скачать книгу бесплатно
Изгнанник
Аржан Николаевич Салбашев
RED. Fiction
Ты думал, что тебе повезло и ты нашёл тёпленькое местечко? И не надейся! Будь уверен, что судьба повернётся к тебе спиной! И тогда тебе придётся совершить невозможное. Сможешь ли? Не имеет значения! Потому что это твой путь, и ты должен пройти его до конца!
Аржан Салбашев
Изгнанник
Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)
В оформлении использована иллюстрация:
© Grandfailure / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru
* * *
Все события и персонажи в романе вымышлены. Любое сходство с реальными событиями случайно.
Часть 1
Глава 1
Полдень. Бог солнца Амон Ра щедро источал любовь к поданным, но те вместо слов благодарности укрылись в тени своих глинобитных жилищ. Сквозь пелену пыли, красным ковром накрывшую поселение хабиру[1 - Хабиру – древнее название семитских племен, проживавших на северо-востоке Египта в XIII веке до н. э.], едва пробивался редкий шорох. Раскаленный воздух дрожал над землей, казалось, дунь ветер – сонное царство воспарит и облаком уплывет в неведомые края.
В центре деревни возле храма Сетха, бога войны и повелителя пустынь, из-под навеса из пальмовых ветвей слышался звук, похожий на скрип несмазанных колес. То Шамма-писец, высокий старик, похожий на черепаху из-за длинной морщинистой шеи, торчащей из широкого ворота балахона, хриплым голосом диктовал задание бритым наголо мальчишкам, скрестившим ноги на циновках.
Наставник неспешно прохаживался между учениками, в одной руке его был свернутый в рулон папирус, в другой – плетка, с конца которой змеями свисали несколько кожаных полос, выискивающих жертву.
Перед учителем стояла нелегкая задача – обучить сыновей соплеменников грамоте, дабы в будущем они могли выполнять работу за египтян, решивших, что ходить по полям и считать каждое зернышко, изнывая от жары, недостойно их высокого сана.
– Напишите – у меня есть десять быков, – скрипел Шамма.
Эли, лопоухий десятилетний мальчик в набедренной повязке, с ямочкой на угловатом подбородке, высунув кончик языка из уголка губ, старательно водил остро заточенной деревянной палочкой по глиняной дощечке.
«Красивый у меня бык получился! Вон какая у него мощная грудь и огромные рога!» – мальчик довольно оглядел рисунок.
Вдоволь налюбовавшись, Эли вновь склонился над дощечкой. У ног животного он выцарапал десять палочек и задумался:
«Только у моей семьи нет и одного быка. Но разве учитель не знает об этом? Знает! Тогда зачем он велит писать о десяти? Наверное, учитель уверен – когда я вырасту, у меня будут быки, и я буду богат, как египтянин!»
Внезапная жгучая боль обожгла его тощую спину.
Изогнувшись, Эли принялся растирать ушибленное место.
Над ним грозной стеной возвышался наставник:
– Сколько должно быть быков?!
Безжалостные кожаные змеи дрожали на плетке, готовые вновь наброситься на жертву.
– Десять, – поморщился от болезненного зуда Эли.
– А как число десять пишется, бестолочь?! – наставник развернул свиток и ткнул им в лицо мальчику.
Увлекшись, Эли совсем забыл, что вместо десяти палочек надобно рисовать короткую веревку, согнутую в дугу.
– Когда я вырасту, у меня будет много быков. Я буду их всем раздавать, чтобы никто не остался голодным, – пробубнил себе под нос Эли, стирая черточки.
Хоть учитель и пожилой человек, но слух у него был отменный:
– Мечтать дома будешь! Пиши только то, что я велю! – гневно воскликнул Шамма-писец, и «змеи» снова обожгли спину нерадивого ученика.
В воздухе парил едва сдерживаемый смех: мальчишки с явным удовольствием наблюдали за тем, с каким упоением учитель вколачивал истину в их товарища.
Эли стойко переносил удары плетью – соученики не дождутся его воплей о пощаде, чтобы потом потешаться над ним. Лишь предательская слезинка повисла у него на кончике носа. Эли быстренько смахнул и ее. «Вроде никто не успел заметить», – украдкой огляделся он. Только худой и низкорослый Зэев, выставив перед собой негнущуюся в колене правую ногу, внимательно всматривался в его лицо.
«Зэев не в счет – он мой лучший друг, он не станет надо мной изгаляться…»
Сидевший с левого бока от Эли полный мальчишка по имени Горус, единственный египтянин, живший вместе с матерью в их деревне, вытянул шею, чтобы посмотреть, что нарисовал его товарищ.
Отца у Горуса не было, его казнили за участие в голодном бунте, а мать с маленьким Горусом сбежали от преследования властей в деревню хабиру.
