Бабы дуры

– Изверги, дайте поспать! – крикнула она.

Марковна показалась в дверях комнаты, в которой спала Мадам.

– Уже семь вечера, пожалуй, девять часов сна тебе достаточно за твой ночной подвиг.

– Нет, нет и нет, я теперь – великий маг и должна спать как можно дольше, что бы мне в снах приходили всякие откровения.

– Вставай, милая, посмотри, что Алёшка мой принёс.

– Они же уезжали куда-то? – удивилась Мадам.

– Приехали неделю назад, Дима же военный, а военная жизнь кочевая, сегодня там, завтра тут.

Мадам оделась и вышла в гостиную, Таисия, Марковна, Алешка сидели за накрытым к чаю столом. На диване стояла коробка, в которой слышалось какое-то шебуршание. Мадам заглянула в коробку и взвизгнула:

– Батюшки, какая прелесть! Котята, откуда они?

Алексей, уплетая блины, повторил историю, которую только что рассказывал Марковне и Таисии.

– У нас в подвале кошка живёт, давно уже, весь дом её подкармливает. Вот она и родила этих котят, им уже по три месяца, а брать их к себе никто не хочет. Скоро холода начнутся, жалко, я и подумал, у вас дом большой, может, найдётся для них место.

Алексей смущался и волновался, своё волнение он пытался скрыть завидным аппетитом.

– Дитятко, да конечно, пусть живут, – Марковна подлила внучатому племяннику чаю.

– Так, чур, я беру себе вот этого, чёрненького, надо посмотреть, девочки это или мальчики.

– Да вроде все трое мальчики, – пожал плечами Алёша.

– Я уже и имена им придумала. Мой чёрный – Фунт, рыжий, смотрю, Марковна на него глаз положила, будет Евро. А ты, Мадам, уж извини, тебе белый достаётся, ты хоть и в популяре нынче, но самая младшая, бери, кто остался. А имя он будет носить Доллар.

– А я ничего не имею против, мне белые кошки всегда нравились. Чудеса, все трое разные.

– Лёшенька, а мать-то у них какого цвета?

– В том-то и фокус, – охотно начал рассказывать паренёк, – она трехцветная была, рыже-бело-чёрная, а на котятах цвета вот так разделились.

– Фунт, Евро, Доллар! Ты, Таисия – мастер названия придумывать, – хмыкнула Мадам.

– А что? Звучит неплохо, а вдруг это нам знак свыше? – прищурилась Таисия.

– Евра – скорее женского рода, – предположила Марковна.

– Вообще-то, в конце «о», средний род, ну, Марковна, – Таисия сморщила нос, – не придирайся, не порть картину.

Котята подрастали, привязались каждый к своей попечительнице. Рыжий котёнок Марковны оказался кошкой, это приободрило Таисию, которая интуитивно дала ему имя более-менее женское. Это обстоятельство так же помогло Таисии отстоять придуманное ей название магического сообщества «ФУГУВ и П».

– А может ты и права, недалёкие люди верят в удачу, мудрые и сильные – в причину и следствие, – подытожила спор о названии Марковна.

– Вот, мудрым наша помощь не нужна, а остальных надо громкостью имён сразу в штопор вводить.

О жизни и о деньгах, начинают думать только тогда, когда и то и другое подходит к концу. Нежданные деньжищи у новоявленных «волшебниц», не смотря на адские Таисьины старания в экономии бюджета, растаяли. Деньгам свойственно кончаться, если их не пополнять. Но приближался день «Х», когда на приём к «радужной колдунье» Мадам должна была привести своего больного мужа Марина. Все приготовились и заняли «надлежащие» позиции – Марковна в кресле с «Война и мир» в руках, Таисия в атласном балахоне в дверях. Мадам в накидке с кАпюшоном в комнате с подожжёнными свечами. Да, часть денег Таисия заблаговременно потратила на необходимые для магического салона аксессуары. Теперь в комнате, где должен был состояться сеанс, было всё необходимое – приглушённый мерцающий свет четырёх светильников, расставленных по углам, курящиеся благовониями лампадки, и тихая музыка. Вот выбор музыки Мадам не доверила никому, занялась подбором сама.

– Я знаю, что надо, «Нигма», поверьте, музыка обалденная и очень подходящая.

Но в их заштатном городке ни в одном и киосков такого не нашлось. Таисии, скрипя душой, выделила Мадам деньги на поездку аж в Москву, благо, было не очень далеко. Из Москвы Мадам вернулась с покупкой, но в плохом расположении духа.

