Полюс – 1

– Ты всё поняла? – тихо, без лишних эмоций, спросила Настя, не отрывая от бинокля глаз, в которых отражались угасающие огни.

– Да, – кивнула Света, и её голос прозвучал ровно, собранно. – Зашла, разузнала, вышла. Чистая работа.

Кристаллы Сребро на её предплечьях, вплетённые в чёрный, облегающий костюм из нановолокна, вспыхнули изнутри мягким, живым оранжевым светом. Энергия пробежала по тончайшим капиллярам ткани, переливаясь, как дыхание подземного огня под кожей, заставляя тени вокруг шевелиться.

Корнев, подошедший сзади, протягивая ей свёрток из плотной, шуршащей ткани с камуфляжным узором.

– Светишься в тени, как ёлка новогодняя, бесова дочка. Натягивай, а то сольёшь всю затею раньше времени.

Света закатила глаза с привычной, почти подростковой дерзостью, но без возражений надела плащ. Ткань, холодная и неприятная на ощупь, скользнула по плечам, приглушив мерцание кристаллов, превратив её в безликий тёмный силуэт.

– Оружие использовать только в крайнем случае, – продолжила Настя, наконец опуская бинокль. Её взгляд был тяжёлым, как свинец. – Мы не знаем, как они связываются между собой. Это… не похоже на обычную банду. Если кто-то из них исчезнет, а остальные это почувствуют – вся операция рухнет. Мы потеряем единственный шанс.

– Поняла, – коротко, без колебаний, ответила Света, проверяя на поясе компактный плазмопистолет. Её пальцы привычным движением дослали энергоячейку, и оружие ответилось тихим, высокочастотным писком.

– Удачи, молодая, – хмыкнул Корнев, всовывая ей в руку миниатюрный наушник-радиостеклышко. – Связь прямая, канал зашифрован. Слышать тебя будем постоянно. Так что прикрытием обеспечена. Ни пуха.

– К чёрту, – усмехнулась Света, уже разворачиваясь, и её фигура в камуфляжном плаще начала растворяться в спускающихся сумерках. Она сделала несколько шагов и спустилась по обледеневшему склону в сторону посёлка, в её движениях была та же хищная плавность, что и у сестры.

Корнев проводил её взглядом, и его лицо, испещрённое морщинами и шрамами, стало вдруг серьёзным.

– Мда… Действительно – не по годам, а по часам взрослеет, – пробормотал он себе под нос, с силой растирая замёрзшие руки.

– Очень на это надеюсь, – тихо, почти шёпотом, ответила Настя, не отрывая взгляда от тёмного пятна, которое всего секунду назад было её сестрой.

***

Света двигалась между домами, прижимаясь к стенам, сливаясь с наступающей ночью. Воздух в посёлке был спёртым и холодным, с едким послевкусием солёного металла, мазута и горелой пластмассы – знакомый букет, который она научилась различать ещё в Москве. Изморозь оседала на рукавах и капюшоне тонким, колючим инеем, но не таяла, лишь хрустела под пальцами.

Кеша скользил рядом, бесшумный, как тень, его корпус почти не отражал свет. В линзе её моноочка данные накладывались на реальность, выхватывая тепловые следы, аномалии, векторы движения.

ОБЪЕКТЫ: Двое. 60 метров. Патруль.

МАРШРУТ: Северо-восток. Смена через 45 секунд.

– Вижу, – выдохнула Света, прижимаясь спиной к шершавой кирпичной кладке и замирая.

Патруль прошёл мимо – два силуэта, движущиеся в странно идентичном, механическом ритме, словно отражения друг друга в кривом зеркале. Их шаги отбивали одну и ту же дробь. Когда звук окончательно стих, Света рванула дальше, перебежкой до следующего укрытия – полуразрушенного гаража с провалившейся крышей. Внутри пахло плесенью и разложением. Второй раз она замерла у бетонной ограды с остатками ржавой, когда-то колючей проволоки, когда Кеша снова предупредил её мягким писком и вспышкой в HUD. Тени промелькнули вдалеке, не замерев.

