скачать книгу бесплатно
А после войны он мне говорит:
– Хочу вам звание присвоить, как вы на это смотрите? Вы поедите со мной?
Я говорю:
– Куда иголка, туда и нитка.
А его Сталин на новое место назначил. Я должен был уволиться, проработав с ним почти год, не находясь ни на каком довольствии. В 1947-м я должен был демобилизоваться. И меня по всем статьям демобилизовали, а он говорит, что имеет право задержать. И задержал. Но вот однажды прихожу к нему грязный. Он:
– Почему в таком виде?
– А как прикажете? Помыться мне нечем – мыла я не получаю.
– Почему не получаете? Разобраться!
Вызвал кого-то, разобрались. Позвонили в часть, где я числился командиром взвода легковых машин на сержантской должности. А им отвечают, что я еще несколько месяцев назад демобилизовался, здесь же живу, питаюсь. Мы продукты ездили доставали контрабандой, даже к бандеровцам. Надо ж было командующего кормить. Покупали, меняли. Сахар брали на трофейных складах желтый, меняли на белый, который отвозили в военторг, брали деньги, покупали колбасы, свинину, сами ели, командующего кормили.
Когда он узнал мое положение, то без меня от моего имени сделали рапорт с просьбой оставить на службе. Я был восстановлен, стал сверхсрочником и за несколько месяцев получил денежное довольствие. А в 1948 нам предстояло переезжать. Я подготовил две машины, показал ему, как я подготовился. Получил платформы, погрузил машины, взял водителя с собой Белякова Вячеслава Ивановича. Он еще с войны у меня, потом стал полковником. Я его выкрадывал в двух частях. Задание было такое. Приехал в часть, забрал подходящего парня и увез. Командующему нужен водитель – бери любого, а потом оформим.
Так вот с Юферевым. Пришел я и говорю:
– Виктор Иванович, что случилось, что с тобой?
А я его перед этим предупреждал. Месяца за два:
– Виктор Иванович, что-то уж больно интересуются тобой. Я вот слышал, что маленькой Лидой почему-то интересуются. Она чем-то занимается другим, у нее кто-то есть. И как бы не был иностранец.
– Ну что ты, что ты, вот мы тебе звание обмоем…
Если мы что-то такое делали, то только в машине. Вот на машине куда-нибудь выедем, на Фрунзенский вал, где никого нет, выпьем все, поздравим кого надо, а потом врассыпную. Сначала Витю завезем домой или к маленькой Лиде, потом меня…
Так вот, забрал я у него пропуск. Приехали чекисты, его увели. После ареста Юферева маршала сместили с ракетных войск и назначили начальником Главной инспекции Министерства обороны, что на Фрунзенской набережной. Вот он там больше 20 лет и проработал. И 2 или 2,5 года в Ракетных войсках стратегического назначения. Начал строить бункер, по воскресеньям ездил во Власиху, в грязь… Он такой был служака, так выполнял все работы, внедрял все новшества. Старался жилье строить для офицеров, чтоб клуб хороший был сразу. И вот так его обидели. Потом Леонид Ильич Брежнев приезжал к нему на дачу (на 10-й объект), я встречал Леонида Ильича. Они не знали дорогу, проехали в Архангельское. И Брежнев говорил:
– Кирилл Семенович, ты извини, что мы тебя так обидели.
Это было в семидесятых годах.
Когда в КГБ стали с Юферевым разбираться, то не могли понять: нет связи. И вдруг арестовывают Пеньковского.
А меня вызывали, спрашивали про Юферева, с кем он общался, куда я ездил с документами… Продолжалось это несколько месяцев. Меня два раза вызывали на Лубянку. В серое здание. Провели меня в кабинет, в кресло посадили. Допрашивали двое, женщина сидела, писала. Я хотел кресло подвинуть, а оно не двигается. Я был в гражданском, в довольно простом зеленом костюме. Спрашивают:
– Вот почему вы так одеты?
– Вы не думайте, что мы, как вы, одеваемся на Гончарной набережной. Это у вас там склады.
И однажды меня тоже там одевали. Я возил китайскую военную делегацию, так меня туда привезли, полностью одели. Китайскую шляпу, макинтош, потому что китайскую делегацию обслуживал. На открытой машине я возил их по выставке ВДНХ.
Начали задавать вопросы. Следователь говорит:
– Вы знаете, вообще лучше будет, если протокол я сам буду вести и ваши ответы записывать.
Мне все равно, говорю:
– Как хотите, только я знаю, что Юферев кристально чистый человек.
5-6 вопросов мне задали, и следователь сам писал ответы, потом я их подписывал. И когда стал подписывать, стал листать, и вдруг – раз, пустой разворот. А потом опять текст. Предложили курить. Курили "Фильтр" болгарский. Это у них общий. Это был майор или подполковник Куйбашный. На шее у него был галстук-шнурочек. Украинская рубашка. Их с Украины очень много приехало сюда. Семичастный же тогда был после Шелепина председателем КГБ.
