Город темный

– Звезды пали на землю, и небеса свернулись, как книжный свиток, – загнусавил перебинтованный. – Мир сгорел, сгорел дотла…

– С чужих слов поешь, – резко оборвал его Влад. – Рассказывай толком и своими словами, без метафизики.

– А своими словами получается совсем уж некрасиво, – грустно ответил проповедник. Затем он заговорил, на этот раз – почти человеческим языком:

– Все началось с мелочей. Спички и сигареты перестали гаснуть, даже когда их втаптывали в землю. Кухонные конфорки продолжали гореть и после того, как домохозяйки перекрывали газ. Костры невозможно было потушить ни водой, ни песком.

Огонь быстро захватывал все новые поверхности, начинал жадно поедать то, что раньше признавал несъедобным. Загорался металл, камень, стекло.

Пламя старались потушить водой, но вскоре запылала и вода. Знаете, как горит вода? Как спирт, только быстрее.

По всему миру происходило одно и то же. Через час человечество было охвачено паникой – ситуация стала катастрофической.

Перед этим нам успели показать экстренный выпуск новостей. Выступали ученые, военные. Это был самый короткий новостной выпуск в моей жизни. Нам сказали лишь, что в мире изменились сами фундаментальные свойства материи, и пламя теперь никогда не потухнет. Оно лишь будет разгораться сильнее.

Людям советовали бежать подальше от городов и лесных массивов. Так мы и поступили. Но времени уже не оставалось. Через час города превратились в гигантские костры. Еще через час почти все леса, моря и равнины были охвачены огнем. А потом загорелся воздух.

В мире не осталось ничего, кроме огня.

– А как же ты сам спасся из пламени, что невозможно потушить? – вкрадчиво спросил Влад. – Весь мир сгорел, а ты лишь слегка обжегся?

Пророк покачал головой и гулко рассмеялся. Под всеми этими бинтами было непонятно, откуда доносится голос и смех, поэтому впечатление создавалось жутковатое.

– Когда люди начали спасаться бегством, многие принялись собирать припасы на первое время – еду, питье, деньги. Глупцы… Я побежал сразу, даже не одеваясь. Это меня и спасло.

Страх придавал мне силы. Я миновал окраины города, стараясь держаться подальше даже от мелких поселений. Бежал по дороге, почти не останавливаясь. Но огонь настигал меня.

Вскоре загорелась моя одежда, еще через секунду – мои волосы, моя кожа. Я продолжал бежать, отчаянно вопя. Впрочем, тот вопль оказался коротким – сам воздух вокруг меня превращался в огонь. Я захлебнулся тем огнем, оступился и, наконец, упал, покатившись под откос.

Но когда мое падение окончилось, огонь отступил. Я больше не горел заживо.

Я поднялся на ноги. Стояла Красная ночь. А прямо передо мной был город. И я понял, что город тот благословлен.

Огонь обошел стороной эти земли. И теперь я здесь – хожу среди вас, свидетельствую о том, что видел сам.

– Великолепно, – Влад даже попробовал поаплодировать, но кейс в руке ему здорово мешал. – Как говорится, история на все деньги. Правда, у апостола Иоанна сюжет был все же увлекательнее.

Рокот посмотрел на людей вокруг и помрачнел. Рассказанная перебинтованным гражданином история явно впечатлила жителей Верхнего Плеса. Некоторые плакали – даже мужчины! Одной старушке стало плохо, ее пытались привести в чувство. На человека в плаще горожане смотрели с явным уважением, и даже почтением.

– Вы что, правда поверили этому проходимцу? – громко возмутился Влад. – Да это же самый подозрительный тип из всех, что я видел! Мир сгорел – какая нелепица. Этот лжепророк просто дурачит вас. Он и лицо замотал бинтами, чтобы его не смогли узнать.

В ответ на эту тираду Рокота со всех сторон посыпалось:

– Но ведь телефоны и правда молчат. Да и в сеть не выйти.

– Поляки рассказывают, что утренние фуры в город так и не приехали. И связи с ними до сих пор нет никакой.

– Сосед с окраины сегодня к нам перебрался. Говорит, жутко ему дома оставаться. Будто давит что-то.

– Я вышла ночью на балкон – мамочки, город словно кумачом накрыли!

