Линия жизни

Девушку не злили нападки и оговоры марийца: плохое отношение других ее не беспокоило, а Вира крепко выучил не злиться, какой бы повод для этого ни был. Яна всего лишь была растеряна, не представляя, как ей следует поступать. За растерянностью следовало смущение, за ним – молчание.

– Да что ж я! – не встретив сопротивления со стороны девушки, продолжал наступать Сумиля. – Надо ж рассказать тебе, что тут да как! Все новобранцы должны поначалу прислуживать кому-то из старших и опытных.

Обернувшись к девушке, мариец заметил удивление на ее лице.

– Так заведено. – Словно извиняясь за обычаи, он пожал плечами. – Уже сотни лет. Устраивает?

Рыжая корсанка сразу не понравилась Сумиле. Чужестранка, из стана битого ими врага, с неясными намерениями, убившая великолепного воина Марии; при помощи богов или, что, по разумению Сумили, было скорее, – колдовством получившая личное приглашение Зиги. Учитывая последнее, ее должны были зачислить в красный отряд7 – то, к чему сам Сумиля шел долгие восемь лет. Зависть, неприязнь, досада за недальновидность гаири – все смешалось в его душе воедино.

Яна все еще не понимала, что происходит, твердо зная лишь то, что воин с косичкой и странным голосом лжет ей. В людях она разбиралась плохо и вряд ли смогла бы отличить ложь от правды, однако учителем девушки был старый мариец.

«Мариец никому не прислуживает. Даже богам, – говорил Вира о своих соотечественниках. – Чужое командование он принимает лишь на время войны. И по своей воле».

Ничего не ответив, она отвернулась от обманщика, вновь обратив свой взор на идущих рядом с ним воинов. Марийцы с любопытством разглядывали девушку, ее крашенную в цвет сажи одежду, белого в пятнышко коня и в особенности ее трофей – закрепленный слева от седла огромный двуручный меч Дори.

Один из марийцев – крепкий на вид бородач – не мог оторвать взгляда от кривого клинка и шел быстрее прочих, дабы не сильно отстать от двух всадников и вожделенного оружия.

– Если не устраивает, возвращайся к себе домой! – небрежно бросил Сумиля, державшийся чуть позади Яны. – Иначе никак!

Заметив бородача, он перевел взгляд на огромный меч, мастерски выкованный из превосходной стали. За такой кусок железа в Марии можно было получить небольшой дом или двух красивых невольниц. Если ж найти того, кому нужен гигантский меч, цена возросла бы вдвое.

До того момента желая прогнать девчонку или по меньшей мере выместить на ней свою злость, Сумиля быстро изменил свои намерения.

– Хотя, знаешь, есть выход…

Он поравнялся с Яной, дабы не быть услышанным другими. Она обернулась к нему, невольно давая хитрому марийцу надежду на простодушный обман.

– Можно не прислуживать, если у тебя есть чем откупиться, – с серьезным видом солгал он. – Обычно у новеньких нет ничего интересного… А у тебя есть конь, наверняка есть золото… наконец, меч этот есть. Он все равно не по размеру тебе. – Сумиля дружелюбно усмехнулся. – Так что? Согласна?

Растерянная, Яна упрямо продолжала молчать. Ей не было жаль меча, однако отдавать трофей за обман, просто за то, чтоб ее оставили в покое, девушке не хотелось. Посему она решила молчать, пока дело не дойдет до драки, в которой для нее все станет просто и понятно.

В своей жизни Сумиля сталкивался с разными жертвами – и дерзкими, и откровенно глупыми, и, конечно же, молчунами.

Не задумываясь, он тут же усилил напор:

– Так что? Прислуживать или меч отдаешь? – И мариец потянулся к седлу, на котором был закреплен изогнутый меч.

Вместо ответа клинок, сразивший недавно гиганта Дори, был выхвачен из ножен и без сомнений направлен на тянущуюся к трофею руку. Удар Яны не был быстрым: она желала лишь отпугнуть, но не ранить обидчика.

Сумиля моментально отдернул руку.

– Ты что творишь, дапка8 корсанская?! – возмутился мариец, а голос его неприятно зазвенел. – Напала на меня?! На воина красного гая9?! На Сумилю?! Во время похода?!

В ходе военной кампании дуэли среди марийцев были запрещены, нарушение сего закона каралось смертью. Естественно, что об этих особенностях уклада жизни марийцев Яна не была осведомлена.