И вот пустой разворот. Тогда я беру своей ручкой и пишу: "Страницы случайно пропущены". И вопрос поставил. Посмотрел на следователя, а его всего передернуло, и мне:
– Николай Иванович, вы не волнуйтесь. Покурите пока.
– Курю только свои, – достал, закурил.
И чувствовал себя очень спокойно. Потому что знал, на совести у меня ничего нет. Как и за Юферевым.
А следователь ходил куда-то консультироваться. Говорит:
– Вот у него жена, это же незаконная жена. – Это он про Москаленко. – Вот вы его возите, может быть, он куда-то не по службе ездил?
Я, конечно, возил и, конечно, много знал. Знал даже, что он за врачом ухаживал.
И они:
Вот, Москаленко за Лачаевой ухаживает…
Я знаю, я их даже в машине оставлял в кустах. Но какое мое дело? Он и к родственнице своей ездил в Кунцево. И там я его оставлял. Приезжаем, жена спрашивает:
– Что вы так долго?
– Что вы не знаете, – говорю, – то министр вызовет, то еще какое-то совещание.
Его назначили председатели комиссии по похоронам Василевского. Так мы за 16 минут из Архангельского долетели. Я сигналы включил, в матюгальник кричал: "Освободите дорогу!" А сигналы-то я с бериевской машины снял. На второй же день. Когда его машину пригнали и под Каменный мост поставили. А перед тем слышал от Москаленко, мол, у Берии же были правительственные сигналы. Их бы снять да поставить на нашу машину. Это он Батицкому или кому-то говорил, а я услышал.
В гараже меня знали. Приезжаю. Говорю начальнику гаража полковнику Степанову:
– Я вот получил указание сигналы с бериевской машины поставить вот на этот "ЗИЛ".
– Будет выполнено, – отвечает.
Смотрю, забегали электрики, начали переставлять сигналы. Это американские правительственные спецсигналы "СОС". У них и звук такой "кок". Вот выезжает Сталин из Боровицких ворот, и как "кокнет", так уже на Смоленке слышат, так как распространяются они очень далеко. Сигналы эти бронзовые, хромированные стояли впереди на специальных резиновых амортизаторах, иначе от их колебаний вся машина гудит. А на задних машинах стояли роторные сигналы.
Потом маршал меня вызывал, поинтересовался, что меня спрашивали на Лубянке. Я сказал, что про жену его спрашивали, про врачиху…
– А вы знаете, как они мне вас ругали, – сказал маршал, – говорят, мол, как может человек столько лет у вас работать и такой неграмотный, ведь он, оказывается, и газет не читает…
Да, они меня спрашивали:
– Газеты читаете?
– Есть время, читаю.
– Ну а выписываете?
– Зачем выписывать, когда в киоске можно брать любые, какие мне нравятся. – То есть, я издевался над ними, недолюбливал их.
Маршал виноват, конечно, в том, что поддавался их давлению. А происходило это оттого, что все-таки он иногда немножко отпускал вожжи, и этим пользовались подчиненные в корыстных целях. А чекисты и к мелочам придирались. Вот мы ему сшили меховой плед в машину, чтобы под спину подкладывать, так как он сильный радикулитчик. Ездили к Баграмяну на склады, и специально закройщик мне выкраивал и шил этот плед. А в одном доме – на улице Горького, 9 – жил с Москаленко и Михаил Георгадзе. Он как-то увидел плед в машине и говорит:
– Где это вы такой сделали?
Так вот меня спрашивал следователь, мол выписывалось вот столько-то дециметров квадратных меха цигейкового, куда он шел?
– Я им показал даже на обратной стороне пледа бирку: где и когда сшито.
– И она еще числится где-то?
– А как же!
Но придираться по мелочам они стали позже, когда Пеньковского нашли. Нас вызывали, вызывали, а потом все притихло. Не стали к нам ездить. В чем дело? Оказывается, Юферев им стал не нужен. Ошибка у них вышла с ним.
У нас у каждого в АХО карточка своя была. Вот мне говорят, что надо срочно получить для охоты два меховых костюма. Я на свою карточку записываю, беру и едем на охоту. Потом привожу, сдаю. Ну а если надо подержать какое-то время, то храню у себя. Также и Юферев. Он брал и дорожки, и телевизор, много разных вещей. Так вот они его сразу придавили припиской командировочных, а потом проверили и карточку в АХО. Когда Юферева взяли, за ним кое-что еще числилось. Мы постарались, что возможно, сдать. А чекисты сказали начальнику АХО, чтобы он написал вообще все, что Юферев брал. Потом поехали к начальнику тыла ВС. Иван Христофорович, не глядя, написал: расследовать… И Юферева вот за это привлекли. Москаленко обиделся на Баграмяна, что он с ним не сконтактировался. Тот:
– Ну что ж ты мне не сказал раньше. Оказывается, КГБ подсунуло мне такую ерунду.
А генерал-полковник Дутов, начальник Центрального финансового управления МО, так сказал:
– Кирилл Семенович, обратился бы ко мне, я имею право до 100 тысяч все списывать. Я бы своей рукой это списал.
