
Полная версия:
Имитация науки. Полемические заметки
Мне могут также возразить, что автор вынужден ради экономии времени отступать от принятых в науке норм аргументации и оформления справочного аппарата. Да, такой аргумент еще можно было принять в самом начале девяностых, когда идейная битва только-только разворачивалась, когда ельцинский режим еще можно было свалить простым голосованием. Но после 1996 года стало ясно, что новая власть – всерьез и надолго, что предстоят не жаркие скоротечные схватки, а длительная и упорная позиционная война. В такой ситуации торопливость в оценках и суждениях объективно стала играть против оппозиции. Зачем возводить хлипкие идейные сооружения объемом в 200 (или больше?) печатных листов, легко разрушаемые въедливыми критиками вроде Д. Г. Ниткина? Не лучше ли написать один, но глубоко фундированный труд, который будет не под силу опровергнуть самому образованному либералу?
В сочинениях С. Г. Кара-Мурзы явный избыток «воды», информационного шума, какой-то нездоровой ажитации. Порой возникает вопрос: да перечитывает ли Сергей Георгиевич написанное? Почему он не стремится к чеканности формулировок, к компактности изложения? Почему постоянно в разных работах повторяет сам себя – так, что порой закрадывается мысль, что он держит читателей за людей, страдающих тяжелой формой амнезии. Все это можно счесть изъянами формы, обусловленными недостатком времени для обдумывания и шлифовки формулировок. Спешка, что поделаешь… Но 20 лет спешки – не многовато ли?
Другой возможный аргумент в защиту стиля С. Г. Кара-Мурзы таков: дело не в строгом соблюдении норм научного дискурса. Автор, мол, высказывает идеи, которые в принципе можно доказать по всем правилам науки, но просто в пылу схватки не до этого. Сам С. Г. Кара-Мурза пытается изобразить дело именно так:
«Книга эта (“Советская цивилизация”. – Р. Л.) – не научный труд, в ней много аргументов, не поддающихся критической проверке строгими методами. Но и нестрогие доводы полезно знать. Все же скелет книги я строил согласно принципам построения научного текста, и этот костяк при необходимости можно легко вычленить. Что же касается фактических данных, то я их по возможности брал из самых надежных источников. Думаю, больших ошибок, которые могли бы принципиально повлиять на выводы, в них нет. Снабдить текст аппаратом ссылок, который отвечал бы научным нормам, стоило бы слишком большого труда, да и слишком бы чтение. Много цитат в тексте оставлено без ссылок. Я стал делать выписки и вырезки давно, еще не думая о книге. Все источники в принципе доступны, их можно было бы найти и привести, но это сильно затянуло бы издание книги. Приношу извинения за то, что решил пожертвовать качеством, которое для кого-то сделало бы текст более убедительным»[211].
Казалось бы, убедительное объяснение особенностей книги. Но только на первый взгляд. Всякий человек, знакомый с научным трудом, знает, что проверка и оформление справочного материала – далеко не рутинный момент подготовки статьи или монографии. На память полагаться нельзя, она – дама ветреная и склонная к измене. Поэтому чтобы представать перед публикой в пристойном виде, нужно выверять все ссылки и отсылки. И прочитывать текст перед печатью. Иначе не будет пропущенных слов, как в данном отрывке. (Автор пропустил слово «затруднило» перед словом «чтение».)
