Обоняние

– Grazie, sei un re! – затем мы последовали за приветливым жестом Франко и направились ровно туда, где стоял мотоцикл.

– Что он тебе сказал? – шепнула я, словно стесняясь, что Франко услышит.

– Что, если я разобью байк, он пришлёт ко мне своего двоюродного брата – адвоката из Неаполя, – Леон, полуулыбаясь, уже снимал с ручки байка шлем и протягивал его мне. Откуда-то из глубины двора Франко принёс второй такой же и дал Леону.

– Надеюсь, не придётся знакомиться с адвокатом, – иронично шепнула я, опасливо поглядывая на мотоцикл: когда-то я была задорной, и подобное развлечение было бы мне по душе, но в последние годы так привыкла прятаться от всего, что немного опасалась.

Леон на миг замер, посмотрев мне прямо в глаза: в его чертах читалась такая спокойная сила и уверенность, что я моментально расслабилась – ему даже не пришлось ничего говорить.

– Вот именно! – Леон снова занялся надеванием шлема, – не для того судьба так долго вела нас друг к другу, чтобы мы разбились на байке на второй день знакомства! Я буду аккуратен, обещаю!

Я улыбнулась и надела шлем на всё ещё влажные волосы. Леон сел за руль, завёл мотор – тот заурчал, – и я устроилась позади, осторожно перекидывая ногу через сиденье.

– Удобно?

– Более чем! – я обвила его руками под грудью и прижалась щекой к спине.

– Тогда поехали.

Он тронулся с места, и мы медленно выехали со двора, затем завернули направо. Дорога повела нас вниз, вдоль оливковой рощи. Мы мчались по узким дорожкам, петляя меж невысоких каменных стен, какие я прежде видела только в фильмах, мимо аутентичных домиков с облупившимися ставнями, мимо виноградников, увешанных небывалых размеров гроздьями винограда. В лицо бил жаркий влажный ветер, словно густой сироп из ароматов земли, пыли и цветущих трав.

Леон не произносил ни слова – лишь выжимал педаль газа, то лихо разгоняясь, то притормаживая на поворотах. Я держалась так крепко, прижимаясь к нему, что руки начинали уставать – и всем телом чувствовала, как он дышит, как напрягаются мышцы, когда он поворачивает руль, слышала, как хрустит гравий под колёсами, наблюдала пролетающие мимо виноградники и оливковые рощи, и была беспредельно счастлива.

Минут через двадцать мы съехали с трассы и поехали по петляющей пыльной дороге куда-то в сторону. Впереди показалось невысокое каменное здание, судя по виду, построенное несколько веков назад.

– Что это? – громко спросила я, перекрикивая шум мотора.

– Винодельня.

Ты же перед нами открылись за деревьями виноградники, уходящие к самому горизонту.

– Ты решил напоить меня с самого утра? – я улыбнулась, поняв, что ожидала чего угодно, но не этого.

– Не напоить, продегустировать. Это целое искусство!

Наш байк сбавил скорость и остановился у старинного здания.

Мощёная территория, дом, выложенный из серых камней, с деревянными ставнями и вывеской Rossi e Figli.

Во дворе под тентом сидела пара туристов, с любопытством вскинувших на нас взгляды, как только мы заехали во двор. На столе перед ними стояло два бокала и большая миска с черешней и хлебом. “Так вот как выглядит дегустация!” – мелькнуло в голове, и я приготовилась к тому, что сейчас придётся выбирать какое-то вино на пробу, а я, конечно же, совершенно в нём не разбираюсь.

Я слезла с мотоцикла, аккуратно придерживая подол сарафана, затем сняла шлем и встряхнула волосами. Голова немного кружилась после езды.

– Как тебе мотопрогулка? – Леон взял у меня из рук шлем и повесил на ручку байка.

– Потрясающе! Такого опыта у меня ещё не было.

