Птичка

– Замолчи. – почти взмолился он, поднимая руки. – Пожалуйста, давай ты просто заткнешься и будешь молча пиздюкать рядом. Ни единого слова, чтобы… Мы идем в отель. Я изучаю бумажки и проверяю адреса. И потом думаю, что мы делаем дальше.

Клэр сделала шаг вперед, будто собиралась в последний раз побарахтаться в болоте последствий. На лице проступало что-то вроде осознания. Позднее, как всегда. Прогресс, конечно, но в контексте трупов – сомнительный.

– И что ты со мной сделаешь? – тихо спросила она, шмыгнув носом, как школьница, у которой на контрольной умер учитель.

Винсент посмотрел на нее внимательно. Будто бы пытался выискать в этой блядской харе хотя бы что-то: раскаяние, мольбу, сожаление. Но не увидел.

Не потому что не мог, или Клэр этого не показывала, – а потому что не хотел. Потому что если сейчас поверить, что она жалеет – значит, снова поверить ей. А верить не хотелось.

– Да пошла ты. – устало бросил Винс, сплевывая в сторону. – Ничего я с тобой делать не буду. Ты в жопу себя загнала сама.

Он развернулся, чтобы идти дальше, но остановился и бросил через плечо:

– И не пытайся больше думать. У тебя, как видишь, хреново получается.

***

До отеля добрались ближе к восьми. Темнело рано, как будто сам город торопился закрыть глаза и сделать вид, что ничего не происходит.

Марсель укутывался в сырость и глухую усталость. Фонари мигали, как пьяные, улицы были пустыми, но в каждом переулке будто бы кто-то дышал в затылок.

Клэр еле шла – Винс не помогал, не оборачивался. Не из злости – просто потому что не видел смысла.

Они оба выбились из сил, оба несли на себе груз, который уже не спрячешь под шутками или угрозами.

Местечко, выбранное для ночевки, было обычным. Просто отель – ни плохой, ни хороший. Таких на карте сотни: с нормальными стенами, адекватной стойкой регистрации и каким-никаким отоплением. Без клопов, без ковров с пятнами истории, но и без плюшевых белоснежных халатов.

Даже ужин предложили.

От сосисок с пюре Винсент отказался – кусок в горло не лез. А вот от бутылки виски – нет. Она, в отличие от еды, обещала хоть какой-то смысл происходящему. Или хотя бы временное его отсутствие.

Даже добравшись до комнаты, они не заговорили друг с другом. Разошлись по углам. Клэр ушла в ванную, захлопнув за собой дверь с тем звуком, который обычно ставит точку. А он сам устроился на краю кровати у окна.

Некоторое время Винс просто сидел, не доставая ни виски, ни распечатки. Просто смотрел в окно, просто мусолил собственную усталость. Ни мыслей, ни планов. Только эта тягучая, вязкая тишина внутри, в которой плавал один-единственный вывод:

«Как же я заебался».

И это было фактом. Как если бы кто-то сказал «лампочка перегорела» или «на улице пошел дождь». Никаких чувств или эмоций, от которых рвет изнутри. Только глухая пустота.

Сначала Винс откупорил бутылку, понюхал. Потом оставил в сторону, не закрывая, и достал мятые листы бумаги. Помимо дебильного шифра, там теперь красовались и расшифровки: кривая Змеева пропись сверху. Почерк размашистый, отвратительный и кривой, – хрен разберешь.

Винсент на секунду зажмурился, как от удара в голову. Вот писал человек, торопился. Даже видно, как загогулины на седьмой строчке обрываются.

Он внимательно вчитался в текст последних сообщений:

«Белковый крем, большая порция. Оставить в холодильнике Б, на ферме А.»

И чуть выше, уже карандашом – «Много порошка, котельная или погреб на старой скотобойне. Арнаво (?).»

Винс замер. Проверил время отправки сообщения, которое было напечатано рядом, мелким шрифтом. Почти час ночи, всего несколько часов до смерти Волка.

