловещая привычка подходить к собеседнику очень близко и заглядывать на самое дно зрачка. Приходилось признавать, что младшую падчерицу Елена побаивалась и старалась с ней не конфликтовать. А для того, чтобы с ней не конфликтовать, с ней лучше было вообще не контактировать.

– Зато подумать о том, что другие в доме еще спят, тебе видимо тяжело. – Вера сложила на груди руки в обороне. – С приездом, конечно, но шесть утра, Юль.