Линия жизни

– Главный враг – беспокойство, – важно говорил неседеющий мариец своей ученице. – Страх… Кураж… Ярость… Нетерпение… Все одно. Плохо! С опытом приходит. Не все доживают…

– Вира, и что мне делать? – недоумевала Яна. – Мне не страшно, не зло, а с радостью битвы… разве могу я что-то с ней сделать?

– Есть… Один способ есть.

Успехи в обуздании девичьей пылкости пришли не сразу. Два полных года понадобились ветерану, чтобы научить Яну любить поединок «нежно», «без суеты».

Прочие, не касавшиеся эмоций наставления Виры были выучены ею намного быстрее. Все его советы и уроки девушка впитывала, словно губка. Даже кулачный щит, с которым ранее Яна никогда не упражнялась, неожиданно быстро и органично вписался в ее неформатную технику боя.

Мариец чувствовал, что потенциал девушки безграничен: ее талант, бесстрашие и маниакальное усердие с лихвой компенсировали недостаток мышечной силы. Но он также чувствовал, что дни его на исходе: сильные боли в животе никак не оставляли его. Потому он торопился, проводя с княжеской дочкой дни напролет.

Усердие Виры естественным образом вызвало ревность князя. Гит не мог прогнать марийца – уж слишком очевидными были успехи дочери под его наставничеством. И также не мог позволить ему единолично занять весь ее день. Посему князь часто наблюдал за их занятиями со стороны, слушал, о чем они говорят, иногда вставлял свое словечко, чаще выходящее не очень уместным.

Мариец косился, Яна улыбалась, князь успокаивался. Она любила его по-прежнему.

***

Примерно за половину года до сражения с марийцами Вира не смог встать с постели и призвал Яну к себе. Встревоженная, девушка незамедлительно явилась.

Сильнейшие боли мучили старого мастера, самолюбие которого не позволяло ему стонать или жаловаться.

– Кончаюсь, – как всегда кратко, описал ситуацию он.

Девушка села перед ним на колени. Хотелось плакать, но зная, что это лишь расстроит ее учителя, она держалась. Яна внимательно посмотрела в его глаза и, как учил ее Вира, по-марийски сомкнула на секунду веки – в знак признательности за все, что он для нее сделал.

Старый мастер криво улыбнулся.

– Рано. Не все еще… Теперь слушай…

Она быстро успокоилась и вся превратилась в слух.

– Привычки, обычаи… Характер. Все можно использовать против врага… – Вира облизал губы, борясь с очередным приступом боли. – Корсанцы. Неплохи на мечах, ужасны со всем прочим… Вспыльчивы и плохо организованны… Почитают отцов. Всегда держат слово… Почти… Что значит?

– Например, если в бою назвать его отца бычиной2, враг может впасть в ярость и утерять контроль… – с готовностью отозвалась Яна. – Или что пятеро корсанцев не сложнее, чем два или три.

Старик одобрительно кивнул.

– Ванды… Преклоняются перед Вандой, богиней справедливости…

Мариец продержался еще день, после чего наконец позволил смерти забрать себя. Последнее, что он сказал своей ученице в бреду горячки, было:

– Все смертны. Боги тоже… Срази их…

3. Боец

В тот год Яне исполнилось тринадцать. Несмотря на ее выдающиеся успехи в обучении, одна мысль сильно беспокоила князя. Мысль та заключалась в известной истине, что настоящий бой разительно отличается от учебного. В свои сорок семь Гит прекрасно помнил, как дрожали его колени перед первым сражением, помнил страх, что овладел им в тот день, и пустоту, что возникла тогда в его голове. И после он много раз видел юношей, умелых и сильных, умирающих в первом же настоящем бою.

Зная, что только боевой опыт позволяет спокойно смотреть смерти в лицо, князь желал своей дорогой дочери получить этот опыт наименее болезненно.

На то подвернулся случай. Князь объезжал свои дальние земли, осматривал собранный урожай, когда в хлебном амбаре обнаружили вора – босоногого мальчишку, лет тринадцати-четырнадцати. Парень оказался чужаком, за воровство ему полагалось отсечение пальцев.

Когда местный староста уже собирался исполнить жуткий приговор, князь неожиданно вмешался и забрал парня себе. Гит не соврал, объяснив, что намерен использовать того для тренировки молодых воинов. Что, по сути, было равноценно смерти. Женщины, услышав решение князя, даже пожалели мальчишку, хотя в действительности отрубленные пальцы означали ровно то же: без рук нет работы, без работы нет хлеба, а без хлеба – всего остального.

