Германия: философия XIX – начала XX вв. Сборник переводов. Том 5. Номинализм

Но как объяснить и обосновать соответствие иначе, чем единством, подчиненным явлениям того же рода, независимо от того, погибает ли в нем множественность явлений или оно сохраняется вместе с единством, которое в этом случае предстает как действительное общее? При одновременном отказе от идеализма Шопенгауэра и платонизма Дюринга – гипотеза о высшем разуме, в котором заранее заложены идеи вещей, настолько грубо антропоморфна, что, как и гегелевская теория понятий, вряд ли может восприниматься всерьез, – проблема, как она была сформулирована ранее, неизбежно объявляется неразрешимой, или, скорее, отрицается, что для интеллекта, который правильно оценивает свои силы, вообще существует проблема. Интеллект оказывается здесь перед одним из тех предельных фактов реальности, перед лицом которых он должен отказаться от удовлетворения своей потребности в причинности, если он не хочет рисковать порождением фантазий, которые, вместо того чтобы быть полезными для него, препятствуют его свободному движению и слишком легко приводят к очевидным ошибкам. Вопрос об основании соответствия, т. е. о наиболее общей форме бытия, столь же бесплоден, как и вопрос об основании самого бытия. Реализм, претендующий на его решение, не может избавиться от упрека в метафизической велеречивости, поскольку переносит продукты мысли в объективный мир, когда, согласно законным отношениям между миром и познающим субъектом, они никогда не могут стать объектом последнего. Вопрос о том, уместно ли определять реальное вместе с Планком как «чистое количественное различие», остается открытым – мало того, что всякое сведение реальности к абстрактным определениям кажется противоречием само по себе, но в определении Планка особенность сознательного восприятия также может быть ошибочно возведена в сущность реальности; с другой стороны, отрицательное определение, что единая форма понятия пригодна только для рассудка, для критической теории познания не подлежит сомнению. В том, что Дюринг не признает этого, заключается основная ошибка его философской системы, которая, кстати, лучше соответствует состоянию позитивных наук, чем почти все попытки более раннего и более позднего времени. В допущении формативных и творческих обобщений виновата его попытка восстановить старое, отжившее понятие цели, хотя и в значительно измененном виде, – попытка, которая, разумеется, оказалась столь же неудачной, как и его полемика против дарвинизма или борьба против светоносной теории воли Людвига Фейербаха, к которой его привела та же фундаментальная реалистическая ошибка.

Номиналистический подход – важнейший компонент «философии реальности» будущего, самые общие принципы которой Фейербах высказал уже в 1843 году; этот подход соответствует и более глубокому учению Канта, которое в большинстве своем претендует на прочную, нетленную ценность и которое в настоящее время должна взять за исходную точку всякая не поэтическая, а научная философия; метод номинализма в последнее время вошел в исключительную популярность даже в области естествознания, где он долгое время не одобрялся, а в психологии он пользуется почетом у тех исследователей, которые сделали ряд достижений в этой науке, для которой были заложены лишь отдельные основы. Реализм же стремительно движется к своей полной гибели. Мало кто из мыслящих умов в настоящее время еще сомневается в произвольности гегелевской процедуры; утверждения теологической метафизики признаются фикциями, уходящими корнями в совершенно иную сферу, чем сфера объективного мышления, а попытки возродить реалистическую модель концепции, подобные тем, что исходили от «философии бессознательного», способны лишь запутать дилетантов, совершенно не знакомых с духом позитивных наук. Но даже в виде типичных принципов, которые не самонадеянно прорываются сквозь законы природы, чтобы реализовать всевозможные цели, поставленные сознательными или «бессознательными» магическими существами, а, напротив, предстают именно как силы, обосновывающие законность явлений, платоновские идеи оказываются несостоятельными. Нельзя отрицать, что бытие природы повсюду конкретизировано, т. е. что в ней с большой ясностью возникают роды; но это значит покинуть твердую почву познания и забрести в туманные области трансценденции, если мы хотим основывать эти роды на формационных типах, объяснять конкретизацию живописными обобщениями. Интеллект, ищущий причины, должен остановиться здесь, перед реальностью. Все поиски причины реальных отношений – тщетная затея и не приносит успеха из-за фиксированных, непреодолимых границ человеческого знания.

