Cella

Вот и всё – все мысли, надежды и планы, и, возможно, жизнь Земли после адской работы наконец были скомканы самым простым, и оттого самым страшным существом на свете – ленью.

Марко перешёл в жилой отсек: здесь были и столовая, и спальня, и кухня, медицинская помощь и даже небольшой спортзал – правда, для жизни этого было явно мало. За спиной вдруг послышались шаги – Марко подумал, что это робот, но ошибся: у робота шаги обычно как скрежет альпинистского снаряжения по скале; эти же были мягкие, тихие. Парень обернулся и глянул на прибывшего сверху вниз. Надеялся, выглядело высокомерно, хотя сердце застучало очень уж взволнованно.

– Ты почти поспел к ужину, – проговорил отец.

– Что значит “почти успел”? – огрызнулся Марко. – Пять тридцать, вообще-то, я уже… – Пока это было у него в голове, это звучало куда убедительнее, но теперь неожиданно он вспомнил, что перед ним не робот и не тот смешной парень с Земли, а его отец – и осознание этого стало сродни чувству, когда несёшься, сидя верхом на прототипе робота, бегущего так, что ветер в ушах свистит, и вдруг понимаешь: через секунду упадёшь в реку.

А хуже всего было это: отец смотрел на Марко так, будто ещё немного, и он заставит его готовить ужин на всю Целлу в одиночку; парень мог лишь поежиться.

– И-извини, – пробормотал Марко, опустив голову, и хотел спросить что-нибудь, что сгладит углы, но отец его перебил, ещё раз строго взглянув:

– Я не твоя сестра и не весь остальной корабль. Меня ты своим глупым нахальством не проведёшь. Я ведь знаю, какой ты.

И он развернулся и пошёл в сторону столовой, и Марко ничего не оставалось, как, покраснев и посмотрев по сторонам, не видел ли кто, пойти следом.

– Где ты, кстати, был?

Марко нервно сглотнул.

– Приборы говорят, ты перемещался на Землю? – очень, очень безучастно спросил отец, но Марко от этого только больше похолодел: когда отец так говорил, это всегда означало, что тема серьёзная, и каждый неверный шаг – подписание себе смертного приговора.

– Э… Да, – очень робко пробормотал Марко и съёжился невольно, ожидая ответ отца.

– И чем ты там занимался?

Голос отца звучал всё холоднее, будто он опускал Марко всё глубже и глубже в океан, о которых рассказывали книги.

– Исследование, – наконец сказал Марко, ещё более робко, чем прежде. – Земных пород и почв. Помнишь, я как-то говорил, что у меня есть кое-какие наработки и отпрашивался? Это оно и есть. Надеюсь увидеть там что-нибудь, что подавало бы надежды на жизнь.

Отец усмехнулся молча, и Марко не понял, почему: потому, что считал эту тему слишком легкомысленной, или потому, что считал, что на Земле уже не может быть никакой жизни, кроме людей; правда, и те почти вымерли. Или потому, что понял, что это уловка.

В столовой было довольно шумно: ещё никто не приступил к ужину, все ждали их: отец с Марко прибыли самыми последними – впрочем, как и всегда. Два стола – огромные, чтоб вы поняли, метров пятьдесят в длину и два в ширину – занимали большую часть отсека. Каждый стол был квадратный, с прорезью внутри в виде квадрата поменьше, чтобы люди могли сидеть напротив друг друга. Здесь помещалась целая уйма стульев – людей на Целле тоже было немало – и столики со столовыми приборами, которых тоже был миллион, буфет, полка со сладостями на десерт и целая армия полочек поменьше. На последних располагались маленькие цветочки в горшках: Игрих решил, что детям не помешает научиться ухаживать за природой; но с тех пор таких горшков стало так много, что некоторые выбрасывали, как какой-нибудь хлам. Правда, первые цветочки капитана корабля и его детей всё же остались, да ещё и на самом видном месте.

Но только Марко увидел столы с едой, понял, насколько он проголодался за день. Он мельком проверил, не выглядывает ли банка с красной лентой и тюбики, принесённые с Земли, – он таскал её до сих пор, потому что роботам он такие вещи в жизни бы не доверил, – и набросился на жирного цыплёнка, который первым попался ему под нос. Несмотря на то, что Марко сейчас вообще не был в состоянии замечать что-либо дальше стола, следует знать: вся еда, что лежала здесь, была изготовлена в специальном отсеке Целлы и употреблялась в пищу вот уже многие годы. Но только целльцами.