Поручив Урису – верному старику, который служил еще при отце Гита, – с восходом привести парня в условленное место, сам князь отправился в Син-Ти. Стремясь оградить дочь от ненужных переживаний, он лишь предупредил ее, что завтра на рассвете будет особое занятие. Себя же избавить от волнений князь не сумел, проведя ту ночь в сомнениях, терзаниях и кошмарах.

Рано утром, когда еще не успела высохнуть роса, а солнце появиться над горизонтом, князь с дочерью выехали к месту будущего сражения.

– Будем драться на конях?! Или, может, с волками? – гадала возбужденная дочь.

Ее волосы были сплетены в десятки маленьких черных косичек. Яна впервые придумала себе такую прическу, однако взволнованный отец даже не заметил перемены.

Дабы побороть волнение, а заодно избежать допроса дочери, Гит пришпорил своего коня. Яна, к тому времени уже неплохая наездница, галопом помчалась за ним.

Вскоре они уже стояли под огромным, раскидистым дубом. Запыхавшиеся лошади натужно фыркали, на горизонте показались первые лучики солнца, слепя спешившихся наездников. Издали приближались Урис и его спутник.

– Сегодня ты будешь драться с ним, – предательски дрожащим голосом сказал отец.

Дочь недоуменно обернулась к нему, и князь тут же сделал вид, словно ему холодно.

– С Урисом, что ли? – удивилась Яна.

Отец на мгновение повеселел.

– Нет, с тем парнем.

– Хм… – Привыкшая сражаться со взрослыми мужчинами, Яна не понимала, что такого особенного в бою с мальчишкой.

– Это бой насмерть, – серьезно предупредил князь. – Ошибка может стоить тебе жизни.

– Жизни? – не отрывая глаз от своего будущего противника, переспросила девочка. – Тогда придется не ошибаться.

Казалось, она не принимает угрозу всерьез, не понимает всех связанных с ней рисков. Это одновременно и радовало, и пугало князя, который тревожился много сильнее, чем в день своей собственной первой битвы.

Когда Урис и его спутник приблизились, князь молча бросил к ногам мальчика легкий щит и короткий меч. Парень, обо всем уже знавший от Уриса, безропотно подобрал оружие.

Победа в сражении не гарантировала ему свободы, она давала лишь шанс на еще один день – зато сытный и спокойный. Хотя со стороны это выглядит грустным, для вора, в каждой краже привыкшего рисковать жизнью, все это не казалось столь безнадежным.

Противники вышли в поле. Мальчик немного смутился, увидев, что ему надо драться с девчонкой. Даже такому сорванцу, как он, бить девочек было совестно.

– Прошти, – шепелявя, произнес он, – придется тебя зачипакать3.

Без малейших промедлений он напал на свою противницу, что есть силы маша мечом из стороны в сторону. Терять мальчику было нечего. Лицо его обезобразилось злым звериным оскалом.

Яна, глубоко пораженная неистовством и яростью, с которыми парень бросился на нее, отступала, рефлекторно уклоняясь или парируя удары противника.

Сердце князя было готово вырваться наружу. С безумной силой он сжимал поводья своей лошади, в висках его ритмично пульсировало, в глазах устрашающе потемнело.

Очень скоро мальчик, впервые взявший настоящий меч в руку, выдохся. Он остановился, махнул еще дважды и, почувствовав непреодолимую тяжесть в непривыкших к нагрузкам руках, опустил оружие.

К тому моменту Яна уже оправилась от замешательства. Погрузившись в схватку, она, словно в тренировочном бою, быстро пришла в привычное для себя состояние.

– Ты совсем неумеха! – заключила девочка, подходя к переводящему дух противнику. – Но ты ведь хотел моей смерти…

Мальчик ударил снизу наотмашь, попал в направленный Яной навстречу меч и тут же получил восходящий удар по шее. Кровь хлестнула Яне в лицо, невольно заставив ее зажмуриться. Когда она открыла и протерла глаза, мальчик уже лежал на земле, его истекающее кровью тело подергивалось в конвульсиях.

Князь подбежал к дочери и, встав на колени, обнял ее.

– Па-ап, он умер?

