Таосский шум

Младший, задумавшись, закатил глаза под потолок. В школе учили, что обманывать плохо в любой ситуации, а дома мать утверждала, что ситуации бывают разные и нужно уметь из них выходить с достоинством любыми способами.

– Да, – подтвердил слова хозяина дома Младший, – Таос уезжал в другой город ненадолго, но уже вернулся.

– Уезжал по работе, – подхватил рассказ друга Альгобар.

– О! – воскликнула Роза. – Работа с командировками – это чудесно! Мне их не хватало. Я почти всю жизнь проработала в доме номер двадцать восемь на Морском проспекте. Только внутри магазина раз в несколько лет менялась обстановка. Кроме коврика на входе, думаю, он лежит там до сих пор. Дорогой, а разве у нас в городе есть море?

– Мы ездили на побережье на прошлой неделе, – напомнил Алоиз.

– Я думаю, это океан, – задумалась Роза. – Такой теплый. Ты что-то путаешь, ну да ладно. Мы все ошибаемся. Помнишь, как мы отдали мою маму в дом престарелых? Так вот это была большая ошибка.

– Не нужно, дорогая, – попытался остановить жену Алоиз. – Это было много лет назад.

– Но я до сих пор этого не забыла! – отчаянно воскликнула женщина. – И Таос не забыл, поэтому и не заходит! А я его так жду!

– Мы вместе это решили! – неожиданно дал волю эмоциям Алоиз. – И сделали всё на благо твоей мамы, иначе бы её рано или поздно сбила машина или поезд! Да она могла часами бродить по улицам, пока Таос её не находил! А ещё забывала выключать свет, печку, воду и могла запросто устроить пожар! Да она даже дверь на улицу забывала закрывать!

– И что, – перебила мужа Роза, – ты меня тоже скоро куда-нибудь пристроишь? Не отвечай пока что, чтобы ненароком не обмануть ни меня, ни себя. А я оправданий не ищу! Мы бросили человека, благодаря которому часть нашей семьи вообще существует!

– Это слова Таоса, – вспомнил Алоиз. – Но твоей маме там было лучше.

– Вот и езжай туда сам! – предложила Роза.

Алоиз не нашёл, что ответить. Он никогда не ночевал вне своего дома, а кухню с обеденным столом могла заменить разве что кабина грузовика с застеленным домашним полотенцем пассажирским сиденьем. Нет, не могло быть и речи о том, чтобы встретить старость и умереть в чужих стенах. Жаль только, что родные стены уже много лет не слышали ничего нового, а просто доживали годы вместе со своими хозяевами.

– Это, кстати, тоже слова Таоса, – увидев замешательство мужа, продолжила Роза. – Он их редко выбирал в юношестве, но они, знаешь, почти всегда к месту приходились. Грубовато, а возразить нечего, прямо как тебе сейчас. Но Таос всё равно был таким славным ребенком! Мы отдали его в школу в шесть лет. Он был самым младшим в классе и, в хорошем смысле, наивнее остальных. Добрее, честнее. А дети рано учатся плести интриги, ведь дома учиться есть у кого. Я слышала, что Таоса обижали, обманывали. Но сам он никогда не жаловался. Просто становился умнее, наблюдательнее, прозорливее. Да, жизнь всем нам даёт уроки и лепит из нас кого ей вздумается. Если человек учится играть на фортепиано, он становится пианистом. Плохим или хорошим – это уже другой вопрос. Но сделать из Таоса себе подобного наш зачахший от собственной бессмысленности мир не смог. Правилам-то научил, но играть по ним не заставил.

– Боюсь, что ребята тебя не понимают, дорогая, – прервал жену Алоиз.

– Не понимают сейчас – поймут позже, – вновь нашла, что сказать Роза. – Не всё в жизни пригождается здесь и сейчас! У меня есть подруга. Я много лет не понимала, что мне с ней делать. А потом наш сын попал в тюрьму, и оказалось, что у этой подруги муж работает там охранником.