Так мало того, чекисты придрались ко мне. Я получил отрез на брюки 133 см. А мне положено 130. Я им говорю:
– Есть такая установка, что на складе остатки ткани могут давать,
если они не на немного превышают норму.
Начальник же вещевой службы со страху говорит, что мне излишки придется сдать.
– Хорошо, приду сейчас домой, отмерю 3 сантиметра и принесу тебе сдам.
Тот:
– Что ты издеваешься надо мной? Ты бы послушал, что мне два генерала в КГБ говорили, как они меня стращали…
Потом они подсунули Лиде «большой» – жене Юферева, какого-то полковника, который стал ее обхаживать и так обрабатывал ее, что она все-таки какую-то кляузу написала. Мол, он встречался с иностранцами, но при очной ставке она от этого отказалась. Так они стали ее ущемлять. Она поступает на работу, через 2-3 дня ее увольняют под предлогом сокращения штатов. Терроризировали, создавали вокруг нее вакуум: даже соседи избегали с ней встречаться. Одна соседка проговорилась, мол, им приказали ее избегать, так как у нее муж шпион. Отключили телефон. И в конце концов она не выдержала и бросилась с балкона.
На Юферева набрали сору всякого и осудили на 5 лет. Мы ему писали письма, посылали посылки. Но жил он там неплохо. Оказывается, он хорошо рисовал, писал портреты лагерных начальников, детей. Ему сделали там даже студию. На 2 года ему срок скостили. Когда он вышел, Вишневский Александр Александрович, главный хирург МО ему материально помог, устроили. Он стал инженером по рекламному освещению. Женился на молодой художнице. Девочка у них была. А от Лиды – сын, который учился в суворовском училище. Но я с Юферовым потом не встречался, он почему-то избегал таких встреч.
С Москаленко же я работал до самой его кончины. А потом два года
обслуживал семью. Затем меня начали бросать то к Комарову, то к Покрышкину, то к Еременко, Кутахову.
В 1964 года уволился на пенсию майором. Но еще до 1991 года работал.
Николай Иванович Калашников после нашей беседы вдруг предложил свести меня с Михаилом Гурьевичем Хижняком. Оказывается, тот жив-здоров. Они поддерживают отношения. Вот так я оказался в квартире Хижняка. В декабре 1993 г. Встретили они с женой меня гостеприимно. И хотя Михаил Гурьевич оказался сердечником со стажем, с вшитым электрокардиостимулятором, по паре рюмок мы хлопнули.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ БЕРИИ
Я работал комендантом штаба округа с 1949 года. До этого служил в части. Меня пригласил начальник управления кадров округа полковник Грязнов. Сказал – пойдемте. И мы пошли с первого этажа на второй. На двери написано: "Генерал-майор Батицкий". Зашел он, потом меня позвал. Я представился? Батицкий:
– Как здоровье? Вот будете работать у нас.
Я говорю;
– Товарищ генерал-майор, разрешите вопрос. Я строевой офицер, я в штабе никогда не служил.
– Ты будешь работать. Вопросы? Идите.
С тех пор я служил в штабе округа ПВО.
Как-то случилось, что мне надо было отправлять жену в больницу с сыном, я взял отпуск с 15 мая 1953 года. Оставался с дочерью. И вот в ночь с 26, в 23 часа раздается звонок. Я открываю дверь, стоит офицер и говорит:
– Вам приказано быть в штабе.
– Вы скажите, что я в отпуске.
– Я не знаю, приказано передать.
Я быстренько оделся, девочку оставил, пришел к начальнику штаба Баксову, доложил ему. Он говорит:
– Товарищ Хижняк, а вы знаете, где Боровицкие ворота?
Знаю.
– Ну, пойдемте.
Пришли к командующему Москаленко, представился. Он говорит
– Вы, товарищ Хижняк, знаете, где Боровицкие ворота? Вот вам две машины, 50 автоматчиков. Вы должны в назначенный час прибыть к Боровицким воротам, вас там встретят.
Я говорю:
– Товарищ командующий, разрешите вопрос. У меня девочка дома осталась четыре года, родственников у меня нет. Как мне быть?
– Мы меры примем, о девочке не беспокойтесь. Оружие в вашем распоряжении находится?
– Да.
– Вот вам список, выдайте по нему оружие.
По списку я выдал офицерам пистолеты Макарова, сформировал эти две машины и выехали. Там меня встретил генерал Баксов, проехали мы в Кремль, к здоровому зданию из красного кирпича. Это было 2 – 3 часа ночи. Минут через 40 выходит группа: Москаленко, за ним его адъютант Юферев, за ним начальник штаба округа генерал-майор Николай Иванович Баксов. Стояла машина ЗИЛ с клаксонами. Шофер Калашников Николай Иванович сидит. Идет командующий, за командующим мужчина в гражданском – Берия. Берию посадили в центре, с левой стороны сел Юферев, с правой стороны – Зуб и еще сзади сел Баксов, а на переднем сидении – Москаленко. Все в одну машину, и мне Баксов сказал:
