скачать книгу бесплатно
– Для двух сразу, сын мой. Князь Святополк, получив по загривку за свою гордыню, ныне весьма смирил ее и заключает с половцами мир.
Оруженосец не сдержал досады:
– Который теперь будет позорен трижды!
– Обожди! Мы еще поставим половецких собак на место, всему свое время. А пока нам нужен мир, чтобы собраться с силами. А для мира нужен выкуп. Поэтому мы едем собирать дань.
– Не самое веселое занятие…
– Ты прав, – кивнул Вышатич. – Но не горюй, будет тебе занятие и повеселее. Грамота пришла из краев твоих. Пишут оттуда, будто завелись там какие-то злодеи, что под видом волхвов избивают насмерть баб, чтобы забрать их имущество. Многих уже побили.
– Страсти-то какие, Господи помилуй! – перекрестился Варлаам.
– Так что ж самих их не побьют? Родственники этих баб? – удивился Ратмир.
– Тут, видишь ли, дело сложнее. За разбойниками теми беднота гурьбой идет, с которой они добычею делятся. Иных подробностей не ведаю! Как раз за тем и поедем, чтобы разобраться, что там за бесовщина (прости Господи!) творится, да и унять ее. Не то эти волхвы больших бед понаделают! Ну, так что, готов ли ты ехать со мной? Или раны твои требуют покоя?
– Он еще очень слаб для походов, – покачал головой игумен.
– Сегодня, пожалуй, – согласился оруженосец. – Но его милость сказал, что день-другой у меня еще есть. А на третий я буду готов следовать за ним хоть на другой конец света.
– Люблю тебя за такой ответ! – довольно воскликнул воевода. – Крепись, дружище! Скоро наведем мы порядок в твоей отчине, так что вся нечисть прочь разбежится!
– И да поможет вам Бог! – благословил отца Варлаам.
***
Чем ближе к родной глуши, тем тоскливее сердцу… Эти гиблые для человека дремучие леса и болота снились Ратмиру в стольном Киеве – иной раз кошмарами мучительными, другой – ясным видением детства. Детства, в котором ходили они с матерью в чащобы по грибы да ягоды, не боясь ни лесной нечисти, ни лютого зверя. Это она, незабвенная родительница, научила сына слышать и понимать лес. В самую глушь мог уйти он и не потеряться, найти обратный путь. Лес был ему домом, не страшил, а укрывал своими хвойными лапами от опасностей…
– Верно ли, что ты всякого зверя заговорить можешь? – спросил Ян Вышатич, когда дорога окончательно сделалась похожа на звериную тропу.
– Ты видел, что кони послушливы мне, даже дикие и необъезженные, – отозвался Ратмир.
– Конь не зверь, – улыбнулся воевода, похлопав по шее своего прекрасного белого скакуна. – Конь почти человек…
– В детстве случалось мне в лесу встречать медведя, расходились миром.
– А волков случалось встречать?
– Случалось и волков. Конь лучше человека, воевода… А человек злее волка. Моя мать со всяким зверем умела ладить, научила тому и меня. Так что, если встретятся нам волки, я, пожалуй, лучше сговорюсь с ними, чем наши князья меж собою, а наши послы с половцами.
Хохотнули ехавшие рядом дружинники этой шутке. Улыбнулся и Ян, одобрительно хлопнув по плечу верного оруженосца. Дорога, по которой ехал их отряд, наконец вырвалась из чащобы на широкий простор. Эти края уже совсем хорошо были знакомы Ратмиру – здесь вырос он, здесь прошло его отрочество, здесь потерял он всех, кого любил.
Внезапно на дорогу, чуть не под копыта лошадей, выбежала девочка лет восьми. Вздыбился конь оруженосца, едва-едва удержал он его, чтобы не затоптал ребенка. Отряд остановился. Насмерть перепуганная девочка, упав на колени, плакала навзрыд, и лишь одно слово можно было разобрать в ее рыданиях:
– Спасите!
Ратмир соскочил с коня и поднял ребенка на руки:
– Что с тобой, милушка моя? Кто тебя напугал-обидел?
– Там… – девочка показала рукой в сторону едва видневшейся за полем деревни. – Матушку убить хотят! Спасите!
Ратмир взглянул на воеводу. Тот нахмурился:
– А ну-ка возьми людей и поезжай с нею, разберись, кто там кого убивает. Может статься, что это наши разбойники.
Оруженосец вскочил на коня и, посадив девочку перед собой, сделал знак дружинникам следовать за собой. Внезапно он заметил, выпавший из-под рубашонки ребенка крестик. Девочка была христианкой! Еще мгновение, и словно огнем опалило сердце…
– Откуда у тебя этот крест? – хрипло спросил Ратмир. Работу рук своих он узнал бы из тысячи других… Ему хотелось закричать, но он боялся испугать девочку.
– Матушка надела… – робко отозвалась та.
В глазах оруженосца потемнело и он, пришпорив коня, помчался к деревне прямо через поле, срезая так длинный кружной путь. Дюжина ратников следовала за ним.