– Таос в тюрьме?! – воскликнул Альгобар.

– Нет, – отмахнулась Роза. – Наш младший. Да и вроде уже несколько недель, как его отпустили. Но либо он нас так и не навестил, либо я снова всё забыла.

– Сальвадор не заходил, – одной фразой и успокоил, и расстроил жену Алоиз.

– Эх, а мы просили, чтобы за ним присматривали, – разочаровано выговорила Роза. – Неблагодарные у нас дети, невнимательные к своим родителям.

– А за что ваш младший сын в тюрьме-то оказался? – с интересом спросил Альгобар.

– Насмотрелся на Таоса, – процедил сквозь зубы Алоиз, – и решил, что ему всё можно. У Таоса пару раз были неприятности из-за драк. В первый раз он налетел на работника школы, из-за которого Сальвадор ослеп на один глаз. Это давным-давно случилось, я уже всей истории и не помню.

– А я и подавно! – хохотнула Роза.

– А во второй раз Таос подрался в боксерском клубе, – продолжил Алоиз. – Но тут я только со слов владельца клуба, Д’Амато, могу пересказать. Сам Таос об этом случае словом не обмолвился.

– А мы уже разговаривали с мистером Д’Амато, – предупредил дальнейший рассказ Младший. – И с его сыном тоже.

– Да? – удивленно поднял брови Алоиз. – Стало быть, вы знаете, что Таос не на пустом месте в драку лез. А вот Сальвадор не понял разницы между тем, кто защищает свою семью, и тем, кого самого лучше остерегаться. С ним с горем пополам ещё получалось сладить, пока Таос жил с нами, всё-таки Сальвадор его побаивается. Но когда мы отдали мать Розы в дом престарелых, и Таос из-за этого ушёл, то его брат перестал с нами считаться. Начал пропадать сутками, водить в дом всякий сброд. И, в конце концов, сел в тюрьму за угон машины.

Алоиз посмотрел на жену, качающую оголенной по колено ногой и отвлеченно разглядывающую изображение города на карманном календаре за прошлый год, и продолжил:

– Мы с женой сначала выдохнули. Дома стало спокойно, сын, глядишь, образумится после такого урока. Но как-то пришли в тюрьму, а у Сальвадора всё лицо разбито. И не спросишь – кто это сделал? Как смысл? Они все там, ты тут. Там одни правила, тут – другие. Это когда дети были действительно детьми можно было пойти к чьим-то родителям и сказать, чтобы присматривали за своим чадом, которое кулаками размахалось. Но мы с женой так никогда не делали, а сейчас уже поздно начинать. Не хочется говорить, что как успели, так и воспитали, но получается, что так и есть. А помочь-то сыну хочется! Мы случайно услышали, что у подруги Розы муж служит охранником в тюрьме и пошли к нему просить, чтобы присмотрел за Сальвадором. Охранником он оказался предприимчивым и с нас сразу попросил денег и предупредил, что случиться всё равно может всякое – не будет же он везде за нашим сыном ходить. Мы согласились. И не зря! Насколько мы могли видеть, с Сальвадором больше никаких неприятностей там не случалось.

– А сыну вы рассказали, что за ним присматривают? – спросил Младший.

– Не стали, – ответил Алоиз. – Решили, что он может почувствовать безнаказанность и натворить чего.

– Хватит! – вскочила с места Роза. – Хватит этих историй! Можно подумать, в нашей жизни не случалось ничего хорошего! Смею тебе напомнить, дорогой, что у нас два чудесных внука – дети Сальвадора. А сам он с женой – хорошие родители!

– Хороший отец должен быть рядом, – не выдержал Младший.

– Его отец ушел из семьи, – пояснил Алоиз жене.