Пазл сложился. Без натуги, без щелчка, даже без удовольствия.

Он не собирался оставлять вес на Каллисте. Переложил его. Кому-то. Скорее всего, из своих – шифровка-то внутренняя. Каждый пятый в таких системах – на подработке у своей жадности.

И все это оказалось… простым. Простым до омерзения. Столько тел, столько паники, срывов, паранойи – и ради чего? Ради схемы, которую даже пятиклассник мог бы собрать из жвачки и листа бумаги.

Оставалось только дежурно доиграть: съездить на место, показать Лютеру распечатки, проговорить вслух очевидное, нажать на кнопку. И, теоретически, все.

Только бы скорее настало ебаное завтра. Только бы.

Винсент выдохнул и отложил листы бумаги в сторону, сменив их бутылкой в руке. Сделал три больших глотка, прямо из горла, закашлялся. Виски обожгло глотку и нутро, заставляя его вздрогнуть.

– Вот так вот, блядь. – сухо пробормотал он себе под нос.

Чуйка и опыт не подвели. Кто-то опять решил играть в "я самый хитрожопый", думая, что вывернется. Что хитрее всех. Что сможет сбыть три кило героина в обход, и его не сожрут.

Ну-ну.

Как всегда, эти сладкие, пубертатные надежды с грохотом разлетелись об одно – простую, тупую реальность. Скорее всего, те, кому Волк хотел скинуть товар, его же и прикончили. Зачем? Хуй его знает. Но для Лютера этого уже достаточно, чтобы пустить по цепочке зачистку – от ушей до хвоста.

Еще два глотка – и телу, наконец, стало как-то легче. Хотя в голове и продолжала кипеть суп из говна и ебанины, физически стало терпимее. А это уже что-то.

Попытку единения с самим собой прервал скрип двери и шаги Рыжей.

– Винсент?

Тон голоса был виновато-раздражающий.

– Че? – он продолжил пялиться куда-то в окно, заливая в себя новую порцию.

– Ты что-то… Выяснил? – она сделала еще несколько шагов в его сторону.

– А тебя ебет? – снова глоток. – Иди спать. Я не собираюсь с тобой это обсуждать. Дообсуждался уже.

– Винс, ну пожалуйста.

– Что, нахуй, пожалуйста? – он коротко хмыкнул и, наконец, повернулся. – Ты че от меня хочешь?

Клэр молчала секунду. Другую. Потом села рядом – не близко, но в пределах досягаемости.

– Я… Я не хотела так. – Голос был тихий, но срывающийся. – Я запаниковала, Винс. Я… Просто испугалась.

– Аплодирую. – он сухо кивнул, не глядя. – Великий план: обосраться и выдать всех нахуй.

– Я знаю, что предала.

– Ну, слава богу. А то я уже начал думать, что у нас разные версии происходящего.

– Я не хотела тебя сдавать, правда. Просто… все навалилось, и я…

– И ты – крысанула.

Он усмехнулся, глотая виски:

– Знаешь, это почти мило. Я, блядь, даже не в обиде. Просто теперь ты – не человек. Ты случайность, которая могла стоить мне головы.

Выпивка расслабила, но оставила возможность мыслить ясно. Больше и не хотелось. Он вытянул ноги вперед, улегся поперек кровати и закрыл глаза.

– Завтра мы едем на скотобойню. Потом будем смотреть по ходу.

Больше говорить было нечего. Ни ей, ни ему. Клэр не вставала, Винсент тоже не двигался. Как два выдохшихся аккумулятора. Как вещи, забытые кем-то в номере. И даже это ощущение – быть вещью – ощущалось лучше, чем снова пытаться казаться человеком.

– Я знаю, что ты не простишь. – тихо сказала Клэр, вставая. – И, блядь… Я понимаю это на все сто. Но, пожалуйста, попытайся и ты меня понять, Винс.

Рыжая зашуршала постельным у другой кровати. Она легла неловко, как чужой человек, которому разрешили переночевать в развалинах. Он слышал, как девушка перевернулась на бок, как скрипнул матрас, как затихло дыхание.