– Да, доча, умер. – Князь судорожно поглаживал дочь по голове, все еще не в силах успокоиться. – Тебе его жаль?

– Не-а. А что с нами происходит, когда мы умираем? То есть после того, как мы умираем?

– Души умерших забирает Бог Смерти.

Он освободил дочь от объятий, взял за руку и потянул по направлению к дубу.

– Для чего они богу Дари? – Яна хорошо знала, как зовут Бога Смерти.

– Если в жизни он был достойным человеком и храбрым воином, Дари поднимает его душу на небеса. Оттуда умерший может смотреть за великими битвами, за тем, что происходит с его родными, – поведал князь старинное поверье. – А если был злодеем, подлецом или трусом, то всяко забавляется с его душой: палит ее огнем, кипятит в масле, щекочет до умопомрачения.

– М-м, – уходя, девочка обернулась к еще теплому трупу, – этому в небеса не попасть.

После стольких переживаний, сопутствующих первому бою дочери, о новой дуэли князь даже не хотел думать: любое напоминание о том дне вызывало у него тревогу, волнение и прочие неприятные чувства.

Когда Яна спросила о следующем бое, он, всегда с дочерью нежный и обходительный, повысил голос и наговорил ей ненужных грубостей. После Гиту, естественно, стало совестно, и, желая загладить перед дочерью вину, он обещал устроить ей новый поединок, но… не раньше чем через полгода.

К означенному сроку дочь стала напоминать князю о данном ей обещании. В отличие от отца, Яна вспоминала о том поединке с радостью: первое ошеломление быстро забылось, зато вкус победы и совершенно небудничное ощущение смерти, принесенной своей рукой, запомнились хорошо и требовали повторения.

Гит был бы рад забыть о том обещании, но слово князя было дано, и нарушить его он никак не мог. Когда оставалось десять дней до оговоренного срока, князь позвал Уриса и вместе с верным и крепким дружинником отправил его в приграничные земли Корса с заданием – найти и незаметно украсть юношу, «не слишком опытного, но и не хлипкого».

Те двое все сделали, как поручено: добрались до приграничного кабака на северной границе Корса, приметили подходящего ванда, а когда тот, крепко выпив, пошел прогуляться, повязали его, погрузили в повозку и доставили князю.

Гит встретил всю компанию в охотничьем доме, недалеко от того самого злополучного дуба. Не показываясь ванду из темноты, князь огласил ему свои условия.

– Вот это точно! – впервые заговорил кудрявый юноша, весь путь до Южного Корса стойко хранивший молчание. – Во имя каких богов я должен соглашаться?

– Ты не в том положении, чтобы отказываться, – холодно возразил князь.

– Свободного и честного человека бессовестным способом похитили и вынуждают невольником идти на арену? Вот это точно! – Юноша в возмущении раскинул руки. – Чудесно, князь, я сыграю по вашим правилам! Ведь князь Гит всегда держит слово, не так ли? – хитро улыбнулся ванд.

Только тогда князь пригляделся к пленному: чистые пальцы, несвойственные пахарям и ремесленникам; простенькая одежда, но дорогие кожаные сапоги, а на правой руке – перстень со знаком коронованной змеи – одного из княжеских домов Ванда.

От досады Гит сжал губы и закрыл глаза. Его двое подручных умудрились украсть и, как догадывался князь, вдоволь поизголяться над княжьим сыном соседнего королевства.

«Уж верно, их вел злобный Рога4, – сердился про себя Гит. – Что ж, вся эта затея не нравилась мне с самого начала!»

Любой возможный исход поединка не сулил князю ничего хорошего. Победит Яна – знатного юношу будут искать, и, если будут делать это усердно, следы их приведут в земли Гита. Если победит юноша, по его возращении домой грянет война. Хотя что могла значить для князя война в сравнении с потерей своей обожаемой дочери?

Тем не менее князь уже был себе не хозяин: он дал слово юноше, а еще ранее дал его Яне.

– До завтра будешь моим гостем, – решив: «Будь что будет», ответил Гит. – В замок пригласить не могу. Но еду, теплую постель и доброе оружие обещаю. Бой на рассвете. С чем будешь сражаться?

– Благодарствую, князь! Тяжелый меч5 сойдет, как ваш, допустим. Вот это точно! – Юноша снова недобро улыбнулся.

Соперник обещал быть непростым, и это еще сильнее портило Гиту настроение. Поручив обращаться с молодым человеком достойно, князь отбыл в Син-Ти, чтобы провести еще одну кошмарную ночь.