Сознаюсь откровенно: я вообще не понимаю, как можно сознательно жертвовать качеством даже ради благой цели. Неизбежная плата за такую жертву – потеря читательского доверия. Речь идет о том читателе, который в силу своих идейно-политических симпатий склонен доверять С. Г. Кара-Мурзе. Если же читатель стоит на противоположных мировоззренческих позициях, у критика имеется полная возможность порезвиться, уличая автора в бесчисленных неточностях, натяжках, неверных посылках и некорректных умозаключениях. Такой внимательный критик нашелся. Это Д. Г. Ниткин, экономист по профессии. Д. Г. Ниткин даже создал в Интернете форум, специально посвященный обсуждению трудов С. Г. Кара-Мурзы. О содержании и тоне критики работ С. Г. Кара-Мурзы Д. Г. Ниткиным можно составить представление по следующему пассажу:
«<…> Целью моей критики было показать, что вся книга СГКМ (речь идет о книге С. Г. Кара-Мурзы “Маркс против русской революции” – Р. Л.) как раз и состоит из тех “частностей”, которые “критиковать удобно”, т. е. из бреда. Это не “отдельные нелепости”, вся книга состоит из сплошного, дикого вранья. Можете ознакомиться с разборами на К-М форуме истории про Маркса и ассирийцев http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/archive/163/163270.htm, про Маркса и поляка Духинского http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/archive/163/163257.htm, которые СГКМ перенёс в свою книгу. Аналогов такому бесстыдству я встречал немного. Моя оценка “основных идей” книги СГКМ – бред сивого мерина, потому что из бреда ничего, кроме бреда, вывести невозможно. Невозможно исходя из неверных посылок прийти к верному заключению, поэтому критики посылок бывает достаточно, чтобы сделать вывод о заключении»[212].
Конечно, это сказано в пылу полемики, причем в примечании, а не в основном тексте, и не обо всех трудах оппонента, а об одном конкретном произведении, но все же, все же, все же… «Бред сивого мерина», «сплошное дикое вранье», «бесстыдство» – согласитесь, это довольно забористые выражения, для научной полемики нетипичные. Д. Г. Ниткина можно обвинить в чрезмерно эмоциональном отношении к объекту критики, в нарушении норм научной полемики, но что можно возразить по существу?
Вот другой эпизод идейного противостояния на этом форуме. Д. Г. Ниткин цитирует высказывание С. Г. Кара-Мурзы:
«Индия до англичан не ведала голода»[213].
Когда я первый раз читал эту книгу, это утверждение меня несколько удивило. Как-то очень уж оно не стыкуется со всеми известными мне фактами. Индийская цивилизация зародилась около пяти тысячелетий тому назад. И за столь длительный период на такой огромной территории ни разу не случилось голода? Все другие страны и народы испытывали такое бедствие, причем весьма часто. А вот Индию оно почему-то обошло стороной. В силу каких таких чудесных обстоятельств? Тогда, в 2002 году, я не стал этот вопрос специально выяснять – на С. Г. Кара-Мурзу я автоматически распространял презумпцию добросовестности. Но нашлись люди, которые С. Г. Кара-Мурзе не поверили, поскольку историю Индии знают основательно. Выдержки из одной такой статьи Д. Г. Ниткин разместил на сайте. Это статья С. А. Нефедова[214]. Из нее со всей очевидностью следует, что Индия до англичан голод ведала, да еще очень часто и очень сильный. Так что утверждение С. Г. Кара-Мурзы не соответствует действительности. Допустим, это результат незнания, но никак не сознательного обмана. В таком случае получается, что автор берется судить о вещах, в которых не разбирается.
Рядом с процитированной фразой содержится такое утверждение:
«В Германии в конце Средневековья потребление мяса составляло 100 кг на душу населения, а в начале XIX – менее 20 кг»[215].
Сразу возникает вопрос: конец средневековья – это когда конкретно? Какое десятилетие какого века? Единой Германии в средние века не было, существовало великое множество политически самостоятельных образований разного размера и ранга. Неужели везде дела с питанием обстояли так радужно? Настолько радужно, что в это просто не верится. Получается, что все жители Германии, в том числе и простые крестьяне, потребляли мясо в количестве, значительно превышающем физиологическую норму. Извините, но это как-то не согласуется со всем, что нам известно о жизни европейцев в средние века. И, простите, совсем уже неделикатный вопрос: а откуда сведения? Источник сведений назовите, пожалуйста, чтобы читатель мог самостоятельно оценить их достоверность. До этого на с. 19 той же книги читаем такое утверждение:
«Маркс верно сказал, что крестьянин – непонятный иероглиф для цивилизованного ума».
