Сонеты Шекспира

Казни обидой – но не стань врагом.

41

Все милые грехи твоей свободы, —

Когда я в сердце не живу твоем, —

Простительны, ведь в молодые годы

Мы часто дань соблазну отдаем.

Прекрасен ты – от лести нет отбою;

Ты добр – тебе опасности грозят.

Как сыну женщины владеть собою,

Когда он женщиной в осаду взят?

И все ж ты мог, умерив вожделенья

Беспутной юности и красоты,

Не покушаться на мои владенья,

Где обе верности нарушил ты:

Ее – прельстив ее красой своею,

Свою – красой мне изменяя с нею.

42

Что ею обладаешь ты – не жаль,

Хоть сильно я любил ее, не скрою.

Мне сердце ранит худшая печаль:

Что обладает и она тобою.

Изменники, я вас прощу вполне:

Ты любишь ту, что полюбилась другу,

Она же неверна на благо мне,

Чтоб испытал ее ты – мне в услугу.

Я потерял – нашла любовь моя;

Ты обретаешь там, где я утратил.

Нашли друг друга вы – лишился я

Вас, изменивших мне меня же ради.

Но верю я: мой друг и я – одно,

И ей любить меня лишь суждено.

43

Смежая веки, лучше вижу я:

Днем на презренные гляжу я вещи,

А ночью предо мною тень твоя,

Глазам закрытым видимая, блещет.

Ночь озарил своим явленьем ты.

О, как же будет днем оно прекрасно!

И белый свет затмят твои черты,

Коль даже тень их так сияет ясно.

Тебя узреть – каким для глаз моих

Великим наслажденьем это будет,

Коль даже по ночам, незрячих, их

От сна тяжелого твой образ будит!

Дни без тебя – что ночи для меня,

А ночь с тобой в мечтах – светлее дня.

44

Когда б из мысли – не из вялой плоти —

Я состоял, как мог бы я легко

Преодолеть, в стремительном полете,

Путь до тебя, как ты ни далеко!

В какие б земли ни было порою

Угодно занести меня судьбе,

Я и моря, и сушу перекрою

Неудержимой мыслью о тебе.

Увы, не весь из мысли быстроногой,

Преград не знающей, я сотворен.

Земли с водой в моем составе много;

Удел мой – издавать за стоном стон,

Коль две стихии медленные дали

Мне только слезы – знак своей печали.

45

А две другие составные части,

Те, что от воздуха и от огня, —

Паренье мысли и пыланье страсти —

Всегда к тебе стремятся от меня.

Когда, любви послами дорогими,

Они в твои уносятся края,

Без них, с двумя стихиями другими,

Как в меланхолии, сникаю я.

Под тяжестью своей я буду гнуться

И мой не восстановится состав,

Пока мои посланцы не вернутся,

Тебя в прекрасном здравии застав.

Узнав о том, я радуюсь, но вскоре

Их отсылаю вновь, себе на горе.

46

У глаз моих и сердца тяжба злая

За обладанье образом твоим:

Глаза ревнуют, всем владеть желая,

А сердце прав не уступает им.

Клянется сердце: лишь в его темнице,

Глазам невидимый, хранишься ты;

Те отвергают иск: им тоже мнится,

Что только в них обитель красоты.

Чтоб положить конец жестоким спорам,

Собранье мыслей применяет власть.

Утверждены их мудрым приговором

И доля ясных глаз, и сердца часть:

Глазам – права на дорогую внешность,

А сердцу – на любовь твою и нежность.

47

Глаза и сердце поклялись однажды

Друг другу помогать, чем каждый может:

Когда глаза тебя увидеть жаждут

Иль сердце от любви удушье гложет,

Пирует сердце заодно с глазами,

Любимый образ созерцая вволю,

Затем глаза, в гостях у сердца сами,

В любовных мыслях получают долю.

Коль будут сердце и глаза делиться,

Тебя, хоть далеко ты, я присвою.

Ты от меня не можешь отдалиться:

Пока я мыслю, мысль моя с тобою.

Когда ж уснет она, твой образ сразу

Разбудит сердце и предстанет глазу.

48

С каким стараньем, собираясь в путь,

Я под замок упрятал все, что можно,

Чтоб мелочь каждую потом вернуть,

От рук нечестных сохранив надежно!