– Все вас уже заждались, – добродушно сказал кто-то. – Вы бы поспешили хоть раз.

Марко глянул на говорившего так, что тот поёжился.

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, ясно? – произнёс он высокомерно. На душе скребли кошки, но так говорить надо было. Говорящий отвернулся, вжав голову в плечи: огрызаться было опасно, рядом сидел капитан корабля, и он только пробормотал что-то вроде «мелкий гадёныш».

Они приступили к ужину; здесь было всё: Марко и остальные, среди которых парень мимоходом заметил Марту, кидали себе на тарелки перец, помидоры, котлеты, рыбу, горошек, рис, брали новые тарелки и снова закидывали себе тарталетки, пюре, салаты, гречку, кусок лазаньи, персики, кусок арбуза и прочее, прочее, прочее, что только могли увидеть.

– Готов суп, вы будете?

– Да, налей мне тарелочку, я попробую!

– Отрежь мне кусок того пирога, говорят, начинку модифицировали сегодня…

– И мне ещё немного, только не переборщи, я всё равно не буду доедать…

Думаете, праздник? Да нет: обычный ужин.

Все вокруг нагребали себе в тарелки просто уйму всякой всячины, надкусывали пару раз и откладывали в сторону – чтобы попробовать другие любимые блюда. Так они немного наедались, потом продолжали до тех пор, пока не наедались совсем, и затем пока не наедались окончательно. Потом они наконец отодвинули в стороны тарелки, откинулись все на спинки стульев, и теперь Марко было так плохо, что он снова был неспособен замечать что-либо вокруг. Еды на столах будто бы стало в два раза больше оттого, что все откусанные, но не одобренные куски валялись возле тарелок, да и самих тарелок и ложек, вилок или ножей было так много, что из них можно было составить скульптуру величиной с целый отсек. Крошки и кусочки рыбы, сыра или огурцов, горошек и рис падали со стола и скатывались на пол, и с пола, пожалуй, можно было накормить ещё целую семью.

А потом всё, что осталось, то есть буквально два стола еды, сгребали в мусорку: брались за уголки скатертей, и эти скатерти вместе с содержимым отправлялись в мусоропровод.

Марко почувствовал, что он больше никогда не захочет есть; Марта лениво похлопала его по плечу – словно слышала его мысли и смеялась, но ей было слишком лень, чтобы сделать это в реальности – и тут из кармана куртки Марко показался тюбик.

Марко было плохо. Очень, очень плохо: ему следовало бы лежать и переваривать обильный ужин, но вместо этого он побежал в отсек с лабораторией, чтобы как следует проанализировать свой улов.

Проходя мимо, он заметил вдруг мужчину-учёного; возле него вился маленький ребёнок и страдал.

– Пап, мне скучно!

– Сходи, поиграй, – устало ответил отец.

– Не хочу! Я хочу другое! – девочка обвилась вокруг папиной ноги и повисла.

– Сходи, почитай что-нибудь. Столько книг, – устало ответил отец.

– Не хочу! Надоели книги! Мне скучно, пап!

Она вдруг слезла, остановила его и дёрнула за штанину:

– Пап, – тихо спросила она, – мы ведь уедем отсюда когда-нибудь, да?

Мужчина хотел ответить, но тут заметил Марко, что стоял всё это время на другом конце коридора; оба, и отец, и дочь, мигом стушевались и отвернулись, а девочка ещё и язык показала. Марко скривился и ушёл.

Банка с красной лентой открывалась довольно легко: пару поворотов – и готово. Марко в предвкушении отложил крышку в сторону, но то, что там оказалось, заставило его недоумённо нахмуриться: внутри лежал… Марко даже не понял, что это: просто какой-то серый кусок чего-то твёрдого и небольшого, как засохший пластилин или вроде того. Парень надел перчатки, взял щипцы и осторожно выудил кусок, а потом положил его на панель. Нажал пару кнопок на сенсорном покрытии, и через пару секунд над серой массой появилась полупрозрачная табличка с результатами. Марко не поверил своим глазам: это было… мясо? Вот это серое, даже не пахнущее, не сочное, даже не напоминающее по виду то, чем оно должно быть – мясо? Марко взял кусок в руки и повертел. И вот из-за этого за ним погналась банда головорезов, чуть не убила его, из-за этого погибла пара человек, попав под луч робота? Из-за этого люди дрались там, на площади? И вот это едят те, оставшиеся на Земле?