Наконец впереди, в конце улицы, выросло здание ДК. Трёхэтажная бетонная громада, обезображенная следами давнего пожара, с зияющими, как глазницы, выбитыми окнами. На фасаде ещё угадывались облупившиеся, полустёртые буквы – «ОКТЯБРЬ». От него веяло не просто заброшенностью, а неестественным, вымершим покоем.

Света подняла руку, прижимая пальцы к наушнику:

– У объекта. Захожу.

– Принято, – немедленно отозвался в эфире ровный, но напряжённый голос Насти. – Осторожнее там. Помни, мы на связи.

Внутри было темно, тихо и пусто. Пол устилал толстый слой крошки пластика, стекла и чего-то, что когда-то было штукатуркой. Под ногами всё хрустело с оглушительной громкостью. Луч Кеши скользнул по стенам, выхватывая из мрака облезлые, поблёкшие плакаты и детские рисунки, на которых улыбающиеся солнышки сменились угрожающими каракулями, и лозунги «Новый рассвет – для всех!», зачёркнутые чьей-то неистовой рукой.

Всё казалось мёртвым, законсервированным в моменте катастрофы. Но где-то глубоко внизу, сквозь толщу бетона, доносился слабый, ритмичный, навязчивый гул – словно билось металлическое сердце.

– Вижу дыру в полу, – прошептала Света, приближаясь к краю зияющего провала. Голографический интерфейс в очке зафиксировал резкие перепады температуры и странные энергетические всплески. – Похоже, вниз. В самый подвал.

ПРОВЕРКА: Тишина. Тепловых сигнатур – нет. Эфирный фон… нестабилен.

– Кеша, разведай. Тихий ход.

Дрон тихо пискнул, подтверждая приказ, и нырнул в чёрную пасть, его корпус тут же поглотила тьма. Несколько секунд в наушнике стояло лишь шипение помех, потом на линзе вспыхнула передача с его камеры: грубый бетон, оплывшие ржавые трубы, мерцающие, как слёзы, отблески влаги на стенах. Ничего. Абсолютная пустота.

– Чисто, – сказала Света, втянув воздух, который пах теперь старой пылью и озоном.

– Подтверждаю, – отозвалась Настя, и в её голосе послышалась лёгкая, сдерживаемая тревога.

Света закрепила на поясе страховочный карабин, проверила натяжение троса, ещё раз дотронулась до рукоятки пистолета.

– Спускаюсь.

Металл под ботинками звякнул, эхо прокатилось по пустому залу и затихло, поглощённое толщиной стен. Внизу пахло не просто сыростью – влажным, тяжёлым дыханием самой земли, смешанным с запахом старых проводов, машинного масла и чего-то ещё… сладковатого, химического.

Где-то в темноте, как одинокий светлячок в пещере, мигнул огонёк Кеши, и его ровное, убаюкивающее жужжание вновь разрезало гнетущую тишину.

– Продолжаю осмотр, – прошептала она, и её шёпот был поглощён мраком.

Тьма вокруг сомкнулась, густая и живая, и ей почудилось, что глубоко под землёй что-то большое и старое прислушалось к её шагам, затаив дыхание.

Глава 17

Стрельна, окраина территории СОЗ3 декабря 2074 года19:02

Дождь не утихал – не ливень, а мелкая, назойливая морось, пронизывающая до костей. Он не стекал, а сочился по разрушающимся под тяжестью времени зданиям, по грязным стёклам выбитых окон, заползая в каждую трещину бетона, где когда-то теплилась жизнь, а теперь царствовали лишь чёрная плесень и рыжие подтёки ржавчины. Воздух был тяжёл, влажен и отдавал озоном – не свежим, послегрозовым, а едким, техногенным, словно сама атмосфера здесь была остаточным разрядом от какой-то давней катастрофы.