– Причина может быть в его матери! – отмахнулась Роза. – Да, Сальвадор совершил ошибку, но у него есть время всё исправить. А вот у Таоса за спиной никого, успеет ли он исправить это? Не знаю, наша ли это заслуга или просто время было другое, но мы всё делали вовремя: выходили замуж или женились, заводили детей, радовались внукам. Осталось только вовремя умереть! Час в час! Кстати, во сколько вы сказали зайдёт Таос?

– Мы такого не говорили, – удивился Альгобар.

– На днях зайдёт, дорогая, – поспешил вмешаться Алоиз, – на днях.

– Я очень скучаю по моему мальчику, – прижала руки к груди Роза. – Он всегда был таким славным ребенком! Он оказался самым младшим в классе и очень отличался от других. Был добрее, наивнее.

– Он зайдет, как только вернется из другого города, – прервал уже выслушанный однажды рассказ Младший.

– Из другого города? Как здорово! – обрадовалась Роза. – Он всегда хотел посмотреть страну. А что он ещё говорит?

– Он просил передать фотографию, – полез в карман Альгобар, совершенно непонимающий цели данного представления, но всегда готовый принять активное участие во всём.

– Фотографию? – хором, понизив голос, переспросили Младший и Алоиз.

– Вот, – подошёл Альгобар к Розе и протянул ей снимок с загнувшимся углом.

– Мой мальчик, – нежно произнесла женщина, расправляя фотографию, – он помнит о своих родителях. Видишь, какой он здесь красивый? У меня в молодости был точно такой же цвет волос.

Альгобар кивнул и вернулся на своё место, сложив руки за спиной.

– Фотографии – важная вещь, – подложила под себя правую ногу Роза. – У меня есть одна трогательная история на этот счёт.

– Дорогая, – произнёс Алоиз с легким оттенком строгости, – ребятам пора уходить.

– Я быстро, – уже привычно отмахнулась Роза, – вы, главное, не перебивайте. Вам же, ребята, на уроках в школе рассказывают про войну? Ту самую. Так вот, в ней участвовал мой отец. Он был образованным человеком. Его мать работала преподавателем в университете, так что в части ума ему выбор и не предоставлялся. Кажется, он даже играл на скрипке, но я его игры никогда не слышала. Когда ему пришла повестка, бабушка долго молчала. Да и вообще в доме стало тихо. Разве что я плакала, пытаясь научиться ползать. В день отъезда, уже на самом вокзале бабушка дала отцу фотографию, обернутую плотной бумагой. Отец сначала отказался брать, сказав, что у него всегда есть с собой фотографии близких. Но бабушка ответила, что такой у него нет. Отец не стал спорить, сунул фотографию в нагрудный карман, попрощался со всеми и уехал. Он часто писал. У меня хранятся его письма. Все они написаны на простой неразлинованной бумаге, а потому строчки в них прыгают. Как будто отец писал эти письма на ходу или в темноте. Возможно, так оно и было! Через три года отец вернулся целый и невредимый, а ещё через год рассказал одну историю.

– А почему только через год? – спросил Альгобар, под недовольный взгляд Алоиза.