В этот миг из дома вышел мужчина в возрасте, одетый в свободные синие штаны и клетчатую рубашку, расстёгнутую на груди.

Увидев нас, он, как и Франко, картинно всплеснул руками и что-то быстро заговорил по-итальянски, прибавив шаг. Леон молча улыбался. Я ни слова не понимала, но от этого мужчины невероятно приятно запахло хлебом, как и от Лауры – мне подумалось, что гостеприимство и домашняя теплота – отличительная черта итальянцев.

– Это хозяин винодельни, мой старый знакомый, – негромко произнёс Леон, пока мужчина спешил к нам – я не был тут года два. Маттео! – Леон тоже всплеснул руками, обернувшись к мужчине – и они обнялись, словно были не просто знакомыми, а близкими друзьями. Затем хозяин винодельни глянул на меня и снова что-то заговорил, обращаясь к Леону. Пахнуло ромашкой: ему явно стало любопытно, кто я.

Леон нежно меня взял за руку и что-то ответил.

– O, bella, bella! – мужчина взял мою руку и несколько раз поцеловал, затем жестом пригласил в дом.

Мы вошли внутрь, и прохлада каменных стен сразу приятно коснулась разгорячённого тела. Внутри пахло вином и деревом. Маттео шёл впереди, активно что-то рассказывая, Леон следовал за ним, а я – чуть сзади, любуясь антуражем старинного строения.

Мы шли по узкому коридору с выложенными плиткой стенами.

– Сейчас ты увидишь, где рождается настоящее вино, – шепнул Леон, мягко приобняв меня.

Мы спустились по винтовой лестнице вниз. Пол стал земляным, воздух – тяжёлым, влажным и приятно пахнущим сырой землёй. По обе стороны выстроились массивные дубовые бочки – от пола до потолка. Свет падал из небольших арочных окон, оставляя длинные тени.

Маттео заговорил медленнее, и Леон начал переводить для меня:

– Это наше сердце винодельни.

Хозяин подошёл к одной из бочек, приложил к ней ладонь, будто здороваясь, а потом что-то начал рассказывать Леону. Тот кивнул, засмеялся, и посмотрел на меня:

– Он говорит, это сорт "барбера", шестилетняя выдержка. У него с этой бочкой отношения, как с женщиной: знает, как ведёт себя при разной температуре, какая у него "душа".

Я тоже провела рукой по холодному дереву и внезапно ощутила лёгкий трепет от мысли о том, какой путь прошла виноградная гроздь прежде, чем попасть в эту бочку. Вот уж не думала, что виноделие вызовет во мне глубокие эмоции.

Маттео взял неподалёку стоящий бокал и открыл небольшой кран, наполняя её густой вишнёво-рубиновой жидкостью, затем поднёс его к свету, понюхал и передал Леону. Тот сделал то же самое – затем протянул бокал мне:

– Медленно, сначала вдохни. Потом – чуть на язык. И подержи, – он посмотрел на меня внимательно и серьёзно, словно мы проводили какой-то мистический ритуал. Говорливый Маттео тоже замолчал, выжидательно глядя на меня – и я сделала всё так, как мне сказали. За фруктово-цветочным ароматом я уловила тончайшие запахи

десятков рук: пахло усталостью, тревогами, гордостью, предвкушением, радостью. Этот неведомый для других аромат придал вину какую-то невероятную харизму: чувствовалось, что оно сделано с великой любовью, несмотря на усталость и тревоги людей, приложивших к его созданию руки.

На вкус напиток оказался насыщенным, обволакивающим, с мягкой горчинкой. Я проглотила и улыбнулась. Невозможно было объяснить, какое впечатление оно на меня произвело, и я тихо сказала Леону:

– Я почувствовала ароматы людей, готовивших это вино. Оно наполнено любовью и гордостью. Потрясающе!

Тот тоже заулыбался и перевёл мои слова Маттео. Тот радостно хлопнул в ладоши, вновь эмоционально затараторив.