Утро. Снова фыркающие лошади. Тот же дуб, то же волнение и та же, лишь чуть повзрослевшая дочь. Парадоксально, но князь нарочно выбрал то же самое место и время, понадеявшись, что раз все обошлось тогда, то наверняка обойдется и сейчас.

– Прекрасный меч, князь! – похвалил юноша, сделав несколько уверенных взмахов. – Вот это точно! Искусная работа! Так где мой противник?

Гит указал ему на стоящую рядом с ним девушку.

– Князь, это шутка?! Я ожидал бычины злобного, – казалось, ванду весело.

– Это моя дочь… – с тяжелым сердцем молвил Гит. – В поле, – тихо скомандовал он, нежно направляя свою отраду вперед, а в мыслях зарекаясь устраивать подобные поединки и давать подобные обещания.

– Чуки-пу!6 – засмеялся юноша. – Посмотрим, чему тебя научили!

Молодой ванд и в самом деле оказался умелым бойцом. Однако из-за своей самоуверенности и потому, что перед ним была девушка, он вел бой небрежно. Яна, со своей стороны, тоже не торопила события, ведь она ждала этого сражения так долго.

Сначала они обменивались редкими ударами, много маневрировали, однако с каждой следующей атакой темп боя возрастал. Юноша проверял способности девушки, она делала то же самое.

– Ох, а это было сильно! – воскликнул ванд, кое-как увернувшись от неожиданно закрученного удара. – Вот это точно! Ого! Безумная красота! – с трудом отвел он едва уловимый для глаз укол снизу.

Ловкость, храбрость и совершенно нетипичная техника владения мечом заставили юношу проникнуться к своей сопернице симпатией. Все еще позволяя себе временами отвлекаться от боя, он разглядел ее необыкновенные медные волосы, гладкую, без изъянов кожу, непривычную для вандов маленькую переносицу.

Вместе с тем приглянувшаяся ему особа продолжала наращивать темп. Сначала прошел скользящий укол в плечо, затем юноша замешкался и не успел уберечь от пореза кисть.

– Па-ап, – заговорила Яна, вполне обычный голос которой также показался юноше удивительным. – Мне точно надо его убивать? С ним весело!

– Право, князь, что за дикие вы забавы придумали?! – поддержал ее противник, проведя неожиданный удар, наконец заставивший Яну отступить.

Тут же юноша развил наступление: еще один сильный и неудобный для контратаки выпад, толчок, размашистый удар со смещением. Не без труда отразив атаку, Яна стала серьезной, бой выровнялся.

Отскочив после очередного удара, юноша вдруг поднял вверх левую руку и громко обратился к наблюдавшему за ними князю:

– Князь Гит, я всецело покорен вашей дочерью, и не могу себе позволить погубить столь прекрасное создание. Если вы ставите мне условие, моя жизнь или ее, то я готов умереть!

С этими словами он отбросил меч в сторону, встал на одно колено и склонил свою кудрявую русую голову.

Яна растерялась, князь тоже. Он еще сомневался, не схитрил ли ванд, таким изощренным способом надеясь получить пощаду. Однако на момент остановки бой был равным, хотя князь не исключал, что последняя атака юноши была предпринята из последних сил.

Как бы то ни было, у князя появилась возможность выйти из щекотливого положения, сохранив при этом лицо.

Дав друг другу слово до конца дней молчать о случившемся, мужчины расстались. Уже с теплотой в сердце князь посмотрел на огромный дуб, и они с Яной отправились домой, а юноша еще долго провожал их взглядом. Он точно знал (чувствовал), что эта встреча не будет последней.

После той дуэли князь стал глух к просьбам дочери о новом поединке. Не помогали ни уговоры, ни мольбы, ни, конечно же, угрозы.

– Она уже не боится, страха нет, – говорил себе князь, – а лишний раз рисковать – просто глупо.

Когда обучением занялся Вира, он сразу объявил о дефиците у девушки боевого опыта. На вопрос князя, как много, по его мнению, этого опыта нужно, старый мариец отвечал, что «много не бывает».

К тому дню Яна достигла уровня мастерства, при котором князь мог бы не переживать за исход дуэлей. Однако отец есть отец: он согласился лишь после того, как мариец заявил, что иначе он уходит. Согласившись, однако, князь поставил условие: своих людей он не даст – это было бы слишком расточительно для казны, а приглашать всех желающих он запрещает – так как придут лишь матерые дуэлянты.