Николай Вихров почти не двигался уже три часа, вжавшись в холодную нишу между облупленной стеной и сгнившей фермой старого цеха. Его единственный живой глаз, прильнув к окуляру тепловизора, был неподвижен. В зелёно-чёрном мире прибора два силуэта на посту пульсировали ровным, монотонным жаром. Слишком ровным. Сердца, бьющиеся в унисон, как отлаженные механизмы.

Смена. Снова.

Ровно через шестьдесят минут. Без секунды опоздания. Кирилл не солгал.

Но то, что он видел последние часы, заставляло ныть старый шрам на его лице. Они двигались с призрачной, неестественной согласованностью. Один поправлял ремень на плече – второй повторял движение с той же амплитудой, с опозданием в долю секунды, будто отзеркаливая. Взгляды, поворачивающиеся синхронно, сканирующие темноту одинаковыми, размеренными движениями головы. Даже когда один из них, молодой парень с обветренным лицом, непроизвольно почесал тыльную сторону ладони, его напарник через мгновение повторил этот жест – с той же траекторией, с тем же нажимом.

«Не хаос… Система. Странная, чуждая. Словно кукловод дергает за одни нитки», – холодная, тяжёлая мысль осела в сознании.

Он припомнил все новостные сводки о культе Астарот. Везде одно: «фанатичный хаос», «непредсказуемые вспышки насилия», «огонь и крики». Здесь же был его антипод. Холодный, бездушный порядок. Алгоритм, высеченный в плоти. Не вера, а полное, безоговорочное подчинение.

– Чёрт… – его собственный шёпот прозвучал сипло и чуждо.

Мысль о неизвестной девчонке, чей образ преследовал его всё это время, снова впилась в сознание, как заноза. Он почти видел её лицо, придуманное им самим. Её крик, который рисовало сознание. Возможно, её уже нет. Но если даже так… У призрака должно быть имя. Шанс на спасение. Может, и для него не всё потеряно.

– Хватит раздумывать, – прошипел он себе, с силой сжимая челюсти. – Ты не психоаналитик.

Пальцы, покрытые сетью шрамов и старой ожоговой тканью, привычным движением проверили затвор «Макарова». Потом скользнули по тыльной стороне пистолета, нащупав крошечный переключатель.

Щелчок.

Пистолет был переведён в бесшумный режим. Пробивная сила и дальность падали в разы, но выбора не было. Тишина сейчас была дороже мощности.

В левую руку, пальцы которой всё ещё слегка подрагивали от внутреннего, накопленного за часы ожидания напряжения, он взял нож. Не стандартный армейский тесак, а личное оружие – тяжёлый боуи с клинком под кость, рукоять которого была намертво обмотана старой, пропитанной потом и кровью кожей.

Адреналин, который он так тщательно сдерживал, теперь разлился по венам, горячим и густым, как расплавленный металл.

Он двинулся.

Его тело, отточенное годами выживания на грани, само выбрало путь – низко, вдоль полуразрушенной стены, где бетон уступал место чёрной, вязкой грязи. Каждый шаг был расчётлив, бесшумен, ботинки утопали в жиже, издавая лишь приглушённые, чавкающие звуки, будто он шёл по телу какого-то огромного зверя.

Над ним нависал карниз трёхэтажки с проваленной крышей, отбрасывая глубокую, непроглядную тень.

Слева – караул. Двое.

Они стояли. Неподвижные, как изваяния из плоти, вглядываясь в одну точку в темноте.

Вихров замер в двух шагах, сделав последний, глубокий вдох. Воздух в лёгких был ледяным.

Раз.

Два.

И он рванул вперёд – плавный, стремительный бросок хищника, выходящего на решающую атаку.