– Он ответил, что ты лучший и самый тонко чувствующий дегустатор в его жизни!

– Знал бы он, что я тонко чувствую в самом буквальном смысле, – хихикнула я и Леон засмеялся:

– Достаточно того, что это знаю я. А то есть риск, что тебя никогда не выпустят в этой винодельни и заставят нюхать все вина и всех работников, чтоб не дай Бог не проскочила какая-то крамольная эмоция.

Мы хором рассмеялись и двинулись дальше за Маттео.

Медленно шагая вдоль бочек, мы слушали, как Маттео, активно что-то рассказывает, уводя нас всё дальше вглубь и показывая разные сорта. Ну, как слушали: Леон кивал и что-то комментировал, а я наслаждалась текучей речью и ароматом заслуженной гордости и безусловно любви, исходившим от удивительного хозяина винодельни.

Время от времени Леон переводил мне названия вин: сладкий москато, терпкий санджовезе, пряный марцемино. Каждое из вин мы пробовали буквально на кончик языка. Одно из них – чуть сладковатое, нежно-цветочное, особенно мне понравилось. Маттео, увидев, что я сделала второй глоток, чуть побольше, отошёл куда-то в сторону и принёс мне немного пыльную изумрудно-зелёную бутылку.

– Это подарок, – Леон улыбнулся, кивнув, что я могу взять презент из рук мужчины.

– О, спасибо! – я искренне порадовалась, представив, как можно провести вечер за бокалом вкусного вина с сыром и оливками.

– Отличная идея, – шепнул Леон, – и у этого вечера может быть не менее замечательное продолжение!

– Прекрати таким бессовестным образом читать мои мысли! – кажется, даже маленькие глоточки вина слегка расслабили меня, и я впервые заговорила с Леоном с оттенком игривой укоризны, но на самом деле почувствовала, как в животе что-то сжалось, а в воздухе повис тонкий аромат амбры и мускуса.

Леон лишь подмигнул мне с улыбкой и, взяв за руку, повёл дальше.

– Ты счастлива? – вдруг спросил он, пока Маттео наливал вино из очередной бочки.

– Как никогда в жизни!

Он взял мою ладонь, поднял к губам и поцеловал её.

После того, как шествие по длинному подвалу было завершено, Маттео вновь что-то произнёс и выжидательно посмотрел на Леона.

– Он предлагает пообедать с ним и его супругой. Предлагаю не отказываться, даже если ты ещё сыта: у них потрясающее патио: уверен, тебе не захочется оттуда уходить.

Звучало соблазнительно, и я с готовностью кивнула.

Маттео снова радостно всплеснул руками, словно с ним согласилась отобедать королевская чета, и поспешил к выходу из подвала, крича:

– Мария! Мария!

Мы неспешно двинулись за ним.

– Пожалуй, я бы жила в таком месте.

– Я бы тоже. Может, к старости, когда суета сует потеряет для нас смысл, осядем в итальянской провинции и начнем выводить новые сорта винограда…

Внутри что-то шевельнулось от слова “к старости” – значит, это действительно не сиюминутный роман.

– Кстати, – Леон остановился и посмотрел мне в глаза, и я ощутила запах робости и неловкости. Он помолчал, словно подбирая слова, затем произнёс, – нет ли у тебя плана завести детей?.. Прямо сейчас…

От мужчины повеяло уверенностью и спокойствием, не зависящими от моего ответа, и я рассмеялась:

– Я уже давно принимаю контрацептивы по назначению врача: у меня есть некоторые симптомы, которые эти препараты сглаживают. Поэтому пока нет, детей у нас не будет. Но мы можем подумать об этом позже, когда решим все вопросы и перепробуем все вина, – я прижалась головой к его плечу, и мы двинулись дальше к винтовой лестнице, ведущей из подвала.