Том не указан, страница тоже. Что ж, придется потратить час, чтобы выяснить, действительно Маркс это говорил, или это только С. Г. Кара-Мурза думает, что у Маркса такие слова имеются. Включаю программу проверки. К счастью, часа не потребовалось. Уже в седьмом томе в работе «Классовая борьба во Франции. – II. 13 июня 1849 г.» находим следующие слова:
«10 декабря 1848 г. было днем крестьянского восстания. Лишь с этого дня начался февраль для французских крестьян. Символ, выразивший их вступление в революционное движение, неуклюже-лукавый, плутовато-наивный, несуразно-возвышенный, расчетливое суеверие, патетический фарс, гениально-нелепый анахронизм, озорная шутка всемирной истории, непонятный иероглиф для цивилизованного ума, – этот символ явно носил печать того класса, который является представителем варварства внутри цивилизации. Республика заявила ему о своем существовании фигурой сборщика налогов, он заявил ей о своем существовании фигурой императора. Наполеон был единственным человеком, в котором нашли себе исчерпывающее выражение интересы и фантазия новообразованного в 1789 г. крестьянского класса. Написав его имя на фронтоне республики, крестьянство этим самым объявляло войну иностранным государствам и борьбу за свои классовые интересы внутри страны. Наполеон был для крестьян не личностью, а программой. Со знаменами, с музыкой шли они к избирательным урнам, восклицая: “Plus d’impots, a bas les riches, a bas la republique, vive 1’Empereur!” – “Долой богачей, долой республику, да здравствует император!”. За спиной императора скрывалась крестьянская война. Республика, ими забаллотированная, была республикой богачей»[216].
Да, С. Г. Кара-Мурза К. Маркса действительно читал. Но из-за своего великолепного пренебрежения к подробностям и деталям, из-за торопливости – родной сестры верхоглядства – мысль великого мыслителя передал в искаженном виде. Иероглиф для цивилизованного ума – вовсе не крестьянин, а Наполеон.
Или вот С. Г. Кара-Мурза пишет как о чем-то само собой разумеющемся:
«По оценкам американских психологов (Дж. Руш), язык жестов насчитывает 700 тысяч четко различимых сигналов, в то время как самые полные словари английского языка содержат не более 600 тысяч слов»[217].
Скиф Рэд, обративший внимание на это заявление, характеризует его как «бредовый момент»[218]. И против такой характеристики трудно что-то возразить. В самом деле, какие к черту «700 тысяч четко различимых сигналов»?! И кто такой Дж. Руш, который пишет подобную чушь?! И уж совсем бестактный вопрос: сколько, интересно, принял на грудь этот самый «американский психолог Дж. Руш» (если таковой вообще существует), которого процитировал С. Г. Кара-Мурза?
И если бы дело было только в небрежности С. Г. Кара-Мурзы в цитировании, некорректном обращении с фактическим материалом и прочих прегрешениях, исправляемых в процессе шлифовки текста! Подобного рода погрешности могут служить основанием для сомнений в научной квалификации автора, но не в его добросовестности. Увы, С. Г. Кара-Мурза порой прибегает и к сознательному искажению цитаты. В таком искажении его уличил, например, автор, выступающий под ником Alex-1. Вот в каком виде цитируется С. Г. Кара-Мурзой К. Маркс:
«Коммунизм в его первой форме… имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей…»[219].
А вот что написал в действительности К. Маркс:
«Коммунизм есть положительное выражение упразднения частной собственности; на первых порах он выступает как всеобщая частная собственность. Беря отношение частной собственности в его всеобщности, коммунизм
1) в его первой форме является лишь обобщением и завершением этого отношения [56]. Как таковой он имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д.»[220].
Курсивом выделены те слова К. Маркса, что опущены при цитировании С. Г. Кара-Мурзой. К. Маркс говорит о коммунизме «на первых порах», т. е. о грубом, уравнительном коммунизме. В примечаниях редакции к цитированному высказыванию об этом сказано так:
«Здесь под “коммунизмом” Маркс подразумевает утопические системы воззрений, которые были разработаны во Франции Бабёфом, Кабе, Дезами, в Англии – Оуэном, в Германии – Вейтлингом. Свои собственные взгляды Маркс обозначает термином “коммунизм” впервые лишь в “Святом семействе”.
