Исход

Отчеканив свой текст, словно школьник заученное стихотворение на уроке, молодой офицер посмотрел на маршала глазами, полными надежд. Так смотрят юные девушки на своего возлюбленного, с предвкушением, будто он вот вот скажет то самое важное, чего она ждала долгие годы. Второй офицер посмотрел на коллегу, затем быстро перевел внимание на генерала и с серьезным взглядом кивнул, как бы подтверждая слова докладчика.

Баширов не поднял взгляд. Он вдохнул, медленно и долго. Его губы слегка разомкнулись и генерал шумно выдохнул. Отложив фотографию на её постоянное место, где стеклянная поверхность стола уже изрядно исцарапалась, он уперся локтями в стол, сложил руки в замок и медленно, как ленивый домашний кот, положил на них голову.

– Это всё? – мягким, как у родного, любимого дедушки, голосом спросил генерал.

Офицер, читавший доклад, так сильно сжал пальцы, что повредил экран планшета. Оба подчиненных переглянулись, совсем немного и на очень короткое время повернув головы. Тишина, сопровождаемая жужжанием и потрескиванием светильников, длилась недолго. Второй офицер осмелился уточнить:

– Но как же? Мы еще собирались доложить о численности и уровне боеготовности солдат, о техническом оснащении, нам необходимо утвердить…

– Уже, – заметно более грубым тоном перебил подчиненного Баширов, – всю операцию я уже утвердил, и неоднократно, прошу заметить, неоднократно, – на этих словах генерал уже постепенно перешел на крик, его шрам покраснел и надулся от резкого прилива крови, – утвердил каждый из этапов. Я вас для этого вызвал? В надцатый раз повторить то, что мне итак известно? Если вам нечего сказать, то не морочьте мне голову!

Но им было что сказать.

– Булат Айратович, эвакуация еще не закончилась, поэтому цифры не окончательные…

– Говори!

– По предварительным данным с оккупированных территорий удалось эвакуировать до тридцати процентов всего гражданского населения. Остальные считаются на данный момент без вести…

– Убиты, – почти прошептал маршал, уставившись мертвыми глазами на изображение потерянных территорий в голографической матрице своего стола.

Офицеры опустили головы, не от страха и даже не от скорби и печали, а от глубокой, почти невыносимой вины. Хватило одного слова Баширова, чтобы его подчиненные неподъемным грузом ощутили на себе весь масштаб этой трагической потери.

Маршал потянулся за кружкой и только коснувшись ее губами резко швырнул ту об стену. Почти мгновенно поднялась небольшая дверца в специальном отсеке стены, оттуда вылетела стайка перерабатывающих дронов, они принялись убирать куски керамики и разлитый кофе. Баширов посмотрел на то, как исчезает разбитая чашка и презрительно ухмыльнулся.

– Ведь они не заслужили…

Эту фразу из уст маршала часто слышали его заместители и помощники. Им было известно, что так когда-то говорила его дочь. В те времена ближайшие приближенные Баширова знали его другим человеком. Тогда командира нельзя было вывести из себя, он всегда оставался сдержанным и спокойным, без колебаний выполняющий поставленные задачи. Но после смерти Марты Баширов изменился: стал чаще проявлять эмоции, ближе стал общаться с обычными солдатами. А после начала войны все изменения только усилились.. Это правда замечали только вхожие в его ближний круг, для остальных он оставался непоколебимым военачальником со стальной волей.

Маршал вновь тяжело вздохнул, достал из нагрудного кармана пачку сигарет, ловким движением вынул одну и прикурил.