Наверху нас ждал Маттео, призывно машущий рукой, и мы заторопились за ним. Пройдя вглубь дома, он распахнул массивную деревянную дверь и сделал шаг в сторону, пропуская нас вперёд.

Дверь вела на патио, и я замерла от восторга, любуясь им: внутренний двор утопал в зелени, словно оазис: здесь был свой микроклимат – и точно свежее и комфортнее, чем на улице в других местах. Виноградная лоза густо вилась по перголе, отбрасывая кружевную тень на пёстрый кафель, устилающий землю. Неподалёку журчал маленький фонтан. Воздух был насыщен ароматом лаванды, базилика и чего-то печёного.

Под перголой стоял длинный уже накрытый деревянный стол: льняная скатерть, белая посуда с тонким золотым ободком, массивный кувшин, очевидно, с водой, графин янтарного вина. Рядом располагались тарелочки с брускеттой, оливками, разными видами сыра, запечёным картофелем, салатами. По четырём сторонам стола стояли глубокие тарелки с пастой.

– Словно нас здесь ждали, – я улыбнулась, разглядывая стол: несмотря на то, что завтрак был не так давно, вид красивой еды возбуждал аппетит.

Маттео улыбался, наблюдая мой восторг:

– Benvenuti a casa nostra! – радостно сказал он, распахнув руки.

– Он говорит, добро пожаловать в их дом, – перевёл Леон.

– Я думала, мы давно в их доме, – я хихикнула и, улыбнувшись, кивнула Маттео в знак признательности за радушие и спросила: “casa nostra” – наш дом? Я думала, это что-то про мафию.

– Эти фразы созвучны, но имеют разное значение, – Леон рассмеялся, представив, добродушного Маттео в роли мафиози: “cosa nostra” – переводится как “наше дело”. Сицилийская мафия сама себя так назвала. Разница в одной букве.

Услышав слова “cosa” и “мафия” Маттео расхохотался и что-то произнёс, сделав наигранно зловещий голос. Леон рассмеялся тоже.

В этот момент из дома вышла женщина лет пятидесяти с коротко подстриженными волосами. Она несла в руках живописную плетёную корзину с хлебом.

– Questa è mia moglie, Maria, – Маттео нежно улыбнулся, глядя на женщину.

– Это его жена, Мария, – Леон приветливо заулыбался.

– Это я догадалась! – я повернулась к Марии, – здравствуйте! Спасибо вам больше за гостеприимство! – кажется, эти слова не нуждались в переводе, потому что Мария, поставив на стол корзину, подошла ко мне и расцеловала в обе щёки. Затем сделала то же самое с Леоном, после чего махнула рукой на стол, и приглашая садиться, и мы удобно расположились в комфортных глубоких креслах.

Я смаковала вино, закусывая невероятно ароматной пастой и оливками и наслаждаясь журчанием воды в фонтане и итальянской речи. Разговор шёл неспешно. Маттео рассказывал, как отец начинал винодельню с трёх бочек, а Леон с готовностью переводил его повествование для меня.

Время текло вязко, словно вино, наливаемое в бокалы. Солнце опустилось ниже, свет стал мягким, золотистым. Я почувствовала, как на меня накатывает утомление.

– Мы в Италии. Сиеста здесь – святое дело, – Леон улыбнулся мне.

– О, siesta! – услышав знакомое слово, Маттео мягко улыбнулся и что-то произнёс.

– Жизнь замирает, чтобы почувствовать себя живой, – перевёл Леон.

– Как красиво!

Мы поднялись из-за стола, направляясь к выходу. Я несла свою бутылку вина и целый ворох потрясающих эмоций и впечатлений, и готова была бесконечно благодарить гостеприимных хозяев.

Они же вслух бесконечно благодарили нас – лишь за то, что мы посетили их милейшую винодельню и дом.

