Бабы дуры

«Столько каналов, а посмотреть для души нечего. Хорошо, хоть ОРТ осталось прежним, а как иначе, правительственный канал, новости щадящие, программы приличные, а на остальных всякая чернота, кто кого убил, кто вошёл в десятку богатеев в мире, грязь и грязь одна» думала Марковна, переключая кнопки пульта управления. Незаметно для себя, она задремала прямо в кресле, удобном, глубоком, с большой спинкой, будто специально предназначенным для непреднамеренного сна. Проснулась от тяжести на груди:

– А, Еврочка, зовёшь меня в постель? Сейчас пойдём, чего это ты рычишь, как тигра? Батюшки, что это у тебя в зубах, – Марковна напрягла зрение в полумраке комнаты, – мышь?!

Марковна не возмутилась, животный инстинкт, что тут истерить. Погладила кошку и похвалила:

– Полгода, а уже свою первую мышку поймала, умница, не ем я мышей, спасибо за заботу, иди, милая, иди.

Марковна опустила кошку на пол, та хотела снова запрыгнуть к хозяйке на руки, но Марковна закрыла колени руками:

– Мой Васька не одной мыши в своей жизни не поймал, да и братья твои, лаботрясы, Фунт с Долларом вряд ли на такой подвиг когда-нибудь будут способны, не мужское это дело. Ешь, твоя добыча, первый признак твоей взрослости, пищу себе добыла, значит, уже состоялась, как личность кошачья.

Кошка постояла в раздумьях, а потом, гордо подняв хвост, прошествовала под стол.

«Вот шельма, такой сон не дала досмотреть. Я и думать забыла о Сергее, а судить и не судила, сам господь бог не судит человека до смертного часа последнего. Хорошо, что и во сне я так думаю. Прощения Сергей просил, раскаивался, а я, судя по всему, и правда зла на него не держу, даже во сне не кричала, не ругала, сказала «всё, что не делается, всё к лучшему». Заулыбался, обрадовался, а тут Евра со своей добычей. Темно за окном, а уже восьмой час, зима близиться, быстро лето пролетело, не зря старые люди говорят «чем старше человек, тем быстрее для него наступает зима».

– Аля, чего ты соскочила так рано? Ты же всего часа два поспала.

Но Аля не выглядела не выспавшейся – молодость. Марковна вспом-нила очередную народную мудрость. Есть три возрастные категории, пер-вая, когда ты всю ночь не спишь, пъёшь, чёрт знает чем занимаешься, а утром встанешь – по тебе ничего не видно; вторая категория, когда ты не спишь всю ночь, пьёшь и чёрт знает чем занимаешься, а утром по твоему лицу всё это видно; и третья категория, когда ты всю ночь спишь, не пьёшь, не занимаешься чёрт знает чем, а утром на твоём лице явные при-знаки того, что ты всю ночь пил, не спал и занимался чёрт знает чем».

– У меня, Марковна, сегодня важная контрольная перед сессией, – прошептала Аля, – я уже такси вызвала.

– А, понятно, деточка, учись, учись, образование всегда в цене. Найди там в холодильнике, чем перекусить.

– Да я так наелась, что до сих пор не хочу, – Аля прижала руку к живо-ту.

– Ну, как знаешь, – пожала плечами Марковна, – вы, молодые, сейчас все ходите – светитесь, всё на диетах.

– А мне диеты не нужны, – захихикала Аля, – ем всё и сколько хочу, и ничего, – Аля нахмурилась, – Марковна, а может, у меня солитёр?

– Тфью, тфью, тфью, чего болтаешь? – махнула рукой Марковна, – ты глупости не говори, а послушай, что я тебе скажу. Замуж не торопись, за деньгами и славой не гонись, побудь подольше свободной и разумом и душой, это будут единственные светлые воспоминания в старости.

– А вдруг помру молодой? – бровки Али поднялись и покраснели – точно дитё, младенцы перед тем как заплакать так рожицы корчат.

