Свет сквозь мрак

– Понимаешь… – замялась пожилая женщина, – …Яна больна…

– Я знаю, что она слепая! – жестко сообщила Маша, – вы не очень-то старались вылечить ее от кори! – добавила она язвительно.

– Не смей так разговаривать со мной! – вспылила Василиса Николаевна, – эпидемия была по всем деревням! Я потеряла шестимесячного внука во время этой эпидемии и не одна Яна осталась без зрения! Здесь, в городе, в больнице были и другие дети, оставшиеся без зрения, хотя их лечили врачи! О болезни глаз Яны я даже не знала!

– Конечно, вы как всегда зарабатывали деньги, и вам было не до ребенка!

Добавила Маша, с явным намерением вылить всю горечь обиды на женщину, не пожелавшую стать ее свекровью и дать ей дом и семью, которую она могла бы дать. Раньше Маша не решалась, что-либо подобное говорить, так как боялась, что ее выгонят вместе с ребенком и тогда она не сможет найти работу и устроить семью. Теперь же, осмелев, она пыталась отомстить за все обиды и слезы, зная, что Василиса Николаевна не сможет уже обидеть ни ее, ни ее ребенка.

– Что же, ты теперь смелая стала, дерзкая…. – гордо и обиженно подняла голову Василиса Николаевна, – я не буду препятствовать тебе. Можешь забирать свою дочь. Но я не хочу видеть тебя больше никогда в своем доме.

– Не беспокойтесь, я и сейчас не войду в дом. Я остановилась у знакомых. А назавтра утром обратный поезд. Мне нужна только моя дочь! Дайте мне ее свидетельство о рождении, чтобы я могла купить на нее билет.– Маша не собиралась уступать.

– Я не смогу собрать ее вещи за пять минут. Ты можешь сейчас увидеться с ней. Вещи я приготовлю к вечеру. А метрики я тебе отдам – можешь забирать,… – бросила Василиса Николаевна, резко развернувшись спиной к молодой женщине, направилась к дому.

Войдя в дом, бабушка посмотрела на внучку. Яна тихонько сидела на полу, на своей теплой подстилке, играя с куклой, которую недавно купила ей бабушка.

– Яна, приехала твоя мама. Она хочет забрать тебя к себе, – сообщила бабушка.

– Мама?!… – Яна подняла незрячее лицо к бабушке.

– Да, твоя мама, – подтвердила Василиса Николаевна.

– Она хочет забрать меня? – удивилась девочка.

– Да, она хочет забрать тебя насовсем, – еще раз подтвердила бабушка. Вы поедете далеко, на большом и громком паровозе, – объяснила Василиса Николаевна.

– А ляля тоже с нами поедет? – насторожилась Яна.

Маленький Сашенька стал для нее центром ее маленькой вселенной, и она не представляла себе утра без прикосновения к его теплым пальчикам.

– Нет, Сашенька и тетя Зоя останутся дома, – немного раздраженно ответила бабушка.

Яна вдруг расплакалась.

– Я не хочу ехать. Я хочу остаться с Сашенькой. Сашенька мой братик!

– Саша – мой сын, а не твой брат, – тихо, чтобы не услышала свекровь, прошептала Зоя, но Василиса Николаевна услышала.

– Зоя, тебе обязательно было это говорить? Ты не можешь сдержаться, чтобы не причинить боль ребенку! Бог накажет тебя за это! – резко бросила она.

– Бога нет! Ученые уже доказали это! – вызывающе, но с некоторым страхом почти крикнула Зоя.

– Поэтому-то первый твой умер… за то, что ты ненавидела девочку, – уколола свекровь, – берегись, чтобы ты не навлекла на семью еще одну беду!

– Как вы можете так говорить?! – испугалась Зоя.

– А как ты можешь забывать об этом и навлекать новую беду на семью?! Ты знаешь, что нам нужен внук не меньше чем вам – сын! Даже если нет Бога – закон справедливости все равно есть!

Зоя не выдержав, выскочила на улицу, громко хлопнув дверью. Старый страх вновь подкатил к самому сердцу, ноги и руки похолодели. Инстинктивно она подхватила на руки Сашеньку, который лежал в самодельной коляске на свежем воздухе и мирно спал. От резкого движения ребенок испугался и громко заплакал. Мать, испугавшись еще больше, прижала его к себе, считая его плач плохим предзнаменованием. Люди, отвергающие истинного Бога, становятся особенно суеверными.