Решение было найдено элегантное и полезное общественно. Вира заключил соглашение с местным разбойничьим главарем: тот организует поединок, обе стороны делают ставку, победитель получает всю сумму. Мариец в свою очередь обещал платить за организацию боя восемь десятых от выигрыша.

Сделка казалась выгодной, и Виншт – лидер негодяев – согласился. Каждые десять дней он устраивал настоящее зрелище: собирались зеваки, делали на бойцов ставки, много пили. Все это давало Виншту доход: со зрителей – по медяку, со ставок – одну десятую, выпивка – втридорога.

Эти походы к разбойникам очень нравились Яне. Сначала надо было выскользнуть из Син-Ти, переодеться мужчиной, пробраться через лес, затем сразить двух-трех противников и с теми же приключениями двинуться обратно. В город они возвращались уже к утру, когда начинали кричать петухи, а выгнанные из кабаков пьяницы были единственными прохожими, коих можно было встретить на улицах.

Поскольку женщин в Корсе к войне не допускали, Яне приходилось играть роль юноши. Грудь для этого перетягивали широкой лентой, волосы пришлось остричь до плеч, как носили корсанцы, а на голову надеть популярный в то время среди воров кожаный, скрывающий нос и губы шлем.

Все это не так стесняло Яну, как замена ее кулачного щита на защитную перчатку и кинжал. Даже самый умелый воин привыкает к своему оружию, и всякая такая замена сильно сказывается на точности и эффективности его действий. Однако деваться было некуда: ее щит был столь особенным, что бандиты скоро бы догадались, с кем имеют дело.

Сначала от желающих не было отбоя: рядовые разбойники из шайки Виншта, заезжие бандиты, невольники. Затем, когда победная серия Яны достигла двадцати пяти, число желающих резко убавилось. Никто не хотел драться сам, все были готовы только ставить на Малыша, как прозвали разбойники юношу, которого она изображала.

Тогда Вира поднял свою ставку впятеро, сохранив прежним требование к закладу противника. Это позволило привлечь еще дюжину алчных бойцов, которым мысль о столь крупной сумме вскружила голову. Еще пятеро вышли на арену осознанно: заслышав о непобедимом парнишке, они приехали к Виншту, чтобы бросить Малышу вызов. С точки зрения опыта бои с ними были для Яны особенно ценными.

Потом Вира снова повысил ставку, но бандиты не шевелились: все были готовы с удовольствием наблюдать за боем, но никто не хотел выходить против Убойного Малыша.

– Ладно, – Вира и не думал сдаваться, – Малыш сразится с двумя сразу.

Таким манером желающие снова нашлись. В паре противники стали выглядеть более достойно, а сами сражения выходили более затяжными. Виншт потирал руки: дела снова пошли хорошо.

Бой против двоих абы как подготовленных негодяев не сильно утруждал Яну. Однако мариец дал ей четкую установку: драться дольше, врага калечить, но не кончать.

Так и пошло: сначала двое, потом трое, пятеро. Слухи о жутко способном юноше, не проигравшем ни одного боя, быстро заполонили весь Корс, достигнув Ванда и даже Ализии. Князю советовали сыскать молодого воина, простить ему былые разбойничьи прегрешения и взять в дружину.

В конечном счете Виншту пришлось трудиться вдвое больше, чтобы найти Малышу противников; все больше времени он проводил как делец и все меньше занимался своим основным ремеслом. Так, естественно, не могло продолжаться долго.

Очередной ночью, подбираясь к небольшой деревянной крепости, в которой обитал Виншт и его шайка, бывалый мариец почуял неладное. Вместо привычного гомона слышались лишь отдельные диалоги, вместо зарева больших костров тускло сияли одинокие факелы; караул у входа пристально вглядывался в темноту.

– Нехорошо, – проворчал Вира и дал знак своей спутнице следовать за ним.

Подкрались к караульным. Те открыто обсуждали предстоящую засаду.

Вира еще сомневался, как поступить, когда другой караул обнаружил их. Сделав вид, что они только-только подошли, учитель и его Малыш поприветствовали часовых и таки вошли во внутренний двор.

– Присмотри стрелков, – немного отстав от караульных, прошептал Вира. – Атакуй неожиданно!

