Таосский шум

Младший опустил голову, скрывая улыбку, но не произнёс ни слова.

– А скоростей сколько надо, столько и есть! – не сумел вспомнить точную цифру подросток. – Вам такой велосипед не купят никогда! Вы же бедные?

– Мы обычные, – ответил Младший, глядя, как перемигиваются мальчишки напротив, и как нетерпеливо сжимаются их кулаки.

Внезапно раздался грохот, и один из незнакомцев воскликнул с испугом:

– Чёрт, мой велик! – и кинулся поднимать и осматривать упавший велосипед.

– Да ты совсем как взрослый ругаешься, – одобрительно усмехнулся подросток в красной бейсболке.

– Альгобар, – шепнул в это время Младший другу, – зачем ты их злишь?

– Я не специально, – заверил Альгобар. – Я просто говорю первое, что в голову приходит. У нас свободная страна. И я никого не оскорбляю.

– Ладно, это всё равно сейчас не важно, – решил не отвлекаться на дружеские споры Младший. – Ты помнишь историю, как Таос с двумя подростками дрался? Кажется, нам тоже придётся.

– Его же побили.

– Его бы в любом случае побили, а так и он подрался.

Альгобар, уже смиренно готовившийся получить синяки, вдруг приободрился и кивнул. И если бы ребята знали, что компания напротив уже готовилась начать драку, то оба были бы горды своей смелостью, прозорливостью и таким правильным ходом.

– Это он из-за тебя упал! – ткнул пальцем в Альгобара вернувшийся хозяин упавшего велика.

Все четверо быстро оказались в сборе, и Младший нанёс первый удар, пришедшийся в ухо стоящему с краю подростку. Тот с выпученными глазами сделал шаг назад, а его друзья, остолбенев от того, что драку начали не они сами, уставились на Младшего. Этим поторопился воспользоваться Альгобар, принявшийся щедро, пускай и хаотично и не всегда точно, осыпать противников ударами. Подростки нашли, чем ответить, и лица и кулаки всех участников побоища быстро раскраснелись. Так называемые местные нападали по двое, не особо считаясь с правилами хорошего тона в хорошей драке, но Младшему и Альгобару удавалось достойно отбиваться, пускай и разными способами. Младший отходил назад, описывая дугу по переулку, время от времени валил подножкой одного из соперников на грязный асфальт и тут же бросался на другого. Альгобар же просто стоял спиной к стене и, прищуриваясь исподлобья, выбрасывал удары во все стороны, отпрыгивая то влево, то вправо, из-за чего соперники промахивались и попадали кулаками по кирпичам. Силы обеих сторон нещадно иссякали, и неизвестно, чем бы закончилось дело, но тут из окна на третьем этаже показалась полная женщина с дымящейся сигаретой в руке и большими, блестящими серьгами в ушах.

– Так-так, – громко и смачно протянула она. – Снова драку затеяли! И снова вас не поровну, как я посмотрю. Это уже похоже на плохую привычку! А я в них разбираюсь!

Негостеприимная компания затихла, задрав головы и с опаской подглядывая друг на друга, а Младший и Альгобар оставили на всякий случай кулаки наготове. Местные собрались было удирать, едва услышав крик, но, разглядев в окне женщину, знавшую их как облупленных, решили, что проще поговорить с ней самим, чем потом выслушивать родителей.

– Мы тут ни при чем! – попытался оправдаться подросток, оттряхивая свою бейсболку, слетевшую с головы. – Они первые ударили!

– И правильно сделали! А-ха-ха! – разразилась вульгарным хохотом женщина. – Вы бы их всё равно не отпустили по-хорошему.

– Откуда вы знаете? Мы хотели им помочь! Они заблудились!

– Заблудились в центре города? – бросила женщина окурок вниз. – Чтобы не заблудиться, нужно вовремя признать ошибку и пойти обратно!

Один из подростков хмыкнул и выразительно покрутил у виска.

– Эх, жаль окурок мимо тебя бросила, – укоряюще посмотрела женщина на подростка и перевела взгляд на Младшего и Альгобара. – А что вы ищете?

– Дом, – ответил Младший. – Но мы не скажем какой.

– Правильно, иначе эти от вас не отстанут, – одобрительно кивнула женщина. – А улица наша?

– Да, – посмотрел на угол дома Младший.