Он лежал и осознавал, что все-таки ее понимает. Не одобряет, не прощает, не отменяет того, что она натворила, – но понимает.

Винсент понимал, как легко можно предать. И как потом за это не хочется жить, но продолжаешь – по инерции, по тупости, просто потому что не сдох вовремя.

И в этот момент Винсент Марсо словно оглянулся. Не телом – головой. Мыслью. Посмотрел на себя со стороны: сквозь сломанные годы, сквозь отложившуюся в костях злость, сквозь ту постылую муть, которую называют «опытом».

Вспомнил, как и сам когда-то сделал ставку.

Глава 13. Что ты сделал?

Винсу было двадцать пять. Чудный возраст, когда детство все еще поигрывает в жопе, но ты все равно ходишь с видом, будто бы познал, как работает мир. День, когда все это завертелось, начинался как любой другой потенциально охуенный день: с вызывающего декольте Розы, старого джаза, бубнящего на фоне, и запаха дешевого кофе.

– Тебе как всегда, м?– мурлыкнула с латинским акцентом Роза, местная бариста.

– Ну, если «как всегда» – это ты и офигенный американо, то да. – отозвался Винсент, развалившись у стойки.

Роза хихикнула, почти мгновенно покраснела, но таки пробила ему американо с сахаром.

– Как твои дела, а? – спросила она, копошась у кофе-машины. – Все хорошо у тебя?

– Как мои дела? – Винс задумчиво уставился куда-то вбок и щелкнул языком. – Только что стали намного лучше. Как увидел эти черные глаза…

Он покачал головой и издал тихое «м-м-м», как будто только что сожрал какой-то ужасно вкусный десерт.

– Ой, Ви-ни… – Роза улыбнулась, причудливо растягивая его имя. – Лишь бы потрепаться.

Винсент довольно сморщил нос.

– Пойдешь со мной в кино? – вопрос прозвучал как бы между прочим.

– В кино? Ai, garoto… ты знаешь, сколько мне лет, чтобы по киношкам бегать?

Ответ Розы ничуть его не расстроил.

– Двадцать? – с явной лестью в голосе предположил он. – И не говори, что это неправда. Максимум – двадцать три.

– Какой же ты сладкий, meu bem, – вздохнула она, подбоченившись. – но мне нужно что-то покрепче, чем твои комплименты.

– Холодное у тебя сердце, Роза. Чертовски холодное. – он прищелкнул языком и провел пятерней по густой шевелюре.

– Мое сердце, как кофе, – бариста щелкнула крышкой и поставила стаканчик перед ним, нарочно наклоняясь близко. – горячее, черное и не для детей.

Винсент сощурился, мол, переиграла. Поражение он признал легко и совершенно не обиделся.

– Когда-нибудь ты все-таки сходишь со мной на свиданку. – он сделал глоток кофе, смакуя. – М…Você é minha cerveja!

Марсо не был бы собой, если бы не вкинул фразочку, вычитанную в каком-то онлайн-словаре. Правда, и надежда впечатлить, и предложение сходить в кино обломались одновременно. Роза вдруг залилась хохотом.

– Сerveja? – задыхаясь, переспросила она. – Я твое… кто? Пиво?

– Вишенка! – захлопал глазами Винс. – Я сказал, что ты вишенка!

– Сereja – это вишенка. – хихикая, поправила Роза. – Глупыш.

– Ладно, пиво! Но знаешь, что? Никто не смотрит на вишенки так, как на пиво в пятницу.

– Иди, иди, иначе опоздаешь. – она махнула рукой, звякая браслетами. – хорошего дня, Ви-ни.

И Винни пошел. С кофе в руке, с глупой улыбкой на губах и с уверенностью, что день будет в его кармане. Он еще не знал, что через пару часов этот день задвинет ему под дых так, что зубы зазвенят.

***

Тогда еще OFASTа не существовало и в помине. Никаких вылизанных структур, глянцевых коридоров и корпоративной вежливости с «бонжур, коллега». Только пыльный отдел на втором этаже здания, которому пора бы рухнуть лет пятнадцать назад и «ебаный в рот» из каждого угла.

OCRTIS был не столько местом, сколько диагнозом. Характер, стиль жизни, режим обитания – и Винсент пытался заразиться им намертво. Он рвал жопу ради того, чтобы кто-то из старших заметил старания, похлопал по плечу и гордо назвал его оперативником. Своим.

И, конечно, это имело место быть исключительно в его влажных мечтах. В реальности же, стоило ему пискнуть свое бодрое «разрешите обратиться», как в лицо прилетало сочное и смешливое: «Иди нахуй, салага».

Обижаться на такое у Винсента прав не было. Только право сжать очко, стиснуть кулаки и делать то, что говорят старшие.

Двадцать часов торчать в наблюдении за квартирой барыги? Пиздуй, сопля.

Перелопатить тонны прослушки, чтобы выудить инфу? Пусть этой хуйней Марсо занимается.

Свести данные в таблицу на тридцать листов? Малого напряги.

Но, видимо, высшие силы тогда покумекали между собой и прикинули, что старание должно вознагаждаться. И что есть вещи получше, чем сиськи Розы. Судьба кивнула, разлила две по сто и впервые, как ему казалось, не вытерла о Винса ноги.

На проходной толстяк Натан лениво просканировал взглядом пропуск, выдал журнал для росписи и что-то буркнул про «шеф просил зайти». И это было как минимум странно. Потому что обычно шеф его просил только «не страдать хуйней».

В кабинете Патье было накурено.

– Марсо, – он поднял голову, не удосужившись даже поздороваться. – садись. Есть дело.

Винс сразу выпрямился, будто позвоночник вспомнил про дисциплину, расправил плечи и послушно плюхнулся на стул

– Что за дело?

Патье тогда был для него, как батя. Если бы, конечно, его батя мог стрелять, виртуозно крыть матом и одной левой рулить целым отделом. Уважение к нему не было слепым, оно было заслуженным. И даже если бы этим «делом» оказался приказ спрыгнуть с крыши, то Винс точно бы прыгнул. Не потому что «приказ», а потому что если уж он сказал, значит, выхода другого все равно нет.

– Сегодня едешь с Бенуа. Прикрываешь. – шеф смотрел в упор. – У нас есть наметки на одну группировку. Он тебе все пояснит. Ты делаешь то, что скажут, без самодеятельности. Понял?

Все существо Винса сжалось в одно маленькое «охуеть». В висках застучало. Он давно этого хотел – настоящего дела, мяса. Не того, где ты «принеси-подай», не экселевская мышь. А свой.

Вместе с этим внутри заскреблась та самая тварь, которая напоминала «если проебешь, то с концами». И все же внутри щелкнуло что-то почти праздничное. Он был напуган до чертиков – и счастлив до одури.

– Понял. – закивал Винсент, не сдерживая ухмылки. – Так точно.

Ланс нахмурился и потянулся к сигаретам.

– Не. Геройствуй, – отчеканил шеф почти по слогам. – это твое первое нормальное дело. Все может пойти не так в любой момент. Ты сам не решаешь ничего, понял? Слушаешь Бенуа и делаешь то, что говорят.

– А если что-то пойдет не так?

Патье закурил, не отвечая сразу. У него таких Винсентов за практику свалило человек пять. И все – после первого же серьезного задания.

– Я тебе сказал, – Ланс затянулся. – слушаешь его. Даже если что-то пойдет не так. Решаете по ситуации.

– А пешку? – выпалил Винс, не подумав.

Патье вопросительно вскинул брови.

– Какую тебе пешку? – хмыкнул он. – Тебе не стрелять надо, Марсо. Думать. Смотреть. Изучать.

Шеф кивнул на серую потрепанную папку, которая будто ждала своего часа.