– Ой! – Горус потянулся к ужаленной спине.
Сегодня Шамма щедр на удары плеткой. Грозно оглядываясь, учитель приговаривал:
– Дитя несет ухо на спине. Чем чаще его бьешь, тем больше оно слышит.
«Накормив змей», наставник уселся на циновку возле красной стены храма и продолжил вести урок.
Эли сидел тихо, весь его облик говорил: «Я – прилежный ученик».
На самом же деле он, спрятавшись за спиной высокого соученика по имени Датан, только делал вид, что внимает поучениям наставника, а сам – предавался мечтам. Мысли его невесомым камышовым пухом витали над заливными лугами в устье Священного Хапи[2 - Хапи – р. Нил.], вдали от мирской суеты, где его отец и старший брат Агарон каждый год по окончании паводка пасли скот городской знати.
Как наяву, Эли представил себе: вот он бредет по колено в воде, руками осторожно раздвигая стебли тростника. За ним следует Агарон, цаплей задирая длинные ноги. Там, за зарослями камыша, на чистую гладь озерца только что приводнилась стая гусей. Вот они – совсем близко! Глава семейства, огромный жирный гусь, опасливо озирается. Неужели почувствовал угрозу?! Эли замирает. Наконец вожак стаи опускает голову в воду в поисках корма. Эли медленно достает из-за спины лук, из холщовой сумки на поясе у живота – стрелу, оглядывается – брат утвердительно кивает, взяв свой лук наизготовку. Они выскакивают на чистую воду, одну за другой выпуская стрелы в зазевавшихся птиц. И вот уже одна птица бьет крыльями об воду, поверженная меткой рукой Эли, вторая, третья…
Мальчик вздрогнул – он так увлекся мнимой охотой, что чуть было не разразился победным кличем!
Пронесло! Шамма-писец задумчиво ковырял пальцем в ухе, устремив взор к небу…
Эли пригнулся, как за щит, спрятался от взгляда наставника за спиной Датана. Он и вовсе закопался бы с головой в утрамбованный песок под собой, лишь бы учитель не мешал ему мечтать…
Вот отец палкой разгреб тлеющие угли, достал из песка запеченную в глине тушу гуся, разломал ее на части. Жир капает с кончиков его пальцев – таким упитанным был гусь! Отец протянул Эли самый большой кусок мяса, дышащий ароматом. Обильные слюни невольно заполнили рот мальчика…
– На сегодня, достаточно, – наконец-то раздался хриплый голос учителя. – Вы свободны.
– Приди ко мне, Тот – священный ибис. Приди ко мне, направь меня, сделай меня умелым в твоем искусстве, ибо твое искусство – самое прекрасное. Ведомо каждому: кто владеет им в совершенстве, становится вельможей, – хором затянули ученики молитву, которой они начинали и заканчивали учебный день.
Аккуратно опустив глиняные дощечки в большой плетеный ящик в углу навеса, будущие учетчики муравьиной цепью засеменили мимо писца, кланялись ему, сложив домиком руки над головой. Шамма внимательным взором провожал каждого, словно хотел удостовериться: крепко ли он вдолбил в головы учеников знания, не остались ли их уши закрытыми.
Не успели они переступить границу храма мудрости, как зычный голос Датана вознесся над площадью:
– Айда купаться!
– Айда! – закричали мальчики и побежали в сторону города, чьи стены из обожженных глиняных блоков высились на расстоянии примерно пяти полетов стрелы от их поселения. Там, под западной стеной крепости, протекала река.
Кто-то звонким голосом на бегу запел гимн богу Сетху, остальные тут-же подхватили:
– Восхваление тебе, Сотрясающий небеса, Громогласный, Владыка северного неба.
Позволь мне взлететь на крылах твоих, о Сетх, и нестись, подобно невидимому ветру.
Привяжи меня крепко к доспехам твоим, которых ничто не в силах разрушить.
Лодка моя готова к плаванию, и Ты становишься у руля ее…
Зэев изо всех сил пытался угнаться за остальными.
– Кочка-яма, не отставай! – кричали ему мальчишки.
Да где там, с калеченой-то ногой. Он бежал все медленнее и медленнее, пока вовсе не остановился. Сквозь слезы бессилия и обиды Зэев смотрел вслед удаляющимся товарищам.
Еще миг, и последняя фигурка скрылась за барханом.
Ничком упав на раскаленный песок и уронив голову на руку, Зэев горько зарыдал.
– Ненавижу! Ненавижу! – слышалось сквозь плач.
Прошло немного времени, как кто-то коснулся его затылка.
– Ты чего, брат? – перед Зэевом сидел на корточках Эли и тяжело дышал.