На прощание Мария крепко обняла меня и снова поцеловала в обе щеки, что-то красивое прошептав на ухо. Я не поняла, конечно же, ни слова, но по аромату ощутила, что она желает мне большого добра. Маттео пожал руку Леону, похлопал по плечу – и мы направились к нагревшемуся на послеполуденном солнце байку.

– Какие потрясающие люди! – не удержалась я от восторга, перекидывая ногу через мотоцикл.

– Это правда, – Леон ещё раз помахал гостеприимным виноделам на прощание, – Италия пропитана особым светом и радушием. Именно поэтому я купил виллу здесь, хотя видел много разных стран. Кстати, после сиесты у меня есть одна идея, куда мы можем отправиться, и я думаю, ты не откажешься от вечернего приключения.

– С тобой – точно не откажусь! – я усмехнулась и прижалась к горячей спине, слушая, как заурчал мотор завёвшегося байка.

Глава 8

Я проснулась от нежного тёплого прикосновения к бедру. Вздрогнув от неожиданности, открыла глаза и увидела кресло-качалку, покачивающееся напротив кровати в алеющих лучах предзакатного солнца, падающих сквозь распахнутое окно.

– Прости, но я больше не мог сдерживаться, – Леон склонился надо мной и, жарко выдохнув эту фразу, нежно коснулся губами моих губ, – я любовался тобой всё то время, что ты спала. И твой сарафан, твои нежные икры… я ласкал их в своём воображении всё это время и понял, что больше не могу терпеть ни мгновения.

Он снова поцеловал меня в губы, в шею, затем спустился и покрыл поцелуями внутреннюю поверхность бедра.

Я ощутила, как мурашками покрылось тело, и невольно шепнула: “О, Боже!”

Проскользив горячими сильными руками по бёдрам и талии, он приподнял сарафан, и поцелуи поднялись выше… На живот, грудь…

– Иди сюда, моя муза, я хочу любоваться тобой! – Леон мягко снял с меня сарафан и, взяв меня на руки, поднёс к окну.

Солнечные лучи освещали моё нагое тело, а он стоял чуть поодаль, рассматривая меня, словно художник, изучающий свою модель. Затем, встав на одно колено, приподнял меня и подсадил на широкий подоконник.

Вечерний ветер ласкал растрёпанные волосы, а его нежные поцелуи – тело: от губ до икр и обратно.

Я, замирая, жаждала, чтобы это длилось бесконечно, а он, чувствуя мои мысли, целовал и целовал, пока солнце совсем не покраснело, окунаясь в мерцающие воды Комо.

– Посмотри, как прекрасен закат! – Леон спусти меня с подоконника и, развернув лицом к окну, оставил ещё одну вереницу нежных медленных поцелуев на спине и ягодицах, после чего прижался ко мне сзади и, лаская мою грудь и живот, слился со мной. Если бы страсть была танцем, это был бы самый удивительный и прекрасный танец на свете!

Четверть часа спустя мы стояли в душе, гладя друг друга мыльными ладонями и то и дело целуясь под тёплыми струями.

– Ты голодна?

Я покачала головой: завтрак и обед были настолько сытными, что я до сих пор не чувствовала голода.

– Тогда у меня есть планы, которые будут тебе по душе.

Я улыбнулась: концентрация приятных сюрпризов за последние два дня превысила мою жизненную норму… Но мне это нравилось, и какая-то игривая девочка в моей душе готова была прыгать и хлопать в ладошки от радости, приговаривая: “Давай, давай ещё, не останавливайся!”

Леон выключил воду и, ступив босой ногой на прохладный кафель, потянулся к полотенцам, сложенным в шкафчике рядом с душем. Накинув одно мне на плечи, он взял второе и, вытираясь, направился к выходу из ванной комнаты:

– Минут через двадцать встречаемся внизу. Одевайся, как тебе удобно, и захвати, пожалуйста, купальник и пару больших полотенец.