Левая рука, отпуская нож в полёт, описала короткую, сокрушительную дугу. Сталь, холодная и безжалостная, вошла в шею первого караульного с глухим, влажным звуком рвущихся тканей и хряща.

Второй лишь начал поворачивать голову, его глаза, широкие от запоздалого осознания, уставились на Вихрова. Ответом стал короткий, приглушённый выстрел в упор. Электрозаряд, ослабленный глушителем, с сухим хрустом пробил кость под левой глазницей. Тело дёрнулось и безвольно осело на землю.

Николай замер, вжимаясь в тень, весь в ожидании. Его слух, обострённый до предела, ловил каждый шорох.

Ничего.

Ни тревоги, ни криков.

Только вечный, монотонный шёпот дождя.

И тишина – неестественная, звенящая, слишком живая, чтобы быть просто отсутствием звука.

***
НИИ «Сфера», Голицыно-23 декабря 2074 года19:18

Лаборатория дышала ровным, механическим ритмом, словно гигантский организм, погружённый в искусственную кому. Гул серверных стоек сливался с шипением гидравлики в соседнем отсеке и мерным тиканьем термореле, отбивавшего секунды в стерильной пустоте. Холодный, безжалостный свет люминесцентных ламп стекал по полированным стальным поверхностям, дробясь в бликах на стеклянных панелях и колбах с мутноватой питательной средой, где плавали обрывки тканей, похожие на бледных медуз.

Мария Яцева сидела, вцепившись в кромку консоли, её пальцы оставляли влажные отпечатки на матовом пластике. На главном экране водопадом струились строки кода – тысячи команд, протоколов, алгоритмов. Между ними, как следы на песке, оставались метки Светланы. Её характерный, дерзкий стиль: обрывки фраз, написанные с ошибками, хаотичные комментарии на полях, будто девушка вела яростный спор сама с собой.

«Не глушить поток!!! Пусть сам находит стабильность.»

«Сбой – это не ошибка. Это эмоция. Система ЧУВСТВУЕТ.»

Маша медленно провела рукой по лицу, ощущая под пальцами влажную прохладу кожи.

– Эмоция… – её голос прозвучал хрипло, сорвавшись в почти неслышный шёпот. – Абсурд. Чистейшей воды.

Но её пальцы уже летали по сенсорной панели, выводя на смежный дисплей тепловую карту энергопотоков в нейросети того самого дрона – Кеши. Паттерн, проступивший сквозь хаос данных, заставил её замереть. Импульсы не просто циркулировали по предписанным маршрутам. Они искали обходы, создавали новые узлы связи, будто невидимая рука на лету переписывала саму логику системы, подстраивая её под… под что?

– Такого не может быть, – прошептала она, сжимая губы до боли. – Она не стала усложнять архитектуру… она её… оживила.

Света использовала кристалл Сребро не как банальный аккумулятор или усилитель. Она встроила его в саму нервную систему дрона как второй процессор. Не вспомогательный – творческий. Кристалл не просто хранил и отдавал энергию. Он генерировал новые, абсолютно уникальные алгоритмы, подстраиваясь под динамику «эмоциональных» откликов Кеши с пугающей пластичностью.

То, над чем она, Мария, билась пять долгих лет, упираясь в тупики и ограничения кремниевой логики, здесь – в этом хаосе – уже работало. Уродливо, рвано, но ДЫШАЛО.

Код был откровенно плох. Ломкий, рваный, местами примитивный, будто его писало дитя в лихорадочном бреду. Но в каждом его изъяне, в каждой нелогичности сквозила та самая, неуловимая искра – нечто древнее, почти биологическое, что не поддавалось сухой бинарной логике.

Она резко откинулась на спинку кресла, уставившись в потолок, где лопасти вентилятора системы фильтрации выписывали ленивые круги. И тут мысль ударила её – не озарением, а как разряд статики, сжигающий все предохранители.

«Если можно научить мёртвый кристалл думать… может он сможет научить живое тело… эволюционировать?»