Он судорожно достал тюбики – молоко. Да ладно? Вот эта водица с плавающими белыми катышками, с остатками моющего средства и почти необработанная – молоко?

Это превзошло все его опасения, даже если раньше они казались пустяковыми.

Марко стало дурно. Ему показалось, что он съел так много, что его тянет к полу.

Когда парень наконец добрался до комнаты и лёг в капсулу-кровать, обнаружил, что Марта здесь давно уже валяется и сейчас, лёжа на спине в соседней капсуле, плела какой-то браслет. Она была рыжеватая толстушка (да и как тут не потолстеешь-то, с такими обильными ужинами) в синей бандане, и, кажется, тоже ещё не отошла от ужина. Марте было пятнадцать, она была всего на два года младше брата, но в плетении ремешков и завязывании бандан с ней никто не мог сравниться.

– Вот мы тут наедаемся, – лениво проговорил Марко, сам не замечая, как врезается в эту тему, как баран в новые ворота, – как настоящие короли.

– Ага, – так же лениво поддакнула Марта, и, раскинув руки в стороны, добавила, – а те люди на Земле, если они там остались, ужасно питаются, наверняка. Вот ты там был вроде сегодня, да? Они едят вообще?

Она повернулась на один бок, и её глаза, окружённые пухленькими щеками, прямо-таки засветились от интереса.

Марко повернулся к ней.

– С чего вдруг у тебя проснулся такой интерес? – выгнув одну бровь, подозрительно спросил он, старательно делая вид, что он ненавидит землян всей душой и что у него вообще на них аллергия. – Я там был, но какое мне дело до этих..? – Он махнул рукой, не зная даже, какое слово подобрать. – Я собирал образцы почвы, знаешь ли.

И он отвернулся. Внутри разгорался настоящий пожар, но не от того острого соуса, который Марко случайно кинул в тарелку в таком количестве, что испортил весь ужин. Парню хотелось рассказать сестре о том, что произошло сегодня, ведь это его так… поразило? Это было необычно и в какой-то мере чудовищно, ведь кто вообще в здравом уме начнёт драться за еду, да ещё и за такую? Почему они не раздают централизованно и каждому, как все нормальные люди?

– Ой, да ладно тебе, – протянула ехидно сестра. Кажется, её потянуло поговорить. – Они же такие бедные, я даже читала в паре отчётов прошлых лет, что они едят выращенные на фермах продукты, почти не наполненные питательными веществами. Зная, как выдохлась почва на Земле и сколько там осталось воды, можно понять, что, по сути, земляне питаются одними консервантами, – она хихикнула. – Ты видел кого-нибудь там, или приземлился далеко от поселений?

Марко хмыкнул и вновь повернулся к сестре.

– Ну конечно, я приземлился подальше от городов, зачем мне эти земляне, а? – прошипел он немного раздражённо, и сестра, подперев голову кулаком, протянула:

– Ааа.

Она помолчала немного, а потом вдруг произнесла:

– Хотя они там питаются не так уж плохо. У них есть еда, может, и вода есть, кто их знает. Пару десятков лет назад, когда создавалась Целла, у них даже была какая-то техника, да и дома там построены…

“Это было пятьдесят девять лет назад, Марта. Дома стоят без ремонта уже почти шестьдесят лет, потому что никто не может ничего сделать, и большинство зданий рушатся.”

– Так что неплохо они живут, – заявила Марта и тут же – что было очень некрасиво, кстати, – довольно рыгнула.

И это всё выглядело настолько иронично, что Марко не выдержал. Он не слышал, что неподалёку раздались мягкие шаги, ему было не до этого: внутри у него словно что-то лопнуло, и он, вскочив на кровати, посмотрел впервые на сестру своими настоящими глазами и сказал серьёзно, без нахальства, иронии или самовлюблённости, как было раньше:

– Да не живут они там хорошо, понимаешь? Мы тут едим каждый день просто уйму всего, откусываем и выбрасываем, понимаешь, выбрасываем всё это? А они там голодают… Да они же дерутся за неё, как звери дикие, понимаешь?