Василиса Николаевна, упрекнув сноху в плохом обращении со слепой падчерицей, сказала правду, хотя и не полную, ведь Зоя все же заботилась о Яне, пусть и не от сердца. Но она также выразила общепринятую ложь, что Бог может послать смерть невинному ребенку только за то, что его мать забыла поменять мокрые штаны у другого больного ребенка или вовремя накормить его. Зоя не принадлежала к числу жестоких людей, хотя и пыталась избежать лишних на ее взгляд трудов. Она кормила и обстирывала Яну. Зоя не оставляла ее без пищи и одежды. Просто она делала это без любви и желания. И ее страх, и уверенность в том, что Бог отнял ее ребенка в наказание за мелкие грехи небрежения к своим обязанностям, вызывал обиду и гнев не только на себя, но и на Бога, наказавшего ее так строго за не слишком страшную вину.

Свекрови было легче найти причину смерти внука в неправильном поведении снохи, потому, что это избавляло ее от мысли о собственной вине перед Яной. Ведь она вместе с мужем не захотела принять ее мать в дом в качестве снохи. И даже после рождения Яны, пожалела отдать Маше корову и отпустить ее вместе с ребенком, тем самым дав малышке пропитание. Кроме того, оставив ребенка себе, Василиса Николаевна оставила малышку на попечении неопытной молодой снохи во время ее болезни, уехав вновь на заработки после похорон внука. Легче всего, осудив другого, забыть о своих неправильных действиях.

Обида и гнев на Бога немного стерлись в душе Зои после рождения Сашеньки, но в момент последней ссоры свекровь напомнила все мысли и чувства того времени, всколыхнув в душе молодой женщины также страх и ненависть к тому Богу, которого она считала повинным в своей боли. И сейчас она рванулась к сыну, в бессильной попытке защитить грудью своего маленького мальчика от неведомого, но страшного существа, готового убить малыша только за то, что она – мать, пытается отвоевать право единственного владения этим ребенком. За то, что пытается не делить своего Сашеньку с этой слепой девчонкой, которая своим существованием каждый день напоминает о другой женщине бывшей в жизни ее мужа. Зоя знала, что не права, что девочка не виновата в грехе родителей, поэтому мужественно боролась с этим чувством, как могла. Просто бывали моменты, когда женщина терпела поражение и забывала дать ребенку необходимое, или говорила ей что-нибудь обидное, позже спохватываясь и пытаясь компенсировать свои срывы, иногда даже балуя Яну по мелочам.

Все эти чувства пронеслись в душе молодой женщины почти неосознанно. Она также не задумывалась, почему с такой жадностью впитывала атеизм, насаждаемый среди народа. Но за всеми этими стремлениями скрывалась мысль: «Если Бога нет – тогда не нужно ждать от мира справедливости и гармонии, а это значит, что с каждым простым человеком может случиться разное. И еще это означает, что не нужно нести бремя вины за смерть своего горячо любимого первенца». Боли матери, потерявшей ребенка, было более чем достаточно для Зои. Большего она просто не могла вынести, поэтому всей душой искала возможности сбросить непосильную ношу. Если нет Бога – жизнь придется принимать такой, как она есть, и пытаться выжить, несмотря на ее несправедливость.

Ссора, произошедшая в доме, была не первой и Яна привычно виновато опустила голову, считая себя виновной в этих ссорах. Девочка была простым представителем человеческого рода, легко поддающегося ложному чувству вины. В душе каждого человека есть знание о своей виновности, но люди в детстве не знают, что это за вина, а повзрослев, в большинстве своем, не признают ее. Не задумываясь о том, что признание истиной виновности перед Богом лечит душу грешника, и избавляет его от множества ложных «вин», накапливаемых за жизнь, которые он придумывает себе, отягощая ими душу. Ведь тот, кто знает, что имеет врожденное заболевание, будет принимать необходимые лекарства вместе с пищей (как те, кто больны сахарным диабетом), и это продлевает их жизнь на земле. Также и человек, признав свою виновность перед Богом, свою тягу к греху, к уничтожению себя (через пороки), или себе подобных, понимает свою потребность в прощающей и очищающей любви Бога, встав на борьбу за полноценную жизнь своей души, учась любить людей, любить себя, как создание Бога, стремясь к совершенству и вечности.