– Да, девочки, наш салон выглядит смехотворно, заглянула я в парочку столичных заведений подобного рода, вот это размах!

– Так, уважаемая, отставить сарказм, на наш век и здешних условий хватит, кто знает, сколько нам халявы отмерено, – нахмурилась Таисия.

– Мадам, я на твою сторону встану, если ты почувствуешь, что не в силах справляться с ролью волшебницы, – сказала Марковна, – нельзя заставлять человека делать то, что может подорвать его веру в самого себя.

– Так, подружки, что за пессимизм? – нахмурилась Таисия, – вот примешь Марину с мужем, а там посмотрим, денежки-то от первой свиристелки уже кончились. Как жить собираетесь?

В дискуссию вступать ни Мадам, ни Марковна не стали – Таисия была права, жить не на что.

Это разговор состоялся за неделю до приезда Марины с мужем. Но день сеанса настал и все были к нему готовы. Таисия заглянула в комнату к Мадам, та нервно ходила по комнате.

– Опять?! Ну-ка, соберись, деньги за приём я возьму вперёд, а там будь, что будет, – Таисия усмехнулась, – чем мне нравиться магическая работа, так это универсальностью отмазок – звёзды не расположены, луна в затмении бунтует, энергия отрицательная. Да сколько всего можно придумать! Не хандри, а лучше вспоминай, как твой заумный еврей дела обстряпывал, таких дуриков в вашей больнице, поди, навалом было. У тебя пятнадцать минут, настраивайся.

Марина привезла мужа в назначенное время. Таисия проводила их в комнату приёма. Мадам поразили глаза молодой женщины, в них было столько отчаяния, надежды и веры, что «радужную колдунью» передёр-нуло. «Чёрт, зачем мы в это ввязались? Таисия, что б тебя, хапуга, если что, сама небось в кусты, а мне отдувайся» ругалась про себя Мадам, но… Почему-то в её душе появилось какое-то смутное желание непременно вызвать на разговор этого несчастного мужика, который представлял сей-час плачевное зрелище. Он был будто зомби, медленно, машинально пе-редвигал ногами, ведомый женой за руку, остановился, когда останови-лась Марина, взгляд бессмысленный. Про таких в психбольнице говорили «заколотые», т.е, все назначенные препараты не шли на пользу, не воз-вращали человека в нормальную жизнь, но и без них было нельзя. Буй-ных, да и не только буйных, а и «тихушников», так называли тех, кто был себе на уме и не прекращал попыток покончить с собой, приходилось держать на уколах, чтобы обезопасить и персонал, да и самих больных.

– Вы получили травму головы при аварии? – спросила Мадам.

– Нет, – Марина ответила за мужа, – его спасла подушка безопасности, а вот друг Максима погиб.

Сам Максим будто и не слышал разговора женщин, он бездумно смотрел в пол, но внезапно вошедший в комнату белый кот Мадам при-влёк его внимание. Таисия была на чеку, она подхватила одной рукой кота, другой Марину под локоток и вывела из комнаты – привратница чётко знала свою задачу, убрать кота, чтобы не мешал и содрать деньги за прием, пока Мадам какая-нибудь шлея под хвост не попала.

Мадам наблюдала за Максимом, а сама отчаянно психовала внутри.

«Ну, и что мне теперь с ним делать?! Чурбан чурбаном, как его разговорить? В больнице Иосиф Эдмундович к головам пациентов всякие приборы прицеплял, ток разной частоты, а мне что делать? Сонником по голове его шандарахнуть? Вон, Таисия какой прикупила, килограмма на три точно. Бери ношу по себе, что б не падать при ходьбе. А ты решила, что представляешь из себя лошадь-тягача? Не надорвись, любимая». Молчание затянулось, но пациент не высказывал недовольства. «Может так и сделать, посидим-помолчим, а скажу, что увы. Как там Таисия говорила, „звёзды не расположены“? А может, попробуешь? Отработаешь хотя бы деньги за приём, ну чтобы быть честной перед самой собой? О, ты уже совсем себя во врачевателя душ записала, молодец, нахалка. Трусишь? Нет, просто адекватно оцениваю ситуацию. Что ж с тобой делать, Максим? Ну, девка, давай, скажи хотя бы что-нибудь, что ж ты бедного на ногах держишь»

– Садись, Максим, – собственный жёсткий, даже грубоватый голос удивил саму Мадам.