– Типун тебе на язык, девка, живи, вам молодым только жить и жить, – погрозила пальцем Марковна.

– Я хотела звездой стать, – Аля закатила глаза.

– Хочешь стать звездой, сядь на ёлку, – хмыкнула Марковна.

Обе тихонько, чтобы не разбудить дом, рассмеялись.

– Я хотела стать эстрадной звездой, – просмеявшись, начала объяснять Аля.

– Да поняла я, не лезь в эту грязь, вон, что пишут, сколько в этом шоу-бизнесе разврата и пакостей, сколько постелей с потными, жирными мужиками приходиться девчонкам своими телами измять. Не окунай свою душу чистую в эту мерзость.

От такой прямоты из уст пожилой женщины, Аля зарделась.

– Чего это ты засмущалась? Это хорошо, значит, девичья стыдливость ещё есть. Раньше девушки краснели, когда их стыдили, а теперь стыдятся, когда краснеют.

– Вы ничего такого не подумайте, – улыбаясь, сказала Аля, – я не совсем безнадёжная и стараюсь держать своё достоинство. Но певицей так охота быть, думаю, у меня должно всё получиться.

– Тогда, – Марковна посмотрела девушке в глаза и сказала, – уронив своё достоинство, сделай вид, что оно не твоё.

– Хорошая вы, Марковна, мне бы столько опыта в мои годы.

– Опыт – гордость неудачников, – с горечью в голосе, хмыкнула Марковна.

– Скажете тоже, – усмехнулась Аля, – опыт – сын ошибок трудных. Я надеюсь, вы все не прогоните меня, когда я в следующий раз напрошусь к вам в гости?

Марковна махнула рукой. Проводив Алю, она поймала себя на мысли, что ещё ни разу за всё это время не взяла почитать книгу какого-нибудь нового писателя, перечитывала всё старое. И тут же сама себя поддержала, в «Войне и мире» она каждый раз находила для себя новые темы для раздумий. Взяв толстый том, она углубилась в знакомые строки.

– В разные промежутки времени мысли и понимания разные, – она вслух подтвердила свои мысли.

– О чём это ты, Марковна? – сонная Таисия стояла в дверях гостиной, – ты что, не ложилась?

– А тебе чего не спится? Рано же ещё.

– Ну, если для тебя час дня рано, то когда вовремя?

– Почему час? – удивилась Марковна, – правда, что ли? Значит, я задремала с книжкой, а вроде читала.

– Пойду Мадам будить.

– Зачем, пусть спит, она на год вперёд денег заработала.

– Ни она, а мы, – Таисия поставила руки в боки, – мне без неё скучно, заведу будильник, поставлю ей к уху, а то она на мой «подъём» слабо реагирует.

– Ой, только не будильник, ты же знаешь, она ласковое пробуждение любит.

– Иногда человеку надо встряску давать, – зевнула Таисия.

– А сейчас в этом какая надобность? Пожалей ты её, ну любит поспать девка, она – сова, а ты жаворонок, разницу в характерах этих птиц по школьной программе помнишь?

– Хватит меня уговаривать, мне скучно, а шоппингом себя развеселить не могу, у нас, вроде, всё есть и покушать и выпить. Поэтому, Мадам попала.

– Смотри, чтобы она тебя подушкой не огрела.

– Ну, это же не кувалдой, если, конечно, она из подлости её под кроватью специально для меня не держит. Полюбопытствовать битву титанов не желаете? – засмеялась Таисия.

– С удовольствием, – усмехнулась Марковна.

Таисия повторила сцену из кинофильма «Бриллиантовая рука», когда жена будила Горбункова, после бурно проведённого вечера в ресторане «Плакучая ива». Заведя советский будильник Марковны, способный мертвого поднять из могилы, она поднесла дребезжащий аппарат к уху Мадам.

– Рёв этого монстра напоминает мне приглашение на казнь, – пробурчала Мадам и накрыла голову второй подушкой.

– Считай, что уже выругалась, вставай.

– Таисия, скажи мне, о чём ты думаешь и я скажу, чем ты думаешь!