Literatur – Hugo Spitzer, Nominalismus und Realismus in der neuesten deutschen Philosophie mit Berücksichtigung ihres Verhältnisses zur modernen Naturwissenschaft, Leipzig 1876.

Альфред Кюхтманн (1847 – 1931)

К истории терминологии

I. Введение

1 Проблема универсалий и схоластика.

Значение проблемы для истории философии в целом. Ее наиболее общая постановка.

Мнение Виктора Кузена и Бартелеми Орео о том, что история схоластической философии по сути совпадает с историей проблемы универсалий, уже не разделяется большинством знатоков средневековой философии как слишком общая формулировка. Но в той мере, как мне кажется, она существует и сегодня, и вполне справедливо, поскольку все особенности схоластической философии можно вывести из спора о логическом и метафизическом значении понятий рода и вида. Скудость эмпирического знания, тонкие различия и разделения понятий и значений слов, единообразие метода pro и contra, растрата изобретательности на самостоятельно созданные трудности – хорошо известные черты, но следует подчеркнуть, что схоластика подготовила многое, что впоследствии было развито и осмыслено более точно в современной философии.

«Схоластика осуществляла огромную дисциплину, которая была необходимой предпосылкой для подъема». В пользу этой точки зрения может свидетельствовать тот факт, что новая философия впитала и присвоила средневековую в той мере, в какой она развивалась самостоятельно и превратилась в великую систему.»4

Термины «реализм» и «номинализм» сохранились надолго и ярко: последний особенно в своей более молодой форме, терминализме, где terminus означает термин, который одновременно является знаком для вещей, которые он охватывает, и отличается от слова только тем, что последний является произвольным, а последнее – естественным знаком вещей. В частности, Виндельбанд в своей «Истории философии» (см. с. 248, 270, 297, 319, 353, 356, 357, 369, 376, 422; 1-е издание) указал на продолжающееся влияние номиналистического образа мышления. Я буду ссылаться на некоторые из этих отрывков позже.

Общее значение проблемы для философского мышления, последовавшего за схоластикой, подчеркивается на странице 236:

«Даже если ограничить проблему универсалий реальностью родовых понятий в манере схоластики, она все равно в своем дальнейшем развитии прошла через существенно новые фазы и не может считаться окончательно решенной, особенно на современном этапе развития науки. За этим, однако, стоит более общий и более сложный вопрос о метафизическом значении тех общих детерминаций, на реализацию которых направлена вся объяснительная наука».

Вундт говорит о математическом реализме и номинализме (Логика, т. II, с. 100) и в главе «Происхождение познания» (Логика, т. I, с. 400) выводит направления новейшего рационализма и эмпиризма из реализма и номинализма. Действительно, его собственную философию, в той мере, в какой она охватывает внешнее, опосредованное познание, вполне можно назвать номинализмом: объекты концепции рассматриваются лишь как субъективные символы, указывающие на реальный объект, который может быть определен концептуально только в терминах субстанции и формы (System der Philosophie, 2nd edition, page 146).

Отто Либманн, «Об анализе реальности», стр. 472, 2-е издание, замечает:

«Если теперь рассмотреть чисто догматическую подоплеку этого вопроса, то можно подумать, что заплесневелый пергаментный спор давно уже покоится в могиле вместе со своей матерью – схоластикой. Но это отнюдь не так. Напротив, в современной философии он всплыл в омоложенном виде. Гегель, например, с его монизмом „абсолютной идеи“ принадлежит к крайней реалистической партии, а Гербарт с его плюрализмом многих „реальностей“ – к крайней номиналистической партии».