– Что ж, – взглянула женщина на Альгобара, который зевал, выпятив живот и поглаживая себя по футболке, – придётся заняться чтением мыслей. И только попробуйте назвать меня сумасшедшей!

Женщина прижала указательные пальцы ко лбу, зажмурилась и принялась низким голосом протяжно гудеть на мотив, очень напоминающий песню, игравшую на радио весь последний месяц.

– Так, – открыла глаза женщина, – если я всё правильно поняла, то вам нужно выйти из переулка и пойти направо. Не переживайте, там домов как в лесу деревьев – эти четверо вас за всё лето там не найдут.

– Спасибо, – ответил Младший и недоуменно посмотрел на довольного друга.

– Теперь, давайте, и с вами поговорим, – вновь обратилась женщина к местным. – Я сегодня свободна до вечера, а дома общаться мне не с кем. Кот мой, как вы знаете, упокоился с миром, а нового я брать пока не готова. Я очень ранимая и впечатлительная натура! Что ж, никого из вас лоботрясов из школы ещё не выперли?

Младший и Альгобар благоразумно решили не дожидаться ответа подростков и молча направились прочь из сырого и мрачного переулка, чувствуя на себе злые, но беспомощные взгляды недавних противников.

– Я так устал, – признался Альгобар, успокоившись в уличном шуме.

– Я тоже, – ответил Младший и потёр ушибленную щёку. – Но что-то мне подсказывает, что мы легко отделались.

– Мы ещё и их успели отделать, – усмехнулся Альгобар. – Таос будет нами гордиться. Но, если бы не та женщина, я бы долго не протянул.

– Как она узнала, какой дом мы ищем? – задумался Младший.

– Я ей на свою футболку показал, – гордо ответил Альгобар.

– Понятно, – улыбнулся Младший, слегка сожалея, что сам не догадался о хитрости друга. – Тебе тогда нужно еще много футболок. Чтобы на все случаи жизни были.

– А продают только семерки и изредка – десятки, – возмутился Альгобар. – С цифрами вообще всё странно. Меня однажды отправили за свечкой на торт, когда самой младшей сестре год исполнился, так единиц нигде не было! Двоек, троек, восьмерок – завались! А единиц ни одной. Как будто все только год и празднуют.

– И что сделал?

– Купил семерку и просто наклонил её сильнее на торте. От единицы никто не отличил.

Ребята шли по тротуару, подпираемому летними верандами ресторанов и кафе. Избытка посетителей не наблюдалось, и официанты лениво и выжидающе поглядывали из дверей на суетливо мелькающих прохожих. Возле кофейни толклись подростки в модной одежде и с крашеными волосами.

– Надо же так умудриться, – посмотрел Альгобар на девушку в рваной одежде, с зелеными прядями волос и несколькими серьгами в ушах и носу. – Ты бы так хотел?

– Я хочу машинкой побриться коротко, – отмел предположение Младший.

– О, я с тобой! – обрадовался идее Альгобар. – Летом никто ничего не скажет. Да и не так жарко будет.

– Поэтому и хочу.

– А эта ясновидящая не обманула с домом.

Семиэтажное здание из темного кирпича, щедро одаренное большими квадратными окнами с черными металлическими заграждениями из витых прутьев, выглядело миниатюрой ручной работы среди красивых, но далеко не изящных высоток. Ребята подошли к первому подъезду, дернули на себя дверь, но та вновь оказалась запертой.

– Надо звонить, – показал на домофон Младший. – Сейчас много, где такие ставят.

– Надо, так надо, – ответил Альгобар и дважды нажал на первую кнопку.

Сначала послышались гудки, совсем как телефонные, а затем раздался шорох, треск, и дверь разразилась неприятным сигналом.

– Лучше бы музыку включали вместо этого писка, – открыл дверь Альгобар, и ребята прошли внутрь.

Стены и пол подъезда были выложены глянцевой плиткой, разливающейся блеском под светом развешанных под потолком люстр разного размера. Стройные ряды почтовых ящиков с овальными плашками с номерами предвещали только хорошие новости, плотно сжав свои металлические рты.

– У них все почтовые ящики целые, – удивился Альгобар, понизив голос.

Домофон оказался не единственным защитником спокойствия жителей. В небольшой комнате с раздвижным окном сидела консьержка, за годы работы научившаяся прекрасно совмещать на своем морщинистом лице приветливую улыбку с пронизывающим холодным взглядом. Так она улыбалась своим внукам, а жесткий взгляд доставался зятю, постоянно с ней спорящему и оскорбляющему её дочь. На вошедших детей, не похожих, по её мнению, на хулиганов, она посмотрела весьма равнодушно и улыбаясь только уголком рта.