Сколько можно издеваться надо мной?! Какого чёрта тебе надо?

– Того, который закрывается от моего светлого лика подушкой, вставай на суд божий, грешница!

– Грешник тот, кем страстно хочет стать праведник, всё, крылатые мысли кончились.

– А они были? – Таисия отошла от кровати, где лежала Мадам, Марковна, посмеиваясь, стояла в дверном проёме.

– Крылатые мысли, ни пуха вам, ни пера.

– Всё, моё терпение кончилось, Марковна, отойди, а то зашибём!

Мадам вскочила с кровати и, схватив подушку, бросилась догонять Таисию, которая уже выбежала из комнаты. Минут пять две женщины довольно солидного возраста носились по дому с визигами и писками. Запыхавшись, они плюхнулись на кресла в гостиной и хохотали ещё минут пять.

– Люблю, когда вы не ссоритесь, а ведёте себя, как дети.

– А чего нам грустить, – Таисия сжала кулак, – мы все первый раз в жизни удачу за хвост поймали.

– Сплюнь три раза через левое плечо, – посоветовала Мадам, – а то сглазишь.

– Единственное, что можно сказать с уверенностью об удаче – она изменчива.

– Но и жизнь, Марковна, не бесконечна, если удача изменит на смертном одре – это не беда.

Приподнятое настроение сохранилось на целый день. Вечером приехал Максим и привёз вина, не ящик, а девять.

– Вы же это число любите, вот я и подумал, может, именно такое количество и надо.

– Как же они все в машине поместились? – удивилась Марковна.

– Ленд Крузер – большой автомобиль, – улыбнулся Максим.

Пока шофёр заносил ящики, Мадам, улучив минуту, шепнула Максиму на ухо:

– Если ты споткнулся и упал, это ещё не значит, что ты идёшь не туда.

– Спасибо вам, – Максим тихонько сжал руку Мадам, – я вам так благодарен. Ехал сюда, речь готовил, а увидел вас и все слова в голове перемешалось. Я рад, что встретил такого хорошего человека.

– Хороших и плохих людей столько, сколько встречаешь на своём пути, неси в своём сознании свет и тогда сможешь притягивать к себе свет из окружающего мира.

– Вы позволите изредка навещать вас? Чувствую, общение с вами даёт мне такую силу, что готов горы свернуть.

– Свернув горы на своём пути, рискуешь оказаться в пустыне, преодолевать которую гораздо сложнее.

Проводив Максима, Мадам ещё долго смотрела вслед, хотя машина уже скрылась из виду. Таисия вышла на крыльцо и позвала её:

– Ну, чего ты, ужин стынет!

Мадам вернулась в дом и, сев за стол, зябко поёжилась.

– Чего это ты ему на ухо шептала? – поинтересовалась Таисия.

– У меня тоже есть секреты, сказала пару слов, чтобы замену мне не нашёл.

– Давайте тяпнем, повод прекрасный, – Таисия кивнула на ящики с импортным вином.

– Сопьёшься с вами, – покачала головой Мадам, – где столько здоровья взять?

– В России, – Марковна подняла палец вверх, – есть один показатель здоровья – можно пить или нельзя.

– Кому расскажи, что мы каждую трапезу винцом поливаем, подумают, что кроме алкоголя у нас других радостей нет.

– А по твоему мнению, что вообще входит в понятие «радость»? – спросила Марковна.

– Ну, начались философские дебаты? – захныкала Таисия, – Мадам, Марковна, давайте есть, я плов сготовила, остывает уже.

– Смотрю, кошки твой плов доедают, значит, съедобный, – Марковна потёрла руки.

– Это они свой «ките кет» доедают, даже Евра ваша, хоть и мышей научилась ловить, а от искусственной пищи и сейчас не отказалась.

– Так, Марковна, какой сегодня на повестке дня у нас тост? – Таисия подняла свой бокал, – ну, накинулась на плов, будто сто лет не ела, не обожгись.