«Объясняла», про которого все ненадолго забыли, картинно откашлялся и спросил у Влада:

– А вот скажите мне, отчего мы не должны верить Вестнику, а вам, наоборот, верить должны? То, что у него бинты на лице, – так человек ожегся, страдания претерпел. И у вас, между прочим, такие же бинты на обличии, хотя, конечно, их на малую чуточку поменьше. Может быть, и вы нам свое объяснение представите – отчего вдруг наше небо сделалось кровью?

– Да куда уж мне, – ответил Влад язвительно. Впрочем, он тут же понял по реакции толпы, что иронией здесь ничего не добьешься. Тогда Рокот решил обратиться к здравому смыслу собравшихся:

– Послушайте, ну какой это конец света? Да, атмосферное явление. Да, проблемы со связью. Но неужели это доказывает, что мира за пределами Верхнего Плеса больше не существует? Может быть, сначала стоит проверить, не случилось ли аварии на какой-нибудь подстанции? Это же куда вероятнее, чем конец света. Да я еще вчера находился в столице, и там было все в порядке. А вот этот вот лжепророк, – Влад показал пальцем, – просто сеет панику. Или шутки шутит. Что у него под бинтами? Может быть, это один из ваших соседей? Намотал на себя бинты, чтобы его не узнали, и теперь смеется над вами?

– Яви, дружок, нам свою персону, – обратился Влад к человеку в плаще. – Очень уж нам хочется взглянуть на твое лицо.

– Огонь забрал мое лицо, забрал мою плоть и мои желания, – отозвался лжепророк. – У меня остался лишь голос. Под этими бинтами пусто.

– Ой ли? Но если там пусто, то тебе и скрывать нечего? Давай, разматывай бинты. Покажи нам, как выглядит пустота.

Лжепророк поднялся на ноги. Оказалось, что он невероятно высок, не ниже двух метров. Но плащ забинтованного человека все равно был длиннее, и края его волочились по земле.

– А ты не боишься, инспектор? Все, что угодно может скрываться под этими повязками. Кто знает, что ты там увидишь? Страшные ожоги? Куски черного угля? А может быть, под бинтами скрывается серая шерсть и крысиная морда? Готов ли ты к подобному зрелищу, дознаватель?

Теперь уже Влад глядел на лжепророка снизу вверх. Но боевой запал Рокота никуда не делся. Твердо глядя в глаза (в глаза ли?) оппоненту, инспектор сказал:

– Не пугай, не страшно. Под этими бинтами – самое обычное лицо. Лицо обманщика и лжеца. Зрелище, конечно, так себе, но я уж потерплю.

Лжепророк замолчал. Потом он снова сел на брусчатку и замер в неподвижности.

– Зачем вы с ним так жестоко, доктор? – раздалось из толпы. – Его пожалеть надобно. Человек перенес непереносимое. Тяжко ему.

– Какого лешего здесь все такие легковерные? – спросил Рокот, но уже скорее по инерции. Желание спорить и что-то доказывать у него пропало. – Если я прямо сейчас объявлю себя потомком Христа, вы и этому поверите, лишь пожелав уточнить: по отцовской или материнской линии? Ладно, у меня голова разболелась от этих споров.

Влад вышел из толпы и направился к гостинице.

– Мы знаем о тебе все, искатель, – произнес ему вслед лжепророк. Негромко, но явственно.

– А я вас и знать не желаю, – ответил Рокот, не оборачиваясь. Голова у него и правда болела. Видимо, перестали действовать обезболивающие, что давали в больнице.

«Зачем я вообще ввязался в этот ненужный и несуразный разговор? – думал Влад. – Раньше я за версту обходил таких юродивых; еще вчера у меня и мысли бы не возникло вступить в подобный спор. Наверное, меня все-таки очень сильно ударили по голове».

Зайдя в номер, Влад прежде всего стянул с себя всю верхнюю одежду и бросил ее поближе к окну – пусть проветривается. Затем он еще раз попытался дозвониться до Управления. Бесполезно, не отвечал ни Жорик, ни приемная.

Поколебавшись минуту, Влад набрал номер бывшей жены. Никакого результата. Да оно и к лучшему.

Оставалось лишь ждать, когда починят связь.

Рокот принял лекарство и упал на кровать лицом вниз, стараясь не потревожить побитую щеку. Синяки и ссадины ныли, в голове была каша. Линчеватели «Прагмы», статус подозреваемого, явление лжепророка, а теперь еще и космическое телефонное одиночество. День выдался насыщенным. И ведь он еще далеко не окончен.

– Какой бред, – промычал Влад в подушку.