В нужное время я вышла в холл первого этажа в коротких льняных шортах и рубашке, неся обнаруженную в шкафу пляжную сумку с парой полотенец и купальником.

Волосы я снова не стала сушить – вечер был сказочно тёплый, а предстоящее купание намекало на то, что делать это бессмысленно. В холле меня уже ждал Леон в тёмно-синих шортах и светлой рубашке с закатанными рукавами. Он немного загорел за сегодня и выглядел, как горячий испанский мачо.

– Приятно, спасибо! – Леон озорно заулыбался.

– А у тебя есть функция отключения чтения мыслей?

– Увы. Сам бы иногда хотел, но это живёт со мной постоянно – от пробуждения до засыпания. Иногда ты не представляешь себе, как от этого шумно: словно внутри встроен радиоприёмник, который никогда не выключается. Поэтому мне жизненно необходимы места, вроде этого, – Леон обвёл взглядом холл пустого дома, где лишь Лаура суетилась где-то на кухне.

– Да уж… У нас с тобой похожий дар и похожее проклятие. Иногда в офисе я буквально задыхалась. Особенно после выходных, когда кто-то пил, а потом страдал целый день, кто-то ссорился с супругами, кто-то ввязывался в истории, кто-то просто тихо ненавидел работу и понедельники. Редкие люди радовали меня своими запахами…

– Ну, для тебя это в прошлом, – Леон нежно обнял меня за талию и поцеловал, – тебе больше не придётся прятаться от мира, скрываясь среди людей. Подумай, кстати: может, ты хотела бы чем-то заняться, в чём я мог бы тебе помочь… Но если нет, – он поспешил продолжить, чувствуя, что это может выглядеть, как давление, – я буду счастлив, если ты просто будешь рядом и жить ту жизнь, которая тебе комфортна.

Я промолчала, но из анналов памяти вынырнуло воспоминание о далёкой детской мечте, казавшейся мне неосуществимой.

Леон прижал меня к себе чуть крепче, словно показывая: “Ты можешь на меня рассчитывать”.

Беседуя, мы вышли из из дома и завернули за угол, пройдя по тропинке мимо густых разноцветных зарослей живописных роз. Даже в вечернем сумраке они поражали своей красотой и размерами бутонов. Я прикрыла глаза, улавливая их аромат. Для меня розы пахли не просто цветами – а глубокой нежностью, тонким трепетом и немножко счастьем.

За домом оказалась скрытая от посторонних глаз калитка, утопающая в густой зелени. Мы вышли за неё и пешком направились вниз по вымощенной плоскими камнями дорожке, ведущей к небольшому пирсу. Сквозь крону платанов поблескивали сереющие воды озера. У пирса покачивалась аккуратная белая яхта, небольшая и изящная.

Леон шагнул вперёд и протянул мне руку, помогая ступить на яхту, затем провёл на палубу, где, утопленный в пол, располагался обитый белоснежной тканью диван. Перед ним – столик с закусками и бутылкой вина в ведёрке со льдом.

Я искала глазами капитана этого судна, но Леон, проводив меня в уютный уголок и сказав располагаться, сам отвязал канаты и завёл мотор.

Я присела, с любопытством оглядывая яхточку: она выглядела минималистично и достаточно скромно, лишённая золотых вензелей, кожаных диванов и прочих атрибутов роскоши, которые я привыкла себе представлять.

Заскучав, я подошла к Леону, стоявшему у штурвала и, обвив его тело руками, положила голову на спину.

– Хочешь попробовать?

– Давай! – он встал сзади и положил мои руки на массивный руль, помогая своевременно менять направление. Нос яхты рассекал воды комо, оставляя треугольный след.

Я наслаждалась плавным передвижением по воде, пока Леон не произнёс:

– Думаю, здесь мы можем остановиться.

Заглушив мотор, он взял меня за руку, и мы снова спустились к месту для отдыха.