– Тебя не поймёшь, то горячий, то остывает, – Марковна причмокнула, – искусница ты у нас, такую вкуснятину приготовила. Так, девки, тост созрел. Египетские и мексиканские пирамиды, английский Стоунхендж, статуи острова Пасхи – у каждого народа свой Церителли. Выпьем за нас, необыкновенных.

– Что-то я про этот Стон…, как там его дальше, слышала, – нахмурила брови Таисия.

– Мадам, а ты слышала про Стоунхендж? – Марковна посмотрела на Мадам.

– Слышала, в Англии в поле стоят здоровые камни, учёные никак не могут определить что это, версий масса, а конечного результата пока нет.

– Зато я замечательно считаю, – надула губки Таисия, – я – материалист.

– Раньше говорили «зато я гарно спиваю», – улыбнулась Марковна.

– У меня тост, – торжественно сказала Мадам.

– Вот, дожила, куска хлеба на ходу лишают, можно сказать, с моего осёдланного конька только что сбросили, – всплеснула руками Марковна.

– Хорошо, не буду, – махнула рукой Мадам.

– Да шучу я, говори.

– Чем дольше думаешь о жизни, тем меньше её остаётся, – Мадам говорила торжественно, придавая значение каждому сказанному слову, – давайте жить по течению, не расстраивая господа бога, он уже выбрал нам наши судьбы, или быть героями или прозябать на задворках, это его воля подчинимся ей.

– О, как ты глубоко и далеко залезла, – покачала головой Марковна, – тосты должны быть краткими. Учись, пока я жива. Все не могут быть героями, должен же кто-то сидеть на тротуаре и аплодировать смельчакам, проходящим мимо.

– Ой, Марковна, что бы мы без твоих мудростей делали, да продлит Аллах твои дни, – похлопала в ладоши Таисия.

– Спасибо за грубую лесть, давайте-ка, милые, спать, завтра рано вставать, в восемь.

Даже Мадам не возмутилась, хотя вставать спозаранку, для неё было сродни концу света. Завтрашний день – годовщина смерти Павловны, хотя её имя не было произнесено за этот день ни разу, но все об этом помнили.

Утро началось с удивления – приехал Лев, правая рука Михаила, сына Павловны.

– Меня прислал Михаил, я отвезу вас на кладбище, буду ждать, сколько надо, а после кладбища Михаил приглашает вас к себе. Сколько вам надо времени на сборы?

– А мы уже готовы, очень любезно со стороны Михаила оказывать нам такую услугу, он занятой человек, мы понимаем.

Таисия, с неизвестно откуда взявшимся кокетством, «строила глазки» Льву. Мадам и Марковна, наблюдая за этой картиной, переглядывались и подмигивали друг другу.

Льву, под пристальным взглядом Таисии, стало неловко, он, как ни странно, смутился и, кашлянув в кулак, сказал:

– Я жду вас в машине.

Когда Лев вышел, Таисия провела руками по своей груди, животу и бёдрам и вздохнула:

– Я бы на твоей машине с удовольствием раз несколько прокатилась, водитель я умелый.

– Бог мой, Таисия, как тебе не совестно? – покачала головой Марковна, – откуда в тебе столько распутства? Недавно только над буфетчицей смеялись, а сама на молодого свои бесстыжие глаза положила.

– Эх, миленькие мои, Это мне по паспорту пятьдесят четыре, а душа молодая, да и за телом я слежу. Мне без мужиков тошно, сама не знаю, как столько времени продержалась.

– Марковна, как ты думаешь, чего это Михаил такой заботливый? Что ему от нас нужно? – Мадам перевела разговор на другую тему.

– Не знаю, посмотрим, – покачала головой Марковна, – сначала в цер-ковь заедем.

Погода была тёплая и солнечная, как и год назад. Подойдя к могиле Павловны, женщины переглянулись, Марковна поднесла платок к глазам.

– Пол года назад памятника не было, – Таисия цокнула языком, – а те-перь смотрите какой, дорогой, сделан прекрасно и портрет Павловны вы-бит искусно, талантливый художник.