Когда отряд въехал в село, то несколько оборванцев, заголосив, бросились врассыпную. Ратмир тотчас заметил уже выехавшие за околицу и быстро удаляющиеся прочь повозки, едва различимые в поднятых клубах пыли.
– Преследуйте их! – велел он ратникам, и те бросились догонять подозрительный караван.
– Где твой дом?! – обратился оруженосец к девочке, и так указала богатую избу выше по улице. То, что в это жилище совсем недавно пришла беда, было видно сразу. Ворота были настежь распахнуты, а дверь сорвана с петель…
– Матушка! – жалобно вскрикнула девочка и, спрыгнув на землю, бросилась в избу. Ратмир, не помня себя от тревоги, последовал за ней. Он еще не мог, не хотел верить страшной догадке, невозможному совпадению… Истошный визг ребенка возвестил о несчастье. Ворвавшись в горницу, оруженосец увидел лежавшую в крови женщину, которую злодеи ударили ножом в спину. Над ней голосила, ломая руки, девочка.
Ратмир, содрогаясь, склонился над женщиной, перевернул ее и отчаянно взвыл, ударив кулаками о пол и до крови рассадив их. Это была Санда, его Санда…
– Нет! Нет! Господи, Ты не можешь отнять ее второй раз! – возопил оруженосец. – Возьми мою душу, слышишь?! Предай меня вечной муке, но спаси ее!
Девочка испуганно затихла и попятилась в угол от странного и страшного в своем отчаянии человека, звавшего то ее мать, то Бога…
Вдруг едва уловимый стон слетел с уст Санды. Ратмир на миг замер, боясь, что ему почудилось. Но нет, несчастная еще дышала… Быстро подхватив ее на руки, оруженосец выбежал из дома. К воротам его как раз подъезжал отряд во главе с Яном Вышатичем. Ехал в отряде и поп Афанасий, служивший ратникам также за лекаря. Ратмир бросился прямо к нему:
– Отче, Христом Богом заклинаю, спаси ее! – крикнул он. – Не спасешь – мою душу адскому пламени обречешь, навеки-вечные погубишь!
– Окстись, – хмуро отозвался Афанасий, слезая с седла. – Бог спасает, а не я, грешный. Неси-ка ты ее в дом, а я, что сумею, сделаю.
Ратмир отнес Санду назад, уложил на постель. Поп, меж тем, поманил к себе девочку:
– Тебя как звать, радость моя?
– Агафьей…
– Хорошее имя. Значит, Агаша, будешь мне сейчас пособлять матушку лечить. Справишься?
Девочка кивнула.
– А ты, молодец, – обратился поп к Ратмиру, – уйди отсюда. Нечего тебе здесь делать.
– Но…
– Ступай. Ты воеводе надобен, – твердо повторил Афанасий.
Оруженосец понуро вышел из избы. Вышатич встретил его понимающим взглядом:
– Обожди отчаиваться, – сказал отечески. – Бог не без милости, а отец Афанасий не без дара. Глядишь, выживет зазноба твоя. А пока сделай милость, приди в себя. Нам этих злодеев, во что бы то ни стало, теперь разыскать и изловить должно. Ратники наши не догнали их, они ушли в леса, а в лесах этих ты один только все тропы знаешь.
Вскинул Ратмир голову, приливом ненависти взнузданный:
– Из-под земли достану сатанинское отродье! Клянусь тебе!
***
Ян Вышатич не любил попусту тратить время. Из допросов перепуганных местных жителей удалось выяснить полную картину происходивших злодейств. Двое разбойников, принявших обличие здешних жрецов, янбеда и париндяита, объявили, что голод постиг залесский край от того, что зажиточные бабы стали скрывать жертвенные дары, оставлять их себе. В доказательство этому они распарывали обвиненным женщинам спины и как будто бы из них извлекали муку, рыбу и прочую снедь. Дикий и голодный люд верил этому обману тем охотнее, что злодеи делились с ним имуществом убитых.
Санда, рано оставшаяся вдовой, унаследовала богатое имение мужа, и это-то послужило приходу к ней «волхвов». Заступиться за несчастную было некому. Ее и без того недолюбливали многие односельчане, так как держалась она независимо, обрядов не соблюдала и исповедовала «греческого бога». Когда разбойники стали ломиться в дом Санды, она успела выпустить дочь в окно, велев бежать прочь…
Ратмиру удалось изловить нескольких оборванцев из шайки «волхвов» и под ударами кнута они выдали укрывище своих подельников.
– Превосходно, – усмехнулся воевода, взяв топорик. – Пойду потолкую со жрецами вашими.
– Не должно тебе, воевода, одному идти! – воскликнул Ратмир. – Их много, а ты один! Чего доброго, убьют тебя! Я с тобой пойду!
– И я пойду, – присоединился отец Афанасий. – Се брань духовная, и мне при ней быть надлежит.
Тотчас и другие дружинники вызвались идти с воеводою «на волхвов».
– Добро, – согласился Вышатич, – пойдем соборно.
– Отчего же ты не берешь свой меч? – спросил оруженосец.
– Сын, меч – оружие доблестное и славное, не годится марать его о сброд вроде этого. С них довольно будет и топора.