***

– Вы не спите, Рокот? – спросил прокурор, заходя в номер. – У вас дверь не заперта.

Влад медленно поднялся с кровати, провел ладонью по лицу, стараясь сфокусировать взгляд.

– Не могу сказать точно. Сплю и не сплю. Из-за всех этих лекарств я время от времени словно проваливаюсь куда-то. И дверь я, кажется, запирал.

Виктор Минич придирчиво осмотрел Влада.

– Все вздор. Вы отлично выглядите. Цвет лица почти вернулся к норме. Отдых явно пошел вам на пользу.

Минич оглядел комнату, неодобрительно покосился на смятую одежду у окна.

– А у меня для вас замечательные новости. Кажется, я придумал, как решить вашу проблему. Если все получится, вы сможете свободно выехать из Верхнего Плеса уже сегодня, в крайнем случае – завтра. Но перед этим нужно кое-что уладить. Одевайтесь, нам предстоит небольшая прогулка.

– Прогулка? Прокурор, у вас же есть машины. Отчего вы в Верхнем Плесе так не любите ими пользоваться? Что за странное пристрастие к пешим прогулкам?

– Считайте это еще одной местной традицией. И не беспокойтесь – путь займет всего 10—15 минут. Мы идем на встречу с мэром.

– Мэром?

– Председателем горисполкома, если быть точным. Но сам Василий Солтысов любит, когда его называют мэром. Есть у него такая слабость. Ну а нам вовсе не сложно потрафить его тщеславию. Так что – да, с мэром.

– Да хоть с бургомистром… Подождите – Солтысов? Он что – родственник директора химзавода? – встревоженно спросил Влад.

– Родной брат. Старший, – уточнил прокурор. – Теперь вы понимаете свое положение? Василий Солтысов может очень серьезно осложнить вам жизнь, если поверит в вашу причастность к покушению. И даже если не поверит, он с высокой вероятностью все равно даст негласное указание о вашем задержании. На всякий случай. А главное – мэр, защищая своего брата, способен серьезно повлиять на ход следствия. И поэтому мы сейчас пойдем и дадим нашему градоначальнику небольшой окорот.

– Мы? Зачем вам я? – заупрямился Влад. – Мне ничего не известно о местных политических делах. А сам я сейчас просто никто – ревизор, проваливший ревизию.

– О ваших реальных полномочиях мэр не знает ничего. Для него вы – эмиссар столицы, серьезная фигура. Вы придадите вес предстоящим переговорам. И не беспокойтесь – вести беседу буду только я. А вы просто стойте рядом и многозначительно молчите.

Влад задумался. Ему очень не хотелось идти на встречу с мэром. Перед чиновниками он робел. Да и инстинкты подсказывали ему – от Василия Солтысова лучше держаться подальше.

– Не обижайтесь, прокурор, но я не смогу пойти. На этой встрече от меня не будет никакого проку. Даже наоборот – будет вред. В голове у меня шумит, ноги заплетаются при ходьбе, да еще эта нашлепка на щеке. Мне из номера-то стыдно показаться, а вы предлагаете идти на официальную встречу с высоким чиновником.

– Вот как? Не ожидал, – протянул Минич. – Когда я вез вас в больницу, вы говорили совсем иначе. В частности, вы упоминали, что я спас вашу жизнь, и вы теперь мой должник.

– Действительно, я так говорил. Хорошо. Я пойду с вами, куда скажите. Но учтите – в нынешнем своем состоянии я и правда совершенно бесполезен. Вы берете с собой ненужный балласт.

– Доверьтесь мне, инспектор. Вы – важная часть моего плана, – сказал Минич.

– Да не называйте вы меня инспектором, – вяло отмахнулся Рокот. – Я сейчас явно не при исполнении. Зовите меня Владислав, или Влад. Вы ведь действительно спасли мою жизнь, а это делает нас очень близкими людьми.

Через несколько минут прокурор и инспектор вышли из гостиницы. Некоторое время они двигались молча. Затем Влад спросил:

– Вы в курсе, что у вас по городу ходят какие-то ряженые и распространяют среди горожан панические слухи? Одного такого я встретил недавно у гостиницы. Он рассказывал людям, что прошлой ночью весь мир, оказывается, сгорел в противоестественном пожаре.

– Мне докладывали об этом случае, – ответил Минич. – И, насколько я понял, вы-то как раз подняли проходимца на смех. Так что же вас беспокоит?

– Удивительное дело… А вас это не беспокоит? Люди, прячущие свои лица, сеют панику среди горожан. Это же незаконно?