Под первой формой коммунизма Маркс, вероятно, подразумевает здесь прежде всего сложившиеся под влиянием французской буржуазной революции 1789–1794 гг. утопические взгляды Бабёфа и его сторонников об обществе “совершенного равенства” и путях его осуществления на основе вытесняющей частное хозяйство “национальной коммуны”. Хотя эти представления и выражали требования пролетариата своего времени, в целом они носили еще грубоуравнительный примитивный характер»[221].
Итак, К. Маркс подвергает критике взгляды Бабёфа, а С. Г. Кара-Мурза представляет дело так, будто объектом критики является какой-то русский коммунизм. Так удобно автору, ибо это позволяет ему развить свои идеи. Но такого рода полемические приемы нельзя назвать иначе как нечестными.
И если бы это случилось только один раз! Вот С. Г. Кара-Мурза в статье «Основания марксизма: этничность в тени классовой теории» цитирует слова Ф. Энгельса из работы «Борьба в Венгрии» в следующем виде:
«Таковы в Австрии панславистские южные славяне; это только обломки народов, продукт в высшей степени запутанного тысячелетнего развития. Вполне естественно, что эти… обломки народов видят свое спасение только в регрессе всего европейского движения, которое они хотели бы направить не с запада на восток, а с востока на запад, и что орудием освобождения и объединяющей связью является для них русский кнут»[222].
Открываем соответствующий том и страницу. Ф. Энгельс написал:
«Нет ни одной страны в Европе, где в каком-нибудь уголке нельзя было бы найти один или несколько обломков народов, остатков прежнего населения, оттесненных и покоренных нацией, которая позднее стала носительницей исторического развития. Эти остатки нации, безжалостно растоптанной, по выражению Гегеля, ходом истории, эти обломки народов становятся каждый раз фанатическими носителями контрреволюции и остаются таковыми до момента полного их уничтожения или полной утраты своих национальных особенностей, как и вообще уже самое их существование является протестом против великой исторической революции.
Таковы в Шотландии гэлы, опора Стюартов с 1640 до 1745 года.
Таковы во Франции бретонцы, опора Бурбонов с 1792 до 1800 года.
Таковы в Испании баски, опора дон Карлоса.
Таковы в Австрии панславистские южные славяне; это только обломки народов, продукт в высшей степени запутанного тысячелетнего развития. Вполне естественно, что эти также находящиеся в весьма хаотическом состоянии обломки народов видят свое спасение только в регрессе всего европейского движения, которое они хотели бы направить не с запада на восток, а с востока на запад, и что орудием освобождения и объединяющей связью является для них русский кнут»[223].
Итак, С. Г. Кара-Мурза привел только те слова Ф. Энгельса, которые позволяют изобразить последнего как ненавистника славянства.
Комментируя сей прискорбный факт, Д. Якушев восклицает:
«Совсем недостойный и мелкий приемчик!»[224].
И. Иоффе оценивает добросовестность С. Г. Кара-Мурзы в еще более резких выражениях. Так, И. Иоффе пишет, разбирая книгу основоположника карамурзизма «Демонтаж народа»:
«<…> Автор “Демонтажа” во всю ссылается на Андерсона и Хобсбаума, как впрочем, и на Самира Амина, но при этом “забывает” указать, что все трое – марксисты, называя их просто “видными исследователями” или “западными учеными, работающими в рамках концепции конструктивизма”. В то же время в качестве “типичного представителя” марксизма и исторического материализма приводится, например, какой-то Багиров. Такие приемы, на мой взгляд, уже пересекают границу между манипуляцией сознанием и банальным жульничеством»[225].
