скачать книгу бесплатно
тронутые тленом слепые клетки,
родин двух растерянные придурки,
рано поседевшие малолетки.
Выжить ли птенцам на исходе гнева? —
брезжат в чащах боги, во тьме дубовой,
рушатся снежинки с немого неба
местной бессловесной всеобщей мовой.
…Чьи провидим кости в песках пустыней,
чей раскол в масонах, инцест в державах? —
в прошлом настоящее упустили
на волнах безродных, на рельсах ржавых.
…О каком грядущем своём восплачем? —
счёт проплачен, только чужой аортой,
карфаген у каждого здесь утрачен,
или рим – какой уж? никак четвёртый?
Сердце опустело – чья ж это кража? —
воровская висельная арена —
ты ли, обеспамятевшая Раша,
или ты, обдолбанная Юкрейна?
Всех нас, что друг друга в песок стирали,
ах, как беззастенчиво отымели! —
где всё то, что запросто растеряли,
птицы наши, гнёзда и колыбели?
Кто мы, мёртвых пажитей аборигены? —
нежить и предательство пахнут псиной,
где же наши римы и карфагены?
Все – иуды,
все встанем перед осиной.
Полночное
…в полнеба? да какие тут полнеба! —
одна бравада
летишь и радуешься: ты – планета
Звезды Барнарда
коль в карусели той не поквитались
так уж не сетуй
ни разу – мёртвые – не повидались
звезда с планетой
в руках давно исчахнувшего света
тьма изнывает
планета знает, что она – планета
звезда – не знает
не зря бессонный телескоп смыкает
слепые очи
планета безымянная стекает
слезою ночи
…звезда моя двоюродная мама
вглядись так что же —
фантом приблудный ёжик из тумана
вдруг мы похожи
верни забытым языку и зренью
восторг и пламя
Сверхновая – я твоему горенью
мешать не вправе
а нет так отвернись чужая сроду:
лети мол с миром
ползком по галактическому своду
хоть к чёрным дырам!
Толстожурнальное
Чем не роман!.. Однако ж не роман:
«Вот жизнь моя…» Чем в толчее беззвучной
не эпопея суеты фейсбучной,
беспамятства застёгнутый карман…
Чем не судьба! Кто ж спорит – да, судьба:
архивов тлен, гербарии империй
плюс дактилоскопия суеверий,
что редко доживают до Суда.
И чем не зоркой зрелости года
и скрытой грустью полные страницы —
не отстраниться, не посторониться.
И чем это не знанье навсегда —
что мы затем, быть может, не умрём,
что все-таки умрём – и, видно, скоро.
Былого спора доблестная свора
подстережёт и там нас – за углом,
творцы и их подельники, вчерне
усопшие – они придут за нами,
чтобы однажды чьими-то словами
признать:
нас было много на челне…
«Нас было много на челне…»
Я гимны прежние пою…
А. П.
Нас было много на челне
со знаком пепла на челе —
и, подчинясь каким-то рунам,
мы за каким-то, блин, руном
гребли куда-то там с трудом…
Но что поделать: мир был юным.
Нас было много на челне,
когда заплакал в тишине,
в хлеву – малыш, дитя мигрантов,
и Вифлеемская звезда
покрыла светом навсегда
мечты пигмеев и гигантов.
Нас было много на челне.
И жизнь мы прожили вчерне,
и все зарыты в чернозёме —
за родину ли, за царя,
за первого секретаря,
за то, чтоб мыши жили в доме.
Нас было много на челне,
когда в Афгане и Чечне
кричала в нас пригоршня праха,
и луч по танковой броне
скользил – и в вышней глубине
мы шёпот слышали аллаха.
Нас было много на челне —
в который век? в какой стране?
О, по какой мы шли трясине
и не запомнили святынь:
звезда Полынь, земля Аминь,
но веры нету и в помине.
В дерьме, в огне, в родной стране,
но с Божьим словом наравне
в аду, в раю, идя по краю
и повторяя «Мать твою!..»,
я гимны прежние пою
и родину не укоряю.
Нас было много на челне…
Зеркало
Так и не отгремела, через все времена,
в зеркале архимеда пламенная война:
век твой, твоя работа, скрытый в песках закон —
в зеркале геродота полчища языков,
век твой, слепой охранник, неуловимый вздох
в чёрном огне органик, ставших песком эпох,
в смутной заре Корана, в вещем сплетенье снов,
в рыжих слоях кумрана – овеществленье слов,
прежде всех назореев – чуждого мира мгла,
жадный всхлип мавзолеев, злобные купола,
это твоя крамола, сретенье, гнев и страсть,
это твоя каморка – свод мировых пространств,
это твоя кручина, привкус чужой травы,
капелька сарацина в чёрной твоей крови,
это ведь твоя карма, край твой, судьбы кремень,
ночь разрушенья храма, утро и судный день,
твоя мольба о здравии, странствий твоих зюйд-вест,
русского православья старый двуперстный крест,
камень в конце тропинки, тризны умолкший звук —
малой земной кровинки, выскользнувшей из рук,
вкус просфоры слоёной, мизерный твой итог —
капля волны солёной, пены морской виток…
Вечерний звон
Ино, братие рустии християня,
кто хощет пойти в Ындейскую землю,
и ты остави веру свою на Руси…
Афанасий Никитин
Жизнеописание
детство
огромное одиночество
в маленьком городке
лиц переклички и клички без отчества