Прокурор неопределенно покачал головой.

– Этой проблемой занимаются. Лжепророков (кажется, так вы их окрестили?) уберут с городских улиц. Собственно, уже убрали. Я понимаю, Владислав, почему эти субъекты вызвали вашу озабоченность. Эти их инфернальные плащи, рубища судеремные – они производят гнетущее впечатление. Но, уж вы мне поверьте, по сравнению с другими проблемами, лжепророки – просто пустяк, не стоящий внимания.

– Но люди действительно напуганы последними событиями, я сам это видел. Лжепророки лишь играли на общем настроении, усиливали смуту. Телефонная связь с внешним миром и правда отсутствует, это факт. И что за оптическое явление горожане наблюдали ночью? Кто-нибудь уже разобрался с этим?

– У меня нет для вас ответов, – сказал прокурор. – Специалисты работают, проверяют все варианты. Я, как и прочие горожане, жду, когда мир придет в норму. Влад, я ничего в этом не понимаю. Я не инженер и не астроном. Вы, насколько мне известно, тоже. Так давайте сойдемся на том, что мир за пределами Верхнего Плеса продолжает существовать. И пусть эта здравая мысль помогает нам сохранять спокойствие. Скоро все разъяснится.

«И действительно, чего это я? – подумал Влад раздраженно. – Пропади все пропадом, пусть они сами разбираются в своем бардаке».

Короткая пешая прогулка взбодрила инспектора. Полусонная осоловелость Влада понемногу растворялась в свежем весеннем воздухе.

Теперь, когда они шли рядом, Рокот обратил внимание на то, что Виктор Минич совсем невысок ростом. Вообще же прокурор был похож на актера из старого фильма – слишком ровный, слишком соразмерный. В восьмидесятые годы такой типаж был очень популярен. С тех пор, конечно же, все изменилось. «Мы стали высокими и угловатыми, а он почему-то не стал, – рассеяно думал Влад. – Наверное, такому городу, как Верхний Плес, вполне подходит прокурор в стиле ретро».

– Обратите внимание – вот Старый фонтан, – прокурор решил развлечь Рокота разговором. Видимо, у инспектора было слишком уж кислое лицо. – Раньше это был единственный фонтан в городе, но потом построили еще несколько. Чтобы не путаться, ему дали имя – Старый. Помню, в детстве мы, мальчишки, купались в его чаше. Сейчас родители почему-то не разрешают подобного своим детям.

– А вот и Правительственная площадь, – Минич показал рукой. – Мы уже почти пришли. Заметили? Здание исполкома находится совсем близко к химическому заводу. С этим связана одна старая история. Когда в Верхнем Плесе (в то время это было еще село) решили построить химзавод, жителям очень не понравилась данная затея. Люди боялись ядовитых выбросов, аварий, утечек. Опасались, что больше не смогут, как раньше, пить воду из Чистого озера. Но завод был нужен стране. Кто мог возразить правительству и партии? В конце концов был найден компромисс. Химический завод построили в непосредственной близости от нового здания исполкома. Если катастрофа все же случится, и облака ядовитого дыма накроют город, местные правители пострадают первыми. Если подумать, остроумная затея – использовать наш исполком так же, как шахтеры использовали клетки с канарейками.

– Хитро придумано, – согласился Влад. – Применять собственное начальство в качестве газоанализатора.

– А главное – это работает, – заметил прокурор. – За все советское и постсоветское время на заводе не случалось ни единой крупной аварии. Отцы города следят за порядком на производстве в оба.

Инспектор и прокурор подошли к Правительственной площади. Здание исполкома оказалось довольно скучным. Безликое административное строение; примерно такие же строились во всех прочих городах Союза.

Перед исполкомом, конечно же, стоял бетонный Ленин. Но куда больше Влада заинтересовал другой экспонат, установленный на площади. Проследив за взглядом Рокота, Минич удовлетворенно кивнул:

– Мимо подобного так просто не пройдешь, верно? Эта инсталляция называется «Памятник вечному двигателю». Сам автор называл его просто «Вечный двигатель», но такое именование было признано слишком претенциозным.

На массивном квадратном постаменте под куполом из толстого стекла располагался механизм внушительного вида, но непонятного назначения. Все его многочисленные поршни, шестеренки и шарниры находились в непрерывном движении. Из-под стекла раздавалось ритмичное постукивание.