Но в ком одном души не чаю я,

В сравненье с кем брильянт сочту я вздором, —

Моя отрада и печаль моя —

Ты можешь быть любым украден вором.

Тебя не мог держать я взаперти.

Ты будешь в тайнике таком храниться,

Где волен ты остаться иль уйти, —

В нежнейшей сердца моего темнице.

И там, боюсь я, вор тебя найдет —

Такой трофей и Честность украдет!

49

Для той поры (ужель она придет?),

Когда грехи прощать не станешь мне ты,

Когда итог последний подведет

Любовь, исполнив разума советы;

Когда, случайно встретив, ты меня

Едва приветишь солнцами-глазами;

Когда на месте прежнего огня

Приличий холод будет между нами, —

Для той поры оплот я сотворю,

В сознании того, чего я стою:

Свидетелем твоим заговорю

На том суде, что сам себе устрою.

Меня ты бросить вправе по суду,

Меня любить – причин я не найду.

50

О, как в пути далеком тяжело мне,

Когда я знаю, что на склоне дня

Мне отдых долгожданный лишь напомнит,

Что милый друг все дальше от меня!

Мой конь, под тяжестью моей печали,

Плетется вяло, с поводом не в лад, —

Ему, как видно, чувства подсказали,

Что всадник скорости и сам не рад.

Сердясь, я в бок его вонзаю шпору,

В ответ же слышится гнетущий стон,

Какой издать скорее мне бы впору,

Кто мучим более, чем шпорой – он.

И стону этому я мыслью вторю,

Что счастье позади – я еду к горю.

51

Такое у любви есть оправданье

Никчемному коняге моему:

Когда от друга прочь, дорогой дальней,

Я еду, торопиться ни к чему.

А стану возвращаться – быть в ответе

Ему пред нетерпением моим.

Тогда, хотя бы мчался он как ветер,

Всё мне казалось бы, что мы стоим.

Тогда мое желанье нас обгонит,

Оно подобно быстрому огню,

С ним никакие не сравнятся кони —

Но своего я все же извиню:

Коль от тебя он плелся еле-еле,

Пускай бредет, а сам помчусь я к цели.

52

Я как богач, что всякий час бы мог

Своим богатством любоваться тайно,

Но медлит верный отпирать замок,

Чтоб не поблекла радость обладанья.

Так праздничных в году немного дней,

И потому торжествен каждый праздник,

А в ожерелье дорогих камней

Бывает мало средь каменьев разных.

Ты временем сокрыт, как сундуком,

Который для прекрасного наряда

Темницей будет долго, чтоб потом,

В особый час, красу открыть для взгляда.

Благословенно все, что даришь ты, —

И встреч блаженство, и разлук мечты.

53

Что за субстанцией ты наделен?

Когда у каждого есть тень одна лишь,

Ты все чужие тени взял в полон

И тенями любыми сам одаришь.

Адониса ль возьмусь я описать —

В нем всяк твое подобие увидит,

Елены воспою красу и стать —

Лишь твой портрет, в хитоне белом, выйдет.

К чему мне говорить про вешний день

Иль благодатный месяц урожая? —

Они твоей красы являют тень,

Твоей природе щедрой подражая.

Во всем прекрасном есть твои черты,

Но верным сердцем всех превыше ты.

54

Нам красота дороже во сто крат

Союзом верности с красою внешней.

Так розу красит сладкий аромат,

Что обитает в сердцевине нежной.

Милы цветы шиповника – ярка

Окраска их, как роз душистых тоны,

И так же от дыханья ветерка

Трепещут над шипами их бутоны.

Но не оценят их игривых поз;

Обречена их прелесть увяданью

И смерти втуне – а кончина роз

Нам аромат оставит сладкой данью.

Прелестник мой! Уйдет краса ланит,

Но стих любовь и верность сохранит.

55

Надгробий царских мраморная стать

Не долговечней строф с их нежной силой.

Здесь будет ярче образ твой сиять,

Чем в запыленном камне над могилой.

Война повалит статуи, как смерч,

На камне камня не оставит смута,

Но не погубят ни огонь, ни меч

Стиха живого – памяти сосуда.

