Полюс – 1

Роман Сопотов

Полюс – 1

Пролог

‎Кольский полуостров, главный зал НИИ «Полюс-1»25 декабря 2074 года03:47

Она застыла на коленях. Сердце советской науки – главный зал НИИ «Полюс-1» – было вывернуто наизнанку. Искры с порванных кабелей дёргались в такт её собственным судорогам, отражаясь в глазах, налитых слезами и яростью. Яростью на саму себя.

Иссиня-чёрные волосы, мокрые от слёз и пота, прилипли к щекам, измазанным копотью и тёмно-багровыми брызгами. Рукав некогда стильного кожаного болеро, отороченного неоново-фиолетовой нитью – её личным вызовом уставу «Прометея», – свисал клочьями, обнажая бледную, покрытую ссадинами и царапинами кожу предплечья. Кожаные штаны, ещё утром лоснившиеся глянцем, теперь были матовыми от пыли и грязи. Из прорех на бёдрах, будто из ножевых ран, медленно сочилась кровь, тёмными ручьями стекая по грязной коже. Её сапоги на шпильках – оружие и статусный символ в одном лице – больше не мерцали угрожающим фиолетовым ритмом. Агонизирующая подсветка сапог отбрасывала на пол судорожные тени.

Каждый её вдох был скован хриплым, сдавленным рыданием, будто комок жжёного пластика встал в горле.

– Прости меня…

Едва слышный выдох затерялся в гудящем хаосе зала. Её пальцы, дрожа, коснулись светлых волос сестры, безжизненно раскинувшейся у неё на коленях.

Это была её ошибка. Её провал. Крест, к которому она сама пригвоздила тех, кто ей доверял. Который ей теперь нести.

– Я подвела тебя… всех… вас…

Ответом на сожаление служила лишь неподвижная фигура, чьё, словно отлитое из воска, лицо озаряли кровавые блики. Они исходили от единственного источника света в этом аду – гигантского, нестабильного портала, окружённого мерцающими, впитывающими энергию алыми кристаллами, растущими прямо из бетонного пола, что разорвал положенный десятки лет назад кафель. Детище советского техногенного величия – символ объединения республик и рывка в будущее – билось в агонии, выплёскивая ничем не сдерживаемую энергию ядовитыми потоками, напоминающими щупальца древнего зверя, что, наконец, вырвался на свободу после заточения, длившегося почти век. Каждый разряд бил по остаткам сдерживающей клети, добивая и без того уже мёртвую конструкцию, что ещё недавно питала энергией Союз ценой заточения этого монстра.

И тут до неё донеслось… нет, не звук. Не сразу. Сначала – ощущение. Ощущение присутствия. Чужого, тяжёлого, давящего. Секунду спустя сознание уловило шаги – неровные, словно к ней подкрадывался раненый и жаждущий реванша зверь. Шаги, под тяжестью которых осколки стекла на кафеле не скрипели, а превращались в мелкую пыль.

Но Анастасия Игатова, лейтенант, чьё имя когда-то вселяло страх в сердца врагов союзных государств, оставалась глуха. Её мир сузился до бледного лица сестры, из уголка губ которой текла тоненькая струйка крови. И до всепоглощающего чувства вины. Боль отчаяния впивалась в виски стальными когтями, затуманивая периферийное зрение.

Осознание наступило запоздало – в тот самый миг, когда тёплое, почти живое дуло пистолета упёрлось ей в затылок. Металл, ещё не остывший после недавних выстрелов, жёг кожу куда сильнее, чем любая искра.

Искажённый повреждённым войскодером механический голос пророкотал над ней, сидящей на коленях – холодный и безэмоциональный, как приговор:

– Хватит ныть, Игатова.

Глава 1

‎Москва, проспект Вернадского29 октября 2074 года06:14

– Нет! – голос Анастасии прозвучал как щелчок взведённого курка. Один точный выстрел в основание любого возражения.

– Но я же могу помочь, я ведь…

– Какая именно буква в слове «нет» тебе непонятна?! – рявкнула она на младшую сестру снова, и в этом крике сквозил не гнев, но сдавленная паника, словно осевшая на языке стальная пыль.

Этот спор стал их еженедельным ритуалом, который медленно разрушал всё хорошее, что оставалось между ними. Светлана, с её проснувшимся мутировавшим под влиянием кристаллов Сребро геном, доставшимся от деда – легендарного учёного Льва Игатова, – рвалась в бой. В её мире восемнадцатилетие открывало двери не только в бары и подпольные клубы, но и в мясорубку операций СОЗ, которые Настя знала слишком хорошо – и пыталась эти двери наглухо заварить, зная истинную цену билета в один конец.

– Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? – её вопрос повис в воздухе, пока она отточенным движением вкладывала в подмышечную кобуру тяжёлый электромагнитный пистолет. Холод металла прижался к рёбрам, став ещё одной частью её брони. – Мало похорон я посетила за эти пять лет, думаешь?

– Но мы другие, мы же… – Света отступила в проём кухни; её плечо прижалось к косяку, поза – вызов, но в глазах – надлом.

– Да «мы» можем быть хоть кем, автоматная очередь разницы не видит! Всё, разговор окончен, – жёсткой, отработанной скороговоркой, как мантру отсечения, произнесла Настя, набрасывая своё чёрное кожаное болеро, где фиолетовые неоновые нити пульсировали в такт её учащённому сердцебиению. Она подошла, положила руки на плечи сестры, пытаясь пробить стену её юношеского максимализма. Неоновая подошва её высоких сапог вспыхивала при каждом шаге. – Ты и так нам помогаешь, – слова стали мягче, но в них проступала стальная жила приказа. – Продолжай закрывать дыры в системе безопасности. Ты же наш лучший технарь.

– Я могу больше… я могу научиться и быть как ты… – попыталась вставить Света, но её мысль была грубо обрублена быстрым, сухим поцелуем в щёку – жестом, призванным заглушить протест.

– Можешь, я знаю. Ты можешь куда больше, – уголки губ Насти дрогнули в подобии улыбки. – Потому ты и не должна быть мной.

Дверь захлопнулась за ней с громким звуком. И тут же, на секунду, приоткрылась снова, образовав щель, в которую пролез последний шёпот:

– Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.

– Да-да-да, а чего я хочу – плевать… – прошипела Светлана, как только дверь снова закрылась.

Её сжатый кулак со всей силы обрушился на стену. И на миг – всего на миг – её глаза поглотила абсолютная, бездонная, вбирающая в себя весь свет тьма – как предвестник той самой силы, которую она так отчаянно хотела выпустить наружу.

С выдохом её гнев сменился холодным, методичным принятием.

– Ладно, не может же она вечно спорить, – вновь прошептала Света в пустоту и направилась к себе в комнату.

Убранство было словно манифестом беспорядка, подросткового бунта и техногенного отчуждения: горы одежды, неубранная годами постель, разобранный дрон на столе у окна, которого Света ласково звала Кешей – в попытках превратить устройство наблюдения в домашнюю зверюшку. И на стене – выведенное неоновой краской слово «Демоны», словно жаргонное название отряда её сестры «Прометей» было её талисманом и надеждой. Ярко-оранжевый корпус терминала возле деталей дрона мерцал, как единственный живой организм в этом хаосе, заливая комнату тёплым свечением и перебивая неоновые вывески государственных корпораций, что через пламенные лозунги сулили личный статус и доступ к дефициту.

Она рухнула в кресло, на спинке которого висело оранжевое худи с длинными рукавами и капюшоном, которое Света любила натягивать на голову при каждом выходе на улицу. Пальцы уже порхали по клавиатуре, разблокируя систему. Пароль был введён рефлекторно, без участия сознания.

– Дыры латать – так дыры латать, – шёпот слился с гулом кулеров. – Может, я ещё и чего интересного в этих дырах отыщу…

Экран ожил, заливая её лицо сиянием данных. Её ярко-голубые глаза, отражающие экран, сузились. Взгляд стал острым, как скальпель.

***

Морозный октябрьский воздух Москвы впивался в кожу, словно сотня стальных игл, атакующих открытые участки тела. Анастасия вышла из подъезда, и первое, что встретило её, – это не свет утра, а колючий холод, щипавший нос и щёки с отточенной жестокостью.

«Да что с этой девчонкой не так?» – мысль прошила чёрной молнией сознание девушки, пока её пальцы, движимые мышечной памятью, прочерчивали на полупрозрачном экране карманного ЭВМ чёткий, отработанный маршрут. – «Сама же видела, в какие мясорубки превращаются наши операции. Видела пустые стулья в столовой, рыдающих на похоронах жён, мужей, детей… И ничему не научилась. Ни-че-му».