Но не только в омоложенном виде вопрос об универсалиях сохранил свою жизнь до наших дней. В католической философии он остался компонентом логики и метафизики, продолжая и развивая то, чему учил о нем Фома Аквинский. В работе Константина Гутберле «Логика и эпистемология» (Мюнстер, 1898, 3-е изд.) критикуется направление крайнего реализма и номинализма, подробно обсуждается учение о предположении терминов, столь важное для терминологии, и односторонность обоих направлений уравновешивается умеренным реализмом церковного учения.

Общее находится не только в вещах и не только в разуме, но имеет свое основание в существующих вещах; оно получает свою всеобщность только через разум. Реальность следует понимать не как материальное существование, а как объективную действительность универсалий, причем следует проводить различие между универсальным directum и универсальным reflexum. Универсальный directum, то есть идеальная сущность вещей, essentia, например, гуманность, справедливость, имеет истинное, хотя и не реально существующее бытие, совершенно независимое от мыслящего его разума (universale reflexum) и от индивидуального существа, в котором он реализуется». (стр. 240—242).

На мой взгляд, лучшую и самую краткую формулировку сохраняющегося значения проблемы для настоящего времени я нашел у Шопенгауэра (Satz vom zureichenden Grund, 3-е изд., с. 160):

«Понятия – это именно те универсалии, о способе существования которых в средние века шел долгий спор реалистов и номиналистов».

Природа понятий как таковых, будь то родовые, видовые или индивидуальные понятия, и их способность обеспечивать универсально достоверное и научное знание – такова суть вопроса об универсалиях, логико-эпистемологическое содержание которого было выдвинуто на первый план в греческой философии Сократом и сгущено в платоновской теории идей и аристотелевской логике. Его более древнее, метафизическое содержание: способно ли мышление прийти к единому и устойчивому бытию в понятиях меняющегося многообразия явлений, становления? занимало греков от элеатов и Гераклита до разложения всех философских проблем скептицизмом.

2. Разложение проблемы универсалий на пять отдельных проблем

Вокруг логической проблемы спора об универсалиях группируются эпистемологические, психологические и метафизические проблемы, на которые схоласты и более поздние философы лишь намекают, а затем обрабатывают более подробно. Их можно разбить на пять вопросов. К ним относятся следующие:

а) Вопрос о происхождении понятий и их связи с внешними восприятиями.

б) Вопрос об отношении языка к мышлению, слов к понятиям.

в) Вопрос: может ли концептуальное мышление обеспечить универсально достоверное и научное знание?

г) Вопрос об отношении идей и понятий к процессам и вещам, которые считаются независимыми от воображения и мышления.

д) Вопрос: В какой степени концептуальное мышление способно привести к метафизическому знанию, к неизменному, вневременному бытию в противовес становлению, к абсолютному бытию (вещь-в-себе) в противовес относительному бытию, обусловленному сознанием? к актуальной бесконечности в противовес потенциальной или, в теологических терминах, к Богу как первой причине в противовес бесконечности цепи конечных причин и следствий, к «prima causa essendi non habens ab alio esse» [первой причине бытия, не зависящей ни от чего другого – wp] (Фома Аквинский).

3. Ограничение задачи и лейтмотивы четырех избранных представителей терминизма

На самом деле, если бы мы захотели написать историю номинализма или даже просто его видовой концепции, терминизма, то изложение, которое должно было бы прагматически и генетически следовать за различными направлениями мысли, стало бы обширной историей философии, рассматриваемой с одной, но очень широкой точки зрения, трудной работой, требующей подробных предварительных исследований. Моя работа – лишь скромная попытка распознать движущую силу терминизма в характеристиках четырех представителей и описать центры мысли, из которых эта проблема разрабатывалась ими, при этом исторический контекст лишь набросан очень мимолетными намеками.5

Я выбрал Уильяма Оккама как представителя средневекового терминологизма; Кондильяка, в работах которого наиболее полно выражен более поздний терминологизм; фон Гельмольца, который более резко развил терминологические элементы, присущие философии Канта, и применил их к естественным наукам; и, наконец, Фритца Маутнера, который в своих «Вкладах в критику языка» проводит широкий критический обзор областей лингвистики, логики, психологии и эпистемологии с точки зрения терминологии в ее наиболее современном обличье. Четыре цитаты могут проиллюстрировать отношения между четырьмя философами.