Ни смерти, ни беспамятной вражде

Тебе не стать пределом. Песня эта

Пребудет на устах людских везде,

Во всем потомстве, до скончанья света.

Так до Суда, что оживит твой прах,

Пребудь в стихах и в любящих глазах!

56

Любовь, окрепни! Разве в нас силен

Один лишь аппетит, что вечно с нами

И, хоть сегодня пищей утолен,

Уж завтра гложет острыми зубами?

Такой же будь, любовь: насытишь глад

Очей своих сегодня до дремоты,

Но завтра снова алчет пусть твой взгляд,

Чтоб не лишилась духа своего ты.

Пусть будет перерыв как ширь морей

Меж берегов, куда влюбленных двое

Приходят каждый день, чтоб тем острей,

Вернувшись, было счастье молодое;

Иль как зима: она сурова к нам,

Зато втройне мы рады летним дням.

57

Что делать мне, рабу, как не служить,

Не ждать господской воли изъявленья?

На что мне время – для чего мне жить,

Пока тобой не вызван из забвенья?

Я не ропщу, коль час за часом битым

Томиться на посту уже невмочь;

Не смею горькой чувствовать обиды,

Когда слугу ты отсылаешь прочь.

И в ревности гадать я не могу,

Где ты и с кем, какие рядом лица;

Жду, жалкий раб, и мысли нет в мозгу

Иной, как об удаче тех счастливцев.

Любовь глупа, она не мыслит зла,

Какими б ни были твои дела.

58

Бог, сделавший меня твоим рабом,

Да упасет, чтоб я твоим досугам

Учет вести пытался иль умом

В них проникать – я, твой вассал к услугам!

Пусть буду я, страдая, ждать тебя,

Как узник ожидает высшей воли,

Привычно унижения терпя,

Тебя в своей не упрекая боли.

Где хочешь, будь и трать на все лады

Часы свои – вольны твои решенья.

Что хочешь, делай – можешь только ты

Себе простить свои же прегрешенья.

Я буду ждать, хоть ожиданье – ад,

Тебя простив заранее стократ.

59

Коль правда, что не ново все кругом —

Все было, – то какое заблужденье

Творить пытаться дерзостным умом,

Чтоб дать уже рожденному рожденье!

О, если б, углубляясь в старину,

Пусть даже на пятьсот витков светила,

Средь ветхих книг я отыскал одну —

Что в письменах твой образ воплотила!

Чтоб знал я, как сумел тот древний мир

Сказать о чуде твоего сложенья,

Кто превзошел кого – они иль мы, —

Иль все под солнцем то же, без движенья.

Но нет, уверен я, что для похвал

Предмета равного никто не знал!

60

Как волны на скалистые уступы

Бегут, теснясь, так череда минут

Спешит к концу, где каждая уступит

Свои права другой, и все уйдут.

Едва увидев свет, спешит рожденье

Шажками к зрелости, но с той поры

Его затмений омрачают тени

И Время губит все свои дары:

Цветущих лет наряд испортит брешью,

Избороздит чело самой красы,

Редчайшие плоды пожнет небрежно —

Всё лишь пожива для его косы.

Но, не страшась руки его жестокой,

Мой стих тебя воспел для славы долгой!

61

Твоей ли волей мне ночами долго

Глаз не дают сомкнуть твои черты,

И дрема обрывается, лишь только

В игре теней привидишься мне ты?

Иль это дух твой прилетел без тела

Следить за мною, чтоб к исходу дня

В делах постыдных и в часах безделья,

Питая ревность, уличать меня?

О нет! Любви твоей бы не хватило,

Чтоб сна лишить. Моя же так сильна,

Так велика, что отдых победила,

Велев на страже быть, не зная сна.

И видит страж твой неусыпным взглядом:

Ты далеко, не спишь, и кто-то рядом.

62

Гордыня грешная мне сердце гложет,

Глаза мои заполонив всецело.

Душе моей леченье не поможет —

Так прочно себялюбье в ней засело.

В моем лице мне совершенство мнится.

Я знаю: ни по стати, ни по нраву

Со мной никто на свете не сравнится,

Я сам себя лишь оценю по праву.