– У нас так положено, Таисия, памятник через год после смерти ставят, душа землю покидает и последний раз оценивает, как к её бренному телу живущие относятся.

– Ой, да нет там ничего, – Таисия махнула рукой.

– Ты же молитвы читаешь, Аллаху поклоняешься, а говоришь, что всё это ерунда.

– Ладно вам, мы сюда не спорить пришли, – тихо сказала Мадам.

Помолчали какое-то время.

– Отдали мы тебе дань памяти, покойся с миром, извини, что не плачем, мы храним память о тебе в своих сердцах.

Мадам закончила и услышала всхлипы – Марковна тихонько плакала. Взяв Марковну и Таисию под руки, Мадам повела их по тенистой аллее к выходу. Пройдя несколько метров, Марковна вытерла слёзы и сказала:

– Вы, девочки, идите, а я сестру проведаю, её могилка недалеко.

– И мне надо кое-кого проведать, – кивнула головой Мадам.

– А у меня здесь никого нет, мои родные все в Татарии, – Таисия огляделась, – вы идите, а я потихоньку к машине пойду.

Женщины разошлись в разные стороны. Таисия постояла немного на месте, а потом побрела от могилы к могиле, разглядывая памятники и надписи. По второй аллее шла похоронная процессия, Таисия заметила много знакомых лиц, неожиданно участилось сердцебиение, она решила подойти ближе. Процессия остановилась около свежевскопанной могилы, народ столпился рядом. Таисия подошла и увидела Валентину, секретаршу Андрея, директора той фирмы, в которой Таисия работала бухгалтером.

– Хорошо, что ты пришла, хоть и такая неприятность случилась, но Андрей всегда уважал тебя. Жизнь такая коротка, не держи на него зла, он последнее время часто тебя вспоминал и глаза при этом такие грустные становились.

Таисия поняла, что сейчас не сможет вымолвить ни слова, во рту было сухо, будто с глубокого похмелья. А ноги вообще к земле приросли и словно свинцом налились.

– Сейчас гроб закрывать будут, подойди, попрощайся, – прошептала Валя.

Но Таисия отрицательно закивала головой, напрягаясь до судорог в скулах, она едва смогла смочить слюной нёбо и спросила:

– Отчего он умер?

– Представляешь, рак печени, но он ведь не пил, откуда такая напасть?

Сообщение Валентины странным образом повлияло на Таисию, она очнулась от первоначального шока и, не стесняясь, злорадно усмехнулась. Валентина не заметила, вытянув шею, она смотрела на то, что происходила у гроба.

– Иди же, попрощайся, уже крышку кладут, – Валентина подтолкнула Таисию в бок.

– Да никуда я не пойду, – злобно прошипела Таисия.

– Успокой свою душу, легче будет, раз пришла, значит, так твоей душе было угодно.

– Я здесь по другому поводу, а вас случайно заметила. Простить его? —

Таисия прищурила глаза, – себе в душу плюнуть. Вечный покой опустится на землю, пройдут века, а ненависть моя не остынет.

Валентина, выпучив на Таисию глаза, перекрестилась, не очень уверенно, словно делала это второй раз в жизни. Таисия уже шла в ту сторону, куда ушла Марковна. Нашла её быстро и вовремя – Марковна, сидя на скамейке в оградке на могиле сестры, рыдала, не успевая вытирать слёзы.

– Ну, Марковна, ещё нам инфаркта не хватало, – Таисия взяла Марковну под локоток, – пойдём, ещё Мадам надо найти, да и ехать пора, Михаил ждёт. Чего ж плакать? Все там будем, кто знает, может там лучше, чем здесь.

Таисия говорила первое, что пришло в голову, чтобы ни в коем случае не показать своего приподнятого настроения, неуместного в таком скорбном месте. Она запомнила, в каком направлении пошла Мадам, поэтому они нашли её быстро. Она стояла около широкой могилы, на которой вместо памятника, лежал огромный валун. Три выбитых портрета – мужчина и две девочки-близняшки. «Дар, Женя и Слава, я была счастлива с вами девять лет». Ни годов рождения, ни смерти, ни фамилий.

