скачать книгу бесплатно
Ну ладно, мальцы, спасибо за помощь! – поблагодарил Афанасий, когда друзья обработали обнаруженные им пробоины.
– Слышу, вы собрались на поле, тогда отправляйтесь, мне осталось только просмолить.
На окраине села собиралась почти вся детвора. Небольшое ровное поле, с двух сторон обрамленное лесом, вполне сходило им за футбольное. Мяч был на всю деревню один – у Мишки Кудряшова. Зато он был настоящим, со шнурками, привез его ему дядя с Иркутска.
Мишка уже гонял его по полю, и друзья этому очень обрадовались. Он мальчишек заметил издали.
– Борька, Витька, Квас против нас с Серегой, поняли?
– Поняли, – кивая, ответили те.
Тут же началась игра… Мишка и Сергей были старше их года на четыре, поэтому команды по силам примерно были равны. Сборная, которая проигрывает, выходит из игры, ее заменяет другая, ждущая своей очереди среди зрителей. Мальчишеских команд, желающих померяться силами, собралось четыре. Играли до трех голов: чья сборная первой забивает три мяча – та и победила.
Первые две игры Борька с Витькой и Квасом выиграли. А третью проиграли в пух и прах.
В футбольных баталиях день пролетел незаметно. К вечеру ноги гудели, хотелось есть.
– Мне надо домой, – произнес Витька.
– Мне тоже.
По тропинке, ведущей в село, медленно потянулась футбольная ватага мальчишек, громко обсуждая спорные эпизоды в играх.
Бабушкин дом был на краю села, недалеко от футбольного поля, поэтому Борька первый попрощался с друзьями.
О петухе, который находился во дворе, он напрочь забыл, за то и поплатился. Забияка поджидал его. Не успел мальчишка даже закрыть за собой калитку, как получил удар с боку, почувствовав боль в ноге. Петух с маху клюнул и отскочил, готовясь к новой атаке, преграждая ему дорогу к дому. Испугавшись, Борька выскочил на улицу, прикрыв плотно за собой дверь. Тут он вспомнил бабушкины слова: «Петух не курица», – вспомнил и про палку, которую долго не пришлось искать. В заборе торчала подходящая жердина. С силой вырвав ее, обозленный на весь петушиный род мальчик смело ступил во двор, держа жердь на изготовке. Петух, ни разу не получавший отпора, снова нагло ринулся на него, норовя клюнуть. Сильно разбежавшись, он взлетел и стал быстро приближаться к мальчику на уровне лица. Страх заставил парнишку мгновенно среагировать.
Удар жердью пришелся забияке по голове, и он от боли издал какой-то жалобный звук, отлетев в сторону.
В Борьке кипела злоба, он еще дважды со всей силы огрел драчливую птицу жердью и понял, что в гневе сделал что-то не то. Враг его совсем сник, голову держать он не мог, шея птицы была перебита. Видя перед собой искалеченного петуха, мальчику стало страшно, стало жалко его. Бросив палку, он забежал в дом и разрыдался. Бабушка стояла посреди избы и смотрела на него.
– Петух, – выдавил Борька сквозь слезы.
– Что петух? – уже выходя во двор, спросила бабушка.
Мальчишке показалось, что прошла целая вечность, пока она зашла в дом, закрыла за собой дверь и сказала:
– Допрыгался задира, ну ничего, я уже молодого кочета у Юньки присмотрела; он ведь не только на тебя налетал, всем, окромя меня, проходу не давал.
Бабушка подошла к умывальнику и стала тщательно мыть руки. Только сейчас Борька заметил, что левая рука ее была в крови. Он все понял – зарубила она петуха. Слезы сами рекой полились у него из глаз.
– Ну-ну, охотник, – укоризненно сказала бабушка.
– Давай-ка ужинай и ложись отдыхай, утро вечера мудренее.
Ночью мальчик плохо спал. Лишь под утро его одолел крепкий сон, поэтому проснулся он ближе к обеду.
– Борь, Витька пришел, тебя дожидатся, – услышал голос бабушки.
– Я суп сварила, поешьте. Она налила им по полной тарелке супа, аппетитный запах от которого разносился по всей избе. Покушав, друзья уж было собрались вставать из-за стола, как вдруг подошла бабушка и произнесла:
– А вот и забияка.
Она в тарелке выставила на стол вареного петуха, который еще вчера чувствовал себя хозяином во дворе.
Затем отломила от него ногу и положила Борьке, но тот молча отодвинул свою тарелку, встал из-за стола и вышел во двор.
– Понятно, – многозначительно сказала бабушка за его спиной.
Мальчик сел на крыльцо. Во дворе гуляли куры, и с ними – совсем еще молоденький петух. Хотел он подойти к нему поближе, но тот испугался его и отбежал в сторону.
– Этот не будет таким, – подумал Борька.
Ему стало грустно и жалко петуха-забияку, и слезы сами собой покатились по щекам.