Максим покорно сел на стул, руки мужчины, будто плети, лежал на его коленях. «Так, кое-что всё-таки получилось, но какая же это мелочь» подбодрила и тут же охладила себя Мадам. Она подошла к Максиму и, взяв его за подбородок, подняла голову так, чтобы он встретился с ней взглядом.

– Традиционная медицина тебе не помогает, я занимаюсь нетрадиционной, ты готов помочь мне?

Абсолютное равнодушие во взгляде Максима выводило Мадам из себя. «Двинуть ему что ли, может, хоть моя агрессия его взбодрит? Ага, а вдруг взбодрит так, что и он тебе в ответ двинет, вот красивая картина получиться» Мадам едва не рассмеялась своим мыслям. Помахав для солидности руками над головой Максима, она отошла от него на метр и, внезапно поняла, что сделает в следующую минуту.

– Скажи мне имя того, кто беспокоит твою душу, я призову его сюда и он будет говорить с тобой через меня.

«Вот это загнула, а слабо устроить авторский вечер с призраком Пушкина, порадовать Марковну? А для себя Булгакова пригласи. Ты, мать, что сама умом тронулась, что психопатия передаётся воздушно-капельным путём?» смеялась над собой Мадам, но предчувствие, что она поступает правильно, её не покидало. Подтверждением её внутреннему состоянию стали слова Максима. Он первый раз за всё время посмотрел на Мадам чистым, осмысленным взглядом.

– Гека, то есть, Геннадий

– Помни, земная жизнь для него – пройденный этап, сейчас он нахо-диться в небесной неге, ему там хорошо и спокойно. Я не смогу долго держать его душу в нашем мире, поэтому свои вопросы задавай чётко и конкретно и не о нём, а о себе. Понятно?

– Понятно, – тихо сказал Максим.

– Не слышу! – повысила голосом Мадам

– Понятно, – тон голоса Максима стал на ноту выше.

– Хорошо, закрой глаза и расслабься.

Мадам на ходу вспоминала, как вёл сеанс и что говорил Иосиф Эд-мундович, какие-то странные слова на непонятном языке внезапно рождались в её голове и она произносила их вслух. И вот что странно, наблюдая за Максимом, она поняла – он, действительно, попал под гипнотическое влияние тона её голоса и того, что она говорила. Вздохнув полной грудью, Мадам выпалила:

– Гека здесь, спрашивай.

– Ты как, братан? – голос Максима дрогнул, мышцы лица напряглись.

– Ты чё, сбрендил? Мы с тобой по мобиле что ли базарим? Ладно, я в поряде, в отличии от тебя.

По всей вероятности, ответ и манера разговора полностью совпали с характером покойного, лицо Максима исказилось от мучительной душевной боли. Мадам не понимала, почему именно так начала говорить, будто и правда говорила чужим фразами. Но ещё больше её насторожило то, что она испытывала дикий холод внутри себя, захотелось закутаться в плед, но она боялась, что лишний шум может вывести клиента из гипноза.

– Ты винишь меня в аварии? – последовал вопрос Максима, он явно дался ему с трудом.

– Опа, гонишь что ли? Это было лучшее, что могло со мной произойти, ну, не руки же на себя накладывать?

– Что ты говоришь? Почему?

– Да у меня опухоль в мозгах росла, неоперабельная, я горстями таблетки жрал, чтобы боль заглушить, а когда и они уже перестали помогать, на морфушу присел.

– Мы же вместе соскакивали?

– Я потом опять начал, боли жуткие, на стенки лез. Тебе-то эта дурь зачем нужна была, у тебя же со здоровьем всё нормально. Вот только по-чему у тебя крышу после аварии двинуло, не пойму. Обиду на тебя я всё-таки имею.

– Я так и знал.

– Да не за аварию, за то, что ты в дурашке прозябаешь, я-то думала, ты будешь жить на полную катушку, за себя и за меня.

– Гека, без тебя всё мрачно и тоскливо стало.

– Ты что из себя и меня п… ров лепишь?! Мы – нормальные мужики, а ты о тоске какой-то толкуешь. Запомни, Макс, существует достаточно света для тех, кто хочет видеть и достаточно мрака для тех, кто не хочет.

– Запомню, братан, – тихо ответил Максим, – скажи, про тот свет много чего говорят, есть там что-нибудь?

– Как тебе сказать, я ещё сам до конца не разобрался, а вот возможность увидеть тех, кто раньше меня помер, у меня была. Помнишь Надю-ху из параллельного класса, ну та, которая повесилась? Видел я её, плохо бабе, но сама виновата. Всё, Макс, береги Маришку, детей делай, жизнь, даже полноценная, ох и коротка. Надеюсь, не скоро тебя здесь увидеть.