– Вот. Тут вся инфа. Посмотришь и, что непонятно, спросишь у старшего.

Винс, как в кино, медленно подтянул папку к себе, будто собирался раскрыть дело века.

– Винсент.

Он замер.

– Да, шеф?

– Держи голову в холоде. – сухо бросил Ланс, сцепив пальцы в замок.

Винсент встряхнулся, поднял подбородок и кивнул.

– Есть, – бросил он, поднимаясь. – принял.

Ланс будто хотел добавить что-то еще, но передумал.

Папка в руках Винса была тоненькой, считай, бестолковой, – одно из тех дел, где на словах старший через «ебаный в рот» и сам все пояснит. Но перед шефом все-таки хотелось казаться спецом. Ну, или хотя бы тем, кто знает, что делать.

Он вышел из кабинета, спиной ощущая, как Ланс провожает его взглядом. Прошел по коридору, мимо толстяка Натана, и попытался придать лицу вид «сейчас, блядь, я Францию спасать буду». Не вышло, – поскользнулся на мокром полу.

«И какой дебил их моет с утра на проходной?»

Эмиль Бенуа уже ждал его на парковке. Стоял, привалившись к задприпанной «Пежо» и с кем-то переговаривался по телефону. Заметив Винса, он не сразу сбросил звонок.

–… Ага. Я тебя понял, – Эмиль кивнул невидимому собеседнику, посмеиваясь. – Ладно, давай, брат. Потом наберу.

Только потом он, чуть сощурившись, удостоил вниманием новичка.

– Ну, что, малой? Готов? – на удивление, Бенуа был в прекрасном настроении, как будто они вдвоем сейчас собирались на прогулку по набережной.

– Родился готовым.

– Ну и зашибок. – Эмиль хлопнул ладонью по металлу автомобиля. – Значит, садишься, слушаешь, что я тебе скажу и делаешь вид, что ты крутой. Понял?

– Да.

– Тогда ты у штурвала.

– Серьзено? – Винс удивленно вскинул брови и даже уже было шагнул двери со стороны водителя.

– Нет, блядь, – добродушно гоготнул Бенуа. – я же сказал – делаешь вид. Ладно, академик. Погнали.

Хлопнули двери, машина закашлялась и таки со второго раза завелась. Они тронулись в сторону старой промзоны, где, по информации, и располагалась какая-то мелкая химичка.

Они тронулись, и Винсент, уставившись в мутное стекло, почувствовал, как по позвоночнику побежали мурашки. Не от страха – от кайфа.

– Че, весело тебе? – хмыкнул Эмиль, скосив взгляд. – Босс бумажки туалетные показал?

– Ага, я смотрел. – деловито отозвался Марсо. – Но Ланс сказал, что ты расскажешь.

– Вот оно как? Хрена се. Ну, слушай, сказочку.

Он затормозил перед светофором и, почесав подбородок, посмотрел на Винсента.

– Объект – склад в промке, ты и сам это знаешь. Мелкая фабрика, возможно, мет. Фасуют, но не так много, как можно представить. Короче, мы с тобой этих мамкиных кашеваров накроем. Так что ты, салага, сегодня не просто «посмотрел и офигел». Ты работаешь, как учили. Вкурил?

– Без оружия? – насторожился Винсент.

– С оружием, конечно, – Эмиль кивнул. – только мы туда едем не для того, чтобы им махать. Если все гладко пройдет, никто и пукнуть не успеет. У нас там максимум – два полуторчащих химика, а не штурм наркокартеля.

Машина, чихая и покашливая, тронулась с места, как только загорелся зеленый.

– Задача максимально простая: приезжаем, заходим и оформляем. Локоточком в зубы, мордой в пол и «пройдемте». Слушай меня и держись рядом. В общем-то, объяснять больше нечего.

Он стукнул пальцами по приборке, будто отбивал ритм.

– Это химики, не бойцы. Так что пушки нам и нахер не сдались. А если че, то трекер на мне. Все чин-чинарем.