Уже стемнело, и необычайно яркие звёзды игриво мигали нам. Я откинулась, наблюдая за мерцающими огоньками, вдыхая аромат воды и наслаждаясь мелодиями цикад, пока Леон открывал игристое вино.

Наполовину заполнив бокал, он шепнул:

– Закрой глаза.

Я безоговорочно послушалась.

– А теперь попробуй, – я учуяла фруктовый, с лёгкой кислинкой, аромат вина, взяла бокал и сделала глоток.

– Прочувствуй его вкус, не спеши.

Помня правила дегустации, я качнула бокал и набрала в рот немного напитка. Маленькие пузырьки щекотали язык, и я проглотила его, почувствовав тепло в центре груди.

– А теперь попробуй это, – Леон поднёс к моему рту какую-то закуску, и я покорно открыла рот.

Гармония невероятного сочетания вкусов восхитила меня.

– Боже, что это было?

– Глоток Asti Spumante в сочетании с тонким ломтиком сыра пекорино, половинкой клубнички, миндалинкой и каплей молодого мёда. Понравилось?

– Потрясающе! Я и подумать не могла, что такие разные продукты могут сотворить такой сказочный вкус!

– Да… – Леон задумчиво посмотрел в темноту, – именно это и происходит, когда начинаешь выходить за рамки и воспринимать мир объёмнее… Знаешь, как я пришёл к концепту одежды будущего? – внезапно произнёс он, и даже в темноте я увидела, как его глаза заинтересованно заблестели.

Я молчала, но он знал, что очень хочу.

– Однажды я понял, что мы живём в мире шаблонов: едим одно и то же, носим одно и то же, делаем одно и то же. И каждый день словно отпечатывается одним и тем же штампом. Тогда я отправился в путешествие на поиски смысла жизни. Я проехал разные страны, бывал в разных местах, ища мудрецов и просветлённых. Но свою истину узнал там, где совершенно не ожидал. Случайно я застрял в грозу в индийской деревушке, потому что размыло дорогу. Местные жители приютили меня, а когда я встал следующим утром, я обнаружил хозяина домика ткущим ткань из банановых волокон. Я подумал, что это просто экзотика, после чего услышал мысли мастера: “Каждая вещь, которую ты надеваешь, либо лечит планету, либо разрушает её. Выбор всегда за тобой”. Меня поразило тогда наше невербальное общение – я не думал, что кто-то способен читать мысли, как делаю это я. А тот мужчина делал это так же легко и естественно, словно это было совершенно обыденным в его мире. Я сел рядом с ним на камень и до полудня наблюдал, как он делает своё дело, слушая его мысли: они были пропитаны любовью, заботой, нежностью. Тогда я выехал из этой деревни другим человеком – и стремительно вернулся на работу, чтобы поделиться с Германом новым виденьем и идеями… К сожалению, я оказался не так красноречив, как не произнёсший вслух ни слова индийский старик, поэтому Германа моя идея ни на толику не впечатлила. Я тогда рискнул и сделал всё сам, влив все свои сбережения в рекламу эко-коллекции одежды – и это был триумф! Люди из мегаполисов, уставшие от бесконечного потребления, прониклись идеей одежды, которую после использования можно превратить в настоящие удобрения. Так сочетание несочетаемого оказалось потрясающе успешной историей. С тех пор я бесконечно ищу инновации, технологии, способы сделать мир экологичнее.

Я слушала, забыв, что в руках греется бокал.

– А… Герман? – робко поинтересовалась я.

От Леона пахнуло тоской и лёгким разочарованием:

– Он говорит, что ему плевать и на экологию, и на технологии. Ему нужно, чтоб это приносило деньги. Коллекция, которую он хочет представить на Парижской неделе высокой моды – сочетание пластика, искусственных тканей и натурального меха. Он говорит, что мои скучные однотонные изделия никогда не произведут фурор, а он не может так рисковать.