Марта глядела большими глазами, наполненными изумлением; но потом Марко заметил, что она смотрит не только на него, но и куда-то назад тоже, а там только дверь, значит…

– Хорошая речь, Марко, – хмыкнул отец, и лёгкие парня начали свистеть, как паровоз из хранилища в историческом отсеке. Марко закашлялся от неожиданности, и воздуха вдруг стало так много, но не там, где надо. – Ты с ними поосторожнее, знаешь ли, – продолжал отец, глядя прямо на Марко, прямо внутрь, как будто хотел его раздробить, как орех, глядя так холодно, что Марте тоже стало не по себе. Она смотрела, как её брат, обычно такой заносчивый и злой, выхватывает из кармана ингалятор и судорожно нажимает; вдохнуть никак не получается, и он бьётся тут чуть ли не в конвульсиях, дрожа, пытается вдохнуть лекарство, и отец на это смотрит так спокойно, будто ему всё равно, умрёт его сын или нет.

Но вдруг отец подошёл к кровати Марко, и, наклонившись, вкрадчиво сказал, как будто хотел предупредить:

– Ты ведь всё равно не сможешь им помочь, ты же знаешь. Не сможешь и не станешь, – сказал он, и Марте стало страшно. – Ты ведь не хочешь пропасть, как Артур? Наверняка он умер где-нибудь на Земле, попытался ещё раз попасть туда, но – увы, несчастный случай. Никто не знает, где он, Марко. Ты ведь не хочешь так же исчезнуть?

Марко, заливаясь слезами от приступа и кашляя, наконец смог вдохнуть, и этот вдох был похож на тот, когда ты выныриваешь из воды. Он смотрел прямо на отца, и ему тоже было страшно – как будто он стоит перед каким-нибудь чудовищем из книг. Только это было в сто раз хуже, ведь это чудовище было настоящее.

– Только мы, целльцы, достойны хорошей жизни и хорошей еды, – сказал отец. – Ты должен это понимать. Так ведь? Мы высшая раса. Мы умнее их, мы обладаем знанием, а они – нет.

Он говорил это так тихо и спокойно, что у Марко и Марты пробежали мурашки по коже. Затем он взглянул на Марту, совсем коротко – та вздрогнула и отвернулась, будто ничего и не видела – и вышел.

“Ничего мы не высшая раса, – как только стало легче, зло подумал Марко. – Мы все одинаковые”.

– Папа, папа!

К мужчине подбежала девочка лет семи в белом платье; в руках у неё раскачивалась какая-то книжка, большая, но тонкая, с рисунками и большой зелёной планетой на обложке. Мужчина остановился.

– Да?

– Пап, в этой книжке написано, что давным-давно люди обменивались друг с другом вещами, когда им было нужно что-то, и Марко решил, что мы должны делать так же с землянами! – заявила она.

К ним подбежал мальчик; ему на вид было лет девять, он весь раскраснелся и выглядел очень обиженным.

– А ну верни! – закричал он на сестру, протягивая руку. – Ты ябеда, зачем ты папе всё рассказала?

Он зло взглянул на девочку, но тут мужчина присел на корточки и внимательно посмотрел на сына. Они встретились взглядами, и мальчик, резко смутившись, отвернулся; его руки нервно комкали полы белой куртки.

– Ты правда так думаешь, Марко? – спросил мужчина; он протянул руку, и на ладонь тут же опустилась книга. Мальчик отвернулся, явно боясь встречаться с отцом взглядом, и кивнул.

Мужчина бесшумно встал. Взглянул на девочку, махнул рукой – из угла, железно поскрипывая, вышел робот.

– Поиграй с ней, – приказал мужчина и, поманив за собой мальчика, вышел из комнаты. – А ты – за мной.

3

Прошло несколько дней, прежде чем Марко вновь решился на это. Прежде чем убедил себя: ничего страшного не произошло. Отец ведь просто пытался предупредить его, так ведь? Никаких угроз, ничего серьёзного. Марко просто нервничает. Точно.

Нет, что-то внутри всё-таки грызло сердце. И отца он боялся. Боялся и ненавидел.

Но у Марко есть цель, так? Исследование, даже не одно: во-первых, то «действительно настоящее исследование горных пород и почв», в которое верила вся Целла и про которое уже пару раз спрашивали геологи. И во-вторых, ещё одно «настоящее», про которое уже не знали ни отец (Марко надеялся), ни Марта, ни кто-либо ещё. То самое, что после анализа «еды» из красной банки и тюбиков терзало душу даже сильнее, чем тень нависшего над кроватью отца.

В конце концов, как он может называть себя исследователем, если побоится трудностей? Именно это и стало решающим доводом.