«Автомобиль: Москвич-5555 “Стрекоза”. Государственный регистрационный номер: 8704НС. Время ожидания: ~15 минут»

Высветилось на экране кислотно-зелёным шрифтом. Девушка швырнула свою «Звезду-М» в карман болеро с таким видом, будто хоронила очередную проблему. Пальцы холода пробрались под одежду, заставив мышцы спины судорожно сжаться. Рефлекторно, почти с агрессией, она ударила костяшками пальцев по термобраслету на запястье. Тело обдало волной искусственного тепла, словно изнутри ввели дозу жидкого солнца. Как бы Настя ни презирала свою работу в «Сфере», отрицать плюсы было глупо – доступ к прототипам, которые превращали ежедневную рутину вроде ожидания такси в нечто сносное.

Хотя «презирала» – не то слово… Ей нравилось помогать – и людям здесь, и мутантам за границей СОЗ. Единственное, что её пугало и заставляло ненавидеть саму себя, – цена, измерявшаяся жизнями солдат, выполнявших её приказы. Приказы, которые она имела право отдавать благодаря должности, доставшейся от деда. И которую она чуть не потеряла из-за отца.

Пальцы нащупали в другом кармане спасительную, чуть помятую пачку «Беломора». Потёртая стальная зажигалка – наследство Льва Игатова – ответила скупым чирком кремния. Первая затяжка обожгла лёгкие, став едким бальзамом для израненных нервов. Она откинулась на холодную бетонную стену, позволив векам сомкнуться, и выдохнула сизый дым, пытаясь вместе с ним выплюнуть и ком тревоги, застрявший в горле. Даже сквозь сомкнутые веки её глаза прожигал неон, не давая отвлечься от навязчивых мыслей.

«ПОМОЖЕМ ИНТЕГРАЦИИ НОВЫХ НАРОДОВ ВМЕСТЕ!» – гласила гигантская голограмма, самая яркая среди бесконечного рекламного неона, плывущая в сером, подёрнутом смогом небе между вершинами сталинских высоток. Под ней парила троица иконок: девушка-воркша с фигурой тяжелоатлета и багровой, будто обожжённой кожей; приземистый греблин цвета болотной тины; и долговязый лиец цвета полированной меди с неестественно-фиалковыми глазами. Два мутанта, некогда бывших людьми – продукт Энергетического Выброса на Кольском. И пришелец из другого мира, если верить легендам лийцев.

«Почти восемьдесят лет, как “помогают”…» – горькая усмешка вырвалась вместе с клубом дыма. Её взгляд проводил бесшумный аэромобиль патрульной службы, скользнувший над рекламным щитом. – «Вот бы их и правда интегрировали, а не использовали как пушечное мясо, сражающееся за корпоративный капитал в странах третьего мира с подачи НАТОвцев. Хотя… они сами на это подписываются».

Выброс произошёл в 1991 году – в день, когда Советский Союз должен был прекратить своё существование. Одиннадцать долгих лет потребовалось, чтобы человечество осознало масштаб проблемы, а не пыталось лишь извлечь выгоду из катастрофы неудачного эксперимента Эдуарда Белова, друга её деда.

Первый поток, хлынувший из Санитарно-Охранной Зоны в 2002-м, был самым кровавым уроком. Люди тогда не горели желанием принимать «гостей», особенно после провала миротворческой миссии ООН «Белый Хлад», что едва не похоронила хрупкий альянс между ССГ и Древом Красноокой – первой коммуной разумных мутантов, которую собрала загадочная Карина. Женщина с кожей белее снега, с нестареющей, пугающей красотой, бросавшей вызов самому времени. И глазами – теми самыми глазами цвета артериальной крови, что Настя видела в первый и последний раз ещё ребёнком, когда отец их познакомил.

Раздумья прервал скрип шин. К тротуару, пыхтя, подкатила «Стрекоза» цвета утренней слякоти. Из окна высунулось лицо водителя, испещрённое морщинами, как карта былых маршрутов.

– Доброе утро, девушка! Вы такси заказывали? – голос у него был сиплый, но добродушный, голос из почти что забытого прошлого.

Настя выдавила улыбку – профессиональную и безжизненную.

– Доброе. Да. – Она скользнула на заднее сиденье, наблюдая, как он тыкает толстыми пальцами во встроенный в бортовую панель потёртый сенсорный экран, отмечая посадку.

– Ого, «Сфера»! – старик присвистнул, снимая машину с ручника. – Давненько таких заказов не было! Работаете там? И как у нас дела, страна в безопасности?

– Можете спать спокойно, – голос Анастасии звучал ровно, отработанной скороговоркой, от которой в горле вставал привкус желчи. – Никаких проблем в СОЗ не наблюдается.