– Не хотел вспоминать, – ответила Роза. – Их пятерых сослуживцев окружили в каком-то лесу. Всех усадили на землю, отобрали оружие. Врагов было много. Отец подумал, что их всех отведут в плен, заставят работать, будут морить голодом, но тут застрелили первого сидящего в ряду. А отец сидел следующим. Их хотели просто расстрелять, прямо под деревьями. Наверное, даже тела закапывать не стали, а просто оставили диким зверям. Отец вспомнил о семье, трясущимися руками достал фотографии и даже успел посмотреть на них несколько мгновений. Он потом утверждал, что перед смертью совсем не хотелось плакать. Зачем тратить время и силы? Хотелось просто домой. Весь мир в момент сузился до нескольких человек и черного лохматого беспородного пса. А справа лежало бездыханное, ещё теплое тело человека, у которого тоже были фотографии в кармане. Может, ему повезло больше всех – этому первому? Не успел ни о чем подумать и ни о ком соскучиться. Отца пнули по рукам, сломав ему кисть, и фотографии разлетелись. Раздался хохот, показавшийся отцу громом. Должно быть, страшно оказаться в грозу в лесной чаще. А ведь я оказывалась в детстве с мамой! Жаль не помню, испугалась ли я. Солдат ткнул отца оружием в грудь, наклонился и поднял один снимок. Посмотрел на него, повертел и позвал остальных своих. Враги принялись снова смеяться, надувая щеки, и громко разговаривать, о чём-то спрашивать отца, тыкать в его лицо пальцами. Но он их не понимал. Наконец, солдат протянул снимок отцу и махнул рукой, мол, вставай и уходи. Отец огляделся и увидел черноту бездонного леса вокруг. Вопросительно взглянул на солдата. Тот снова замахал рукой, как будто говорил: «кыш–кыш–кыш». Словно на земле сидели не люди, а цыплята. Отец встал под недоумённые взгляды сослуживцев и побежал. Он ждал выстрела в спину. Но когда выстрел последовал, отец уже был далеко. Потом ещё два выстрела. И ещё один. Наверное, одного из мужчин не смогли убить с первого раза. А отец через несколько часов добрался до деревни, жители которой показали ему дорогу к своим. Моя бабушка на этом моменте спросила отца – а покормили ли его в этой деревне? Но он этого не помнил. Он помнил только как бежал, и как задыхался и его тошнило от усталости и пережитого страха, но ноги сами несли вперед.

– А что на фотографии-то было? – вновь не вытерпел Альгобар.

– Он сам – мой отец, – польщённая таким интересом, ответила Роза. – Это была его детская фотография. На ней он совсем младенец. С большими щеками и удивленными глазами. Только отец её не разглядывал, иначе бы узнал, что на обратной стороне есть надпись на трёх языках: «Посмотри, кого ты хочешь убить». Да, бабушка была умнейшим человеком! На моей памяти жизнь ни разу не смогла её застать врасплох. Просто нужно уметь прислушиваться к себе и к миру вокруг, и он расскажет, что делать. Интуиция – это не бессмысленное гадание на кофейной гуще, а подсказка нашего же жизненного опыта и знаний. Прислушиваться к интуиции – всё равно что решать уравнения.

– А если ответов больше, чем один? – вспомнил школьные уроки Младший.

– Для одного конкретного человека может быть только один ответ, – уверенно произнесла Роза. – Потому что жизнь одна и опыт один. Да и мир тоже один, даже если мы его видим по-разному.

– Всё равно решать уравнения куда проще, чем предугадать, что обычная фотография спасёт человека! – впечатлился рассказом Альгобар.

– Конечно же проще! – согласилась Роза. – Поэтому никогда не забывайте кто вы, и какими вы были. Тогда вас и не придётся никому спасать. Иногда, чтобы быть счастливым, достаточно просто помнить. Уж я-то это знаю.

– Ну, хватит, – решительно прервал разговор Алоиз и дружески похлопал мальчишек по плечам. – Вам пора.

– Подождите, – поднялась с дивана Роза, – вы же друзья Таоса? Кажется, раньше вы у нас не бывали.

– Нет, – покачал головой Младший, – мы его совсем не знаем.

– Очень жаль, – пригладила свои волосы Роза. – Когда же он обещал зайти? Неужели только на следующей неделе? Что ж, пойду сварю себе кофе.

Женщина удалилась, напевая под нос протяжную мелодию. Сквозь монумент из фотографий хозяйка дома прошла не останавливаясь, но успев при этом удовлетворенно отметить, что на стенах ничего не изменилось, а сама она помнит, в каком порядке расположены снимки. Она вообще могла без труда вспомнить каждую фотографию в доме и место, где та стоит или висит. Мелодия стала веселей, и из кухни послышался шум воды и звон посуды.