– Вы к кому, молодые люди? – спросила консьержка.

– Мы? – задумался Альгобар. – Мы наверх.

Консьержка смерила мальчишку настороженным взглядом, пытаясь понять, намеренно ли он ей дерзит или по неосторожности, и махнула рукой, очевидно, выбрав последнее. Ребята, не имея больше препятствий, пешком поднялись на третий этаж, и Альгобар надавил на кнопку звонка одиннадцатой квартиры. В тишине, особенно ставшей заметной после того, как затихла однообразная трель по ту сторону двери, каждый из мальчишек подумал – а что же будет дальше? За неполный день произошло столько событий, что их хватило бы на неделю нескучной жизни, но даже сейчас оставалось ощущение, что и это ещё не всё.

– Мы за сегодня уже столько дверей видели, – не сводил глаз с серой обивки Младший.

– Я каждый раз пытаюсь угадать – кто нам откроет.

– Получается?

– Пока нет, – признался Альгобар. – Мне вообще кажется, что люди недостаточно серьезно относятся к внешнему виду дверей, ведущих в их дом. Двери слишком похожи друг на друга.

– А дома изнутри совершенно разные, – согласился Младший.

– Вот-вот! Нет бы покрасить или картинку наклеить. Чтобы можно было догадаться, кто в квартире живет.

– Может, люди не хотят, чтобы их угадывали.

– А нужно хотеть! – решительно заявил Альгобар. – Это называется – самовыражение! Представляешь, сколько у нас в городе людей? И как мне понять, кто есть кто, если у всех дома одинаковая дверь?

– Никак, – признал Младший. – А те подростки с цветными волосами – они правильно самовыражаются?

– Мне кажется, они просто выпендриваются.

– Тогда я не понял, в чем для тебя разница между тем, чтобы покрасить дверь и тем, чтобы покрасить волосы?

– В том, что твои волосы видят все, если шапку или кепку не носить постоянно, а дверь только тот, кто к тебе в гости пришёл.

– И ещё соседи, – добавил Младший. – Но я тебя понял. Самовыражаться нужно не для всех подряд.

– Так я думаю, – ответил Альгобар. – Да и это ведь новый дом, а посмотри – все двери одинаково серые.

– И нам их никто не открывает, – с паузами произнёс Младший и с силой надавил на звонок.

Вторая попытка оказалась успешной, и через несколько секунд дверь открыла заспанная женщина среднего возраста и роста, стройная и ухоженная, если не считать спутавшихся и примятых волос с одной стороны головы. Женщина выглядела взбудораженной, будто проспала важное событие и в панике вскочила с кровати.

– Чего вам, мальчики? – с оттенком разочарования в голосе спросила женщина. – Продаёте всякую ерунду?

– Нет, – ответил Младший, – мы к вам по делу. Вы же Алиса?

– Алиса, – не стала спорить жительница квартиры.

– Мы пытаемся разыскать Таоса, – продолжил Младший, решив не вдаваться в подробности, пока о них не спросят. – Вы не знаете, где он?

– Таос? – задрала брови Алиса. – А почему я должна знать?

– Потому что больше никто о нём давно ничего не слышал, – попытался надавить на жалость Альгобар. – Мы с утра его ищем, точнее с обеда.

– И скольких человек вы уже успели потревожить? – поинтересовалась Алиса.

– Человек пять, – прикинул Альгобар. – Но мы в этом не виноваты, думаете, нам в удовольствие в первый день каникул искать по жаре незнакомого человека?

Он повторил легенду про школьное задание, упирая на бессердечность учителей, и Алиса горько усмехнулась:

– Никогда не любила школу. Грязные кабинеты, невкусная еда, навязчивые учителя. Фу-фу-фу! Даже спустя столько лет они до меня добрались. Но я при всём желании не смогу вам помочь – люди не общаются со своими бывшими.

– Тогда просто расскажите о Таосе, – попросил Альгобар. – Чтобы мы могли сравнить его с собой. Точнее, нас с ним. Наверняка, вам есть чем поделиться.

– Ох, это современное образование, – покачала головой девушка. – А просто написать любую ерунду вы не можете? Я всегда так делала. Как я провела лето? Да никак, сидела дома. Но об этом же много не напишешь, да и на фоне одноклассников не хотелось выглядеть скучной. Хотя, скорее всего, не одна я так делала.