Фон Оккам: «Illud, quod primo et immediate denominatur universale, est tantum ens in anima, et sic non est in re» [Первое непосредственное универсальное имя имеет свое происхождение в душе, а не в вещи. – wp] (Stockl, Geschichte der Philosophie des Mittelalters, vol. II, p. 1000, note 4) «Signum accipitur pro illo, quod aliquid facit in cognitionem venire, et natum est, pro illo supponere» [Знак используется для того, чтобы прийти к познанию, обозначая нечто. – wp] (Сумма логики I, стр. 12)

Кондильяк: «Общие имена не являются собственными именами ни одной существующей вещи; они выражают лишь взгляды ума, когда мы рассматриваем вещи в раппортах сходства или различия». [Строго говоря, общие названия – это не названия существующих вещей. Они выражают взгляды разума, который хочет сообщить о сходстве и различии». – wp] (Логика, стр. 34) «On sait qu’il n’y a hors de nous ni genre ni espéce: on sait qu’il n’y a que des individus… Les genres et les espéces ne sont donc que des dénominations que nous avons faites.» [Мы знаем, что вне нас нет ни рода, ни вида… Поэтому роды и виды – это только названия, которые мы придумали. – wp] (Langue des calculs, page 53)

фон Гельмольц: «Путем обобщения сходного в фактах опыта возникает их понятие… Термин „сила“ – это только существительное, которое имеет целью обобщить длинный процесс одним словом… Многие ошибки возникли в науке из-за того, что забыли реальное значение, которое следует придавать слову „сила“, и представили то, что выражено субстанциальным словом, как реальную вещь, которая может существовать независимо». (Введение к лекциям по теоретической физике, цитируется Julius Reiner, Hermann von Helmoltz)6

Маутнер: «То, чему я учу, можно назвать номинализмом редививус, чистым эпистемологическим номинализмом». (Contributions to a Critique of Language, vol. III, p. 621) «Вид – это слово. Видовое различие – это различие слов». (Contributions II, p. 379)

«Как в сфере языка реально только сиюминутное движение органа речи и фактически только последний микроскопический компонент этого движения, – так, в свою очередь, человеческое мышление есть только нереальная вещь… реальна лишь сиюминутная память». (Соображения I, стр. 187)

II. Предварительные замечания о корнях средневековых споров о реализме и номинализме и о номинализме Уильяма Оккама.

Схоластика не создала проблему универсалий, а лишь развила ее дальше. В своем трактате «Der Kampf zwischen dem Realismus und Nominalismus im Mittelalter» (1876) Лоэве приходит к выводу, что в конце античной философии все основные школы реализма уже были представлены наряду с номинализмом. Средневековье вновь вступило в борьбу, продолжило ее, модифицировало, добавив промежуточные элементы, но не привело к решению, которое не было бы уже по существу дано ранее.7 Для Платона, – предполагает Лоэве, – универсалии являются ante rem [до отдельных вещей – wp] и post rem [как понятие в уме после вещей – wp]; для Аристотеля in re [в вещи – wp] и post rem, для новых платоников и отцов церкви ante rem, in re и post rem. Таким образом, в платоновской и аристотелевской философии лежат семена средневековых споров, развитие которых связано с растущим знакомством с трудами двух греческих философов.

Умеренные реалисты и номиналисты считали, что могут ссылаться на Аристотеля и полагаться на него.

Для него общее было не единством вне множества (en para ta polla), а единством во множестве (en kata pollon), чем-то общим для него и выражаемым им. Только отдельные вещи являются актуальными субстанциями, тем, о чем можно сказать что-то другое, но что никогда нельзя сказать о другом. Отрывок из «De interpretatione», переведенный Боэцием, содержит главный вопрос, вокруг которого вращается всеобщий спор: может ли субстанция (res) быть предикатом в суждении?