Яна не знала и не думала, ни о чем подобном. Она лишь привычно приняла на себя новую долю вины за новый скандал взрослых, не понимая, что на самом деле, не она а их нерешенные проблемы явились причиной ссоры. Душа малышки и без того обремененная чувством несправедливости жизни, получила новую порцию тяжести и ложной вины, которую не могли вынести слабые плечи ребенка и Яна, также привычно попыталась уйти от вопросов, которые не могла решить. Она вдруг вспомнила основную новость, порывисто встала и шагнула к двери.

– Где моя мама? – девочка протянула руки вперед, ища мать.

– Нет, она не здесь. Твоя мама ждет тебя во дворе. Я отведу тебя к ней, – бабушка взяла Яну за руку и повела во двор.

Дойдя до калитки, где стояла Маша, упорно не желавшая входить, бабушка обратилась к Яне:

– Твоя мама здесь!

Василиса Николаевна была взвинчена. Она раньше боялась бросить больного ребенка из страха возмездия от Бога, но и заботиться о ней тоже не очень хотела. Теперь ее освобождали от этой необходимости, но слишком обидным способом и пожилая женщина чувствовала себя глубоко уязвленной. Маша несколько минут стояла в нерешительности, глядя как Яна, осторожно проводит руками перед собой, ища ее, затем шагнула к дочери, склонилась над ней и взяла на руки.

– Здравствуй, доченька! – сдавленным голосом произнесла она.

– Мама! – едва слышно прошептала Яна, обхватила ее шею и прижалась к щеке. – Мамочка, мама! – повторяла она слово, которое так хотела сказать, и которое ей было запрещено.

Бабушка была дорога Яне, потому что она заботилась о ней, несмотря ни на что, но она тоже не разрешала звать ее мамой и малышка мечтала о том, что сможет произносить это слово, не слыша ни возражений, ни упреков в ответ.

– Доченька – вдруг расплакалась Маша, – моя доченька!

– Мама, мамулечка!

Яна гладила по щекам мать, вытирая с них капельки слез, затем она осторожно потрогала нос, глаза. Когда Маша прикоснулась своими руками к рукам дочери, та нежно «перешла» пальчиками на руки матери.

– У тебя такие мягкие руки! – прошептала Яна.

– Какие же они мягкие? – удивилась Маша, все шершавые.

– Нет, они такие теплые! Я так давно-давно хотела потрогать твои руки! – я очень люблю тебя! Я так скучала. Я знала, что ты не бросила меня, тетя Зоя обманула меня.

Маша хотела сказать в ответ, что она тоже любит свою дочь, но не смогла солгать, гладя на ее открытое лицо. Она прижала ее к себе и от души сказала.

– Я очень скучала по тебе, и часто думала о тебе, ты же моя кровиночка!

– Я твоя кровиночка? – Яна не совсем поняла смысл этой фразы, но она ясно поняла, что это что-то хорошее, – да, я – твоя кровиночка,… и бабушкина… – подумав мгновенье, добавила она.

– И бабушкина… – обречено вздохнув, добавила Маша.

Василиса Николаевна, услышав последнюю фразу Яны, была глубоко тронута ее словами. Пусть даже взрослые делали ей больно, но маленькая больная девочка была другой. Она помнит добро, которое бабушка для нее сделала!

Женщина даже прослезилась, но быстро смахнула слезы с глаз и ушла в дом. Она достала метрики Яны и вынесла их ее матери, затем начала складывать в сумку немногие Янины вещички, стараясь не давать себе отчета, с каким облегчением в душе провожает внучку в дорогу.

Маша проговорила с дочерью около полу часа, потом, обещав скоро вернуться, ушла на вокзал за обратным билетом. Ей пришлось отстоять длинную очередь, пока она смогла купить билет и Маша сильно устала.

Вернувшись после встречи с матерью, Яна долго сидела молча, затем, вспомнив о предстоящей разлуке, подошла к Сашеньке. Осторожно взяв его за ручку, она прошептала:

– Я буду очень скучать по тебе! Я очень тебя люблю!

Зоя стояла в стороне, напряженная как струна, но не мешала общению детей. Страх навлечь на себя беду вновь проснулся в женщине. Следующие несколько часов Яна почти не отходила от Сашиной кроватки или от самодельной коляски, когда он «гулял» на улице. День был почти по-летнему теплым. Птицы пели на все голоса, но сердце маленькой девочки трепетало. С одной стороны она мечтала жить с мамой, с другой стороны боялась новых мест и особенно болезненно переживала разлуку с маленьким братиком – единственным человечком, который любил ее от всего сердца.