– Это хорошо. А то, помнится, когда я был мелким ещё…

Настя слушала его воспоминания вполуха, кивая в такт покачиваниям машины. Её лицо было маской вежливого внимания, но внутри, словно на заблокированной частоте, эхом звучала её же собственная – отработанная, гулкая, пустая – ложь:

«Никаких проблем в СОЗ не наблюдается».

***
Окраина Петрозаводска, близ КПрП СОЗ №1629 октября 2074 года12:59

«Цок. Цок. Цок.»

Острые каблуки Татьяны Вихровой высекали из бетонного пола призрачные искры. Они отбивали чёткий, неумолимый ритм, заглушаемый лишь гудящей тишиной общежития на окраине Петрозаводска. Воздух был спёртым и холодным, пахнувшим пылью, поражённой плесенью, и тоской. Тусклые лампы дневного света, встроенные в потолок, мигали аритмичным, нервным светом, отбрасывая на облезшие стены прыгающие тени. Всё вокруг тонуло в больнично-зелёном свете.

«439», «440», «441», «442»…

Её внутренний монолог был таким же размеренным и безжалостным, как и её шаги. Взгляд холодных синих глаз скользил по пронумерованным дверям, подсвеченным дешёвыми неоновыми трубками, чьё угасающее свечение напоминало фосфоресцирующий трупный свет.

«446», «447»…

Когда-то это пятиэтажное типовое здание должно было стать домом для «интегрируемых рас» – мутантов, порождённых Выбросом. Теперь это был перевалочный пункт для отбросов и контрабандистов, охотников за удачей в Санитарно-Охранной Зоне. Незаконный промысел высоко ценился на чёрных рынках прозападных корпоративных держав. Мутировавшая флора СОЗ могла стать как лекарством, так и орудием устранения в бесконечной войне за капитал.

«449», «450»…

Конечно, и в СССР корпорации пытались отжать как можно больше власти у правительства, особенно после того, как им удалось подмять под себя часть госаппарата, например энергетики. Но ЦК, пока что, умудрялось не давать их жадности разгуляться полностью внутри Союзных Республик и перенаправлять её на ослабление конкурентов на рынках остального мира.

«451».

Татьяна остановилась. Резкость её движений сменилась внезапной, абсолютной статикой. Из-под балахона, напоминающего стилизованное кимоно, донёсся тихий звон – кунай на её поясе звякнул, когда она повернулась к двери.

Девушка не стала стучать. Резким движением она толкнула дверь, и та с скрипом отворилась, впуская её.

Комната была погружена в полумрак, освещённый лишь одинокой лампой под потолком, от которой на стены падала жёлтая, уставшая тень. На краю односпальной кровати, справа, сидел мужчина. Его торс был обнажён, открывая ландшафт изуродованной плоти – левая половина тела представляла собой паутину багровых рубцов и обожжённой кожи. Его пальцы, будто автономные механизмы, с отточенной, методичной точностью ввинчивали в затворную раму калиброванную пружину. Это был старый «Макаров» его отца, модифицированный под современный электромагнитный патрон. Гравировка на его корпусе стёрта до блеска в местах частого касания. Пистолет лежал в разобранном виде, как ритуальный труп.

– А тебя, я смотрю, вопросы конспирации вообще не волнуют? – её голос прозвучал резко, разрезая гнетущую тишину.

– Твои шаги я отличу от чьих угодно, – холодно ответил Николай. – А уж чужак точно не успеет даже руку поднять.

Татьяна фыркнула, стянув с себя балахон и бросив его на свою кровать напротив. Под ним оказался плотный, облегающий тело костюм из чёрного как смоль нановолокна, инкрустированный кристаллами Сребро, мерцавшими тусклым зелёным светом.

– Чужак эту дверь вынесет с косяком, а за ней последуют и твои мозги. Прямо вот на эту стену. Впрочем… – она усмехнулась, переводя взгляд на сводного по отцовской линии брата. – Никаких несовместимых с жизнью травм тебе нанесено не будет.

– У тебя получилось? – прозвучал голос Николая; он, проигнорировав её язвительность, поднял на сестру взгляд. Его левый глаз был покрыт бельмом катаракты, мертвенно-белым на фоне обугленной кожи. Когда-то чёрный, как уголь, теперь он был слепым и безжизненным.