– Когда Марте было пять лет, меня отправили на Южный Континент, тогда западники только разворачивали свои, как они их называют, гуманитарные исследования. Я, молодой, тогда еще капитан, был направлен со своей группой для совершения диверсии. Первая лаборатория коалиции на западном берегу континента. Мы высадились на южной границе Империи, дальше разделились по двое и направились по туристическим визам прямо к экватору. Мы с напарником заселились в небольшом городке посреди саванны. Нам нужно было забрать там подготовленный боезапас, но так как до операции оставалось больше двух дней, мы не спешили. Ну, чтобы не выдать себя раньше времени, я ж прекрасно понимал, что не мы одни тут под прикрытием. В общем решили мы один день прогуляться по местным улицам, посмотреть, как люди живут. А живут-то хорошо, счастливо. Да, небогато, но сплоченно и, со смыслом что ли. С кем только я не успел пообщаться за день: и о местной еде, и о национальном колорите, и о политике. Но на всю жизнь я запомнил одну девочку. Она подошла к нам на улице, мы шли по песчаной дороге, мимо местных магазинов, что-то вроде центральной торговой линии. Маленькая негритянка, лет пяти, она напоминала мне Марту: такая же настойчивая и наглая, в каждой бочке затычка, любознательная и бесстрашная. Она подошла совершенно одна, самостоятельно, и спросила нас о чем-то. Я плохо знал местные языки, а вот напарник сразу же улыбнулся. Я у него спрашиваю, мол "чего она хочет". А он: "Спрашивает, вы приехали защитить нас от злых дядей в белом". Меня как молнией ударило. Ведь это для взрослых мы обычные богатенькие туристы, а для нее загадки не было, она все понимала. И мне так захотелось все ей рассказать: "Да, малышка, мы приехали вас защитить. Все будет хорошо, ты вырастешь и проживешь счастливую жизнь. Может быть когда-то даже встретишься с моей доченькой, ее зовут Марта, вы очень похожи, мне кажется вы станете подругами". Но я не сказал. Я просто улыбнулся, нащупал в одном из карманов какую-то старую пачку жвачки и сунул ей в руку. Я бы и не запомнил это никогда. Но вечером того же дня мы получили срочное сообщение по закрытому каналу: западники уже приступили к тестовому запуску и скоро городок, в котором мы располагались должно было накрыть. Чтобы не сорвать операцию, нам не позволили предупредить местное население, дали четкую инструкцию, забрать боезапас и покинуть населенный пункт в течение часа. Мы так и поступили. Когда уезжали, я с заднего сиденья местной тарантайки увидел ту самую девочку, она меня заметила. И ее взгляд. Как бы вам объяснить. Она точно все поняла. Взгляд обреченного человека, отчаявшегося. Нет, нет совсем не так. Скорее это был взгляд разочарованного в тебе человека, преданного. Она знала, мы их бросили. Операцию в итоге полностью отменили, Западники предложили сотрудничество в области исследований технохимического вооружения и наш секретариат согласился, чтобы не провоцировать конфликт раньше времени. Нас перебросили в один из западных лагерей. Там был такой Лесли, старик в звании полковника. Знаешь, как из старых западных фильмов, тупой но суровый вояка. Для нас он казался каким-то карикатурным что ли, ну смех вызывал только. Знаете, как будто он не в самом деле суровый, а играет роль. Ну впрочем не важно. Не любил он нас, да и в целом отношение у западников к нам плохое было, недоверчивое. Ну оно и понятно, в числе прочего нам нужно было раздобыть полезные сведения о технологиях врага и его тактике, они это понимали. И как-то одно за другим, день за днем, и я себя показал так, по-настоящему в общем, душу свою западникам приоткрыл. А этот Лесли опытный мужик был и, как я уже потом понял, коварный. Проболтался я, что бывал в том городке, ну с девочкой. Просто обсуждали с ребятами, как на южном континенте живут, вот я и вспомнил, так между делом. А старик запомнил и, наверное специально, определил нас как наблюдательную группу на операцию, которую они назвали "Карантинная зачистка опасной области". Никаких полномочий нам не дали, фактически как зрителей повезли, мол смотрите как мы можем, а вы нам и слова не скажите. Я сначала не знал куда конкретно едем, но когда на горизонте показались первые домики, сразу же понял, что это тот самый городок. И вот мы въезжаем на ту самую пыльную дорогу с магазинами, а вдоль обочины лежат сотни искореженных тел. Они все еще были живые и страшно страдали, огромные наросты на разных частях тела, расслоившаяся кожа, потеря контроля над телом. Стандартные симптомы их ТХБ 75. Западники закончили свои исследования и, как мы вскоре выяснили, занялись зачисткой, тогда для них еще имело значение мнение мировых государств и поэтому они заметали следы, где могли. Нас выгрузили и отправили по разным точкам, смотреть как их солдаты закладывали энергозаряды. Позже западники скажут, что повстанцы хранили там "грязные" самодельные термитники и они случайно сдетонировали, а показания нашей наблюдательной комиссии бесследно исчезнут, хотя я несколько рапортов написал о военном преступлении. Мы с ребятами вернулись к колонне, а там наши западные коллеги убивали мирняк. Кто расстреливал, кто резал, кто сапогами забивал. Итак уже почти мертвых, страдающих. И улыбались так эти уроды, они удовольствие получали, понимаете? Радовались! Мне было непонятно зачем это нужно, они ведь итак скоро умрут, мы итак город сжигаете. И тут я увидел ту девочку. Волосы эти кудрявые, безобразные, глазки большие-большие. И она смотрит на солдата западного, без страха, без укора, без мольбы. Просто смотрит, сквозь огромную шишку на лбу, которая ей на глаза уже выходит. Она итак прекрасно знала что будет. Я кричу тому рейнджеру, мол "Стоп ит. Итс а кид!". А он рассмеялся только да выстрелил. Она упала, а глазками на меня, мол "Почему?".