– Похоже на помесь паровой машины и башенных часов, – резюмировал Влад. – Выглядит бесподобно. Наверняка очень нравится детям.

– Дети в восторге! А вот взрослых наш «вечный двигатель» наводит порой на странные мысли. Пару лет назад в Верхний Плес приезжал Герхарт Ланге, известный социолог. Слышали про него? Ну, да и не важно. Так этот Ланге после знакомства с памятником вечному двигателю пришел к неожиданному выводу. Он решил, что жители Верхнего Плеса поклоняются Машине.

– В каком смысле?

– В древнегреческом. И не только. Герхарт Ланге написал целую статью о нашем городе. В этой работе прослеживается сквозная мысль: памятники и объекты культурного назначения мало отличаются от объектов религиозного поклонения. И те, и другие являются проекциями общественного сознания. Ланге писал, что данный памятник следует считать символическим перводвигателем, от которого приходит в движение весь город. Социолог придавал большое значение тому, что инсталляция установлена именно на Правительственной площади. Ведь как раз здесь рождаются самые судьбоносные решения.

– Не очень понятно, – признался Влад. – Но я бы с удовольствием почитал ту статью.

– Нет. Заверяю вас, чтение той статьи не доставило бы вам ни малейшего удовольствия, – возразил прокурор. – Она написана очень скучным языком, текст перегружен специальными терминами и ссылками. Это как раз тот редкий случай, когда вольный пересказ звучит занимательнее оригинала. Впрочем, я увлекся, – оборвал сам себя Минич. – В Горисполкоме скоро закончится рабочий день. Поторопимся.

В коридорах исполкома было очень людно. С Миничем все здоровались, на Рокота не обращали внимания. Прокурор же вежливо, но уверенно пробивал себе дорогу к кабинету председателя.

Быстро миновав приемную, они вошли в просторный и безнадежно прокуренный кабинет мэра.

– Какие люди! Сам городской прокурор пришел нас навестить! Заходи, располагайся. Коньяк не предлагаю. Знаю, что откажешься, – мэр встречал гостей радушно, с широкой улыбкой.

На вид Василию Солтысову было лет пятьдесят. Бровастый, но совершенно лысый, он тем не менее выглядел очень бодро для своих лет. Когда Минич и Рокот заходили в кабинет, мэр потрошил свой шкаф: выкорчевывал оттуда нужные ему папки, а ненужные с силой забивал обратно. Разговаривая с прокурором, Солтысов продолжал перебирать документы с прежней энергичностью.

– Ты, надо понимать, ко мне с проверкой, – сказал мэр. – А у меня, представь себе, все уже готово. Посты выставлены, гонцы отправлены. Экстренное совещание я назначил на завтра, на десять утра. Приходи, послушаешь наших говорунов. Хотя лучше не надо. Я ведь буду на них орать, а ты подобного не любишь.

Минич покачал головой:

– Я здесь совсем по другому вопросу.

Прокурор с его спокойным, даже меланхоличным поведением казался полной противоположностью мэра.

А вот Влад чувствовал себя здесь совершенно ненужным. Василий Солтысов явно игнорировал его. Кроме того, Рокот теперь в полной мере смог оценить инструкции Минича: «Стойте рядом и многозначительно молчите». Многозначительно молчать ему действительно предстояло стоя – в кабинете не оказалось ни единого стула. Во всем этом немаленьком помещении было лишь одно кресло – кресло мэра.

– Известно ли вам об инциденте, произошедшем сегодня на заводе «Прагма»? – спросил прокурор.

– А то как же, – скривился мэр. – Нашумели вы там славно. Почитай, на всю страну. Завод ты, конечно, зря остановил. От этого городу будут одни убытки. Ну, да я в твои дела не лезу, тебе виднее.

– Что вы можете сказать о возможной причастности вашего родного брата, Захара Солтысова, к произошедшим на заводе беспорядкам? – продолжал Минич.

– Разве сторож я брату моему? – с наивозможнейшей язвительностью ответил мэр.

Голос Виктора Минича сделался совсем уже бесцветным:

– Прокуратура полагает, что вы можете помешать расследованию данного инцидента, используя свои служебные полномочия и негласное административное давление. В связи с этим, я предлагаю вам, Василий Петрович, на время проведения расследования добровольно уйти с поста председателя Горисполкома.

Мэр быстро вытянул в сторону прокурора крупный костлявый кукиш.

