скачать книгу бесплатно
Он понял ее вопрос: «насколько высокое у тебя положение?» – вот, что она спрашивает на самом деле. Не желая говорить, Харри посмотрел на белый халат девушки и перевел взгляд на ее лицо.
– Может, встретимся?
Ханна выжидающе наблюдала за ним, но он, ничего не ответив, усмехнулся и отрицательно покачал головой.
– Я женат, Ханна.
Кельнер показал левую руку, на которой блестело кольцо.
– Я в это не верю! Слышишь? Я поверить не могу, что ты женат на этой мелкой девчонке! Ты же говорил, – помнишь наш последний разговор, после которого ты бросил меня? – что не хочешь семьи, и никогда не женишься «ни на какой женщине»! Ханна перешла на крик.
– Так что изменилось, Харри Кельнер? Что?!
Харри посмотрел по сторонам, радуясь тому, что у этой сцены нет ни одного свидетеля, кроме него и фройляйн Ланг, и спокойно сказал:
– Женщина.
Ланг недоуменно взглянула на него.
– Я этому не верю. Нет!
– Ты не веришь этому, а я не верил, что ты будешь устраивать дешевые сцены. Тогда, в кафе, и сейчас.
Харри посмотрел на девушку.
– Все в прошлом, Ханна. Все кончено. Не вмешивайся в мою жизнь. Он уже сделал несколько шагов, когда снова услышал голос Ланг.
– А что ты сделаешь, если вмешаюсь? Что ты сделаешь?!
***
Тем вечером в «доме на Кудамм» людей было гораздо больше, чем он мог в себя вместить. В огромных залах стоял невероятный шум, – переплетение тостов, смеха, пьяных голосов, сальных анекдотов и всего того, что обычно произносят люди, изображающие излишнюю радость при виде шнапса, шампанского или друг друга.
Для Харри и Агны Кельнер вечер был очень удачным: никого из тех, кто своим взглядом отмечал в невидимом журнале их присутствие, не было. Гиринг, Гиллер, Гиббельс, и даже его жена отсутствовали, и все выглядело так, будто никто не знал, где они.
Уходя из дома, в котором Кельнеры пробыли около часа, Агна услышала, как чей-то пьяный голос сказал: «Наверное, они опять в своем за… замке».
Эдвард удивленно наблюдал за тем, как Элис вытянула из его портсигара сигарету и наклонилась к огоньку зажигалки, прикрытому от ветра его рукой. Сейчас они были далеко от Кудамм и от Груневальда, – где-то на ночном, загородном шоссе. Элис даже не знала точно, где именно.
– Давно ты встречаешься с Ханной?
Она посмотрела вверх, чтобы поймать взгляд Эдварда, что было совсем не трудно, потому что он сам непонимающе смотрел на нее, сведя брови на переносице.
– Мы встречались раньше, примерно полгода.
Пламенный кружок сигареты Милна описал в темноте траекторию, и застыл на месте.
– А ты? Давно куришь?
– С сегодняшнего дня.
Элисон прошла вперед, развернулась, и медленным шагом вернулась к Милну.
– Если ты хочешь быть с ней, я…
К удивлению Элис, ее голос сорвался, и она не смогла договорить.
– О чем ты?
– Магда Гиббельс видела вас. Правда, она не уточнила подробностей, но, думаю, все и так ясно.
– Агна, послушай…
– Не трогай меня!
Эл закричала, когда Эдвард коснулся ее руки.
– Меня никто не смеет трогать! Никто!
Выкрикнув эти слова излишне четко, она обошла Эдварда, и побежала к машине.
– Кто он? – спросил Милн, когда Элис перестала плакать.
Ему, не раз видевшему, как могут вести себя иные мужчины с женщинами, не нужно было объяснять, что за словом «никто!» стоит вполне конкретный кто-то.
– Кто он? – вопрос прозвучал настойчивее.
– Ты ничего не сможешь ему сделать, и он… не успел.
***
Они вернулись в Груневальд ночью. Эл, измученная переживаниями, заснула мгновенно, а Эдвард, дождавшись, когда ее дыхание станет ровным и глубоким, переоделся и вышел из дома Кёльнеров, и на скорости более ста километров в час погнал «Мерседес» к дому № 34 на Кайзердамм.
После долгих расспросов Элис наконец-то назвала имя, а потом обняла Эдварда, и только это немного замедлило его гнев. Теперь же, круто разворачивая «Мерседес» на площадке перед домом Гиринга, Милн был очень рад, что сейчас его никто не задерживает.
Он удивительно легко, – до абсурда, – проник в комнаты министра. Хотя «проник» – это, пожалуй, слишком сильное слово. По пути на второй этаж фешенебельного дома ему никто не встретился.