Что же получается в итоге? Если С. Г. Кара-Мурза приводит чье-то высказывание, то оно либо взято неизвестно откуда, либо искажено. Фактическая основа его утверждений, как правило, сомнительна. В других случаях цитаты подгоняются под концепцию автора. Иной раз встречаются такие утверждения, которые не имеют даже видимости правдоподобия. И как мы, скажите на милость, должны относиться к автору, который демонстрирует подобный уровень добросовестности и честности?
Но есть и другие обстоятельства, которые лишают его труды какой-либо научной ценности. Важнейшее из них заключается в том, что С. Г. Кара-Мурза игнорирует фундаментальный принцип научного познания, именуемый бритвой Оккама. Этот принцип резко ограничивает полет фантазии ученого, предписывая при любом познавательном затруднении искать простые и естественные объяснения и всячески избегать сложных и искусственных.
Открываем книгу «Идеология и мать ее наука» на с. 55. Читаем следующее:
«И вот одним из следствий научной революции XVI–XVII веков было немыслимое раньше явление: сознательное создание новых языков, с их морфологией, грамматикой и синтаксисом. В ходе Французской революции идеологи нового общества поняли, что главным средством власти будет в нем язык. Здесь сознательно пошли на поистине богоборческое дело – планомерное, как в лаборатории, создание нового языка. Первопроходцем здесь был Лавуазье, который создал язык химии, но философское значение этого далеко выходит за рамки науки (кстати, английских богобоязненных химиков смелость Лавуазье ужаснула)»[226].
Не стану спрашивать, где и какие идеологи поняли, что главное средство власти – это язык. Такие вещи, как армия, полиция, прокуратура, суд, разведка и контрразведка, – все это, надо полагать, средства власти далеко не главные. Язык – вот что важней всего. Но это так, к слову. Более существен в данном случае другой вопрос: а что если бы не было Великой французской революции, химики так бы и объяснялись на естественном языке, не додумывались бы использовать формулы и специальные термины? Зачем наводить тень на плетень и изобретать какие-то фантастические гипотезы для объяснения всем известного и понятного факта? Может быть, все-таки не стоит приплетать политику к вопросам, которые к ней никакого отношения не имеют? Не проще ли считать, что логика развития языка обусловлена логикой практического действия? Химия вторглась в новые области исследования, прежних языковых средств стало не хватать, вот и придумали другие. Точно такие же процессы шли в других науках. И не только в науках. Язык дорожных знаков – вполне искусственный язык. Создан он для определенной конкретной цели: регулирование дорожного движения. И никакая революция к появлению этого языка не имеет ни малейшего отношения. Возникает практическая потребность – и находятся средства ее решения. Такова логика создания новых искусственных языков.
Достаем с полки другую книгу. На этот раз «Истмат и проблема Восток–Запад»[227]. Открываем на с. 114. Вот что там написано:
«Важным идеологическим следствием из религиозного деления людей на избранных и отверженных, дополненных идеями социал-дарвинизма, стал расизм, которого не существовало в традиционном обществе. Вначале он развился в отношении народов колонизуемых стран (особенно в связи с работорговлей), затем был распространен на отношения классов в новом обществе Запада».
Допустим, что расизма в традиционном обществе действительно не существовало. Тогда получается, что расизм (трактуемый к тому же С. Г. Кара-Мурзой крайне расширительно) – результат действия религии, а не объективное следствие чудовищного неравенства людей в классовом обществе. Опять простое и естественное объяснение подменяется сложным и искусственным.
На эту сторону карамурзизма обращает свое внимание и И. Иоффе. Так, он пишет о том, что в книге «Демонтаж народа» имеют место
«туманные, запутанные спекуляции там, где вполне можно подыскать простое и ясное объяснение»[228].
Ирония ситуации состоит здесь в том, что мы видим такое пренебрежение коренным принципом научного мышления у человека, претендующего на создание социально-исторической концепции, основанной на наиновейших достижениях самой передовой науки.