– Мы не сможем сочинить правдиво, – представил такое задание Младший, – некоторые учителя ещё преподавали у Таоса и помнят его.

– Вот они занозы! А адрес мой тоже в школе дали?

– Нет, сестра ваша сказала, – ответил Младший. – А её адрес сказали родители Таоса.

– И как она?

– Сложно сказать, – уклончиво произнёс Младший, не желая ни врать, ни говорить правды.

– Понятно, всё по-старому – курит и смотрит телик, – без особой любви сказала Алиса. – Внутрь она вас не пустила?

– Мы и не просились, – поморщился Альгобар.

– Там так всё плохо?

– Грязно, – не стал скрывать Альгобар.

– Интересно-интересно, как там мамина посуда?

Воспоминания пробудили старательно закапываемую сентиментальность в душе Алисы. Несентиментальная женщина не создаст уюта в доме – только чистое место для сна и приема пищи. И Алиса тщетно пыталась понять, почему там, где зимой иногда отключали отопление или электричество, но у неё самой была собственная красивая кружка на кухне, казалось теплее, чем здесь – в светлых и опрятных комнатах и в относительном достатке. Всё ещё сомневаясь в своем поступке, хозяйка квартиры пригласила нежданных гостей войти. Обстановка, уже начиная с коридора, кричала о богатстве всего дома: ровно уложенный из небольших дощечек деревянный пол, большое зеркало в резной оправе, мягкая скамья у стены, оббитая бархатной тканью, изящная люстра из стеклянных лепестков под потолком. Ребята замерли у порога, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Почему вы не проходите? – посмотрела на мальчишек Алиса, всегда наслаждающаяся эффектом, который её квартира производила на неискушённых гостей. Других женщина старалась не приглашать, потому что мебель на самом деле была дешёвой, двери в комнатах – тонкие, будто сделанные из картона, а водопроводные краны в ванной гудели и капали, когда гости шли мыть руки. Дорогими были только сами стены, за обладание которыми Алисе предстояло расплачиваться с банком ещё добрую четверть века.

Мальчишки оставили обувь возле самой двери, а Младший даже спрятал для порядка шнурки внутрь кедов, и последовали за Алисой, разинув рты.

– Может, воды? – небрежно спросила хозяйка квартиры.

– Не нужно, – отказался Младший.

– Не самое щедрое предложение, – прошептал Альгобар. – Даже продавец хот-догов был щедрее со своей зеленью.

– Тогда идите сюда, – позвала Алиса и прошла в дальнюю комнату, проведя гостей через коридор с обоями изумрудного цвета.

– Ни одной фотографии вокруг, – поделился наблюдением Альгобар, вспомнив дом родителей Таоса.

Ребята послушно проследовали за хозяйкой, озираясь по сторонам, и удивляясь, насколько сильно отличается эта квартира от дома, в котором они искали Алису с час назад. Комната была полна пластмассовых ваз и искусственных цветов, а диван и кресло даже своим видом передавали мягкость и комфорт. Из общего настроения выбивался явно не новый телефонный аппарат, с перемотанной трубкой, стоящий прямо на полу и казавшийся скорее исключением из правил, чем отражением пробивающейся из-под внешнего лоска реальности. И всё это дополнялось детскими игрушками, разбросанными по углам.

Алиса села в кресло, а гостям предложила расположиться на диване. Те предложение приняли с радостью и едва сдержали восторг, провалившись в мягкие подушки.

– Значит, Таос, – задумчиво посмотрела на свои ладони Алиса, будто пытаясь отыскать линию жизни.

– Ага, – кивнул Альгобар.

– Что ж, дайте подумать, – устроилась поудобнее Алиса, будто сама собралась слушать занимательную историю. – Я стараюсь пореже вспоминать старые дни, кому от них толк? Ах, да, вам толк. А людям за интервью вы не платите?

– У нас нет денег, – замотал головой Младший.

– Ваши бы я и не взяла, – ответила Алиса, – Но школе бы следовало платить людям за беспокойство! Передайте это от меня директору.

– Передадим, – пообещал Младший.

– Если я правильно помню, – принялась за свою бесплатную историю женщина, – мы познакомились, когда нам было лет по двадцать или даже чуть меньше. Наши родители жили едва ли не на соседних улицах. Мои-то уже умерли. Сейчас, как вы видели, в их доме осталась обитать моя сестра, другого слова не подберу. Наверное, не привыкли такое слышать про родственников?