Сердце пропустило удар, замерло, а потом забилось с такой силой, что в висках застучало.

Мутация. Её собственная. Ускоренная регенерация тканей – тот самый «дефект», что когда-то в детстве спас ей жизнь, а потом стал просто частью фона, бытовой данностью, как цвет волос или разрез глаз. Она настолько к нему привыкла, что перестала воспринимать как нечто уникальное. Забыла, что во всей «Сфере», во всём «Прометее» – она одна такая.

– Чёрт… – это было не слово, а выдох, полный осознания. – Чёрт возьми!

Маша вскочила так резко, что кресло с грохотом опрокинулось на пол. Она не обратила внимания. Её пальцы лихорадочно забегали по сенсору терминала, вызывая на экран базу данных пациентов. Цифры, таблицы, маркеры групп крови, гистологические совместимости – всё это мелькало перед глазами, как карты в колоде, где нужно найти одну-единственную. Нужен был тот, кто максимально близок по параметрам. Нужен был шанс. Призрачный, безумный, но шанс.

Имя всплыло почти сразу, высвечиваясь на экране алым, как предупреждение.

МИРОНОВ, АНДРЕЙ.

Состояние: Терминальная стадия деструкции мягких тканей. Отсутствие конечностей. Отторжение аугментаций. Неоперабелен.

Примечание: подано добровольное прошение на эвтаназию. Ожидает решения комиссии.

Её пальцы замерли на холодном стекле сенсора. Несколько секунд она просто смотрела на эти строки, видя за ними то, что осталось от человека.

«Больше заготовка, чем человек», – бросил как-то один из санитаров, не скрывая брезгливости.

Но даже заготовку можно попытаться оживить. Научить заново дышать, чувствовать, жить.

Маша уже бежала. Коридоры «Сферы» – бесконечные, стерильные, пахнущие озоном, антисептиком и холодным металлом – сливались в сплошной туннель. Её шаги гулко отдавались в идеальной акустике, нарушая царящую тут тишину. Всё внутри пульсировало одной-единственной мыслью, вытеснившей всё остальное: «Если получится… это перевернёт всё. Всё!»

Палата интенсивной терапии №4. Стеклянная дверь с матовыми вставками. Из-за неё лилось белое, безжалостное сияние ламп.

Она остановилась в двух шагах, сделала глубокий, выравнивающий вдох. «Никакой спешки. Никакого безумия в глазах. Он должен видеть врача. Только врача.»

Щелчок электронного замка. Дверь с тихим шипением отъехала в сторону.

Воздух в палате был густым и спёртым – запах стерильности не мог перебить сладковато-гнилостный дух, исходящий от кровати.

На ней лежало… то, что когда-то было человеком. Серо-бледная, почти пергаментная кожа, натянутая на рёбра и ключицы так, что казалось, она вот-вот порвётся. Глаза – тусклые, потухшие, как старые лампы накаливания. Без рук. Без ноги. Без большей части лица, будто кто-то методично, слой за слоем, соскоблил с него всё человеческое, оставив лишь основу для страдания.

Андрей медленно, с нечеловеческим усилием, повернул голову, и его взгляд упал на неё.

Маша сделала шаг вперёд, заставляя свой голос звучать ровно, почти нежно, скрывая дрожь, что пробежала по спине.

– Андрей… У меня есть новости. – она сделала крошечную паузу, ловя его пустой взгляд. – Я не могу обещать тебе чуда. Но, кажется… у меня есть способ. Способ вернуть тебе если не всё, то… очень многое. Шанс на полноценную жизнь.

Он не ответил. Только медленно, тяжело моргнул, и его веки опустились, словно свинцовые шторы.

Но в этот миг ей показалось – нет, она увидела – как где-то в глубине этих мёртвых глаз, под этой оболочкой из боли и отчаяния, дрогнул крошечный, почти угасший импульс.

Не надежда. Слишком поздно для надежды.