– Смерть! – завопил Сумиля, ища поддержки у окруживших их с девушкой воинов. – Я требую ей смерти!

В толпе начались пересуды, поднялся гомон. Кто-то за спиной Яны поддержал соотечественника, призывно прокричав: «Смерть ей!»

Все пошло совсем не так, как ожидала Яна. Вместо поединка теперь ей грозила расправа, самосуд, выйти из которой победителем совершенно не представлялось возможным.

«Прежде чем умереть, надо вдоволь подраться», – мелькнуло у нее в голове, и она без раздумий подняла коня на дыбы.

Подступившая к ней было толпа чуть попятилась, что дало девушке время соскочить наземь, ударить лошадь по крупу и взять в левую руку щит. Безумная ухмылка, появившаяся на лице Яны, отпугнула ее противников сильнее рванувшей от удара лошади.

– Смерти! – охмелев от азарта, кричал Сумиля.

Замерев в боевой стойке, Яна присматривалась к окружившим ее марийцам, оценивала их снаряжение, одновременно прислушиваясь к происходящему у нее за спиной. Оттуда следовало ожидать атаки прежде всего.

– Довольно! – раздался властный голос, как раз с той стороны.

Схватившиеся было за оружие марийцы разом остановились, обратив недовольные взоры на помешавшего им мужчину.

– Нет, Кира, не хватит! – раздраженно возразил ему Сумиля. – Она напала на меня! И должна умереть посему! Закон для всех един!

Кира тяжело вздохнул.

– Кончай дурачиться, – спокойно, словно устав от подобных выходок, отвечал марийский командир. – Посмотри, у тебя ни царапины – это раз. Законов наших она не знает. Это два. И объяснить их должен был как раз ты, Сумиля. Это три.

С укоризной смотря на подчиненного, Кира степенно выехал на место предполагаемой казни, тем самым пресекая всякие мысли о расправе. Недовольный сим поворотом событий, Сумиля зло сплюнул под ноги девушке и, ехидно улыбнувшись, отвернулся. Для него ничего не кончилось. Ничего не могло так кончиться для Сумили, уже давно прозванного Коварным.

Свое прозвище он получил неспроста. В честном бою один на один Сумиля был по марийским меркам середнячком. Зато в подлых уловках, засадах, скрытных вылазках и разведке ему не было равных. Без чести, без совести, его острый ум всегда был направлен на достижение цели.

– Вы оба! – окликнул их Кира, поднимая висящий на ремне круглый золотой знак с изображением богини Марии. – До конца похода объявляю вас кровниками. Умрет один – умрет другой.

– А-а?! – От неожиданности Сумиля так и остался с открытым ртом.

– Решение гаири, – закончил Кира и взглядом указал на символ власти, в его руках означавший, что Зига доверил командиру распоряжаться от своего имени.

– Боги, за что?! – сжав кулаки, Сумиля с надеждой и негодованием посмотрел в небо.

Такие суровые меры принимались редко, но не было ничего более эффективного для примирения двух врагов. Неважно, где и при каких обстоятельствах умрет один, – второй будет в ответе. Если умер – значит не уберег, а следовательно виновен.

– Эй, пройдохи! – повернувшись вокруг, закричал Сумиля. – По прихоти главного эта рыжая дапка теперь моя кровница! Запомните сами и другим передайте!

Он вскочил на коня и без жалости пришпорил всю жизнь покорно служившее ему животное. Крепкий бородач, ранее так внимательно наблюдавший за мечом Дори, привел Яне ее ожидавшего поодаль коня. Девушка благодарно опустила веки.

– Меч продашь? – кивнул бородач на седло.

– Возможно. – Яна испытывала и облегчение, и разочарование одновременно.

– Славно. – Мариец улыбнулся. – Сколько?

– Не знаю, – пожала плечами она. – Сколько ты дашь?

– Неправильно, – недовольно замотал головой бородач. – У нас цену продавец называет. Раз назвал – менять нельзя. Кто первый спросил, тому и первое право купить. Я – первый! Запомни! – строго закончил он.

– Хорошо, – как бы извиняясь, девушка улыбнулась ему. – Подходи завтра.

– Вот и славно.

Мариец с заботой потрепал пятнистого коня за гриву и вскоре смешался с потоком идущих мимо воинов. Последовав его примеру, Яна погладила морду верного Кинжала – ее коня, даренного ей отцом на двадцатилетие.