Есть еще две особенности трудов С. Г. Кара-Мурзы, о которых стоит сказать особо. Первая особенность состоит в том, что автор очень любит предаваться личным воспоминаниям. Воспоминаниями о былом он делится со страниц своих книг столь щедро, что они порой не столько иллюстрируют основные идеи, сколько заслоняют их. Сама по себе апелляция к личному опыту в публицистике – вещь вполне допустимая и при определенных обстоятельствах полезная. Отсылка к личному опыту позволяет проиллюстрировать те или иные суждения, дополнить общие положения живыми зарисовками с действительности, придать изложению субъективную взволнованность, столь важную для автора, желающего пробиться к сердцу читателя. Но публицистика – это не мемуаристика. Не стоит путать основное блюдо и приправу. Если личных воспоминаний слишком много, они превращают текст в мемуары, т. е. в нечто такое, что существует в совсем другом регистре духовной жизни. С. Г. Кара-Мурза явно не чувствует границу меры, разделяющей разные жанры. Тем самым он невольно оказывается в одной компании с постмодернистами, по отношению к которым настроен непримиримо критически.
Вторая особенность уже отмечалась критикой. Д. Г. Ниткин эвфемистически назвал ее «злоупотреблением средствами текстовых редакторов»[229]. Трудно найти более дипломатичное выражение для обозначения бесконечных повторов одних и тех же текстов в разных работах и в разных местах одной и той же работы. На то же обстоятельство указывает И. Иоффе. Он констатирует то, что С. Г. Кара-Мурза перенес в книгу «Демонтаж народа» целые главы из таких работ, как «Манипуляция сознанием» и «Советская цивилизация»[230].
Критика карамурзизма с разных позиций
Любой публицист обречен на то, чтобы его критиковали. Если критика безмолвствует, то это означает, что народу автор не интересен, что он не сказал ничего такого, что задевало бы за живое. Поэтому нет ничего удивительного в том, что работы С. Г. Кара-Мурзы стали предметом критического разбора. Первым знамя антикарамурзизма поднял уже упоминавшийся Д. Г. Ниткин. Этот автор проделал основательную работу, подвергнув анализу ряд трудов С. Г. Кара-Мурзы, в первую очередь «Советскую цивилизацию». Образец суждений Д. Г. Ниткина о работах С. Г. Кара-Мурзы приведен выше. К этому можно добавить следующее: Д. Г. Ниткин акцентирует внимание на фактических ошибках С. Г. Кара-Мурзы, неверной интерпретации эмпирических данных, тенденциозном цитировании – словом, на нарушении норм научного дискурса. Идейная тенденция самого Д. Г. Ниткина, как можно понять из его текстов, – антикоммунизм и антибольшевизм.
Другое дело – полемическое выступление Скифа Рэда. Этот автор – принципиальный, убежденный противник контрреволюции. Если в работах Д. Г. Ниткина разбираются труды С. Г. Кара-Мурзы, посвященные, в общем и целом, проблемам, относящимся к базису (экономика), а также тем, которые связаны с базисом непосредственно (политика), то в книге Скифа Рэда «Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей»[231] речь идет в основном о надстроечных явлениях (идеология, общественное сознание). Общая линия критики в этой работе та же: автор показывает, что С. Г. Кара-Мурза постоянно нарушает принятые в науке нормы аргументации.
Взгляды С. Г. Кара-Мурзы анализируется также в работе А. Мартова и В. Рощина «Антисоветская цивилизация Сергея Кара-Мурзы»[232]. Это критика воззрений классика карамурзизма слева. Авторы доказывают тезис, согласно которому мэтру милы в советской цивилизации такие черты, как патернализм, сословность (находящаяся в процессе становления), бездумный коллективизм (солидаризм) – как раз то, что необходимо было преодолеть в ходе поступательного развития.
В Сети можно найти также более или менее развернутые выступления против взглядов С. Г. Кара-Мурзы по национальному вопросу. Имеются в виду в первую очередь работы И. Иоффе[233] и Д. Якушева[234]. Оба этих автора позиционируют себя как марксисты, оба обвиняют С. Г. Кара-Мурзу в недиалектическом, примитивном понимании проблем национальных отношений.
В общем, полемика вокруг работ С. Г. Кара-Мурзы шла довольно активная, и думающему человеку трудно остаться к ней равнодушным.