К вечеру мать не пришла и Яна очень разволновалась. Она боялась, что мама исчезнет опять, также неожиданно, как появилась. Но рано утром Маша стояла у калитки. На стук вышла заспанная Зоя. Увидев соперницу, она демонстративно развернулась и, не сказав ни слова, вошла в дом. Закрыв за собой дверь, она обратилась к Яне:

– Твоя непутевая мать за тобой пришла!

– Мама пришла! – разволновалась Яна, не зная за что хвататься.

Бабушка ловко переодела девочку в выходное платьице, взяла в руки сумочку с ее нехитрыми пожитками и любимой куклой и вышла к калитке. Поцеловав малышку на прощание, она сказала:

– Я не пойду на вокзал тебя провожать, пожелаю тебе здесь счастливого пути.

Дорога заняла всего шесть часов. В начале Яна была немного напугана грохотом колес и громким гудком локомотива, но в вагоне довольно быстро освоилась. На привокзальной площади мать купила небольшой букетик подснежников. Это были первые подснежники в этом году, и Маша решила порадовать себя после всех проблем. Но Яна, узнав о подснежниках, пришла в такой восторг, что Маша не выдержала и отдала их дочери, добавив:

– Это тебе!

– Мамочка! Они настоящие!? – время от времени восклицала она.

– Да, они настоящие, – подтверждала Маша, – сейчас же весна. Пока расцвели только подснежники, скоро будет много цветов.

– Спасибо! Большое спасибо! Конечно, они же пахнут! – добавляла Яна, словно убеждая кого-то в правдивости своего убеждения, – скоро будет много цветов?

– Да, скоро, – ответила мать.

– А там, где ты живешь, цветочки есть? – для малышки ответ на этот вопрос был очень важным, так как цветы оставались единственной знакомой радостью в ее новой жизни.

– Да, в деревне, где я теперь живу, тоже будут цветы. Нужно только подождать лета, – успокоила ее Маша, затем добавила, – цветы, которые там растут, очень хорошо пахнут и их там очень много.

– Правда?! – лицо Яны засветилось счастьем! Казалось, что она сейчас распахнет светящиеся счастьем глаза, но это было невозможно.

«Интересно, какие у нее были бы глаза? – вдруг подумала Маша, пристально глядя на дочь, – наверное, они были бы очень выразительные.… Она так восхищается любой мелочью! – затем она усмехнулась, – хотя, кто его знает? Если была бы зрячей, наверное, также не замечала бы все эти цветы, музыку, запахи и все остальное…»

Маша села в купе, полное других женщин, оставив Яну стоять у поручня. В дороге женщина рассказала попутчицам всю свою нелегкую судьбу. Женщины вздыхали и охали, жалея Машу, но никто не вспомнил о маленькой слепой девочке, тихо стоящей у поручня, никто не пожалел и даже не усадил на сиденье. Яна стояла у поручня поезда, и под перестук колес грустно думала:

«Я не нужна никому… Даже мама думает, что я – ее наказание за «грех молодости»»

Эту фразу Маша не раз повторила во время рассказа, указывая при этом на незрячего ребенка, крепко держащегося за поручень. Яна не знала значения слов «грех молодости», но отчетливо поняла, что она – мамино наказание. Девочка не могла понять, зачем мать забрала ее у бабушки, если она является ее наказанием за грех? Мир взрослых такой непонятный! Она, Яна ни за что не хотела бы иметь при себе каждый день свое наказание, а мама, почему-то хотела… И даже подарила ей эти цветочки!

Маленькой девочке было неведомо стойкое чувство вины взрослых, которые ищут своего, понимают, что это плохо, но продолжают делать, пытаясь избежать плодов того, что посеяли. Но через время чувство вины заставляет таковых делать то, что правильно и они под давлением этого чувства, чтобы успокоить свою совесть, делают то, что должны делать.

Искренняя любовь могла бы избавить их от чувства вины и дать не только сил, но и радости в том, чтобы делать все правильно и избежать чувства вины, но таковые не хотят проходить этот путь до конца, получив награду и радость в своем труде. Они останавливаются посередине, разрываясь на части и жалея себя. Роль жертвы несправедливой жизни для них более привлекательна, чем роль зрелого человека, понимающего и принимающего правду жизни, ответственность и привилегии права на свободный выбор жизненного пути.