К разбойничьему укрывищу Ратмир показал бы путь и без проводника. Было оно у чертова омута, куда издавна остерегали матери ходить детей, пугая их живущей там нечистью. Так и стало преданье злою былью.
Врасплох злодеев застать не удалось, не так глупы были они и на подступах к своему лежбищу выставили дозорных. Те, вскарабкавшись на высокие ели, издали рассмотрели противника, и пронзительный свист раздался в чаще. Тотчас ожила, зашевелилась она. Хотели удрать разбойники, да не успели, вывел свой отряд наперерез им Ратмир. Он, преданий не боявшийся, на тот чертов омут не раз бегал в малолетстве – ягоды на нем особенно сладки и сочны бывали. Потому всякая тропинка была ему знакома лучше, чем проводникам.
Закипел бой в зверином царстве, с испугом смотрели лесные жители, как с рыком и ревом били друг друга люди. Чья-то проклятая рука ударила деревянным колом в грудь отца Афанасия. Даже перекреститься не успел праведный муж, так и отдал Богу душу, не охнув.
Многих злодеев побили у омута, да, вот, беда – не оказалось среди них главных разбойников. Ушли жрецы кровавые! Эта неудача вкупе с гибелью отважного пастыря страшно разгневала Вышатича. Уцелевшие злодеи знали немного и даже под кнутом могли сказать лишь, что волхвы до Белого озера собирались податься, по Шексне-реке.
Двинулся и воевода по Шексне, усадив дружину в ладьи. День шли, другой, третий, а ни следа волхвиного! И жители местные – все, как один, головами качают: не знаем, мол, не ведаем. Так и поверил Вышатич этому неведению!
– Перепороть всех, так расскажут, где злодеев искать! – в сердцах говорил Ратмир, томившийся неведением об оставленной при смерти и без лекаря зазнобе.
Воевода чувства своего оруженосца хорошо понимал. Он отечески любил этого удалого молодца и разделял и скорбь его, и ярость. Однако, ярость может позволить себе оруженосец, а не посланник княжеский, воевода киевский.
– Есть средство мудрее, чем шкуры драть, – отвечал он.
Расположившись станом у Шексны, Вышатич велел собрать к нему набольших людей из местных жителей. Когда тех, немало встревоженных, привели, воевода невозмутимо осведомился:
– Стало быть, где злодеев искать вы не знаете?
– Не знаем, батюшка! Откуда же нам знать?
– В таком случае я и моя дружина станем у вас на кормление на всю зиму и дольше, покуда вы не сыщите мне кровопийц-волхвов!
– Смилуйся, батюшка! Мы ведь и дань князю с великим трудом собрали! Сам видишь, какой неурожай постиг нас этот год! Где же нам твою дружину прокормить?
– Уж это ваша забота, – отрезал воевода. – А моя – злодеев изловить!
Расчет оказался верным. Страх, что придется целый год кормить княжескую рать, возымел чудодейственное влияние на память местных жителей. Три дня спустя те же набольшие люди, вооруженные кольями и топорами, привели к шатру Вышатича двух связанных разбойников:
– Гляди, воевода, мы исполнили волю твоей милости и сыскали злодеев!
На что только ни пойдут люди, чтобы избавиться от тяжкого оброка… Могли, пожалуй, и первых встречных бродяг притащить? Чтобы избежать обмана, воевода решил допросить «волхвов» самолично. Те, порядком побитые, зло глядели исподлобья, и во взгляде их не было страха, но одна лишь ненависть…
– Чего ради погубили вы столько людей? – спросил Ян.
– Они держат запасы, и если истребим их, будет изобилие! – воскликнул старший из двух злодеев. – Прикажи, и мы пред тобою вынем жито, или рыбу, или что другое!
Вышатич поморщился от наглой попытки оморочить даже его, киевского воеводу:
– Поистине ложь это; сотворил Бог человека из земли, составлен он из костей и жил кровяных, и нет в нем больше ничего!
– Мы знаем, как человек сотворен, – отвечал на это «волхв».
– И как же?
– Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. И заспорил сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрет человек, в землю идет тело, а душа к Богу.
– И какому же богу веруете вы? – нахмурился Ян.
– Антихристу! – воскликнул разбойник, глаза которого блеснули какой-то жестокой радостью.
– И где же он?
– Сидит в бездне.
– Что же это за бог, коли он сидит в бездне? – усмехнулся Вышатич. – Это бес, а Бог на небесах, восседает на престоле, славимый ангелами.
– Говорят нам наши боги: не можешь нам сделать ничего! – подал голос младший «волхв», чьего лица почти нельзя было разобрать под спутанными волосами.
– Лгут вам ваши боги, – сказал воевода и велел державшим разбойников смердам: – Ну-ка, отходите-ка хорошенько этих нечестивцев и вырвите им бороды!
Вопли и проклятья огласили стан Вышатича, когда посыпались удары на злодеев, а расщепы принялись драть клочья из их косматых бород.
– Ну, – обратился к ним воевода, – что же вам теперь молвят боги?
– Чтобы встать нам перед князем, а не перед тобой!