– Я всякое слышал, – ответил Младший, вспомнив разговоры матери об отце.

– Смотри-ка, – удивилась Алиса. – рано начал узнавать людей. А Таос по началу казался мне дико скучным, хотя девчонкам он нравился. У нас были общие знакомые, но сам он даже не всегда здоровался. Как будто вообще не замечал. Прямо ни слова, ни слова! Может, это меня и задевало, я привыкла, что мной интересуются. А про Таоса до поры до времени я только слышала, что он весёлый. Убедилась я в этом не сразу, потому что ваш Таос оказался очень сдержанным. В молодости почти всех беспокоит, что о них подумают, как они говорят, как выглядят. Вам предстоит с этим столкнуться, если ещё не столкнулись. А вот Таоса это не волновало, он не хотел быть для всех вокруг своим парнем. Если ему нечего было сказать, то он молчал, а не выдумывал всякий бред, а если разговор вообще не клеился, то Таос прощался и уходил. И это правильно, скучно слушать – вали домой, нечем поделиться – слушай других, сказочников на свете полно! Так что я и удивилась, и обрадовалась, когда он, случайно встретив на улице, заговорил со мной посреди тротуара. Сказал, что часто меня видит и хочет пригласить в кино. Я сразу поняла, что он тот ещё хитрец. В хорошем смысле, конечно.

– То есть, девушки не против, когда с ними заговаривают без повода? – с интересом спросил Альгобар, уперевшись локтями в собственные ноги.

– Повод всегда найдётся, было бы желание, – улыбнулась Алиса. – Мотайте на ус. На первом свидании мы сходили в кино на второсортную несмешную комедию, я даже название не помню, и после этого встречались год или около того, потом сняли свою квартиру. Она была крошечной, в ней даже кухни толком не было – просто отгороженный угол с раковиной. А матрас первое время у нас лежал прямо на полу. Но мы были так счастливы жить, наконец, вместе отдельно от всех. Это было совершенно особенное чувство.

– Вы же и сейчас живёте в собственной квартире, – не понял Младший.

Алиса склонила голову то к одному плечу, то к другому, будто сравнивая и взвешивая свои воспоминания и ощущения, и смиренно и тихо произнесла:

– Это так, но она столько эмоций уже не дарит.

– Потому что не первая?

– Да, но вы не подумайте – этим не надо забивать голову. Тем, что всё должно быть одно на всю жизнь. Конечно, всем хочется сразу в молодости начать жить в большой квартире с любимым человеком. Но большинство из нас рано или поздно меняет либо квартиру, либо человека, либо и то и другое. Грустно только, когда потом думаешь – а не стоило ли квартирой ограничиться? Но что сделано, то сделано. Страдать по прошлому – что за бред? Может, в итоге всё обернулось лучше, чем могло бы. Не знаю. Но к событиям в жизни точно надо относиться бережно. Чтобы, когда они наступили, всё было готово – ну там, нужные люди под боком, лишние деньги в кармане. Вы же готовитесь, когда гостей ждете. Для одних нужно накраситься и одежду в шкаф спрятать, для других торт купить и кофе сварить, а третьим надо только дверь открыть. Вот и события так же. И если что-то пойдёт не так, то они к вам больше не придут.

– С Таосом не приготовились? – спросил Младший.

– С Таосом как раз было достаточно дверь открыть, и всё в жизни само случалось, – вздохнула с улыбкой Алиса. – Ему точно было без разницы накрашена ли я. А вот поесть он любил. И кофе любил. По утрам. Да и по вечерам. Причем, выпьет и спит как ни в чём не бывало. Не знаю, как у него так получалось. Я если пила кофе после обеда, то потом маялась с бессонницей. Сейчас, конечно, такого уже нет – организм привык с годами. Боюсь представить, сколько кофе Таос выпивает сейчас! Я ему говорила, что это вредно, но он не соглашался. Утверждал, что иначе не чувствует, как сердце бьется. А больше мы даже не спорили ни о чем. Всерьёз не спорили. Может, потому что каждый ещё только пробовал жизнь и не понимал, чего хочет. Да и сравнить не с чем было. Трудности всё равно пришли. А вы живёте недалеко от Таоса, раз учитесь в той же школе?