Но зеркало показывает ясно

Мне на лице дубленом лет тисненье,

И, понимая, что грешу ужасно,

Любви к себе даю я объясненье:

То не себя – тебя в себе хвалю я,

Красою дней твоих свой век малюя.

63

Для той поры, когда любимый будет,

Как я, потрепан Времени рукой,

И годы в жилах кровь его остудят,

Лоб исчертив, и по тропе крутой

Его младое утро к ночи съедет,

И прелестями, что ему даны,

Как королю – страна, он станет беден,

Все растеряв сокровища весны;

Для той поры я оборону строю:

Хоть от косы смертельной не уйдешь,

Не дам ему, с такою красотою,

Из памяти пропасть, попав под нож.

В строках чернильных явится живущим

Он в полной красоте, всегда цветущим.

64

Когда я вижу, как обезображен

Величья след, оставленный веками, —

Как Время сокрушает, в диком раже,

И статуй медь, и гордых башен камень;

Как наступает океан голодный,

Одерживая верх над царством суши,

И как земля простор стесняет водный,

Убыток в прибыль обращая тут же;

Как Время, троны и державы руша,

Однажды торжествует и над ними, —

Невольно мысль мне проникает в душу,

Что Время и любовь мою отнимет.

Убийственная мысль! Мне остается

Рыдать о том, что потерять придется.

65

Когда не вечны ни гранит, ни медь,

Ни твердь земли, ни океан безбрежный,

Как тяжбу с тленом красоте иметь,

Что силой на цветок походит нежный?

Как устоит медовый лета дух

В осаде дней, разящих без разбора,

Когда стенам не избежать разрух

И сталь не выиграет с ними спора?

О, мысль пугающая! Где укрыть

От Времени им созданное диво?

Кто быстроногих дней осадит прыть,

Что красоту губить спешат ретиво?

Никто! Лишь магия чернильных строк

Моей любви подарит вечный срок.

66

Я смерть зову, мне в тягость этот свет,

Где мается достоинство в нужде,

И где ничтожество живет без бед,

И чистой веры не сыскать нигде,

И лаврами увенчаны плуты,

И честь девичью треплют на торгах,

И совершенство – жертва клеветы,

И чахнет мощь у немощи в руках,

И власть искусству заперла уста,

И блажь в управу знание взяла,

И искренность зовется «простота»,

И под пятой добро живет у зла, —

Устал я и бежал бы от всего,

Но как я брошу друга своего?

67

Зачем он должен средь заразы жить —

Очарованьем скрашивать уродство,

Своим присутствием греху служить,

Обману придавая благородство?

Зачем живой цветник его лица

Для украшенья мертвого украден

И совершенство розы-образца

Используется жалких копий ради?

Зачем он должен жить, когда бедна

Природа кровью, чтоб наполнить вены, —

Когда давно пуста ее казна

И цел его лишь клад благословенный?

Его хранит Природа – в нем видна

Ее краса в былые времена.

68

Да, в нем запечатлелось время оно,

Когда цвела привольно красота —

Когда не водружали незаконно

Примет ее на видные места;

Когда златых волос, подделки ради,

У мертвецов не крали из гробниц

И жизни новой не имели пряди,

Служа для украшенья новых лиц.

В нем – знак былого века дорогого,

Когда сияла правда без прикрас,

Не облачая летним днем другого

Увядшей красоты за разом раз.

Он – клад Природы, образ давних пор,

Искусству ложному живой укор.

69

Каким ты миру предстаешь наружно,

Прекрасен ты, на самый строгий суд.

Все языки – и вражеские – дружно

Тебе хвалу правдивую несут.

За внешность внешней ты хвалой отмечен.

Но языки, что в этом заодно,

Порой ведут совсем иные речи

О том, что глазу видеть не дано:

Красу души твоей стремясь измерить,

О ней судить берутся по делам,

И предстаешь ты (коль им можно верить)

Цветком прекрасным с гнилью пополам.

Цветка обличье с запахом несходно,

Когда растет он рядом с чем угодно.

70

Тебя хулят – в том не виновен ты.

Пятно хулы лежит на всем прекрасном,

А подозренье – спутник красоты,

Ворона, что летает в небе ясном.

Коль кто-то совершенен – будет он

Тем больше славен, если оклеветан.