– Тут на столе чья-то бутылка! – раздался голос Розы. – И яблоки!

Альгобар без лишних слов сбегал за оставленными вещами, и ребята в сопровождении Алоиза, застывших взглядов со стен, бутылки воды, двух яблок и задумчивого молчания миновали коридор и вышли на крыльцо. Во дворе по ту сторону дороги дети катались с небольшой пластмассовой горки. Раздавались крики и смех, а солнце приятно грело руки ниже рукавов, и Младший подумал, что всё должно быть хорошо, и Таос обязательно скоро навестит своих родителей, а Роза непременно этот визит запомнит.

– Вот дети отдыхают, – посмотрел вперёд Алоиз. – А вы со своими заданиями по чужим домам ходите.

– Они же из начальной школы! – возмутился Альгобар, глядя на детей. – Если вообще туда уже ходят. А мы больше половины классов закончили.

– И как? – бросил Алоиз взгляд на ребят – Мечтаете быстрее доучиться?

– Само собой, – усмехнулся Альгобар.

– Я нет, – высказался за себя Младший.

– Таос не любил школу, что бы там ни говорила его мать, – вспомнил Алоиз. – Его самого отчисление вообще никак не тронуло. Выгнали и выгнали. Сказал, что теперь пойдет работать. Но хоть с этим у него сложилось. Уж поверьте, это большая удача – работать там, где нравится. И вопрос даже не в том, сколько платят.

– А почему удача? – спросил Младший. – Можно же самому выбрать, куда пойти.

– А вот пойми – почему? – развел руками Алоиз. – Я вот не знаю. Наверное, жизнь так складывается. Хочешь быть учителем, а учителя требуются только в новую школу в глухой деревне, а жена туда не поедет. Вот и идешь в мебельный магазин шкафы собирать. Или стал врачом, как и собирался. А в больнице оказалось всё не так, как ты себе рисовал в голове. Врачам на пациентов плевать, из доступных лекарств – жаропонижающее, да болеутоляющее, но со временем привыкаешь и злишься на себя по утрам, но работаешь. Или вон как Таос – пару раз махнул кулаками, и вместо бокса идешь самолеты обслуживать в аэропорту.

– А второй, с кем кулаками махнул, вместо бокса идет подростков тренировать, – добавил Альгобар.

– Этого я не знал, – посмотрел в конец улицы мужчина, будто высматривая знакомых. – Должно быть, он расстроился сильнее Таоса. Того азарт нечасто захватывает. Даже матчи со мной не приходит смотреть. А если и застанет у нас случайно игру по телевизору, то посидит-посидит и найдёт повод уйти. Он и в молодости так поступал. Говорит, что ему интереснее самому мяч бросать, чем смотреть на других. Насмотреться он и в старости успеет. Тут мне с ним сложно спорить.

– Думаете, мы возьмём кубок в финале в этом году? – оживился Альгобар.

– Надеюсь, – ударил себя кулаком в грудь Алоиз. – Мы давно не побеждали, пора брать своё. Да и напрасно что ли новый стадион строили.

– Новый? – удивился Младший.

– Ах, – вздохнул Алоиз, – ну да, ему же уже лет десять, а может и больше.

Наступила тишина, и Младший, не имеющий привычки много говорить и хорошо разбирающийся в ощущениях от молчания, вдруг подумал, что именно неудобное молчание – обычное явление в этом доме.

– Мистер Д’Амато передавал вам привет, – вспомнил Младший.

– Это Роза – моя жена, – будто не слыша мальчика произнес Алоиз, не найдя другой уместной фразы для начала своей только что сочиненной речи. – Она медленно, но верно теряет память. Начала забывать даже соседей и родственников. Мы месяц назад ходили на день рождения к её двоюродному брату, так она у всех спрашивала – а чей, собственно, день рождения? Сначала думали, это шутка такая. А потом начали Розу избегать. Не все, конечно, но мы решили домой поехать, чего людям мешать веселиться.