Может быть потому, что охранять дядю Херманна было не самым приятным занятием, а охранять пьяного дядю Херманна, обколотого наркотиками, – тем более.
Невменяемый министр, – вот что увидел Милн, когда остановился у края красивого персидского ковра. Золото, хрусталь и снова золото, – такими, в общем обзоре, были покои рейхсмаршала, давно переставшего быть героем войны. Пара золотых шприцов с остатками наркотика валялась возле его толстого тела, нелепо растянутого на ковре рядом с кроватью. Несколько минут Эдвард молча смотрел на него, решая, что именно стоит с ним сделать, как вдруг тело у его ног пошевелилось, собралось с силами и бессвязно пробормотало:
– Ка-а… Ка…рин…
Рука с толстым запястьем потянулась к ноге Милна, и на удивление крепко вцепилась в лодыжку блондина.
– Ка-а-а…
– Нет, Херманн, это не Карин.
Взгляд Гиринга никак не мог сфокусироваться на высоком человеке в черной одежде, но он без слов понял не прозвучавший вопрос, сказав:
– Потому что она умерла. Умерла, слышишь!
Рука медленно разжалась, выпуская ногу Милна, и Гиринг зашевелился в тщетных попытках узнать автора этих слов или хотя бы голос, который их произносил.
Эдвард, опустившись на колено, крепко схватил его за волосы, и тихо произнес, вдавливая каждое слово в мозг министра, разъеденный наркотиками:
– Ты понял меня, Гиринг?
Эдвард с ненавистью посмотрел в плывущие перед ним глаза. Вялый кивок головы, и губы, сложенные трубочкой беззвучно ответили «да», и Милн продолжил:
– Если ты еще раз тронешь Агну Кельнер, я сдам твое секретное досье фюреру, а потом вобью гвозди в твою голову и подвешу тебя на Александерплатц, пока твои руки не выйдут из суставов, и ты не попросишь меня о смерти.
Он с отвращением отбросил в сторону голову Гиринга, которая без его поддержки замоталась из стороны в сторону, и на мгновение закрыл глаза.
Снова наклонившись к министру, Милн прошептал:
– Я очень надеюсь, Херманн, что ты запомнил мои слова.
Рыбий бессмысленный взгляд, такой лукавый без наркотиков, наконец-то остановился на лице на Милна, и тонкие губы министра произнесли:
– Да… Гейдрих. Но моя Ка-рин… как она могла…
Эдвард не стал его слушать. Он вышел из дома Гиринга так же свободно, как и вошел. И, садясь в «Мерседес», точно знал, что министр услышал и понял его. Да, Гиринг принял его за Гейдриха. И так даже лучше. Ибо Гейдрих был самым лютым из всех возможных нацистов Рейха. Тем, кого боялся не только Гиринг, но даже сам невозмутимый Гиллер.
1.21
После порывистого холодного ветра над Берлином рассыпались крупные хлопья снега. И когда Эдвард вернулся в Груневальд, площадка у дома, где он обычно оставлял машину, была покрыта тонким, снежным ковром. Удивленно оглянувшись по сторонам, он заглушил мотор автомобиля и ступил на снег, с забытым радостным чувством разглядывая след, оставленный его остроносым ботинком на белой поверхности. Ветер легко растрепал волосы Милна, и щедро осыпал их снегом до тех пор, пока он не зашел в дом. Оказавшись в прихожей, он не сразу смог разглядеть обстановку дома, уже ставшую привычной.
Круглый деревянный столик на изогнутых ножках, покрытый лаком. На нем, в высокой вазе с бело-синим орнаментом, всегда стояли свежие цветы. Чаще других – темно-красные розы, они нравились Эл больше всего. Даже привыкнув к полумраку, Эдвард не сразу открыл глаза.
Сначала в памяти мелькнуло воспоминание: Элисон благодарит его за розы, с радостной улыбкой берет цветы в руки, и, вдохнув их аромат, говорит, что это, конечно, «ужасно банально» – любить розы, но что же делать? Слегка пожав плечом, она уходит в гостиную за вазой, но остановившись через пару шагов, оглядывается на Эдварда, улыбаясь широко и счастливо, совсем по-детски. От воспоминания по губам Милна скользнула теплая улыбка.
В окружающей тишине гостиной, ведущей в столовую, он с опозданием различил щелчок. А когда узнал этот звук, застыл на месте, медленно поворачивая голову в сторону, и заводя правую руку за спину, где был спрятан пистолет. Затвор точно такого же «Вальтера», который Милн достал из-за спины, снова щелкнул. Эдвард был уверен, что слышал, как внутри пистолета звякнула возвратная пружина, надетая на ствол.
– Элисон, положи пистолет.