Инстинкт. Первородный, слепой, упрямый.

Жажда – просто жить.

***
Октябрьский, подземные коммуникации под ДК3 декабря 2074 года20:11

Тьма сомкнулась – не как отсутствие света, а как живая, вязкая субстанция, впитавшая в себя звук, дыхание, само время. На миг Света перестала существовать, растворившись в абсолютной пустоте, где не было ни её страха, ни памяти о трёх телах в переулке.

Она вырвалась из чужой плоти, оттолкнув безвольно оседающего культиста – его широко раскрытые глаза ещё хранили отблеск недавней уверенности. Тело осталось в той тьме, будто её поглотила сама стена. А Света выпрыгнула из другой тени – в трёх метрах, у противоположной стены тоннеля. Колени подогнулись, дыхание сбилось, в ушах стоял высокий, назойливый звон. Кожа на щеках снова треснула, выдав порцию крови. Не так много, как в тире. Кристаллы работали, но Света не полностью контролировала поглощение энергии.

– Что это было? – голос Насти в наушнике прозвучал резко, шипящий, сбитый помехами. – Откуда крики?

– Какие крики? – Света едва выдохнула, глотая вязкий, пахнущий плесенью и озоном воздух. Пальцы инстинктивно сжали рукоять пистолета. – Не было ничего. Я чисто отработала. У вас связь барахлит.

Рядом, почти неслышно, Кеша издал короткий, утвердительный писк. Его оранжевый корпус, обычно яркий, здесь, в полумраке, казался тусклым и приглушённым. Света провела рукой по тёплому металлу, чувствуя под пальцами лёгкую вибрацию – дрон успокаивал её, как живое существо.

Он мягко оттолкнулся и поплыл вперёд по узкому, слабо освещённому тоннелю. Красный диод на его корпусе мигнул дважды, отбрасывая на стены прыгающие багровые блики.

>> СИГНАЛ: Чисто.

Света кивнула, заставляя ноги двигаться. Пальцы дрожали – не от страха, а от перегрузки, от того, как её собственное тело становилось проводником для этой тёмной, живой энергии. Адреналин спадал, оставляя после себя пустоту и глухой звон в голове, в котором эхом отдавались слова Насти: «Контроль, Свет. Всегда контроль.»

Шаг. Второй.

Тьма вокруг пульсировала, словно дышала. Она переходила из одной тени в другую, сливаясь с шершавым бетоном стен, с вековой пылью, с гулом старых насосов, доносившимся из глубины. Её движения были плавными, почти инстинктивными – она не думала, куда шагнуть, её тело само находило следующую точку опоры в этом подземном царстве. Тени обнимали её, как старые знакомые, становясь и укрытием, и оружием.

Патрули встречались чаще. Культисты, закутанные в тёмные балахоны, проходили так близко, что она чувствовала исходящий от них запах пота и дешёвого синтетического табака. Они были настороже, их движения – резкие, нервозные. Фонари выхватывали из мрака напряжённые лица, пальцы, лежащие на спусковых крючках.

– Странно… – тихо, почти про себя, сказала она, прижимаясь спиной к холодной стене, пока группа из трёх человек проходила в нескольких шагах. – Они оживились. Будто… ищут кого-то. Пропавшего.

– Видим, – сухой, без эмоций голос Корнева прозвучал в наушнике. Карта в углу её линзы мигнула, отмечая скопление сигнатур у Дома Культуры на поверхности. – Осторожнее. Наземные патрули стягиваются к ДК. Похоже, ты нащупала нерв.

– Приняла, – Света выдохнула, позволяя тени поглотить её снова, и появилась чуть дальше по тоннелю, за поворотом.

Разветвление.

Слева – тишина и мрак, пахнущие стоячей водой и разложением.

Справа – гул. Низкий, тянущий, почти живой, исходящий из самой глубины. Он вибрировал в костях, обещая ответы.