Таня скривила губы в гримасе, уселась на кровать и, порывшись в кармане балахона, извлекла оттуда несколько миниатюрных накопителей, завёрнутых в шуршащий чёрный пакет. С грацией хищницы, чьё каждое движение таит угрозу, она швырнула свёрток на кровать к брату.

– Всё, что смогла выцарапать из серверов «Сферы». Но, как я и предупреждала, мы опоздали: у них появился новый технарь. Латает дыры быстрее, чем я их нахожу. Интересно, откуда они его выкопали… В базах инфы на него – ноль, словно за ним кто-то подчищает.

– Главное, чтобы там была зацепка по Ковалевским, – не отрываясь от сборки пистолета, пробормотал Николай.

– Да когда ты уже перестанешь на них зацикливаться? – взорвалась Таня, вскакивая с кровати. – Отец провалил операцию, это его одержимость всё похерила! Из-за него Олю найти не могут уже столько…

Николай резко поднял голову; его единственный живой глаз сузился.

– Да, «Прометей» всё ещё ищет её, – бросила она, отвечая на его немой вопрос.

– А мы найдём.

– Найдём? – Таня с силой пнула ножку кровати, отчего та проскрежетала по полу, и девушка принялась ходить кругами по комнате. – Госкорпорация не может найти человека, а мы найдём? Как? Пешочком прошерстим весь Союз? – голос Тани сорвался на крик, и горло тут же сжалось спазмом, заставив её сглотнуть ком ярости. – Без Оли это просто цифровой мусор! – выкрикнула Таня. – Ты же видел архив бабки Ковалевской! Это не шифр, это… генетический пазл. И все кусочки разбросаны по её кровной линии. Угадай, кто последний в этой цепи? Или мне подсказать? Ты действительно думаешь, «Прометей» не расшифровал бы уже данные? Зачем вообще они изображают бурную видимость её поисков? Ах да, я и забыла… – Таня остановилась напротив брата. – Они же Демоны. Сидят и потирают лапки, тратя кучу ресурсов, лишь бы насолить чете Вихровых, лишь бы их обмануть! Да они бы давно уже пустили разработки Ковалевской в дело!

– Заткнись, – сказал он; его голос не повысился, но в нём зазвенела сталь, перерубающая любые возражения. – Я прекрасно знаю, на что способны эти ублюдки из «Прометея». И я каждый день напоминаю себе об этом, глядя в зеркало. Они всегда бьют в спину. – Он уставился на сестру; взгляд его единственного живого глаза был пустым и остекленевшим, будто он смотрел сквозь неё на тот самый огонь, что жёг его изнутри.

Татьяна лишь махнула рукой и откинулась на скрипучую койку, закрыв глаза. Этот спор был старым и бесплодным. Она смотрела на его искажённое яростью лицо и не видела в нём мальчика из той утопии, что пыталась построить их бабка. Всё это сгорело в том же огне, что оставило шрамы на его коже. Она с силой сжала веки, пытаясь выдавить образ подруги и наставника, вечно чем-то занятой Ольги Ковалевской, и её место заняла Настя – такая же обожжённая, как и её брат, только изнутри.

Коля видел лишь один путь – узкий и выжженный, как шрам на его коже. А Таня? Таня не видела в Насте предателя, лишь ещё одну обожжённую душу в этой вечной войне. Но спорить с братом было всё равно, что водить лезвием по его рубцам. Бесполезно. Больно. И не ему одному.

Глава 2

Москва, проспект Вернадского29 октября 2074 года11:12

Усталость, обволакивающая, как техногенный смог, обрушилась на Свету, едва она откинулась в кресле. Очередной бессмысленный спор с сестрой с утра пораньше вызвал тошнотворную волну досады. И будто в насмешку, на сеть «Прометея» обрушился шквал.

Атаки случались и раньше. Но эта была иной – животной, безразборной, слепой в своей ярости. Кто-то на том конце провода вывернул наизнанку весь свой арсенал, не целясь, просто пытаясь разодрать электронные заслоны в клочья.

«Скорее, группа, – промелькнуло у неё. – Один человек не может быть настолько… разносторонне опасен».

Кое-что, конечно, утекло. Но Свету это волновало меньше всего. Те, кто украл данные по Объединённым лабораториям Ковалевской, всё равно упрутся в глухую стену. Под конец жизни Виктория Ковалевская, великий учёный и жертва собственного гения, зашифровала все архивы ключ-паролем, сгенерированным на основе её уникального, мутировавшего генома. Взломать это было всё равно что подделать отпечаток души.