– Езжай за мной, – спокойно скомандовал Кира и так же спокойно, без намека на суету тронул вперед.

Яна послушно последовала за ним.

– Военные законы Марии просты, – не откладывая на потом, начал Кира. – Выполняй приказы своих командиров, не сражайся со своими и не калечь их. За нарушение этого устава положена смерть. Своруешь у своих – десятикратный штраф. Это все.

– Поняла. А как?..

– Что как? – строго прервал ее командир.

– Как быть с хамством?

По отцовской дружине Яна хорошо знала, что крепким мужчинам обойтись без этого решительно невозможно. Где хамство – там обида, а где обида – там драка, кровь и ранения. Не отвечать на гнусные выходки? Это казалось ей непонятным. Особенно после общения с Сумилей.

– Просто. – Казалось, Кира имел ответ на любой вопрос. – Потерпевший выбирает кулачный бой или тренировочное10 оружие… по своему вкусу, организуется поединок. Но если будут нанесены тяжелые раны…

Он испытующе посмотрел на девушку с медными волосами.

– Смерть?

– Верно.

Князь Гит решал сию проблему иначе, в каждом случае пытаясь вникнуть, определить, кто прав, а кто виноват и насколько. После чего виновный подвергался наказанию, обычно в пользу князя, – чистил конюшни, стирал одежду, выполнял прочие, мало кому приятные, но общественно необходимые работы.

– Какой у тебя опыт сражений? – прервал Кира на секунду повисшее молчание.

– Бои на арене.

– Хм, – ухмыльнулся марийский командир, наконец разгадав, почему этот мастер не участвовал в генеральном сражении. – И сколько?

– Не счесть.

– О-о! – улыбаясь ее бахвальству, протянул Кира. – Полагаю, у тебя был хороший учитель.

– Лучший, – без сомнений ответила Яна.

Обычно спокойный мариец от души рассмеялся. Слишком молодой казалась ему девчонка, чтобы делать такие суждения.

– И как его звали?

– Вира.

По телу Киры пробежали мурашки. Из всех мастеровитых марийцев он знал лишь одного Виру – непобедимого и без преувеличения легендарного воина Марии, одним своим появлением нагонявшего страх на целые полчища врагов. Мастерство девушки хорошо подтверждало эту догадку, и все же кое-что в голове марийского ветерана не укладывалось.

– Твоим учителем был сам Молчаливый Вира? – спросил он.

– Не знаю. Болтать он точно не любил.

– Вира Молчун не брал учеников, – поучительно возразил Кира. – Никогда!

В знак того, что ей незачем на это возражать, Яна пожала плечом.

Некоторое время они ехали молча. Кира невольно предался воспоминаниям о молодости. Молчаливый Вира был для него кумиром, образцом для подражания. Да что там, он был для него богом. Много раз Кира умолял учить его, а «бог» столько же раз безжалостно ему отказывал… Впрочем, как и всем прочим просителям. И все же с годами люди становятся мягче.

«А Вира все-таки был человеком», – так заключил для себя Кира.

С благоговейным трепетом и в то же время с безотчетной завистью лицезрел он живое наследие некогда обожаемого им легендарного воина. По разумению Киры, неблагодарная девчонка даже вообразить не могла той благосклонности богов, что заставила упрямого мастера таки взять ее в ученики… и сделать из нее превосходного бойца.

– Ты лучше не говори никому о своем наставнике, – холодно предупредил он.

Девушка недоуменно взглянула на него.

– Знаешь, каким было второе прозвище Молчаливого Виры? Вира Отступник.

6. Предложение

– Небесный камень мне в лоб11! Что за демоническая точность! – прошептал себе под нос Шива, увидев, как кончиком катури12 Яна попала в солнечное сплетение противника. Ошеломленный воин согнулся, дыхание у него перехватило. – Будь это настоящий клинок, ты бы уже сдох!

Шива был очень самолюбив и дотоле не позволял себе хвалить чье-либо боевое мастерство. Он был молод, очень талантлив и еще не достиг тех вершин признания, с которых можно раздавать честные комплименты, не переживая за собственное величие.

Но последние дни преобразили юношу. И не только его: ежедневный и всем привычный вечерний быт элитного гая за эти дни тоже изменился.

Как и опасался Сумиля, Яну определили в красный отряд. Гаири с самого начала собирался так поступить, а после доклада Киры лишь убедился в верности своего решения.