Духи «Красная Москва»
Как-то Сашка, мальчишка лет семи, случайно подслушал разговор своей мамы и соседки. Женщины говорили о духах.
– Какой приятный запах! – открыв и понюхав содержимое стеклянного флакончика, произнесла его мама. Позже он узнал, что эти духи называются «Красная Москва». «Обязательно куплю их ей на Восьмое марта», – решил тогда мальчик.
Она сама себе духи ни за что бы не купила, потому как жили они в ту пору очень скромно, на одну зарплату отца, а кроме Сашки у родителей было еще двое детей: Сережка четырех лет да Андрюша, которому еще не было и года. В доме каждая копейка была на счету, и парнишка об этом знал.
Самый маленький флакончик духов «Красная Москва» стоил три рубля пятьдесят копеек. Тогда это были большие деньги, особенно для мальчишки. В начале его эта цена сильно напугала, он даже расстроился.
«Может, у китайца-старьевщика удастся что-то выменять», – подумал Сашка. Приезд менялы для детворы был праздником. Он останавливал свою лошадь с телегой посреди двора, и повозку тут же обступали со всех сторон.
Люди отдавали старику старые вещи, а взамен получали воздушные шарики, свистки, вертушки, издающие звук, маленькие шарманки, расчески и еще много разной безделицы.
Обменщик брал сдаваемые ненужные вещи в правую руку и приподнимал, как бы взвешивая, а левой рукой одаривал своими безделушками. Мальчишкам всегда казалось, что он обманывает их. За горсть тряпья китаец давал пару шариков. Дети возмущались, просили добавить хотя бы еще один, но тот был непреклонен.
– А за деньги можно? – спросил Сашка в надежде, что старьевщик рассчитается рублями.
– Деньга нет, деньга нет, – дважды повторил тот.
«Нет так нет», – думал Санька, удаляясь.
Этот человек его больше не интересовал. До праздника оставалось два дня, надо было что-то придумать. Где в таком возрасте пацан мог взять деньги?
Первое – это попросить у родителей. Чего он не мог сделать по причине того, что взять их можно было только у отца, а его неделями не было дома.
Второе – выиграть в тридцатикопеечную лотерею. Что у мальчика ни разу не получалось.
Третий и самый простой способ – сдать пустые бутылки, благо их принимали на каждом углу, и даже в какой-то один день недели к ним во двор приезжала машина, у которой на кузове было написано «ПРИЕМ СТЕКЛОТАРЫ».
В сарае давно стоял почти полный мешок разной пустой стеклянной посуды. Каждая бутылка в приемном пункте стоила десять копеек. Тару он тут же пересчитал. На деньги, полученные за это количество, Сашка вполне мог купить духи, и у него еще останется двадцать копеек.
Не мешкая решил действовать. Ларек, где принимали посуду, был недалеко от дома. Все сразу унести бутылки ему было не под силу, поэтому пришлось сбегать в приемный пункт два раза. Добыв таким способом деньги, мальчишка помчался в магазин. Возвращался домой уже не спеша, в его кармане покоился флакончик духов «Красная Москва». Только от одной мысли, как обрадуется мама, когда он ей подарит духи, стало радостно.
На следующий день, это было седьмое марта, во двор к ним приехала машина с надписью на кузове «ПРИЕМ СТЕКЛОТАРЫ». Прибыла она совсем некстати. Соседи, гремя пустой посудой, один за другим потянулись к автомобилю, засуетилась и Санькина мама. Мешок давно стоял, а вспомнила она про него именно сейчас. Дверь скрипнула. Он помчался к окну: мама направлялась к сараю. В этот самый момент парнишке захотелось куда-нибудь провалиться, лишь бы не отвечать на ее расспросы… Вернулась она очень быстро, видимо, бежала.
– Саня, Санька, – услышал мальчишка запыхавшийся голос.
– Где бутылки?
Сын молчал.
– Где бутылки? Тебя спрашиваю, – еще громче задала вопрос она.
– Я их сдал…
Воцарилась пауза, которая показалась парнишке вечностью.
– А деньги тогда где? – вновь услышал он вопрос матери.
Сашка по-прежнему молчал. Мама перешла на крик, повторяя этот же вопрос.
– Денег нет, – с трудом выдавил он из себя.
– Как нет? – всплеснула руками мать и стала медленно опускаться на стул. Он надеялся, что мама успокоится, но неожиданно ощутил на лице сильную пощечину. Больше от обиды, чем от боли, из Санькиных глаз брызнули слезы. Тогда он достал из кармана флакончик с духами и, всхлипывая, произнес:
– Купил тебе подарок.
Воцарилась тишина. Вдруг мама закрыла лицо руками и навзрыд заплакала, потом она обняла сына, прижала к себе и стала целовать…
С тех пор прошло много лет, мамы Сашкиной давно уж нет. Но всякий раз, вспоминая этот эпизод из своего детства, ему становится грустно и на глазах наворачиваются слезы.