«Quoniam autem sunt hae quidem rerum universalia, illa vero singularia, dico autem universale, quod de pluribus natum est praedicari; singulare autem quod non.» (Prantl, Geschichte der Logik im Abendlande II, стр. 174; прим. 286)8

Метафизическое направление, в котором движется проблема универсалий и которое так резко проявляется в новом платонизме, также указывает на Аристотеля: общее – это, с одной стороны, основание знания, на котором доказывается частное, а с другой – реальная причина событий, становления, на основе которой воспринимаемое частное должно быть понято или объяснено. (Windelband, Geschichte der Philosophie, 1st ed., p. 104) Общее обладает более высокой реальностью, чем частное. «Item aliter genus magis quam species et universale quam singularia». («Метафизика», 1042, a 14).

В борьбе между реалистами и номиналистами, которая, по словам Иоанна Салисберийского, прослеживается в тринадцати различных партийных взглядах, перемирие, казалось, наступило после того, как Альберт Великий, его великий ученик Фома Аквинский и его самый главный оппонент Дунс Скот заявили о себе в пользу умеренного реализма в следующей формуле Авиценны: «Существуют универсалии ante rem – в разуме Бога, universalia in re – индивидуальные истины вещей, в той мере, в какой они имеют один и тот же вид во множестве индивидов, и universalia post rem – в человеческом разуме.»9

Но пестрые споры лишь на короткое время стали менее оживленными. Францисканец Петр Авреол (Petrus Aureolus), архиепископ Экса, и доминиканец Дюран де Сен-Пурсен (Durand de Saint Pourcain), епископ Мо, начали высказывать новые сомнения в отношении родов и видов. «Universale est – aliquid formatum per operationem intelligendi… in qua operatione intellectus abstrahens habet pro termino a quo singularia, a quibus abstrahit, et pro termino ad quem ipsum universale abstractum.» [Универсальное имя образуется благодаря деятельности понимания… Всеобщее не является первым воображаемым объектом мысли, не предшествует ему, но в котором мыслящее созерцание должно абстрагироваться от отдельных моментов, отправной точкой является единичное и лишь целью пути – всеобщее». – wp] ((Дюран де Сен-Пурсен)10

«Intellectus abstrahit quidem non objective, … sed abstrahit modaliter quantum ad modum cognoscendi.» [Психические абстракции не являются универсально обоснованными… Абстракция есть лишь модальность познания посредством универсализации». – wp] (Петр Аврелий)11

) Даже если Дунс Скот, «тонкий доктор» (doctor subtilis), использовал ту же формулу умеренного реализма, что и его оппонент, доктор ангеликус, он строил отношение общего к частному совершенно иначе, чем последний.

Общее, по мнению Фомы, не следует отождествлять с формой, а индивидуализирующий принцип искать в материи; скорее, общее реально только в том, что оно окончательно реализуется через ряд форм, нисходящих от общего к частному через конкретные индивидуальные формы. Haecceitas est singularitas! [Таким образом, Виндельбанд вполне может быть прав в том, что Оккам, отталкиваясь от теории своего учителя, согласно которой индивид является конечной формой всей реальности и что вопрос заключается лишь в том, как можно говорить о реальности общего характера с этой единственной реальностью определенных формой индивидуальных существ, пришел к обновлению номинализма, согласно которому реальным является только индивидуальное существо, а общее – лишь продукт сравнительного мышления.12

В любом случае, несомненно, что впечатляющая личность Оккама и его многочисленные проницательные логические и теологические труды вернули диалектические споры об универсалиях на передний план в среде противоречивого ученого духовенства и, более того, придали им новый поворот, поместив сущность термина (termini) в его способность к замещению и подчинив вопрос об универсалиях proprietates terminorum [свойствам терминов – wp]. Здесь можно оставить открытым вопрос о том, являются ли, как предполагает Прантль, «Логические суммы» Петра Гиспана, которым следовал Оккам, переводом логического руководства византийца Михаила Пселла, или же, как полагают новейшие исследования, Петр Хиспан является самостоятельным автором «Логических сумм», которые были опубликованы только в XV веке Георгием Схолари. Они были переведены на греческий язык в XV веке Георгием Схоларием из Константинополя, которому, возможно, ошибочно приписывают Пселлe из-за его знаменитого имени.