И он решил снова отправиться на Землю.

Марко вспомнил про смешного парня – кажется, его звали Перси? – и решил, что он ему понадобится: хотя бы для того, чтобы снова не нарваться на неприятности в лице тех громил. Он взял с собой робота, сказал отцу, что идёт заниматься исследованием (Марко всё ещё надеялся, что ему верят), даже нашёл в своей походной одежде маячок, снял его и оставил у камней возле пещеры. Он там якобы нашёл интересную породу. Скажет потом: вот оно, я там был, но обронил.

Но… Всё пошло наперекосяк.

Марко поправил плащ и обернулся к роботу.

– Теперь ты не можешь сказать, где мы? – самодовольно уточнил он. Помимо маячка, он только что отключил у своей железной синей няньки систему отслеживания местоположения. Удобно, когда тебя учили лучшие инженеры мира. В прямом смысле.

Робот задумчиво поскрипел, и этого было достаточно. Марко ухмыльнулся, но тот потом снова подал голос:

– И всё же, хозяин, зачем вы это сделали?

Марко раздражённо цокнул.

– Буду я тебе ещё всё объяснять, – заявил он.

После того случая у него почему-то пропало абсолютно всё желание показывать кому-то, тем более роботу, свою другую сторону.

Он достал пульт телепорта; плоских поверхностей вроде стен не было, а вокруг были только какие-то голые камни да пещера, и потому Марко спустился немного и прошёл в сторону от холмов, пока всё вокруг не превратилось в пустыню; здесь было поровнее, сойдёт. Идти пришлось недолго: каких-то десять минут.

Марко набрал координаты, отдал каплю крови, и на песке появилась дыра. Там, в дыре, виднелись полуразрушенные дома и мусорные баки; со всех сторон виднелись какие-то полотенца и оборванные тряпки, протёртые до дыр: кажется, они готовились переместиться в довольно заселённый район Питы.

Марко обернулся к роботу и, махнув ему головой, шагнул в дыру. В животе тут же всё перевернулось, и, кажется, снова начался приступ, а когда они оказались по ту сторону дыры, Марко вдруг понял, что падает – и в следующую секунду они грохнулись на животы, прямо в лужу пыли. Марко глубоко и судорожно выдохнул, как будто кто-то сильно толкнул его в спину, и пару минут нервно пытался вдохнуть воздух, тряся ингалятором. Потом, когда всё прошло и он смог дышать без свиста, робот снова подал голос:

– Почему мы снова в этом городе, хозяин?

Эти слова прокрутились в голове у Марко ещё раз, потом он закрыл портал и наконец понял, что не так, и подозрительно обернулся:

– Откуда ты знаешь, что это тот же самый город?

– Сами посмотрите, хозяин, – с готовностью отозвался робот. – В моей памяти сохранилась эта площадь.

Марко обернулся, отложив в голове мысль о том, что надо бы чистить память няньке. Они действительно оказались неподалёку от той самой площади, откуда началась их операция в прошлый раз: они находились буквально через две улицы от неё, среди домов. Здесь было не так людно, но всё равно при виде упавшего из ниоткуда человека и робота следом за ним все разом попрятались, захлопнули окна, которые ещё были в состоянии захлопываться, и зашторились.

Площадь была по левую руку от Марко; там виднелся огромный, единственный не пострадавший от рук времени дом: парень видел лишь краешек крыши с двумя флагами: Земли и Целлы.

Флаг Земли был прост: наполовину зелёный, наполовину красный круг на синем фоне. Целла – чёрная роза ветров на белом фоне.

Марко достал из кармана второй пульт, не тот, с помощью которого они с синей нянькой переместились сюда: этот был побольше, наподобие сенсорной пластинки. Парень нажал на неё, и пластинка ожила: на панели появилась карта города, несколько значков и жирный красный кружок. Если раньше Марко волновался, что маячок заметят раньше времени, то теперь понял: о его существовании и не знали. Теперь ясно, куда идти.

Дальше было много людей, и Марко понял, что прогулка внушающего всем ужас синелицего робота с человеком вызовет много вопросов. Или того хуже – люди поймут, что к чему, и нападут. Поэтому парень решил оставить робота в проулках неподалёку, где никто не видит: Синяя Нянька особо и не сопротивлялся, когда Марко заставил его спрятаться в мусоре и тряпках и не подавать вообще никаких признаков жизни.