Можно сказать, что девушке определенно повезло. Тогда как прочие марийцы заботились о себе сами, воины красного гая были на особом счету: им стирали одежду, сооружали спальные шатры и готовили еду. Эти неприятные обязанности выполняли за них те самые бывшие дети, которыми марийцы брали дань со слабых соседей. Бывшей княжьей дочке, не умеющей о себе заботиться, все это было очень кстати.

Как кровницу Сумили и победительницу гиганта Дори, Яну более не задирали. Исключением был лишь сам Сумиля, не жалевший для нее едких словечек и гнусных шуток.

– Корова корсанская… мечта моя кровная, боль моя неуемная! – под одобрительный хохот любивших его марийцев напевал он бывало у костра.

Подобные словесные оскорбления девушку не беспокоили. Беспокойство же, как оно часто бывает, возникло там, где она его совсем не ждала.

Помимо Яны, в элитном отряде была только одна девушка – Альма – миниатюрная лучница, способная с пятидесяти шагов поразить стрелой яблоко. При других условиях для них бы поставили отдельную «женскую» палатку, однако лучница была в отношениях с Харди, тоже воином красного отряда, с которым и делила свою постель.

Посему Яне пришлось ночевать вместе с двумя другими мужчинами, что в военном походе никак не может пройти без последствий. Девушка была молода, недурна собой и в отсутствие конкуренции многим воинам представлялась воплощением красоты, даже несмотря на презираемые марийцами цветные волосы. Неудивительно, что один из ее двух соседей по шатру той же ночью не сдержался и домогался ее.

Свидетели того происшествия – караульный и ранее упомянутый Шива, будто нарочно вышедший в тот час по нужде, – сначала заслышали ругань и стоны, а затем увидели и виновников беспокойства. Крепко схватив наглого воина за обычно мягкий мужской орган, Яна выдворила марийца из палатки, толкнув его аккурат к ногам любопытного караульного.

– Победишь на катури – получишь тело, – беззлобно сказала ему Яна. – Не раньше.

Поправив перекосившуюся от борьбы с мужчиной рубашку, она развернулась, чтобы вновь отойти ко сну.

– Огонь-огонь-огонь-огонь! – безумно закричал все еще сидящий на земле мариец. – Эта женщина создана для меня! – Он всклочил на четвереньки. – Эй, рыженькая! Подождешь?

– А? – удивилась Яна.

– Я мигом! Портки натяну – и за мечом! Не уходи!

Не дожидаясь ее согласия, он стрелой проскочил мимо девушки в их совместное походное жилище. Вскоре, освещаемые скромным ночным костром, они уже стояли друг против друга: он, словно зверь, высунувший язык в ожидании добычи, и она, в ночном наряде казавшаяся обычной девушкой с дрыном.

В этом неравном противостоянии отточенные навыки и холодное сердце быстро взяли верх. Больно ударив обидчика по правой кисти, Яна наступила ногой на оброненный им катури.

– Ну надо же! – оправдывался неунывающий мариец. – Это, верно, боги подшутили надо мной! Дай мне еще шанс, а? – заискивающе смотрел он в ее черные глаза.

– Хорошо. Но не ночью, – неожиданно согласилась девушка, поймав на себе удивленный взгляд караульного. – Ты тоже можешь попробовать. Любой может.

Сказав последнее, она посмотрела на Шиву. Тот с пренебрежением отвернулся.

На следующий день весть о возможности таким манером завоевать расположение «рыжей пройдохи», как часто называл ее Сумиля, облетела весь лагерь. Стоило войску закончить дневной переход, как тут же пожаловали первые претенденты – не только вчерашний безумец, но и еще пятеро изнывающих от желания вояк.

Получив так необходимые ей поединки, пусть и тренировочные, Яна вновь обрела душевное спокойствие.

А еще через день неожиданно пробудился общий интерес: одни жаждали ее тела, другие хотели одолеть в бою, третьи желали оказаться на ее месте, дабы показать другим свое мастерство и отвагу. Интерес этот играючи вытеснил, казалось, неодолимое пьянство, скучный мужской треп и бесцельное натирание оружия.

Благодаря новенькой вечера красного, а по его примеру и первого гая теперь проходили в веселых тренировочных дуэлях. Одни набирались опыта, другие оттачивали навыки, третьи мотали на ус наблюдая.