В «Summulae logicales» теперь обсуждаются quinque voces [пять голосов – wp], которые играли столь важную роль в переводе Боэция «Введения к аристотелевским категориям» Порфирия, а также в его комментариях к собственному переводу и переводу Викторына в более древнем номинализме13. Основные направления диалектических споров об универсалиях заложены во введении. В нем говорится, что Аристотель свел бесконечное многообразие вещей к десяти категориям, чтобы сделать возможным их научное познание. Объяснение quinque voces должно было предшествовать их пониманию и установлению определений и классификаций для учения о доказательствах. Оккам по-прежнему ссылается на них в своем «Aurea expositio» как на логически и метафизически значимые отправные точки для исследования. Quid sit genus, quid differentia (видообразующее различие), quid species, quid proprium (действительная характеристика), quid accidens (несущественная характеристика)? спрашивает Порфирий14.

И Боэций продолжает спрашивать в своем комментарии «Ad Porphyrium a Victorino translatum»: prima est quaestio, utrum genera ipsa et species verae sint an in solis intellectibus nuda inaniaque fingantur?» [Первый вопрос – истинны ли они, или же виды и роды бессовестно представляют собой интеллектуально голые и неиндивидуальные понятия? – wp], на который он затем дает ответ в своем собственном смысле и в смысле Порфирия: «Non est dubium, quia verae sint et certa animi consideratione teneantur.» [Нет сомнений, потому что они истинны и придерживаются их при полном исследовании разума. – wp]

Differentia, proprium, accidens – это лишь более близкие определения рода и вида, так что они выходят на первый план в рассуждениях схоластов; более новые относятся к ним лишь как к общим терминам. Из упомянутых выше proprietas terminorum, которые рассматриваются в седьмом разделе «Summulae logicales» под названием «De terminorum proprietatibus», suppositio в особенности оказала большое влияние на развитие номиналистической теории.

Петр Гишпан перечисляет шесть proprietas terminorum:

1. suppositio – «принятие субстантивного термина вместо другого, а именно более ограниченного термина, входящего в сферу действия первого», «suppositio est acceptio terminie substantivi pro aliquo.» [suppositio – принятие существенного условия пропозиции для всех – wp].

2. ampliatio (расширение значения)

3. restrictio (сужение смысла)

4. appellatio (принятие термина для реально существующего объекта)

5. distributio («умножение общего термина на знак общности»)

6. exponibilia (выражения, нуждающиеся в объяснении, имеющие смысл только в связи с другими словами) (Prantl, vol. II, p. 287).

В известных рукописях Синопсиса Пселла содержится лишь часть доктрины «De terminorum proprietatibus», представленной Петром Гишпаном. Однако вся доктрина, вероятно, также была обработана Пселлом. (Prantl, vol. II, стр. 287).

«Как, конечно, появился весь новый раздел „De terminorum proprietatibus“, который в целом, вероятно, возник из слияния логики с риторикой и грамматикой, что было характерно для Стоа, еще не до конца выяснено». (Убервег, История философии, т. II, с. 232)

Literatur: Alfred Küthmann, Zur Geschichte des Terminismus [Abhandlungen zur Philosophie und ihrer Geschichte, hg. von Richard Falckenberg, Heft 20], Leipzig 1911.

Якоб Фридрих Фриз (1773 – 1843)

Номинализм

С началом спора о номинализме и реализме мы попадаем в схоластическую философию, в которой так долго находились.