– Вот тебе мой официальный ответ. Без подписи и печати, зато оперативно и исчерпывающе. Что, Витя, захотел под шумок занять мое кресло? Не выйдет! Я нужен этому городу.

– Проявите благоразумие, – продолжал убеждать прокурор. – Это временная, но вполне оправданная мера. Взрыв на заводе, затем покушение на эмиссара из столицы – это уже не внутренние дела Верхнего Плеса. Нам просто необходимо провести расследование максимально объективно, чтобы никто не смог нас потом упрекнуть.

– Болтать ты горазд, этого у тебя не отнимешь, – Василий Солтысов, наконец, бросил копаться в своих папках и сел за стол. – Но давай от разговоров перейдем к фактам. А факты таковы. Мой брат – это мой брат, а лично на меня у тебя ничего нет. Знаю, Витя, собирал ты на меня особую папочку, да так и лежит эта папочка пустая. Далее, если дойдет до драки – меня поддержат все: депутаты, промышленники, торгаши. Тебя не поддержит никто. Ты, видимо, совсем рехнулся, раз решил объявить мне войну, не имея за спиной никого и ничего.

– И уж совсем бесполезно было тащить сюда эту фитюльку столичную, – добавил градоначальник.

– У меня, вообще-то, есть имя. Владислав Николаевич Рокот, – произнес Влад. Голос, к его удовольствию, звучал вполне буднично, без срывов. Значит, я пока держу себя в руках, решил Влад.

Мэр на пару мгновений сместил взгляд на ревизора, затем кивнул:

– Ага. Вот именно его. Нечего ему тут делать.

Виктор Минич поднял вверх открытые ладони, призывая к спокойствию:

– Я услышал вас, председатель. Но так мы ни к чему не придем. Подумайте над моим предложением еще раз. А прежде, чем вы дадите окончательный ответ – взгляните на это письмо. Оно адресовано вам.

Влад с любопытством воззрился на небольшой белый конверт в руках прокурора. Со своей позиции инспектор не мог разглядеть, что там написано. В глаза бросалась лишь крупная монограмма «G».

А вот на мэра данный конверт произвел неизгладимое впечатление. Василий Солтысов расплылся в улыбке. От ядовитости в его голосе не осталось и следа.

– А я-то думаю – что это ты такой смелый сегодня? Ты, оказывается, обзавелся козырями пожирнее моих. Ну, что же ты мне протягиваешь это письмо, Витя? Разве мы смеем-с? Такой важный документ – и в наши-то грязные ручонки? Оставь себе, на память.

Мэр неожиданно подмигнул, причем не Миничу, а Владу.

– Уговорил – отрекаюсь, – весело продолжил Солтысов. Перемена в его поведении была совершенно непонятна Владу. Конверт с литерой «G» произвел на мэра влияние сродни магическому. – Все документы подпишу сегодня же. Кто встанет во главе города вместо меня ты, полагаю, уже решил? Может быть сам, лично попробуешь порулить? – вкрадчиво спросил мэр.

– Думаю, Пухов вполне справится, – ответил Минич. По его лицу сложно было понять, что он сейчас чувствовал.

– Да уж, Пухов справится, – отозвался Солтысов. – Пухов мягко стелет. Он у тебя с рук есть будет. Ты им как Петрушкой начнешь вертеть. И станет у тебя не город, а кукольный театр.

Мэр вдруг вскочил из-за стола и быстро подошел к Миничу практически вплотную. Он произнес, сверля прокурора глазами:

– Да только помни, Витя, что многие годы это кресло мне задницу грело, а вот вчера начало припекать. А завтра и вовсе полыхнуть может. Усидишь ли на этакой сковородке – вот тебе вопрос. Ты думал мне подляну кинуть, а вместо этого подарок преподнес, получше торта кремового.

– Уймись, Василий, – Виктор Минич наконец тоже перешел на «ты». – Это же не навсегда. Возьми отпуск. Отдохни. Проведи время с семьей.

– Обязательно, – отрывисто сказал мэр. – А теперь выметайтесь из моего кабинета. Мне нужно подготовить документы, а времени до конца рабочего дня осталось с гулькин нос.

Виктор Минич слегка поклонился и молча направился к двери. Влад последовал за ним.

– Какой желчный тип, – произнес Рокот, как только они вышли из приемной. – Как бы его теперь кондратий не хватил от злости. В его возрасте такое часто случается.

– В его возрасте? – непонимающе переспросил Минич. – Но мы с Василием Солтысовым практически ровесники. Мы учились на одном курсе института.