Баширов замолчал.

– Вы хотите сказать…

– Все мертвы, – заключил маршал спокойным, но тяжелым голосом, – Империя сегодня потеряла семь миллионов человек. Живых, достойных, счастливых. Матерей и отцов, детей и пенсионеров. Рабочих, писателей, ученых, инженеров, солдат. Школьников и студентов. Страна лишилась семи миллионов будущих.

Жужжал светильник. Потрескивали микродроны, вычищая остатки кофе на стене. Два офицера смотрели куда-то в стену. Молчали. Баширов затушил сигарету о стол и выкинул окурок в сторону уборщиков.

– Свободны.

Оба встали, медленно, но синхронно. Отточенными за годы работы движениями развернулись и направились к выходу.

– Воропаев, – окликнул одного из них начальник.

Тот развернулся и уставился на Баширова.

– От Стана пришло решение по моему вопросу?

– Никак нет, товарищ маршал, ждем.

– Понял. Как получишь – сразу беги ко мне. Всё, иди.

Маршал остался один в своем кабинете. Наедине с опостылевшим гулом лампы и безмятежно усталым видом из окна.

– В чем же твой великий план? – Почти про себя, дрожащим голосом произнес Баширов.

Еще до начала войны, когда ситуация у границ только только начала накаляться, Булат, как заместитель главнокомандующего предложил проект, позволяющий избежать жертв и достичь военного паритета. Для реализации его задумки, необходимо было организовать массовое отступление и эвакуацию, затягивая противника в глубь страны и принять основной удар на позициях столичной фортификационной линии. Несмотря на то, что пришлось бы отдать Западной Коалиции значительные территории, дальнейшее продвижение войск для них стало бы полностью невозможным, что неминуемо привело бы к вынужденным переговорам и заключению мирного соглашения. Такая стратегия дала бы время Империи, для подготовки к следующему столкновению, двадцать, а то и тридцать лет. Этого вполне могло хватить. Да и с Восточным Союзом за такой срок удалось бы консолидировать силы и разработать общие военные тактики.

Однако план маршала был отклонен. Александр, первый секретарь Империи и давний друг Баширова, дал тому четко понять: у нас другой другой приоритет. Снова и снова пожилой вояка прокручивал тот последний диалог.

***

Они стояли в коридоре центрального здания правительства, после длительного и сложного брифинга, оба уставшие, вокруг никого.

– Саш, я не понимаю. Это какой-то важный политический шаг? Ты хочешь ускорить таким образом принятие решения от Востока? Я не пойду против твоей воли, но хотя бы объясни мне…

Александр посмотрел на друга очень печальными глазами. Так смотрят на любимого и дорогого пса, когда собираются его усыпить.

– Булат, ты помнишь Алену?

– К чему ты?

– Помнишь?

– Конечно.

– Она была красива и умна, стала бы хорошей матерью.

– Саша, я не понимаю. Это дело минувших дней, да и мы никак не смогли бы ее спасти.

– Это была сложная задача, но по результатам Галицкого дела твой отряд спас две тысячи человек, без единой потери. Только у нас, в диверсионной группе погибла Алена. Почти идеальный успех операции. Но Алена никогда не жертвовала собой, чтобы дать нам уйти. На самом деле она допустила ошибку и раскрыла себя. Я видел это в прицел своей винтовки. Видел, как она шептала губами "Спаси". И я мог. Два точных выстрела и она вполне смогла бы скрыться. Но это было бы шумное отступление, поднялась бы тревога. Я мог ее спасти, но потерял бы тебя, остальных ребят, тысячи мирных граждан. Поэтому я принудительно активировал перегрузку ее нейрочипа, превратил Алену в безмозглый овощ. Времени, которое они потратили на попытки допроса и выяснения обстоятельств, хватило, чтобы твоя группа успешно выполнила задачу.