Находит порча сладостный бутон,

А ты цветешь чистейшим первоцветом.

Все юности беспечной западни

Тобой побеждены иль миновали,

Но станет слава добрая в те дни

Преградой новой зависти едва ли.

Когда б не подозренья, ты бы мог

Во всех сердцах один быть царь и бог.

71

Когда умру я, ты скорби не доле,

Чем будет возвещать унылый звон,

Что я бежал из низкой сей юдоли

И в низший мир червей переселен.

И руку, что писала эти строчки,

Не вспоминай. Я так тебя люблю,

Что предпочту забвенье без отсрочки,

Чем памятью покой твой отравлю.

Мой стих прочтя однажды, в час досуга,

Когда меня поглотит прах земной,

Не повторяй пустое имя друга —

Пускай твоя любовь умрет со мной,

Чтоб, слыша вздох твой обо мне последний,

Премудрый мир тебя не ранил сплетней.

72

Чтоб мир не стал допытываться, чем

Я заслужил, что был любим тобою,

Когда умру – забудь меня совсем:

Я памяти, любовь моя, не стою.

Во мне заслуг не сможешь ты найти,

Иль, разве только, ложью искупая

То, что покойному – чтоб был в чести —

Дать не захочет истина скупая.

О, чтоб из-за любви ты на нее

Не бросил тень, меня хваля фальшиво,

Со мной пусть имя погребут мое —

Да не останется на стыд нам живо!

Мой стыд – за то, чему я жизнь даю,

Твой – за любовь к ничтожному твою.

73

Ты застаешь во мне такую пору,

Когда дрожат последние листы

На тех ветвях, что были домом хору

Птиц сладкогласых, а теперь пусты.

Ты видишь день, что, на закате тая,

Темнеет быстро – ночь его крадет

И, будто смерть, сестра ее родная,

На все печать недвижности кладет.

Свет пламени ты видишь, где остался

Огонь на пепле юности былой.

Но, поглощенный тем же, чем питался,

На ложе смерти станет он золой.

Ты видишь всё. Но лишь сильней во взоре

Любовь к тому, с чем расставаться вскоре!

74

Но не горюй, коль под арест жестокий,

Без права выкупа, я буду взят.

Все главное вместили эти строки,

Они меня живым отобразят.

Их открывая, ты откроешь снова

То, что во мне тебе посвящено.

Земля опять землею стать готова,

Но лучшее – мой дух – с тобой давно.

Презренный нож, что плоти нас лишает,

Отнимет только собственность червей,

Отбросы лет – потеря небольшая,

Не стоящая памяти твоей.

Цени лишь то, что в этом содержалось,

А это – здесь, навек с тобой осталось.

75

Мысль о тебе – как хлеб, что жизнь дает,

Как ливень для земли, на смену зною;

А я скупцу подобен, что ведет

Спор беспрерывный со своей казною.

То обладаньем горд, то страшно мне,

Что подлый век похитит клад бесценный;

То быть хочу с тобой наедине,

То – восхищаться мир заставить целый.

Тебя увидеть – пир для глаз моих,

Что, и насытясь, снова жаждут взгляда.

Я не имею радостей иных,

Всё от тебя – и мука, и награда.

То чахну я, то к пиру приглашен;

То всем владею, то всего лишен.

76

Ты спросишь: почему я не блещу

Стиха разнообразьем легковесным —

Приемов новых с веком не ищу,

Не склонен к сочетаньям неизвестным?

Зачем пишу я всякий раз одно,

Творенье в то же платье облачая,

И выдает оно, кем рождено,

Любым из слов меня изобличая?

О, знай, любовь моя: любовь и ты —

Стихов моих и тема, и основа.

Слова мои не новы и просты,

Я тратил их не раз и трачу снова.

Ведь солнца свет и стар, и вечно нов —

Так и любви довольно старых слов.

77

Часы покажут, как уходит время,

А зеркало – как вянет красота.

Дневник с тобой разделит мыслей бремя —

Начни с ним дружбу с чистого листа.

Могилу видим мы за жизнью краткой,

Найдя морщины в зеркале своем,

А по часам, где тень скользит украдкой,

Мы времени бег вечный узнаем.

Все то, что память удержать не может,

Ты на страницах чистых запиши;

Они и сохранят, и приумножат

Плоды былые мысли и души.