Проводы в армию
Седьмые сутки призывников держат в спортзале механического завода. На улицу никого не выпускают и новое пополнение не завозят. А вокруг помещения толпятся родственники. Команда вроде не секретная: восьмидесятая – морфлот. Непонятно, почему даже с родными нельзя пообщаться.
Сквозь стекло Роман видит свою мать. Окна в спортзале высокие, снаружи грязные, но она тем не менее подпрыгивает, хочет среди новобранцев увидеть сына. Парень растолкал несколько матрасов, лежащих у окон и служащих новобранцам постелями, приблизился к окну и стал махать руками. Но тщетно – мать его не видела.
Вдруг появился полноватый мичман он показал рукой в сторону автобусных остановок и что-то крикнул. Провожающие нехотя стали отходить от окон.
Стояла весна. Было тепло, Роману навсегда запомнилось это голубое чистое весеннее небо. Вдруг у самого уха раздалась команда:
– В одну шеренгу становись.
Наконец-то должны были произойти какие-то события, которые обязаны повлиять на дальнейшую судьбу призывников.
До тошноты надоел этот пыльный зал, хотелось увидеть весеннее небо, вдохнуть свежий воздух, увидеть родных.
Через несколько минут толпа наподобие солдатской шеренги стояла перед лейтенантом.
Новобранцы изрядно устали, томясь неделю в пыльном спортзале в ожидании своей дальнейшей судьбы, и рады были любым переменам.
Наступила полная тишина.
– Сегодня в 19 часов наш эшелон отбывает, – как можно громче сказал лейтенант, чтобы всем было слышно.
– А пока привести себя в порядок. От клуба до железнодорожного вокзала пойдете строем. Разойдись.
На лицах у кого появились улыбки, у кого недоумение. Все думали об одном – куда повезут?
По форме сопровождающих офицеров парни догадывались, что повезут к морю. А вот к какому – вопрос.
Ровно в восемнадцать часов будущих солдат каким-никаким, а все-таки строем повели по центральной улице к железнодорожному вокзалу. В команде призывников было человек семьдесят, по краям бежала толпа провожающих. Тогда Роману это напомнило майскую демонстрацию, не хватало только знамен.
Родственники призывников за время пути успевали пообщаться и передать котомки с продуктами.
Вдруг парень увидел мать. Cо слезами на глазах, она держала в одной руке сумку, приготовленную для него, а другой придерживала его младшего брата Сашку. «Бедные мои, они несколько дней подряд приходили к проклятому клубу, боялись, что не сумеют попрощаться: ведь день отправки никто не знал. До сих пор не пойму, к чему такая строжайшая тайна, вроде и невоенное было время», – вспоминал позже Роман.
Призывники были вконец измучены, а провожающие еще сильнее.
Наконец, военный эшелон прибыл на первый путь, двери состава открылись, у каждой появился офицер или матрос. Молодой человек надеялся, что им дадут попрощаться с родными, но не тут-то было. Прозвучавшая команда: «Призывники, по одному бегом к вагонам!», – посеяла в рядах новобранцев панику. Каждый из провожающих старался обнять и поцеловать своего будущего защитника родины, да передать хоть что-то на дорогу, по всей вероятности дальнюю. Парень всем сердцем почувствовал: надо искать своих, другого такого момента уже не будет.
Мама его с глазами, полными слез, оказалась рядом, он обнял ее и, успокаивая и целуя, шептал:
– Не на войну ведь, мам.
А она ему в это время сумку сует в руку:
– Возьми, сынок, дорога дальняя.
Успел еще обнять братишку, пожал ему руку и забежал в вагон. Все это было, как во сне.
Внутри эшелона стояла духота. Все окна закрыты. Призывники прильнули к ним и смотрели на перрон. Роман тоже притиснулся к окну. Хотелось еще раз увидеть своих, чувствовал, что разлука надолго.
На перроне было много провожающих, но своих он среди них не нашел.
«Как может хрупкая женщина пробиться сквозь толпу провожающих?!» – с грустью думал призывник. Поезд стоял еще с полчаса. Иногда ему казалось, что в этой массе людей мелькнул платок его матери.
Вдруг вагон сильно дернулся и замер.
– Цепляют тепловоз, – сказал кто-то.
Минут через десять эшелон тронулся, Роман последний раз с надеждой взглянул в окно и увидел свою маму, открыл форточку и помахал ей рукой. Она заметила его и стала двигаться в след за вагоном.
Сын ясно видел слезы, текущие по щекам матери, носовой платочек в левой руке, платок, слетевший с головы и развевающийся на ветру. Состав постепенно набирал скорость, а мама все бежала.
Роман видит ее уже вдалеке и видит, что она все еще бежит.
Вдруг мать споткнулась и упала. От увиденного сердце сына сжалось.
Первое, что пришло в голову, – спрыгнуть с поезда и помочь ей. Роман ринулся в тамбур и понял, что это невозможно: все двери были закрыты на замки.
Служил он на Дальнем Востоке, на границе, и образ мамы, бегущей по перрону за поездом, всегда был с ним. Он и сейчас с ним, остался навсегда в его памяти.