– Ясно. – отозвался Винсент, и в голосе его было чуть больше рвения, чем стоило.

И Эмиль это заметил.

– Слышь, ты бы хоть сделал вид, что очко сжалось. А то едешь, как на праздник, бля.

– Честно? – Марсо не удержался. – Так оно и есть.

– Да ты мой птенчик. Понимаю, первое задание. Штанишки сухие, нос в каждую щель лезет.

Машина подпрыгнула на какой-то выбоине, и их здорово тряхнуло. Бенуа выругался себе под нос.

– Ладно, Вини-Пух. Лучше дорогу подсказывай. Солнце слепит, ни хера не вижу.

***

Промзона встретила их… ничем. Ни души, ни движения – только облезлые коробки цехов, и дорога, щедро усыпанная щебнем, словно кто-то пытался замаскировать яму ямой. По ощущениям, тут будто никто давно не появлялся, но это только на первый взгляд. Мусор у ворот явно намекал, что тут, сука, кто-то да был. И совсем недавно.

«Пежо» подгонять ближе, чем на пятьдесят метров, не стали. Поэтому шли пешком.

– Вот, сука, – шепотом возмущался Буанье, втискивая подошву в гравий, пытаясь соскрести какую-то склизкую дрянь. – видишь, малой? Запоминай. В какой жопе тебе придется возиться…

Винсент молча впитывал. Фиксировал каждое движение Эмиля: пытался дышать так же тихо, не вертеть башкой. Он смотрел вперед, но краем глаза все-таки косился на напарника. Чтобы, если что, среагировать вместе с ним и выглядеть, как будто тоже все понял.

Намеченный объект – заброшенная времянка, обшитая облупленными пластиковыми панелями – нашелся не сразу. Им пришлось несколько минут петлять между развалинами, пройти вдоль ржавого ангара с битыми стеклами, обойти кучу старого промышленного хлама.

Остановившись за углом, они замерли, осматриваясь.

– Здесь, – глухо бросил Буанье, кивая на барак. – по-любому, сука, тут зашкерились.

Винсент рефлекторно пригнулся.

– Думаешь? – пробормотал он.

– Знаю. В таких местах свое говно они обычно и хранят. – Эмиль бросил на него беглый взгляд. – Готов? Смотри, идешь за мной и прикрываешь. Сначала иду я, потом – ты. Не гони плуг без быка.

Дождавшись кивка Марсо, Эмиль перебежкой двинулся к коробке. Винс – следом, шаг в шаг.

БАХ.

Шаткая дверь поддалась с первого удара, слетела с петель, впуская их внутрь. Винсент притаил дыхание, вытягивая шею, чтобы рассмотреть – что же там? И…

Внутри было липко и жарко, в воздухе витал какой-то едкий химический запах. Как если бы дохлую кошку полили растворителем.

– Пусто, блядь, – выругался Буанье, но не спешил входить вглубь, застыв на пороге. – Не туда что ли?

Винс уж было хотел сунуть нос дальше, но лейтенант выставил руку, не позволяя двинуться. Мол, стой, сучонок. Не суйся.

– Погоди. Пока смотрим. – пробормотал он.

А смотреть было не на что. Неужели, правда проебались?

Марсо ожидал увидеть целую лабораторию вкупе с местным Хайзенбергом. Но ни хера. Даже пыль со стола будто накануне протерли влажной тряпочкой. Только старый развод на стене, как отпечаток былого дерьма.

– Тут кто-то был, – предположил Винсент, хмурясь. – ушли. Знали, что их накроют?

– Походу, – Буанье сделал осторожный шаг вперед. – еще и ушли недавно… Следы снаружи свежие.

Они всматривались в мертвое нутро времянки, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то: осколок ампулы, забытая пробирка, огрызок какого-нибудь шланга. Нет.

– И хули вы тут забыли?

Голос был слишком близко. Не из-за угла, не со стороны, а прямо за ними. Метров пять или меньше.Винсент даже не понял сразу, что сказал голос – только почувствовал, как по спине медленно прокатилась тяжесть.