Сердце Зэева радостно забилось: «Вернулся! За мной вернулся!»
– Споткнулся, – вытирая предплечьем слезы, насупился он, старательно скрывая истинное настроение.
– Вставай, я тебе помогу.
Опершись на протянутую руку, Зэев тяжело поднялся и захромал рядом с Эли, мысленно проклиная и свою покалеченную ногу, и египтян, по чьей вине это случилось.
Зэеву было пять лет, когда его отца, свободолюбивого, ненавидевшего египтян, схватили по чьему-то доносу. Как узнаешь, кто из односельчан его предал, если Навин в открытую, ни от кого не скрываясь, убеждал соплеменников вернуть себе Ханаан[3 - Ханаан – область на Ближнем Востоке, историческая родина иудеев.], где до прихода египтян жили хабиру? Его осудили за неугодные Непостижимому богу Амону Ра разговоры, сослали на медные рудники Синай[4 - Синай – полуостров в Красном море.]. Все в деревне знали: добывать медь в шахтах – адский труд, гибельное дело.
Не успела семья оправиться от горечи расставания с кормильцем, как в один из вечеров сезона шему[5 - Шему – сезон засухи, время сбора урожая.] сборщики налогов наведались в их дом. Зэев и его младшая сестра Нава в это время у входа в жилище перебирали овечью шерсть.
Их было двое: писец – коренастый широкоплечий мужчина средних лет с тканевой сумкой на плече, и его помощник – невысокий юноша с уверенной улыбкой на вытянутом лице. Оба в схенти[6 - Схенти – набедренная повязка.] и сандалиях. На их гладко выбритых головах играли блики от заходящего солнца.
Ни слова не говоря, сборщики налогов прошли мимо детей внутрь жилища.
Зэев бросил свое занятие и проследовал за незваными гостями.
Либа, мать Зэева, одетая в длинную светлую накидку, сидела на циновке на кухне и перетирала в жернове зерна ячменя в муку. Завидев визитеров, поднялась. Протерев руки тряпкой, она сняла с деревянного колышка на стене широкий льняной платок, накинула на голову.
– Женщина, ты чем собираешься платить налог? – заглядывая в свиток, грозно нахмурил брови писец. – В сборе урожая ты и твои голодранцы не участвовали. Скотины у тебя нет. Или есть? Может, ты их прячешь от нас?
– Как же, спрячешь от вас, – тяжело вздохнула Либа. – Двух коров пожертвовали в храм Маат, пять овец отдали судье, только шерсть от них и осталась, все свои украшения я отдала писцу, когда писала прошение.
– Не знаю, не знаю, в моих записях об этом ни слова, – пробормотал писец, оглядывая с интересом ее стройную фигуру.
– Завтра пройдусь по родственникам, думаю, они не оставят нас в беде, – попыталась оправдаться Либа.
– Ага, помогут! – осклабился писец и хищно сузил глаза. – Есть у меня, женщина, для тебя одно предложение. Многие красавицы в городе мечтают заиметь такую работу, помощник не даст соврать, – писец оглянулся на напарника.
Тот в ответ широко улыбнулся, скосив глаза на Зэева, все это время стоящего возле матери.
Писец бросил на мальчика недовольный взгляд и сказал помощнику:
– Уведи его, пусть не мешает разговору взрослых.
– Пойдем, мальчик, покажешь, как ты умеешь чистить шерсть, – легонько подтолкнул парень Зэева в спину.
Тот с готовностью зашагал к выходу.
Не успели они перешагнуть порог жилища, как сзади раздался отчаянный крик матери: «Н-е-ет!»
Зэев рванул обратно.
На глиняном возвышении, застланном циновкой, писец, навалившись всем телом на мать, пытался зажать ей рот.
Мальчишка запрыгнул на спину насильника и, крича: «Отпусти маму!» – принялся колотить того по голове.
Сборщик налогов, грязно ругаясь, схватил Зэева за ногу и грубо сдернул на пол.
Страшная боль пронзила колено мальчика…
В пальмовой роще напротив крепостной стены маячила одинокая фигура Горуса. Завидев Эли и Зэева издалека, египтянин радостно замахал руками над головой.
– Стоит, дожидается, – буркнул Зэев. – Почему ты дружишь с Горусом? – задал он внезапный вопрос.
Эли знал о нелюбви Зэева к египтянам, видел не раз, как во время совместных игр тот старался при случае больней ударить Горуса.
– Не дружу я с ним, вовсе, – Эли старался не смотреть в глаза товарищу. – Он в мою сестру влюбился, вот и ходит всюду за мной.
– Ненавижу их, – зло сплюнул Зэев.
– Что тебе Горус плохого сделал?
– Все они – одинаковые.