Мадам сама пребывала в состоянии полной прострации, только вымораживающий её внутренности холод не давал ей покоя. «Что ж я так околела? Будто сама на том свете побывала? Слушай, мать, да ты и вправду покойничка в себе держала, в книжках же так и описывают „при контракте с аморфными субстанциями вы ощутите могильный холод“. Чёрт, как же согреться, не попрыгаешь, на руки не подуешь. Так, Максим, чего это ты затих?». И вдруг по телу Мадам прокатилась жаркая волна, будто дверцу топящейся печки перед ней открыли. «Ух, ушёл, что ли этот Гека, царствие ему небесное?» предположила Мадам.

– Гека, ты ещё здесь? – ровным, спокойным голосом спросил Максим.

– Нет.

Максим вздохнул полной грудью, но даже не пошевелил пальцем. «Он же ещё под гипнозом, давай-ка, выводи его» опомнилась Мадам и громким, монотонным голосом начала говорить то, что когда-то слышала на сеансах Иосифа Эдмундовича. Не забыла упомянуть и о нормальной работе нервной системы пациента. Надеяться на моментальный эффект Мадам даже и не пыталась, у Эдмундовича и то с первого раза не получалось.

– Сознание ясное, подсознание глубинное, третий глаз закрылся. На цифру «один» вы очнётесь, три, два, один, – Мадам щёлкнула пальцами над головой Максима.

– Как вы себя чувствуете? – она ликовала и едва сдерживалась, чтобы не захлопать в ладоши – Максим смотрел на неё взглядом нормального человека!

– Я чувствую себя на все «сто», нет, даже на «двести», вы же слышали, мне за двоих надо жить.

– Вы помните слова своего друга?

– Да, я помню весь разговор, это не правильно, так не должно быть? – насторожился Максим.

– Всё в порядке, – улыбнулась Мадам.

– Если бы сам не столкнулся с такими чудесам, в жизнь бы не поверил в силу…, – Максим запнулся, не мог подобрать нужное определение.

– Думаю, второй сеанс нам не понадобиться, – самоуверенно ответила Мадам.

– Я думаю так же.

– Идите, мне нужен отдых.

Максим встал:

– Вы меня проводите, пожалуйста, чтобы я не плутал по комнатам, сюда меня привели дебилом.

Мадам насторожилась, слишком уж разительные перемены произошли с Максимом. «Может, это ловушка и он или из налоговой или из финансовой, накроют нас с поличным, деньги меченые подсунули. Да не дрейф, мать, смотри, у него все руки исколоты, даже на запястьях, видать, все вены уже забились. А, будь что будет, в тюрьму, думаю, не посадят, как – нибудь отмажемся».

Марина, Таисия и Марковна встретили Мадам и Максима любопытными взглядами.

– Что, Маришка, на Канары слетаем?

Максим, улыбаясь, смотрел на жену. Марина беззвучно ойкнула, при-крыла рот ладошкой и, сделав шаг к мужу, всё-таки не решилась кинуться ему на шею. Максим засмеялся и сам подошёл к жене:

– Ну, чего ты плачешь? Иди ко мне.

Марина припала к груди мужа, он обнял её за плечи и поцеловал в макушку. Марковна украдкой, промокнула слезу, но Таисия не могла по-зволить себе сентиментальностей.

– Марина, будьте добры, нам нужно поговорить.

Таисия похлопала молодую женщину по плечу и жестом позвала за собой в другую комнату. Максим, нехотя, отпустил жену.

– Да-да, я всё принесла, – Марина схватила сумочку и проследовала за Таисий.

– У меня своя фирма, вином торгую, настоящим, не порошковым, могу привезти столько, сколько скажете. Кто пьёт, не знает о вреде вина, а кто не пьёт, не знает о его пользе.

– Такого выражения в моёй записной книжке нет, – Марковна щёлкнула пальцами и постучала себе указательным по лбу, – надо записать.

– А где Мадам? – огляделся Максим, – хотел поблагодарить её ещё раз.

Марковна, застигнутая врасплох вопросом, быстро сориентировалась:

– Ей надо отдыхать, сам понимаешь, дело она сделала нелёгкое. Я передам, что ты доволен и кланяешься ей в почтении.

– Да-да, именно так и передайте, – Максим приложил руки к груди.