Виншт встретил их, словно ничего не случилось:

– О, ну вот и Малыш пожаловал! Думал, уж и не придете вовсе!

Он вышел им навстречу, тогда как его подручные начали медленно подниматься со своих мест и окружать долгожданных гостей.

– Здравствуй, – хмуря густые черные брови, буркнул Вира.

Стоило им сблизиться, как мариец молниеносно полоснул Виншта кинжалом по горлу. Бандиты еще не успели понять, что происходит, как Вира ударил еще дважды, и вновь обе его цели упали замертво.

Малыш тоже вступил в сражение, спешно напав на приближающихся к ним неприятелей. Даже для Яны, неплохо, как ей казалось, знавшей своего учителя, его внезапность и смертоносность стали неожиданностью.

Оттянув на себя группу врагов, Малыш сместился вправо, поближе к стене, дабы они с Вирой не мешали друг другу. Кружась в толпе не слишком умелых разбойников, когда выдавалась секунда передышки, Яна бросала взгляд на стену, где находился одинокий лучник. Мельтешение в темноте своих и чужих не давало ему прицелиться – все в точности как учил ее Вира.

– На стену! – крикнул тот, как только рукопашных бойцов осталось пятеро.

Уложив еще одного, девушка перепрыгнула через валявшийся рядом труп и рванула к стене. Бои со стрелками всегда давались ей просто: достаточно было увернуться от первого снаряда. Все, что для этого требовалось – отменная реакция и пространство для маневра. Которого как раз и не хватало…

Когда она взбежала на стену, стрелок уже ожидал ее. Он не стал спускать тетиву сразу, видимо надеясь прицелиться наверняка. Устремившись к нему, Яна поразилась, насколько узким был проход на стене – в нем вряд ли могли разойтись двое взрослых мужчин.

«Уклониться не выйдет!» – мелькнуло у нее в голове, и она тотчас бросила свой кинжал в противника.

Яна не умела метать левой рукой, а потому ее кинжал прошел мимо. Тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы лучник чуть сбил прицел и, испугавшись, выстрелил. Стрела чуть задела бедро девушки и глухо стукнулась о стену. Прыжок – выпад – смерть.

– Сделано!

– Теперь кабак, – прохрипел мариец.

Вира уже разделался с остальными и, взяв большой деревянный щит, тихонько передвигался по двору, закрывая Яну от прячущегося в кустах стрелка.

– Старик, ты нечто! – улыбаясь, шепнула она.

Через несколько секунд Вира услышал предсмертный вскрик засевшего в крохотном трактире разбойника.

– Готово, – отчиталась Яна, осторожно выглядывая из окна.

– Догоняй, – опустив щит, спокойно сказал мариец. – Он побежал.

Через пять минут они уже сидели рядом. Яна, наконец снявшая свою маску, переводила после долгой погони дыхание. Вира, тоже тяжело дыша, молча рассматривал свои драгоценные ножи.

– Не ожидала… что ты все еще так хорош! – не скрывая своего восхищения мастером, молвила девушка. – Словно Бог Смерти! – улыбнулась она.

– Какое… – сморщился слегка учитель, отвыкший от комплиментов. – Чуть не кончился… Со своих же ударов.

Старик повернулся к своей ученице, только теперь заметив небольшую кровоточащую рану на ее бедре.

– Что с ногой? – с беспокойством спросил он.

– Стрелок задел.

– Покажи! – Неожиданно он засуетился, присел на корточки и обнюхал порез. – Яда нет, – с облегчением вздохнул Вира, возвращаясь на прежнее место. – Трофеи собери… Раненых добей.

Яна ушла обирать трупы, а мариец устало запрокинул голову, уставился в небо и довольно улыбнулся.

4. Заговор

Яль крепко спал. Он вообще отличался на удивление крепким сном, хотя очень многое его беспокоило: война с марийцами, придворные интриги, капризные женщины, слабое здоровье и даже неурожай в дальних полях Южного Корса. Яль был слаб характером, по-женски красив лицом, смышлен и очень самолюбив.

В ту ночь он видел обычный, мало отличающийся от его повседневной жизни сон: те же женщины, те же простодушные козни, те же переживания о судьбах корсанской власти. И так же, как в жизни, больше всего его нервировал старший брат: тут и там он возникал, чтоб увести у Яля какую-нибудь красавицу, привлечь к себе всеобщее внимание или просто над младшим братом потешиться.