Тут Алоиз отошёл от ребят на пару шагов и поднял с крыльца небольшие настольные часы, лежащие циферблатом вниз.

– А я их искал, – приложил часы к уху Алоиз. – Я стараюсь, чтобы в доме всё было на своих местах – так жене проще запоминать, где и что лежит. Она всегда расстраивается, если не может найти даже свои очки. А как на улице тепло стало, Роза начала на крыльце постоянно сидеть – приходится поглядывать за ней из окна. Ещё оставляет открытой дверь на улицу, говорит, что сын должен зайти. Да – никто и нигде не ждёт Таоса так, как Роза. Даже я хоть и скучаю, но понимаю, что у человека своя жизнь, свои заботы. Но мать есть мать, ей этого не объяснишь. Так что Таосу бы одуматься, пока не поздно. Навестил бы, провёл бы у нас выходные, в лото бы сыграли. Вы вот как со своими родителями время проводите?

– Никак, – дружно ответили ребята.

– Это вы так думаете, – усмехнулся Алоиз, перекладывая часы из одной руки в другую. – А для родителей вы вместе завтракаете, телевизор смотрите, гуляете. Таосу бы зайти. Правда, Роза всё равно не запоминает его приходов. Он как-то нагрянул к нам в понедельник рано утром, мне даже пришлось жену разбудить. Посидел у нас с час, похвалил выпечку, которую я в магазине на углу купил, помог фотографию в коридоре повесить. А к вечеру Роза снова принялась говорить, что не видела сына целый месяц, и просить меня позвонить ему. А у Таоса даже телефона нет! А жена к тому же запомнила его старый номер и названивает по нему. А там уже другие люди живут! Я им всё объяснил, они с пониманием отнеслись. Но вчера всё равно пришлось шнур выдернуть и сказать, что телефон не работает, иначе бы Роза точно кого-нибудь посреди ночи разбудила.

– А адрес никак нельзя разузнать? – спросил Младший. Он вдруг подумал, что хочет отыскать Таоса не только для себя, но и для мужчины напротив.

– Мне он его не говорит, – недовольно плюнул через перила Алоиз. – Всё обещает пригласить к себе, когда перестанет с места на место переезжать. Ничего, подождём, справимся. Для нас эти проблемы не новы. Мать Розы тоже в старости ничего не помнила. Бывало, пойдёт на улицу, а посреди дороги забудет и куда шла, и где живёт. А Таос с братом потом её искали по всей округе. Может, поэтому он и заходит редко – насмотрелся в детстве. Не хочет теперь и мать беспомощной видеть. Только не подумайте ничего. Таос хороший сын. Всегда нам помогает, спрашивает, как наше здоровье. Мы то, конечно, всегда его обманываем. Вот так глупо дети и родители оберегают друг друга – просто не говорят всей правды.

– Мы найдём его, – пообещал Альгобар, сжав кулаки. – Нам бы только какую-нибудь зацепку! Может, у него жена есть? Мой отец говорит, что они болтливые и всё всем рассказывают. Может, и нам бы адрес сказала.

– Жена была, но давно, – задумался Алоиз. – Они ни с кем не советовались, никому ничего не говорили – просто пошли и расписались. Поэтому и прожили вместе недолго. В таких делах спешить не надо. Но адрес её должен быть в записной книжке.

Мужчина, попутно встряхнув будильник и вновь приложив его к уху, скрылся в доме, закрыв за собой дверь.

– Вот это первый день лета, – с уважением в голосе произнес Младший, оставшись на крыльце вдвоем с другом. – И не верится, что мы с тобой книги только сегодня утром таскали.