«Как и подобает воинственному народу, – одобрительно говорил себе Шива. – Только вот… неужели она большая марийка, чем все мы?!»

Сам Шива в этих боях не участвовал: ему было интересно наблюдать. Наблюдать, как эта стройная девушка играючи расправляется с элитными воинами, изучать ее приемы, вникать в странную технику владения мечом. Не считая первого боя, Яна не стремилась сделать все быстро, предоставляя юноше и его любопытству огромный объем исследовательского материала.

Сперва Шива был самолюбиво предвзят, про себя критикуя или недооценивая мастерство девушки. Но с каждым следующим поединком он все сильнее и сильнее проникался к ней симпатией.

Поражали его не столько легкие победы Яны: все же лучшие из лучших марийских воинов, страшась потерять свой авторитет, не вызывали ее. И не столько ее, как Шиве казалось, скромность: одерживая верх, Яна не насмехалась, не потешалась, лицо ее не озарялось снисходительной улыбкой. Поражало его богатство технического арсенала девушки: когда число подмеченных им приемов перевалило за пять десятков и он потерял им счет, Шива был окончательно ею околдован.

Яна мерещилась ему днем, неизменно снилась по ночам, и сам он утерял способность видеть ее изъяны, отмечая и преувеличивая лишь то, в чем она была хороша. Даже ее медные волосы, местами потерявшие надлежащий цвет, казались ему несказанно очаровательными.

Юноша понимал, что это любовь… и был уверен, что именно эта любовь и есть та самая – настоящая, одухотворяющая, что даруется лишь раз в жизни.

Не зная, как подступиться к предмету своего вожделения, он даже подумывал принять участие в предложенной Яной игре: вызвать на бой и победить ее на катури. Однако поразмыслив над этим, Шива все же отказался от данной затеи: совсем не так хотел он добиться взаимности девушки – только не силой, не принуждением.

Потому он просто продолжал наблюдать за ее сражениями.

– Снова не будешь добивать? – чуть слышно пробормотал юноша, после того как Яна сделала шаг назад от задыхающегося соперника, все еще сжимающего в руке катури.

– Все, все! – нашлись недовольные таким добродушием. – Мотай уже! Сдули тебя!

Тот недовольно обвел взглядом товарищей и, оправившись от боли и замешательства, выпрямил спину и хитро прищурился.

– Раз так оно вышло, стоит еще кой-чего попробовать, – улыбнулся он, начав неспешно топтаться около Яны. – Вот так, например!

Мариец опустил деревянный клинок к земле и, ковырнув почву, метнул в соперницу комок грязи, а сам бросился вперед с глубоким выпадом. Комочек полетел так, как и хотел хитрый мариец, – точно Яне в лицо; по той же траектории следом направился и кончик катури.

Если бы она укрылась ладонью или закрыла глаза, то времени для парирования или уклонения у нее не осталось. В таких случаях Вира учил девушку делать шаг в сторону и «рубить набегающего». Прилежная ученица, она без раздумий использовала этот прием – шаг вправо со взмахом меча, удар по правой кисти.

Однако и на этот раз упрямый мариец не пожелал сдаться: не в силах более крепко держать катури правой, он мигом сменил хват на двуручный. Словно обозлившись на его упрямство, девушка немедля нанесла два не сильных, но очень быстрых тычка – в шею, а затем в живот. После вскинула меч вверх, чтобы уже с силой ударить по кистям противника.

Не обращая внимания на одобрительные уханья, Яна устремила вопросительный взгляд на Киру, чуть ранее подошедшего к наспех сооруженной арене. Тот с любопытством оглядел полуголую девушку. Сей вид не был ее прихотью: обычай марийцев оголять в учебных боях торс пошел от стремления сделать удары тупым деревянным оружием более чувствительными.

– Оденься и через половину часа будь у шатра гаири. Верхом и при оружии. И да, – чуть принюхавшись, добавил командир, – умойся!

Шива насторожился. Намечалось что-то серьезное, намечалось с ее, но без его участия. Закусив от досады губу, он встал с насиженного места и вышел в центр пока еще пустующей арены.

Подобрав с земли катури, юноша направил его на ближайших к нему зрителей:

– Ну что? Дерзнет кто-нибудь выйти против меня?..

Яна же в означенный срок предстала перед гаири. В его огромном шатре уже собрались командиры и горячо обсуждали предстоящее дело. В дальнем от них углу скромно сидели наложницы, ни словом, ни звуком не напоминая мужчинам о своем существовании.