– Вот как…

Булат не продемонстрировал эмоций, лишь понимающе кивнул головой. Затем продолжил:

– Но это совсем разные жертвы, Саш. Ты предлагаешь поставить на кон миллионы жизней. Невинных, неподготовленных. Это будущее наше. Что за великая цель стоит того?

– Настанет день и я тебе все открою. Прости. Удержи фронт. Мне нужно порядка десяти лет, может меньше, если будут опережающие успехи. Нельзя, чтобы они зашли дальше двадцатого меридиана.

Оба замолчали. В полной тишине они смотрели друг на друга с минуту. Затем Баширов нарушил молчание:

– Тогда мне нужно серьезное финансирование. Есть только один вариант – строить новую фортификацию.

– Я дам все, что смогу.

– Почему именно двадцатый меридиан? У нас там нет ничего. Почему не взять границу, там хотя бы налажена логистика и есть несколько военных баз.

– На двадцатом меридиане они не смогут пробиться с севера и юга, их сдержит флот.

– Но линия защиты растянется на сотни километров! Будет тяжело предсказывать откуда пойдет наступление.

– Ты меня не понял, Булат. Мы не будем отступать. Даже к двадцатому меридиану отступать мы не будем. Как только они пересекут границу, я объявлю приказ об удержании позиций любой ценой. С самого начала нужно удерживать каждый клочок земли изо всех сил.

– Но зачем тогда…

– Это будет финальная линия сдерживания. Задача – стоять до последнего солдата. Мы бросим на западный фронт все имеющиеся силы. За каждый дом, каждую комнату должны вестись ожесточенные бои. Необходимо, насколько это возможно, ослабить противника. К моменту, когда они дойдут до двадцатого меридиана – мы должны быть близки к реализации моего плана. И вот здесь уже нельзя будет пропустить коалицию дальше. Это должна быть финальная точка.

– Столько лет… Столько лет будут умирать миллионы наших ребят, гражданских и военных. Это кажется совершенно бессмысленным. Такая ужасающая жертва… Десять лет…

Баширов прикрыл глаза и немного опустив голову покачал ей:

– Десять лет страшных мучений.

– Да, Булат. Так и есть.

Снова наступила тишина. Генерал Баширов в последний раз посмотрел на старого друга, затем выпрямился и приложил руку к голове.

– Боевую задачу принял, товарищ первый секретарь!

Александр слегка вытянул губы в грустной улыбке и кивнул.

***

Баширов откинулся на своем кресле так далеко, как мог.

– Приближается ли твоя цель к достижению, Саша?

Будь руководителем страны любой другой человек, Баширов бы усомнился в его действиях, но не в случае с Александром. Маршал лучше, чем кто бы-то ни было знал, что это непоколебимый лидер, который сделает все, ради собственного народа и Родины. А значит у него был четкий план и для его реализации Баширов должен костьми лечь, но удержать фронт здесь, на этой монструозной артерии войны, разорвавшей собой плоть государства. Теперь, когда войска Коалиции прорвались, возможности для отступления солдат больше нет. Все они отныне будут похоронены здесь, на дне бескрайних бетонных траншей.

Еще немного посидев в раздумьях генерал выдохнул и встал. Это было ему свойственно, он часто демонстрировал эмоции, мог накричать, впасть в меланхолию или вообще отключиться от внешних раздражителей, как андроид. Но неизменно, спустя несколько минут генерал возвращался в свое стандартное состояние – крайняя сдержанность и уверенность. Именно так и видели командующего западным фронтом большинство солдат. Именно такой образ внушал им веру в победу.

Отбросив сомнения, Баширов потянулся к тому месту, где совсем недавно стояла кружка с кофе. Нащупав пальцами пустоту он взглянул на стол и недовольно цыкнул. Маршал встал, поправил верхнюю одежду и направился к выходу, чтобы уже в седьмой раз за день попросить чашку свежего кофе в столовой, тщетно надеясь выпить его хотя бы теплым.