– Хорошо придумано, целая глыба и не украдут, нынче на кладбищах такие безобразия творятся, – покачала головой Марковна, – пойдём, милая, пора уже.

Женщины медленно побрели к выходу. «Интересные имена у близняшек, мужские, но спрашивать не буду, захочет, сама расскажет, а нет, её боль, её горе» думала Таисия, искоса поглядывая на Мадам.

– Открытый человек это тот, кто умело скрывает свою скрытность, – вторя мыслям Таисии, сказала Марковна.

– Спасибо господи за подарок, под название «жизнь», – чётко выговаривая слова, сказала Мадам.

– Да, девочка, лишь тогда можно ощутить дар жизни, когда хоть изредка заглядываешь в бездну смерти и досадуешь, только, казалось, набрался опыта, а уже пора.

– Сдох он, – шипя, как змея, выпалила Таисия.

– Кто? – в один голос спросили Мадам и Марковна.

– Андрюшенька, – ехидство в голосе Таисии покоробило её подруг, – сволочь, которая мне жизнь испоганила. Я его прокляла в сердцах, чтобы каждая моя слезинка его печень прожигала, так он от рака печени и кончился.

– А кто бы сомневался? Ты ж – змея подколодная, – хмыкнула Мадам.

– Чего грубишь? Я тебя ласково «ведьмой» называю, – нахмурилась Таисия.

– Хватит вам, ещё подеритесь на кладбище, – тихо сказала Марковна, – не хватало ещё чужого человека в наши внутренние дела посвящать. Дома за ужином и обсудим.

Невероятным удивлением для женщин стало то, что особняк Михаила находился в том же посёлке только в начале параллельной улицы. Хозяин дома, худощавый брюнет, роста, как минимум, метр девяносто, гладко выбрит, он больше походил на спортсмена-легкоатлета, чем на уголовника с бурным прошлым. Всё выглядело вполне прилично и респектабельно, если бы не колючий взгляд его чуть выцветших голубых глаз. Приятным баритоном, Михаил поприветствовал женщин.

– Хотел познакомиться с вами лично и помянуть за общим столом маму. Вы скрасили её последние дни, я в курсе. Мне очень приятно видеть вас в своём доме.

Накрытый стол поражал обилием и изысканностью блюд, были и положенные при поминальном обеде кутья и блины со сметаной. Разговор не клеился, молча ели и пили, Михаил искоса и с любопытством разглядывал женщин. Мадам коробило от этого тяжёлого взгляда, Марковна, судя по всему, была погружена в свои воспоминания, а легкомысленная Таисия воспринимала взгляд хозяина по-своему – она строила глазки, улыбалась, кокетливо поправляла причёску.

– Я благодарна судьбе, что она свела меня с вашей мамой, она была прекрасным человеком, добрым и отзывчивым, готова была протянуть руку помощи каждому, кто в этом нуждался.

Таисия прекратила свою пламенную речь и, достав из рукава платья платок, аккуратно промокнула уголки глаз. Мадам, к своему удивлению, заметила, Таисия и вправду всплакнула, но уже через секунду, опять кокетливо «состроила глазки» Михаилу и подняла свой бокал.

– Давайте выпьем, тем более, что вино как раз то, что любила Павловна. Михаил, она гордилась вами.

Посидели ещё немного, каждая из женщин вспомнила какие-то яркие моменты, связанные с Павловной. Пора было восвояси, Марковна встала из-за стола, давая сигнал своим подругам.

– Зося Марковна, подождите, присядьте, – сказал Михаил, – мать пред смертью в телефонном разговоре, просила меня найти и наказать вашего обидчика, Сергея. Разыскивали его долго, но не наша вина, живого найти легче, чем мёртвого.