Не колеблясь, она свернула направо. Кончиком тактического ножа чиркнула по шершавому бетону – короткая, почти невидимая метка, как дыхание на стекле.

Кеша пролетел чуть впереди, его фонарь выхватил из мрака участок стены, испещрённый граффити и странными, ритуальными символами, нанесёнными чёрной краской.

И вновь они.

Двое.

Культисты. Один – человек, худой, с бледным, почти прозрачным лицом и пустыми глазами. Другой – греблин, его серо-зелёная кожа блестела во влажном воздухе, а выцветшие, будто выгоревшие глаза смотрели в никуда. Они стояли вполоборота друг к другу, их плечи почти соприкасались. Говорили негромко, но их голоса сливались в странный, монотонный дуэт.

– …взрыв в Ленинграде был не случайность… – начинал человек, его голос был плоским, лишённым интонаций.

– …нас подставили… – тут же подхватывал греблин, не делая паузы, словно это была одна мысль, разорванная между двумя умами. – …да, подставили… чтобы отвлечь «Прометей».

– …чтобы они смотрели не туда… пока мы…

– …пока мы готовим истинный удар…

Они говорили, заканчивая фразы друг за друга, синхронно покачиваясь на месте. В их диалоге не было спора, не было эмоций – лишь холодная, механическая констатация.

Света затаила дыхание, прижавшись к выступу стены.

– Слышите? – прошептала она, и её голос дрогнул от странности зрелища.

– Да, Ленингр… – начала Настя, но Света резко, почти шипением, перебила её:

– Не то, что они говорят. Как.

В эфире на секунду воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском помех и монотонным бормотанием культистов.

– Выбирайся оттуда, – голос Корнева стал резким, в нём впервые прозвучала тревога. – Сейчас же. Это ловушка.

Но Света уже не слушала. Её взгляд упал на массивный терминал, стоящий в нише за спинами культистов. Экран мерцал тусклым синим светом.

– Нет. Там за ними терминал. Мне надо лишь…

Она метнулась вперёд.

Первого, человека, она толкнула в ближайшую глубокую тень, утопая всед за ним – та поглотила его с тихим шорохом, будто это была пасть живого существа, и тут же выпрыгнула из другой тени – уже за спиной греблина. Её пистолет был прижат к его затылку.

Короткий, сухой хлопок. Тело греблина осело, его серая кровь, густая и тёмная, медленно растеклась по шершавому бетону.

Света не задержалась ни на секунду.

Рывок – и она уже у терминала, прижимаясь плечом к холодной металлической панели. Пальцы пролетали по клавишам, вызывая меню.

– Кеша, подключайся. – Голос её был ровным, стальным, в нём не осталось и тени дрожи. – Всё, что сможешь. До последнего байта.

Дрон коротко пискнул в ответ. Его корпус окутали тонкие, ядовито-синие искры статики. Тонкий кабель, скрытый под обшивкой, выскользнул и с металлическим щелчком вонзился в гнездо терминала.

На экране вспыхнули строки кода – живые, текучие, змеящиеся. Света смотрела, как они переплетаются, как будто что-то по ту сторону стекла отвечает ей безмолвным, понимающим взглядом. В этой тишине, нарушаемой лишь гулом системы и отдалёнными шагами, она чувствовала – она на пороге чего-то большого. И тьма вокруг, её верная союзница, была готова укрыть её снова.

Глава 18

Австралия, пустыня Гибсона, подземный комплекс «Helios»3 декабря 2074 года20:34

Воздух в бункере был спёртым и тяжёлым, словно он стоял здесь со времён закладки первых бетонных плит больше полувека назад. Он вобрал в себя всё: едкую озонную свежесть от работающих серверов, сладковатый запах перегретого пластика, терпкий аромат старой смазки на шестернях систем вентиляции и… что-то ещё. Едва уловимое, металлическое, отдававшее старым страхом и холодом глубины.