Часов и зеркала урок запомнишь —

И книгу эту мудростью наполнишь.

78

Так часто я взывал к тебе как к Музе —

И с помощью твоей стихи родились, —

Что ныне, о таком прознав союзе,

К тебе чужие перья обратились.

Глаза, что научили петь немого

И грубый ум подвигли к воспаренью,

Ученому лишь прелести немного

Добавят к величавому творенью.

Но ты мои стихи цени всех выше,

Ведь рождены они твоим внушеньем,

Когда другим ты служишь только пышным

Их стиля и искусства украшеньем.

А моему невежеству дал всё ты:

Искусство и учености высоты.

79

Когда один к тебе взывал мой стих,

Твоя краса жила в моем творенье,

Но Музы голос для меня затих,

И сладостные строки в разоренье.

Любовь моя, прекрасный образ твой

Достойнейшему уступлю перу я,

Но твой поэт в долгу перед тобой:

Тебе он платит, у тебя воруя.

Тебя за добродетель хвалит он,

У нрава твоего взяв это слово,

И дарит красотой, лишь нежный тон

Щеки твоей тебе вручая снова.

Так не склоняйся к этим словесам,

Ведь за его хвалы ты платишь сам.

80

Как скован мой язык – писать нет сил,

Когда твое возлюбленное имя

Другой, могучий дух провозгласил

И славит дарованьями своими!

Но коль твоих достоинств океан

С большим и мелкое приемлет судно,

Челнок ничтожный, что судьбой мне дан,

С пучиной тоже спорит безрассудно.

Лишь с помощью твоей я плыть смогу,

Ему ж подвластна ширь твоя морская.

Коль буду брошен я на берегу,

Он будет реять, парус распуская.

Челну – погибель, море – кораблю;

Так от любви крушенье я терплю.

81

Я ль тот, кто стих тебе надгробный сложит,

Иль ты переживешь мой прах земной,

Отсюда смерть тебя забрать не сможет,

Хоть память обо мне умрет со мной.

Здесь обретешь ты для бессмертья силу,

Хоть сам исчезну я для всех времен;

Земля мне даст безвестную могилу —

В людских глазах ты будешь погребен.

Мой стих любовный памятником станет.

Его глаза потомков перечтут,

И возрожден ты будешь их устами,

Когда все ныне сущие умрут.

Ты вечно – властью строчек всемогущих —

Пребудешь там, где дух, – в устах живущих.

82

Ты с Музою моею не обвенчан

И принимать ты можешь без смущенья

Те славословья, что поэты вечно

На книгах пишут в виде посвященья.

Умом ты совершенен, как и статью,

И, зная, что моей хвалы ты выше,

Достойной дани принужден искать ты

Среди того, что век искусный пишет.

Но хоть другие и мудры на диво —

Назло их риторическим потугам, —

Ты, истинно прекрасный, был правдиво

В словах простых описан верным другом.

Прикрасы их для щек бескровных лестны,

А для твоих – цветущих – неуместны.

83

Я не искал прикрас для красоты —

Мной без прикрас была она воспета;

Казалось мне, что превосходишь ты

Все подношенья скудные поэта.

И для хвалы я потому был нем,

Что сам ты служишь истиной живою —

Как далеко сегодня перьям всем

До совершенства, что зовут тобою.

Мне немоту в упрек поставил ты,

Хотя она мне славу заслужила.

Ведь нет вреда красе от немоты —

Страшна хвалы безжизненной могила.

И жизни свет из-под прекрасных век

Живей всего, что сочинят вовек.

84

Кто сочинит хвалу тех слов богаче,

Что ты есть ты – в ком заключен огромный,

Единственный запас прекрасных качеств,

И образцом ты был бы и для ровни?

Лишь то перо, что уж совсем убого,

Польстить не сможет своему предмету,

Но, чтоб тебя воспеть, не нужно много:

«Ты – это ты», – вот песня, лучше нету.

Пусть пишущий скопирует прилежно

То, что в тебе Природа написала,

И копия такая неизбежно

Поэту славы принесет немало.

Но совершенство омрачил ты скверной —

Своей любовью к лести непомерной.

85

Немеет Муза, глас ее затих.