Ставка командования находилась через улицу от офицерской столовой и, хотя маршалу в любой момент могли принести все чего ему только заблагорассудиться прямо в кабинет, он предпочитал небольшую прогулку. Причин у этого было несколько. Во-первых Баширов был так воспитан, ему становилось некомфортно, когда его сограждане ему "прислуживали", ведь он не какой-то избалованный западный буржуй. Во-вторых он считал такие прогулки отличной возможностью пообщаться с подчиненными и визуально проконтролировать происходящее вокруг. Ну а в-третьих он банально уставал вечно просиживать штаны за командным столом, ему хотелось хоть немного развеяться. Так что каждая такая прогулка была для маршала возможностью очистить разум и отдохнуть, что несомненно положительно сказывалось на его здоровье, психическом и физическом.

За дверью кабинета располагался небольшой офисный стол, где, за десятком мониторов сидела маленькая черноволосая женщина в форме, которая явно была той не по размеру, отчего висела словно мешок. Из-за катастрофически высоких потребностей фронта многие позиции пришлось стандартизировать и даже современный военный текстиль, изменяющий форму под носителя, для людей с необычной комплекцией подходил плохо. Однако никакой возможности индивидуализировать поставки быть не могло. Поэтому скромная Женя никогда и не жаловалась, прекрасно понимая обстоятельства.

– Булат Айратович, простите, а по Артему не пришло информации?

Маршал сурово, но с отеческой тоской взглянул на секретаря.

– Женя, я утром тебе уже сказал, что информации нет. Пока без изменений. Даю слово офицера, сообщу тебе сразу же, как что-то появится. Не стоит так переживать, его рота была в составе эвакуационной группы, а значит должна скоро выйти на связь. В крайнем случае он прибудет вместе с гражданскими.

– Да, да, я знаю. Простите пожалуйста. Просто…

– Ничего. Продолжай работу.

Девушка выпрямилась на своем кресле и уверенно отчеканила:

– Есть, товарищ маршал!

Со стороны такой хрупкой девушки с таким тоненьким голосом это могло звучать несколько комично, но не в глазах Баширова. Для него это был голос солдата, героя Империи, ничем не отличающийся от любого другого. Он уважительно отдал честь и двинулся дальше.

По коридорам командного центра безостановочно сновали десятки штабных офицеров, все держали в руках планшеты, набитые важной информацией, все без исключения бежали или хотя бы передвигались быстрым шагом. Это напоминало муравейник, где творится казалось бы полный хаос, но в масштабах всей колонии велась продуктивная и структурированная работа.

Генерал вышел на улицу и тут же в его сознание ворвались тысячи звуков: громыхающая техника, бой сапогов, лязгающие орудия. В груди возникла вибрация, передающаяся от тысяч боевых машин через землю. Где-то вдали неразборчивый голос из громкоговорителя вещал:

"Всем гражданским лицам, не получившим направления временного расположения, явиться в распределительный в пункт. Повторяю…"

Баширов сделал шаг и тут же остановился, заметив колонну десантной роты, двигающуюся вдоль улицы. Впереди ехал десяток монструозных бронемашин, каждая высотой двенадцать метров, напичканная бессчетным количеством тяжелого и среднетяжелого вооружения. Из открытых люков виднелись солдаты, перекинувшие свои пулеметы через плечо. Следом шла основная сила десанта – трехметровые железные воины Империи, солдаты в динамических экзоскелетах, чьи шаги сотрясали землю: отряд "терминаторов". Заметив маршала, все участники колонны, словно единый живой организм, отдали честь. Казалось, что даже бронемашины немного "выпрямили осанку", чтобы соответствовать гордому званию отечественной боевой единицы. Баширов ответил им соответствующим жестом.

– Здравия желаю, товарищ маршал!

С командующим фронтом поравнялся генерал армии "Север".

– Вольно. Как настрой?

– Боевой, товарищ маршал. Мы готовы принять врага. Завтра отбываю.

– Не подведи, Дюжин. Империя верит в тебя.

– Так точно! Разрешите вопрос.

– Валяй.

– Говорят Восточный Союз готов отправить подкрепление. Это правда?