Милн медленно вывел правую руку вперед, раскрывая ладонь.
– Я Агна, Харри. Пожалуйста, отойди, я совсем не хочу тебя ранить.
Девушка повернула голову вправо, и подняла ее высоко вверх, крепче сжимая рукоять «Вальтера». Пожалуй, слишком высоко, подумал Эдвард, отмечая про себя, как лихорадочно пульсирует вена на шее Эл. Кровь толчками билась в вене, словно живое, отдельное от неё, существо.
Эдвард нервно выдохнул воздух из легких, делая два плавных шага вперед.
– Что ты делаешь?
Он знал, что фраза звучит нелепо, но именно такие вопросы часто помогали ему отвлечь человека с оружием в руках от намерения выстрелить. Тонкие пальцы Элис снова перехватили рукоять, крепче сжимая пистолет.
– Я подумала, что мне нужно больше упражняться в стрельбе, Харри. Но ты не бойся, – Элисон перевела на него блестящий взгляд, – Я здесь еще не стреляла. Хотя, – девушка улыбнулась, – я должна быть готова, когда они снова подойдут ко мне.
Она посмотрела в зеркало, висевшее на стене с каким-то странным выражением, – то ли ненависти, то ли отвращения. Рассматривая свое лицо в блестящей поверхности, Элис упустила момент, когда Милн беззвучно подошел к ней и встал под дуло пистолета, закрывая ее отражение в зеркале.
– Стреляй, Эл.
Голос был сухим, почти беззвучным, и плотная ткань черного пальто, еще блестящая от растаявших снежинок, закрыла круглое выходное отверстие «Вальтера».
– Что ты делаешь?! – Элисон вздрогнула. – Отойди!
– Ты когда-нибудь стреляла в человека, Эл? – Эдвард смотрел на нее, не отрываясь. – Может быть, уже убивала?
Ее правая рука дрогнула, хватка слегка ослабла, но этого было вполне достаточно: Эдвард легко, – и так ловко, что Элисон даже не успела различить его движений, – забрал у нее пистолет, нажал на кнопку внизу рукояти, и, сбросив на свою ладонь магазин с патронами, спрятал его в кармане пальто.
– Они не придут за тобой, Эл. Я обещаю.
Не глядя на Милна, Эл беззвучно заплакала.
– Со мной что-то не так, да? Со мной что-то не так… тебе не кажется? Элисон посмотрела на Эдварда глазами, полными слез, и снова вернулась к своему отражению в зеркале.
– Я так хотела его найти, Харри. Так хотела! Помнишь, ты разозлился на меня? Ты…. – тяжёлый вздох ненадолго остановил быстрый поток слов, – злился на меня, потому что я искала фрау Берхен, помнишь?
Эдвард кивнул, ожидая продолжения.
– Я нашла ее. Но она… сделала вид, что не понимает меня. Не захотела помочь. Людям очень страшно. Я даже не могу найти его, я бесполезна! И ты,– Элис повернулась к Эдварду, не замечая, как слеза бежит по щеке, – рискуешь из-за меня своей жизнью… ты был у него, да?
Милн кивнул. Его лицо исказилось от боли, словно муки Элисон стали его собственным кошмаром.
– Он не придет и не тронет тебя. Ни он, и никто другой.
Девушка вздрогнула, широко раскрыв глаза, и Милн, продолжая тихо говорить, приближался к Элисон до тех пор, пока не зашептал ей на ухо, склонив светлую голову вниз, и обняв девушку за плечи:
– На всякое зло, Эл, есть зло большее, но иногда оно может служить добру. Все они боятся Гейдриха, и Гиринг принял меня за него. Он не посмеет больше подойти к тебе, обещаю.
Каждое слово Эдвард произносил так убежденно, как только мог. Горячий шепот вылетал из его губ, касался кожи Эл, и постепенно успокаивал ее. Остановив на лице Эдварда блестящий от слез взгляд, она решилась сказать о том, что не давало ей покоя:
– Прости меня. Прости, что повела себя так глупо, это «спасибо» тогда…
Окончательно смутившись, Эл провела рукой по горячим щекам и опустила голову вниз, растирая ладонь о ткань домашнего платья.
– …Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты всегда мне помогаешь, за то, что ты спас меня из той комнаты, а не за то, что… я не хочу, чтобы ты думал, что я о чем-то жалею.
Эл посмотрела на Эдварда, не позволяя себе отвести взгляд от его лица, и боясь того, что увидит в глазах Милна осуждение или злость.
– Я ни о чем не жалею, и я не хочу, чтобы ты думал, что я использовала тебя тогда! Я не…
Милн смотрел на нее с такой теплотой и сочувствием, что сердце Элис замерло.
– Я не думаю об этом, Эл. И никогда так не думал.