– Недалеко, – ответил Младший. – Но там теперь живут только родители Таоса.

– Да, родители, – согласилась Алиса. – Тогда вы поймёте меня. Я хотела сбежать из нашего района лет с четырнадцати, а то и раньше. Любыми способами. Там грязно, дома старые, люди грубые. Просто ужас! Растить там своих детей? Нет-нет, спасибо! Потомственные бедность и невежество. Как родные брат с сестрой.

– У нас совсем не грязно! – возмутился Альгобар.

– Что, тоже любитель родной окраины? – усмехнулась Алиса. – Это сейчас, действительно, стало получше. Но вы видели сегодня мой старый дом – такой была вся округа. И жители были соответствующие – ленивые, ни о чем не мечтающие, довольные тем, что и так есть вокруг. А на людей, махнувших на себя рукой, другие вообще просто плюют. Мусор у нас вывозили раз в неделю – утром в понедельник. К этому времени уже не было видно баков – только гору пакетов, бутылок и прочей дряни. Результат недели жизни нескольких семей! Мне нравился понедельник, вокруг становилось чище, хоть и ненадолго. Да что там! Когда я шла на уроки к восьми часам…

– Вы учились с восьми утра?! – перебил женщину Альгобар.

– Да, а сейчас со скольки учатся?

– С половины девятого.

– Видимо, какой-то мамаше было лень вставать так рано, и она подала жалобу мэру о том, что её дитя страдает и не высыпается, – засмеялась Алиса. – Но сути дела это не меняет. По утрам я обязательно видела человека, спящего на скамейке недалеко от нашего дома. Это был не один и тот же человек, но я всех их называла – Сладкоспящий. Его невозможно было разбудить. Рядом кричали дети, гудели автомобили, но Сладкоспящему всё было ни по чём. В основном туда забредали бездомные. Несколько раз я видела там нашего соседа. И не только я, потому что над его дочерью в школе смеялись из-за этого. Но соседу было плевать.

– Мы видели кого-то лежащим на скамейке возле вашего дома, – вспомнил Младший.

– Спорю – это он и был, – щелкнула пальцами Алиса. – Всю жизнь причиняет вред близким одним своим существованием. Такие люди не достойны ни любви, ни жалости.

Женщина замолчала, вздохнула и оглядела комнату. Потом встала, уперевшись рукой в свою ногу, подняла с ковра детскую игрушку и вернулась с ней в кресло. Воспоминания были не из приятных, и оживлять их Алисе не хотелось, но желание убедиться и доказать себе, что стыд и лишения давно и безвозвратно в прошлом, толкало на дальнейший рассказ.

– По крайней мере, так я думала до поры до времени, – продолжила Алиса. – Пока не увидела на скамейке своего отца. Он лежал на боку в синих джинсах и клетчатой рубашке, подложив руку под голову. Точно так же он спал дома на диване после работы. Если ему мешали – вставал, громко вздыхая, и уходил на крыльцо курить. А за ужином не произносил ни слова. Обидчивый был. А мама этого не понимала. Я вообще считаю, что нормально не могут ужиться только два типа людей – те, которые не могут сказать, что их не устраивает, и те, которые в молчании не видят никакой проблемы. Вот именно такими были мои родители. И вы присмотритесь к своим, может, научите их уму-разуму.

– Мои точно не такие, – покачал головой Альгобар, вспомнив бурные обсуждения прошедшего дня за каждым ужином.

– Повезло тебе, – оглядела Алиса мальчика. – В общем, лежал он на скамейке. Даже сейчас стыдно это рассказывать. Но, раз уж начала. Я подошла поближе. Впервые заметила седую щетину на щеках отца. Стояла растерянная впритык к нему, но не знала, что делать. Надо было или молча уйти, или разбудить его, но я просто замерла, как вкопанная, и ждала, пока что-нибудь произойдёт. Лучше бы он просто исчез. Но, как назло, по другой стороне улицы шли мои школьные подруги. Я встретилась глазами с одной из них. Та посмотрела на меня, потом на скамейку, потом снова на меня. И, хоть и была тихоней, вдруг начала что-то громко рассказывать остальным девчонкам, махать руками и показывать вдаль в сторону от меня и скамейки. Я потом подарила тихоне браслет на руку. Сама сплела.

– Из чего? – деловито спросил вдруг Альгобар, много времени проводивший с сестрами.

– Из бисера. Такие цветные стекляшки.

– Знаю.