Оказавшись дочерью незрелой и эгоистичной женщины, Яна оказалась в трудном положении. Она не могла выбирать свою судьбу сейчас, пока была еще так мала, и в душе ребенка все глубже оседало убеждение, что она – бремя, наказание… и еще кое-что, чего она еще не знает. Но в любом случае – она не нужна никому на этой земле…

Но, даже у этого маленького человечка был свой выбор – обозлиться и обидеться на вес белый свет, которому она оказалась не нужной, или искать счастья. Яна не понимала всей сложности этих вопросов, но душой она выбрала второе – поиск настоящего счастья. Малышке так хотелось жить! Хотелось прикасаться к цветочкам и травке, вдыхать их запах, сейчас напоминающий запах весенней земли. И хотелось быть счастливой, пусть даже и не потому, что ее любят, а вопреки всему. Она стояла, и время от времени осторожно подносила маленький букетик подснежников к лицу, вдыхая его запах. В эти мгновения вся ее вселенная, вся мечта о счастье и радости, вместилась в этот крошечный, уже увядающий букет. Все окружение отвергало ее, но маленький, такой же одинокий в этом мире букетик, отдавал для нее все, на что был способен в последние минуты своей короткой жизни. И Яна от всей души оценила это, впитав чутким сердечком мудрость жизни, преподанную ей маленьким букетом первых подснежников.

До деревни мать с дочерью добрались уже в сумерках. Цветы уже давно завяли, но Яна не выпускала букетик из рук и мать не стала отнимать у нее, рассчитывая, что пообещает поставить их в воду дома, а сама выбросит. Дети быстро забывают все. Так что проблем не должно быть.

Уставшие, они легли спать очень рано, но от перевозбуждения Яна долго не могла уснуть. В жизни девочки начался новый этап. Утром она попросила дать ей цветочки, но мать сообщила, что они завяли, и она выбросила их. Яна вдруг горько расплакалась. Она не могла объяснить матери, как много эти цветы значили для нее на новом месте, где она никому не нужна!… И слезы были единственным способом излить свое большое горе маленького человека, совершенно незнакомое практичному взрослому. Мать отругала дочь за напрасные слезы и повела ее к умывальнику. Когда Маша начала умывать дочь, та очень удивилась:

– Я сама умею… – она повернула лицо к матери, – ты только покажи где умывальник.

– Что ж, одной проблемой меньше, – облегченно вздохнула Маша, может ты, и суп кушаешь сама?

– Конечно сама, – чуть не рассмеялась Яна. – Я же кушала в поезде.

– То была варенная картошка и яйца. А суп труднее самой есть, – объяснила свою мысль Маша.

– Я суп давно кушаю сама, – успокоила Яна мать.

– Тогда с тобой будет проще, – закончила Маша и отошла от умывальника, – я покажу тебе дорогу от кровати к умывальнику и к столу, – добавила она после секундной паузы.

– А можно я посмотрю дом? – поинтересовалась Яна.

– Как ты можешь посмотреть? – не поняла Маша.

– Ну… руками потрогать… – уточнила девочка.

– Хорошо, «посмотри». – Она хотела добавить, чтобы Яна ничего не уронила, но тут же сама себя успокоила, – Сережа все равно все на себя тянет, когда бродит по дому.

Напрасно Яна переживала о том, что не сможет больше играть с маленьким Сашей, что не будет нужна никому – в новом доме ее ожидал другой братик – Сережа. Он был чуть старше Саши, и уже в первое утро жизни на новом месте, девочка поняла, что нашла друга. С ним Яне было даже интереснее играть. Довольно скоро дети очень привязались друг к другу.

Мать сказала правду, в деревне где жила теперь Яна, рядом с деревней простирался большой луг с множеством цветов. Как только солнце согрело землю, цветы показались из земли навстречу теплу и свету. Даже на огороде, по краям картофельного поля росли цветы. Мать показала дочери дорогу к полевым цветам. И теперь у девочки был свой собственный маленький луг. Яна каждое утро уходила на край огорода, чтобы понюхать цветочки, «осмотреть» руками каждый лепесток, «знакомясь» с каждым новым цветком, появившемся на ее маленьком лугу.