«М-да… – мысленно выдохнула Света, прикрывая веки, под которыми плясали остаточные изображения строк кода. – Призраки прошлого настигают в самый идиотский момент».

Желудок предательски заурчал, напоминая о пропущенном завтраке. Со вздохом она поднялась и, волоча ноги, направилась на кухню. Дверца холодильника открылась с тихим щелчком, обнажив стерильно белые, сияющие и пустые внутренности. Там было настолько пусто, что можно было бы констатировать факт добровольного ухода из жизни последней мыши.

– Вот же ж… – прошипела она, захлопывая дверцу. – Два сапога пара. Что Настя не может закупиться, что я вечно забываю. Пока желудок революцию не объявит.

Решение пришло мгновенно. Развернувшись со скоростью, которая могла бы посоревноваться с рефлексами её сестры, Света ринулась обратно в комнату и схватила своё оранжевое худи – личный скафандр от окружающей действительности. Голод, в отличие от абстрактных призраков прошлого, был тираном куда более осязаемым, и с ним нужно было разобраться.

Улица встретила её не объятиями, а плевком ледяной воды в лицо. Не снег – тот самый, из старых фильмов и бабушкиных сказок, – а всё тот же вечный ливень, подаренный человечеству Кольской аномалией в 1991-м. В тот самый день, когда Советский Союз должен был умереть, но вместо этого получил второе дыхание – в виде энергетического монополизма и климатической язвы на всей планете.

И на такой коллапс социалистическая держава отреагировала, на удивление, очень по-капиталистически: тотальным кризисом и взлётом цен.

«Ну конечно, именно сегодня, – мысленно рыкнула Света, кутаясь в капюшон. – Красота».

Её путь пролегал мимо огромного, светящегося даже в сером дневном свете голографического билборда. На нём улыбающиеся колхозницы в прозрачных дождевиках собирали неестественно яркие овощи под залитым искусственным солнцем куполом агрокомбината «Северный-1». Слоган гласил:

«СВОЁ, РОДНОЕ, СОЮЗНОЕ! Наше сельское хозяйство не знает кризисов!»

«Знает, ещё как знает, – ядовито подумала Света, ускоряя шаг. – Особенно когда паёк "комбинированный №3" стоит, как крыло дрона».

Чуть дальше, на торце хрущёвки, плакат постарее, но не менее яркий, восхвалял другую победу:

«ЭНЕРГИЯ БУДУЩЕГО – УЖЕ СЕГОДНЯ! Портал "Полюс-1" – свет и тепло наших домов!»

На рисунке стилизованный луч энергии из портала вписывался в серп и молот.

Именно эти два образа – насильственное изобилие и техногенное величие – и определяли жизнь.

Пшеница, рожь, как и остальная древняя агрокультурная братия, всё это стало дефицитом. Но Союз, ставший энергетическим гигантом благодаря «насосам», качающим энергию из самого сердца аномалии, не сдался. С привычным для ЦК размахом он вбухал миллиарды в те самые агрокомбинаты за Полярным кругом и синти-фермы, где еду для народа растили под люминесцентными лампами, как показывали на том билборде. Только вот на выходе получался не яркий овощ, а серая масса – такая же питательная, как и безвкусная.

«Вырастили, блин, безвкусную синтетику за полсотни рублей, – скептически хмыкнула она про себя, подныривая под навес над тротуаром. Вода с него лилась сплошной завесой. – На энергию из портала цены бы так не задирали ещё…»

Пробежка до круглосуточного «СоюзПита» превратилась в спринтерский забег с препятствиями. Она виртуозно петляла между лужами, похожими на мини-озёра, и чуть не поскользнулась на намёрзшей на асфальте ледяной корке. Какой-то дед в прорезиненном плаще – с виду ветеран ещё тех, первых энергетических войн – стоял под крышей и с тоской смотрел в хмурое небо, держась металлической рукой за стену.

– Держись, дед! – крикнула ему Света на бегу, не сбавляя темпа. – Говорят, в Антарктиде бананы уже вызревают! Может, и до нас дойдёт!

Она не услышала ответа, но ей почудилось, что он фыркнул.

Ворвавшись под слабо мигающий неон вывески «СоюзПит», она отряхнулась, как мокрая собака, скинула капюшон и тут же уставилась на витрину.

– Серёга, ты как с такими ценами людей не боишься? – громко возмутилась она, увидев за прилавком знакомого парня. – «Борщ синти-мясной» – двадцать пять рублей! Да за эти деньги он сам должен меня до дома донести!