Марковна ахнула, прикрыв рот рукой. В комнату вошёл Лев и положил на стол перед Михаилом папку. Из папки были извлечены несколько фотографий и лист бумаги с отпечатанным текстом и печатями. Марковна надела очки и, качая головой, запричитала:

– Ой-ой-ой, да что же это? Как так, у него жена, дети.

На двух фотографиях были изображены разбитая вдребезги машина Сергея, он весь в крови, лицом уткнувшись в руль. На третьей – носилки «скорой помощи» с телом Сергея в тот момент, когда санитар закрывал замок – «молнию» на мешке, в который укладывают трупы. Листок бума-ги был ксерокопией свидетельства о смерти – 15 июля, день рождения Марковны.

– Его жене достались все активы фирмы, имущество, как движимое, так и недвижимое, с неё долг снять? – спросил Михаил.

– Что ты, Миша, даже думать об этом забудь, я уже давно ему всё простила, дай мне дожить свою жизнь спокойно, без каменной глыбы, что ляжет мне на душу, если ты будешь преследовать несчастную женщину.

– Она в полном порядке, Зося Марковна, – усмехнулся Михаил.

– Нет, нет и нет, Миша, прошу тебя, не надо, – Марковна прижала руки к груди, – не хочу я грех на душу брать, сколько мне осталось, одному богу известно, не хочу его гневить.

– Что ж, дело ваше, было бы сказано.

– Спасибо, Миша, что уважил нас и маму помнишь, – Марковна прослезилась, – дай бог тебе здоровья.

– Мадам, – усмехнулся Михаил, – вы совсем неразговорчивы или как?

– Я больше люблю слушать, привычка, – Мадам выдержала взгляд Михаила, хотя ей очень хотелось ускорить сцену прощания.

– Обращайтесь, если что, – улыбнулся Михаил, не сводя взгляда с Мадам.

«Вот упырь, урка, говорит слащаво, а в глазах яда, как в лаборатории серпентария, дай бог, чтобы не пришлось нам к тебе обратиться, наизнанку вывернешь» подумала Мадам и поспешила выйти на улицу.

За короткую дорогу до дома Марковны, Таисия переключила своё внимание на Льва.

– А сколько тебе лет? – поинтересовалась она.

– Тридцать пять, – улыбнувшись, ответил Лев.

– Слушай, да у нас разница в возрасте, как у Пугачёвой с Киркоровым, им она не мешала, – игривость Таисии вызывала у Мадам приступы смеха, которые она давила, прятав лицо в воротник спортивной куртки.

Мадам и Марковна вышли из машины, но Таисия задержалась. Махнув рукой на приступы сексуальной активности подруги, женщины зашли

в дом. Таисия впорхнула в гостиную минут через двадцать и, прямо в одежде, плюхнулась в кресло.

– Ох, девоньки, закинула я удочки, буду ждать, пока клюнет.

– Таисия, не совестно? Он же в сыновья тебе годиться? – покачала головой Марковна.

– Марковна, п.и.а. ровесников не ищет! – хмыкнула Таисия.

– Фи, Таисия, удивляюсь с тебя иной раз – откуда столько пошлятины в твоём лексиконе? – покачала головой Мадам.

– Ваши китайские мудрецы подсказывают, – расхохоталась Таисия, запрокинув голову, – самый ёмкий и красочный язык – наш, русский.

Тут уж хохот пробил и остальных. Марковна, охая, смеялась и держалась за сердце, Мадам согнулась пополам и, обливаясь слезами, издавала звуки, более похожие на писк, чем смех.

– Не пойму, чего вы ржёте? – пожала плечами Таисия, когда смех утих, – чего смешного я сказала? Я не виновата, что женское начало во мне ещё не умерло, природа требует своего. Я и так столько времени в режиме ожидания, на голодном пайке, так сказать. Ну, люблю я мужиков, что ж меня казнить за это? Мадам, вот ты скажи мне, неужели тебе не хочется прижаться к сильному плечу и почувствовать себя слабой желанной женщиной? У тебя, Марковна, не спрашиваю, ты, насколько я знаю, вообще до этого дела никогда не охоча была.