Буанье замер, заметно напрягшись и поворачиваться на спешил. А Винсент не сдержал рефлекс. Как глупый котенок на «кис-кис» – обернулся. И следующее, что почувствовал – смачный удар чем-то тяжелым прямо в рожу. Эмиль громко рявкнул, но он даже не понял, что именно.

***

Их усадили друг напротив друга. Помещение было полуподвальным: бетонный пол, облупленные стены, конденсат на трубах и воздух, пропитанный сигаретным дымом, даже если никто не курил. Пластиковые строительные стяжки на запястьях больно впивались в кожу. Челюсть ужасно болела.

– …это по-любому тот гандон белобрысый нас слил, – склабился тощий, похожий на шакала, парень. – я тебе отвечаю.

– Не неси хрень. – раздраженно отозвался прокуренный женский голос где-то сзади. – Это вы сами накосячили. Лаба, блядь, воняла на весь район.

– Схуяли она воняла?! – сплюнул Шакал. – Тут промка, кто нюхать будет?

– А кому надо, тот и будет! – повысила голос собеседница. – Тебя предупреждали, что нас прикрывают, пока не косячим? А ты разошелся!

– Не я, блядь, варил!

– Да всем похуй, кто варил. Финита ля кончита лавочке. Хорошо, что нас предупредили, что кто-то явится.

Тон у нее был уже не злобный, а уставший. Как у той, кто все понял, но сказать напрямую не может.

В ушах у Винсента шумело. Спина вспотела, дыхание было рваным, как у загнанной лани. Он ни слова не понимал, в голове свербила только одна мысль – «ПИЗДЕЦ».

Буанье, сидевший напротив, тупо смотрел в одну точку. Ему явно досталось чуть сильнее. Лоб рассечен, кровь стекала по переносице, застревая в бровях, и подсыхала коркой в уголке глаза.

Но по глазам было видно – думает, пытается анализировать. Он не моргал. Не шевелился. И даже не смотрел на Винса.

«У него же есть маяк?.. Или нет? Блядь. Он еще работает?.. Пробьется? Успеют?..»

Сердце долбилось, как ебанутое.

«Они же должны… должны прийти. Группа же нас пасет. Они же смотрят.»

Эмиль по-прежнему не говорил ни слова. Ни кивка. Ни жеста.

– Ну, братья-акробаты? – Шакал, наконец, обратил на них внимание. – Кто вы, нахуй, такие? Как тут оказались?

Молчание. Крепкая рука моментально впилась в густую Винсевскую шевелюру и резким движением заставила его поднять голову. И посмотреть прямо в глаза.

Кроме бешеных глаз, собственно, Марсо не увидел ничего. Маска, натянутая на лицо, делала его еще отвратнее.

– Ну, с-с-сука?! – нетерпеливо рявкнул он. – Ты скажешь?

Каждое слово – как удар молоточком по позвонкам. Тон Шакала стал каким-то истеричным, опасно-непредсказуемым.

– Я тебя спросил! Вы чьи, блядь?!

Эмиль заметно напрягся, но не встревал. Ждал. Чего он, сука, ждал?!

Винсент издал глухой рычащий звук, когда пальцы еще крепче вцепились в волосы. Он попытался вспомнить, чему учили на курсах, но в голове инструкции смешивались в какую-то хрень.

«Не огрызайся, не бравируй, но и не молчи.»

Ага. Очень полезно прямо сейчас.

– Ничьи, – выдавил он.

Мозг подкинул еще что-то из лекций:

«Говори уверенно. Придумай правдоподобную чушь. Запутай. Не дай понять, что ты мент.»

Он дернулся в стяжках, усмехнулся криво.

– Что, по складам уже нельзя шастать? Мы думали, тут строят что-то. Дверь открыта была, зашли. Тебя там не ждали, если честно.

И тут же вообще пожалел, что открыл рот. Звучал, как полный дебил, которому почему-то очень весело, когда его тягают за лохмы.