– Сильно не надейся. Мы действительно подписали окончательный вариант договора о взаимной обороне, но у них сейчас проблемы не меньше наших. Островной Альянс получил мощную поддержку от западников и они сейчас активно продвигаются на юге. Не думаю, что у союза хватит сил работать на два фронта.

– Эх! Если б они не медлили с решением, а дали полную поддержку еще семь лет назад, то не только Островной Альянс не успел бы подготовить атаку, но и мы точно совместными усилиями выбили западников и возможно даже смогли перейти в наступление.

– Тяжело сказать. Западная коалиция уступает по численности Восточному Союзу и Империи, но превосходит нас в технологиях. Однозначно было бы проще справляться, но не уверен, что исход сильно бы отличался. Я не просто так разработал проект укрепрайона, это единственный шанс уничтожить врага. Здесь они увязнут, здесь мы их и похороним.

– Да, товарищ генерал! Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет! – воодушевленно прокричал командующий армией "Север".

Баширов с тоской взглянул на Дюжина. Он знал, что в последний раз видит этого командира. Он знал, что нагло врет своему подчиненному, подчиненному, который истинно верил в победу. Но на деле, никаких шансов одолеть врага не было, ни ядерное оружие, ни современные термитные ограждения не были способны противостоять энергетическим технологиям западников. Рано или поздно они прорвутся и достигнут своей тысячелетней цели. Но солдатам и народу Империи знать об этом было нельзя. Нужна была сильная вера и полная убежденность в скорой победе. Только так можно было достичь результата. Только так, можно было выполнить задачу, которую поставил Александр. Только так можно было выжить. Пусть Баширов и не знал в чем заключалась идея первого секретаря, но был твердо убежден, что от его действий зависит успех плана, а значит и будущее нации.

Последние единицы техники покинули широкую улицу и Баширов двинулся в сторону столовой. Дюжин перешел дорогу вместе с маршалом и повернул в другую сторону, коротко отдав честь.

Медленным шагом Баширов миновал гардероб и подошел к барной стойке.

– Кофе, Булат Айратыч? – улыбаясь спросила полноватая женщина в фартуке.

– Ага. Погорячее только, Люд. Опять остыл.

– Ну конечно! Я же виновата! Вот такая вот Люда ненадежная, товарищи! Холодный кофе начальнику варит!

– Ну перестань, что ты? Ты у нас самая незаменимая вообще! Это я балбес. Вот ты и учитывай это. Сделай скидку на возраст.

– Ой, да не начинайте. В вашем возрасте только и ухлестывать за юбками. Знаю я вас.

Люда рассмеялась и отвернулась к кофемашине. Баширов тоже улыбнулся. Приятный аромат кофейных зерен и теплый воздух с кухни наполнили его душу светом и спокойствием.

Неожиданно в столовую вбежал запыхавшийся Воропаев, он держал в руке планшет на электронных чернилах.

– Товарищ генерал, пришел ответа от товарища Первого Секретаря!

Баширов удивленно уставился на помощника, в его глазах появился едва заметный блеск.

– Что там?

– Не знаю, распоряжение – передать лично в руки.

Баширов нахмурился. Он взял в руки письмо и быстрым шагом направился к себе в кабинет.

– А кофе, булат Айратыч? – безуспешно кричала ему вслед Люда.

Глава 3. Анна.

Огонь удивителен. В безграничном пространстве пустого, окутанного тьмой, космоса, лишь он один источает свет. Прорывает черное, молчаливое полотно несчетным градом сияющих звезд. Лишь он один дарит надежду. Лишь он один служит маяком мириадам душ, тщетно взирающих в небесную даль, то ли в ожидании, то ли в страхе. Лишь он греет все тела вселенной. Лишь он дарит жизнь.

Огонь ужасен. Он всепоглощающ. Он отнимает воздух, которым мы дышим. Само его существование знаменует собой чью-то смерть. Любая жизнь созданная им, в конце концов придастся его же пламени. Он родился в ледяном небытии с единственной целью – погаснуть, вернув порядок и тишину безразличному мирозданию.

Огонь беспристрастен. Он не отчаивается и не радуется. Не страшится смерти и не довольствуется жизнью. Он может быть спасением в промозглую ночь. А может оставить неизлечимые ожоги, напоминая о себе даже давно погаснув. Но сегодня, для всех, кто по несчастью своему оказался возле Института прикладной квантовой физики, он стал приговором.