Наступило лето, Яна была удивлена и счастлива. Такого количества и разнообразия цветов она не знала за всю свою маленькую жизнь! Кроме полевых цветов, в палисаднике расцвели розы, посаженные матерью. И теперь по утрам, еще до завтрака, Яна осторожными шагами торопилась к кустам роз, чтобы ощупать каждый бутончик и понять, насколько распустились лепестки. Вечером Яна также не ложилась спать, не потрогав бутоны, всякий раз радостно сообщая матери.

– Мам, близкая розочка уже один лепесток показала!

Мать понимала, что на бутоне, расположившемся у самого крыльца, показался первый лепесток. Сообщение о состоянии бутонов роз ей приходилось выслушивать два-три раза в день. Теперь для того, чтобы знать, когда распустятся розы – Маше не обязательно было видеть их.

Иногда Маша брала дочь с собой в магазин. По дороге Яна расспрашивала о солнце, о полях и лугах, которые их окружали. Заслышав песню синички, Яна спрашивала:

– Мам, это кто поет?

– Синичка, отвечала мать.

– А как она выглядит? – спрашивала девочка.

– Тебе это зачем? – недоумевала в начале мать.

– Чтобы представить себе ее, – отвечала малышка, и мать рассказывала все о птичке. Любознательность Яны была беспредельной, и поэтому Маша все реже сообщала дочери, когда она пойдет в магазин.

Глава 6

Новый Машин муж не был в восторге от больного ребенка, поселившегося в их доме, но не сильно возражал. Воспитанный в практичной украинской семье, он считал «харчи», потраченные на этого ребенка – бесполезной тратой. Что может вернуть родителям девочка, да еще и больная? При всяком удобном случае он вспоминал историю о крестьянине, описавшем бюджет своей семьи.

«Однажды в деревню ехал мужик, по дороге он согласился подвезти путника. Во время долгого путешествия, мужчины разговорились.

– Большое ли у тебя хозяйство? – спросил путник крестьянина.

– Немалое, – важно ответил тот.

– А как ты распоряжаешься урожаем и прибылью? – вновь спросил путник.

– Одной частью дохода отдаю долги, вторую часть – отдаю в долг, а третью часть на ветер выбрасываю, – ответил крестьянин.

– Прости, я не понял тебя? Как объяснить твои слова? – удивился путник.

– Первой частью дохода я кормлю своих родителей, которые вырастили и воспитали меня, вторую часть дохода я отдаю на то, чтобы кормить и воспитывать сыновей, которые будут кормить меня в старости. А третья часть моего дохода уходит на воспитание, одежду и пищу для дочерей – это деньги, выброшенные на ветер, – закончил крестьянин»

Когда Степан рассказал эту историю в первый раз, Маша попыталась возразить, что дочери тоже помогают в домашней работе и не такие уж бесполезные. На что Степан жестко ответил:

– Молчи женщина, что ты понимаешь!

Больше Маша не перечила мужу, так как побаивалась его упрямого, крутого нрава, но обида на мужчину, считающего женщину бесполезным балластом, глубоко засела в душе женщины. И впоследствии она, на протяжении многих лет, при случае, напоминала мужу о роли женщины в те моменты, когда он не смог бы обойтись без женщины. На что муж огрызался:

– Куда от баб денешься! Если бы мог сам родить сына – не женился бы вообще! Жрать готовить я и сам научился бы! От вас только проблемы одни!

На что Маша обижалась еще больше. Слепую дочь жены Степан воспринял как неизбежное зло, иногда ворчал, но не выгонял. Чуткая Яна быстро поняла, что отчиму лучше не попадаться – так будет спокойнее. И поэтому она не вставала с кровати, пока он не уходил на работу.

Прошло два года. Яна почти забыла о своей жизни у бабушки и дедушки, но в доме матери она не стала родной. Маша все больше тяготилась необходимостью заботиться о дочери. Нередко в доме возникали ссоры, когда Степан укорял жену за средства, потраченные на одежду и пищу для Яны. В один из весенних дней в гости приехала сестра Степана. Увидев больного ребенка, она жестко бросила:

– Зачем вам нужна эта слепая?! У вас что, своих детей нет? Сережа есть, и еще будут! Да я уж вижу, что недолго ждать осталось – она бросила взгляд на округлившийся живот Маши.

Поздно вечером, когда дети уже спали, в доме состоялся серьезный разговор. Через неделю Маша повезла дочь к бабушке, сестра Степана решила «помочь» снохе, предложив посидеть с Сережей, пока та отвезет Яну.