Без лишних церемоний девушка направилась прямо к Зиге. Заметив ее, один из командиров, люто не доверявший новенькой, преградил ей путь.

– Спокойно, Мази! – усмехнулся гаири. – А ты, девочка, – он обратил лицо к Яне и приглашающе поманил рукой, – давай сюда, не стесняйся.

– Зачем звал?

Хоть и спокойный, но все же, по его мнению, не подобающий обращению с гаири тон взбесил Мази, лицо его скривилось. Зига улыбнулся. Его всегда забавляли подобные потуги сделать из гаири некое подобие бога.

– Ты, милая, едешь со мной на переговоры.

Семь дней назад, пройдя мимо Син-Ти, марийское войско свернуло в земли Западного Корса. Местный князь – Гуарт – также посылал войска на сражение с марийцами и по его завершении недосчитался семи десятых своих солдат. Большая часть регулярного войска погибла, прочие, в основном из наемников и ополчения, разбежались.

По пути к замку Гуарта марийцы разорили и разграбили все близлежащие поселения Западного Корса. До замка оставалось примерно полдня пути. Переговоры в такой момент могли означать лишь то, что князь хочет заключить соглашение, не допустив неприятеля до своей столицы.

Сам Гуарт был из тех корсанских князей, что войне предпочитали торговлю и ремесло. Он уже давно платил марийцам, платил не только как слабый сильному, но и за защиту от других слабых – прочих корсанских князей, ализийцев, вандов и солитиканцев.

Благодаря марийскому протекторату и деловой хватке княжество Гуарта стремительно развивалось и богатело. Ремесленники, торговцы, крестьяне и просто бездельники – стекались в его земли в поисках больших заработков и больших развлечений, коих в крупных городах всегда в избытке.

Вместе со своим княжеством богател и сам Гуарт, и вскоре уплата марийцам дани перестала быть для него обременительной. Даже с детьми он нашел простой и относительно безболезненный выход: у солитиканцев были приобретены невольницы, они рожали детей, которых по достижении семи лет он отнимал и отдавал марийцам.

И все же Гуарт просчитался. Восставшие корсанские князья собрали большую силу – почти двенадцать тысяч солдат, – способную разбить и прогнать марийцев. Взвесив шансы сторон на успех и ту плату, которую ему могут назначить победившие князья, он предпочел присоединиться к ним.

Теперь же князю предстояло найти аргументы, которые бы смогли удержать Зигу и его войско от разорения Каелана – большого города, выросшего вокруг замка Гуарта, – его детища, его гордости, воплощения всей его жизни.

– Какова моя задача? – спросила Яна.

– Твоя задача? – Зига встал рядом с девушкой и, словно старый знакомый, положил свою тяжелую руку ей на плечи. – Быть рядом, внимательно слушать, и… И возможно, я спрошу твоего совета.

– Ты шутишь?

Гаири отрицательно помотал головой.

– Я ничего не смыслю в переговорах.

Зига рассмеялся. Это признание, признание своей слабости, на которое мало бы кто решился с такой легкостью, очень ему импонировала.

– Мы, марийцы, вообще мало смыслим в переговорах. – Зига с сожалением покачал головой и повел девушку по шатру. – Думаешь, эти вояки, – он кивнул на притихших командиров, – ты думаешь, они что-то в этом смыслят? Не-а. Не смыслят! Только вид делают! – гаири обернулся, чтобы добродушно подмигнуть уязвленным командирам. – Но один я пойти не могу – не принято так, и так, знаешь ли, небезопасно. А ты… ты много лет жила среди этих мягкотелых, верно, и понимаешь их лучше нашего. Ум-м?

Решив для себя, что главная ее задача – защитить в случае опасности Зигу, Яна не стала более возражать. Оставалось уточнить один момент.

– Переговоры с князем Гуартом? – спросила она.

– Верно, – одобрительно кивнул гаири. – Что-то не так с ним?

– Он знает меня. Это не страшно?

Всего год назад Гуарт гостил в Син-Ти, пытаясь сосватать своего младшего сына за Яну. Несколько раз они вместе ужинали, а в перед отъездом князя девушка имела с ним личную беседу. Из затеи той ровным счетом ничего не вышло. Став свидетелем ее учебного боя, наследник князя – юноша милый, но слабый и болезненный – сам просил отца не торопить события.