– Ну что ж, – сказал он наконец, снова проверяя, в какую сторону ему надо идти. – Посмотрим, какой из тебя напарник.

Он сказал это решительно, и решительность не оставляла его всё то время, пока он скользил по улицам, стараясь не светиться сильно; не покидала, когда он остановился перед вывеской «Рынок» на старой покосившейся арке. Но потом… становилось, как говорится, всё страньше и страньше.

Впереди было много народу, хоть на прилавках почти ничего не было, так, только какие-то странные безделушки, но Марко всё равно не понимал их; видимо, люди надеялись хоть что-то урвать. Парень подошёл к одной палатке чисто из любопытства: на куске ткани по краям – какие-то камешки, а в центре – банки с песком: стеклянные, покоцанные, старые, песок сыпался кое-где. За прилавком сидел скучающего вида мужчина, но, увидев Марко, он тут же подскочил.

– И вы думаете, что это кто-нибудь купит? – скривился Марко. Отзываться о товаре хорошо он не хотел даже внутри.

Мужчина уставился на парня неожиданно лихорадочно блестящими глазами и довольно хохотнул – Марко отшатнулся.

– А ты знаешь толк, малец, – выдохнул он в какой-то смеси подобострастия и восторга, и Марко пожалел, что вообще подошёл. – Они бы купили, да им нечем платить. Знаешь поговорку? Рыба проглотит и камень, если он в костюме червя. Вот так-то, малец.

Марко поглядел на мужчину уже с откровенным ужасом: поговорку он не знал и вообще сомневался, не придумал ли он её тут же. Он отошёл, а продавец, возбуждённый разговором, начал кричать, выпростав руки:

– Подходите, подходите все! Настоящие банки из настоящего стекла! Всего за один тюбик…

Марко не стал слушать его, а просто скользнул в толпу. Вернулся к пульту: парень совсем недалеко от цели.

Марко завернул за угол – и чуть не столкнулся с Перси: вот он, у соседнего прилавка, смотрит голодными глазами на круглые шары и одновременно мило болтает с торговцем, а шары блестящие, большие, такие аппетитные, что у Марко что-то не сошлось в голове. Потом дошло, что это. Яблоки. Такие… ненастоящие. Ещё секунду назад они были такими привлекательными, но потом Марко вспомнил о синтетических яблоках, совсем таких, какими они и должны быть (хвала технологиям), и сравнил с тем, что видел под носом. Его чуть не вырвало, когда он понял, что люди это едят.

«По сути, земляне питаются одними консервантами», – вспомнил он слова Марты.

Перси обернулся – почувствовал слежку, видимо, – и Марко быстро спрятался. Вокруг сновали люди, лениво глядя на прилавки, но ничего не брали; становилось жарко.

– О, поверьте, сегодня я просто смотрю, решил: больше никаких краж, – уверял торговца Перси. Тот явно не верил, но общался с парнем радушно, как с сыном, и ухмылялся в ответ на его шуточки. – Хотите, расскажу шутку?

Марко вдруг стало страшно: не потому, что отец может запереть его на Целле до конца дней, и не потому, что на него могут здесь напасть бандиты; он вдруг понял, что не хочет раскрываться Перси, да кому угодно больше всего на свете боится показать себя самого, особенно после того, как случайно сделал это перед Мартой. А Перси поймёт, что Марко ненастоящий: он ведь не тупой, может, необразованный, но не тупой, это ведь не одно и то же. Он знает мир, знает людей, раз до сих пор жив, он хитрый, он поймёт. А Марко этого не хочет.

Тут Перси взял одно яблоко и подбросил, словно проверяя на качество. Марко хмыкнул, а продавец следил за всем этим, приговаривая что-то про то, что лучше яблок Перси нигде не сыскать. Перси кивнул, схватил ещё пару штук – и бросился прочь.

Марко вздрогнул от такой прыти – и хотел бежать следом, но тут кто-то дёрнул его за штанину. Продавец закричал, кто-то бросился следом за вором, и вокруг началась небольшая шумиха – но штанину снова кто-то дёрнул, и Марко обернулся.

Позади парня стояла девочка, да, точно девочка, Марко едва понял это: у неё были волосы колтуном, и в них копошился кто-то мелкий и противный; она была ужасно худая, без одного глаза, возле которого всё гнило и кровоточило; ей было лет пять, у неё были острые локти и коленки, а вместо живота была впадина.