– Да, – согласился Альгобар. – Но я пока не решил, что я обо всём этом думаю. Столько событий, столько грустных историй, но как будто бы никого и не жалко. Фекво и боксер этот, понятно, сами виноваты. Мистер Д’Амато больше со стороны наблюдал за происходящим, знаешь, как в фильмах бывают второстепенные роли. А вот почему родителей Таоса не жалко, я пока не понял.

– А я знаю, почему не жалко.

– Почему?

– Потому что они, – кивнул на дверь Младший, – сами себя тоже не жалеют. Вот боксёр жалеет себя. И мистер Д’Амато жалеет себя. И Фекво в своей истории самый несчастный. А родители Таоса борются несмотря ни на что, к ним только сочувствие. И помочь хочется. Если ты меня понял.

– Понял, – неуверенно ответил Альгобар. – Помочь бы не мешало. Но я всё равно не знаю, что я обо всём этом думаю, и как с этим быть.

Младший хотел добавить, что и он не особо-то представляет, что делать дальше, но тут вернулся Алоиз с листком в руках.

– Вот, – протянул мужчина листок Младшему. – Вырвал из книжки. Вроде бы это она. Мне-то её адрес точно ни к чему. Удача, что он вообще сохранился.

– Мы вернёмся к вам, если что-то узнаем, – пообещал Младший, аккуратно сложив листок вчетверо.

– Буду ждать, – сухо ответил Алоиз и вздохнул, услышав громкое пение из-за двери. – Берегите и цените своё детство.

Мужчина слегка потрепал Альгобара по плечу и удалился, а ребята спустились с крыльца, вышли на тротуар и уставились в разные стороны. Каждый думал о своём. Альгобар уже прокручивал в голове диалог с бывшей женой Таоса. Он вспоминал и предыдущие сегодняшние беседы и пытался понять, правильно ли он себя вёл и удалось ли выведать всё, что было можно. А Младший размышлял о своём отце, которого давно не видел, и думал, а что бы тот мог рассказать о своём сыне. Если вообще что-то мог. Их мысли прервал чёрный легковой автомобиль, остановившийся около дома.

– Какая мрачная машина, – заметил Альгобар, и ребята поспешили прочь, подбрасывая в воздух яблоки.

Глава 5. Алиса

Во дворах уютных домов, а иногда и на тротуаре бегали дети, и почти не встречались взрослые. Эти ещё маленькие люди носились с собаками на поводке, рисовали мелом на асфальте, падали, плакали, поднимались и смеялись. Они стремились успеть и немного расстроиться, и обрадоваться, и обменяться секретами, и узнать плохое и хорошее, чтобы, когда вечер наступит, у них за плечами была уже целая маленькая жизнь, о которой можно рассказать.

– Одна малышня вокруг, – отпил воды из бутылки Альгобар и протянул её Младшему.

– Как в книге, – тоже сделал несколько глотков Младший. – Правда, там они были на острове, а не в городе.

– Я бы не хотел оказаться на острове – ни за какие деньги! – воскликнул Альгобар и топнул ногой. – Мне нужен город: асфальт, метро, вывески разные. Шум, пыль, в конце концов. Я бываю у родственников за городом, так там так тихо! Ужас просто. Почти не сплю – всё время какая-то настороженность не покидает, что вот-вот ерунда произойдёт. А куда мы идём?

– До перекрестка. Сама улица там, но где какие номера домов я не знаю.

– А, найдём.

Ребята дошли до пересечения дорог и остановились. Они бы выглядели нелепо – стоят под самым светофором, крутят головами, а дорогу на зеленый сигнал не переходят – будь они взрослыми. Но дети выглядят нелепо, только когда не хотят быть детьми. По ту сторону зияющего прорехами асфальтового полотна мужчина в растянутой дырявой футболке и безразмерных засаленных джинсах катил перед собой тележку из супермаркета, на дне которой лежали разноцветные мятые алюминиевые банки. Время от времени он останавливался возле скамеек, топал ногой, поднимал расплющенную банку и бросал её к остальным.