Марина довольная и счастливая, вбежала в комнату и сразу бросилась к мужу. Так, обнявшись, они и пошли к дверям, Марковна и Таисия следом. После обменов словами благодарности и пожеланий долгой и счастливой жизни, клиенты уехали, а Марковна с Таисией, наперегонки, броси-лись допытывать Мадам. И откуда у Марковны прыть взялась? В комнату Мадам, оттолкнув Таисию, она вбежала первой.

– Так, я первая к тебе на сеанс, а то таблетками меня пичкаешь, одно лечишь, другое калечишь, меня тоже в гипноз и опа, я здорова!

– За это платить надо, – вмешалась Таисия, – бесплатно ничего не получиться.

– Сама знаю, – нахмурилась Марковна, – бесплатно, значит, бес платит.

Всю пенсию отдам.

Обе рассмеялись, но Мадам, почему-то, не поддержала их веселье.

– Ты чего это, девонька? – спросила Марковна, оглядывая Мадам, ко-торая, укутавшись в одеяло, лежала на кровати, – правда, что ли устала?

– Марковна, Таисия, сегодня я, правда, что-то чувствовала, может у меня действительно какой-то дар есть, как говорил Эдмундович? Или тут вмешалось что-то ещё?

Мадам не ждала уговоров, в подробностях описывая и сеанс и свои ощущения, рассказала своим товаркам произошедшее. Таисия слушала, выпучив глаза, а Марковна, не глядя Мадам в глаза, качала головой.

– Вот это да – а, – протянула Таисия, – слушайте, это же полный улёт, мы озо-ло-тим-ся!

– Я думаю, Мадам, сюда вмешалось твоё «или», – нахмурив брови, предположила Марковна, – ведь ты о нём ничего не знала, а имена назва-ла. Ты потом уточнила у него достоверность?

– Не стала, а вдруг никакой Нади – самоубийцы и не было, а я ляпнула первое, что пришло в голову.

– Скорее всего, что-то такое было, – покачала головой Марковна, – все заметили, как он изменился, значит, какой-то тумблер в его голове ты переключила. Сама говоришь, будто говорила под чью-то диктовку.

– Да и теперь сил никаких нету.

– По книгам, которые я прочитала, именно так всё и происходит. Есть, девонька, у тебя дар, прав был твой еврей. Все мои теоретические знания бесполезны без таланта, золотая узда не сделает клячу рысаком.

– Марковна, твои мудрые слова ничуть не дешевле моего таланта, в котором я сомневаюсь, всё случайность, не более того.

– Я с неё девяносто девять тысяч сняла, – привлекая внимание к себе, Таисия сообщила об этом громким голосом.

– Ты, что, рехнулась что ли? – Мадам вытаращила глаза, – и она столько отвалила?

– А то, – Таисия метнулась в комнату, где производила расчёт и, вернувшись, показала женщинам пачку денег.

– И как тебе не совестно? – дуэтом спросили Мадам и Марковна.

– А что такого? Я же у неё ещё тогда спросила где и в каких больницах она лечила мужа, потом справочки там навела, деньги я считать умею. Вы знаете, сколько её шубка и машина стоят? А я знаю. Не бедствует девуш-ка, не бедствует. Я и папашку её понаслышке знаю, а Максим, слышали, что первое сказал? «На Канары», а в Урюпинске отдыхать не пробовали?

Так что, нечего меня гнобить, я своё финансовое дело хорошо знаю.

– Ладно – ладно, молодец, – Марковна постаралась успокоить распаленную Таисию, но та решила дожать своих подруг.

– Я ещё девять тысяч за приём взяла.

– О, господи, Таисия, я с тебя дурею, – хмыкнула Мадам.

– Опять девятка, чего ты, других цифр не знаешь? – всплеснула руками Марковна.

– Сама мне этими девятками голову задурила, а теперь ручками машет, – нахмурилась Таисия, а потом состроила ехидную гримасу, – эти суммы у меня сами собой складываются, прейскуранта в нашем салоне ещё нет.

– Но суммы-то какие?! – покачала головой Марковна, – как бы они нам боком не вылезли, за меньшее и спрос соответствующий.

– Странно, Марковна, ты – учительница, вас должны были психологии учить или твои знания устарели? Так вот, богатые никому никогда не при-знаются, что их облапошили.

– Это бесспорно, а вот нам могут головы свернуть, как курятам. У нас заступников нет.

– Марковна, но ведь с Максимом всё получилось?! – недоумевала Таи-сия, – Мадам показала себя с лучшей стороны, у неё талант, а талант не должен быть голодным, правда, Мадам? Одно дело делаем, а чтобы твоя душенька, Марковна, успокоилась, обмани её, скажи, что в лотерею выиграли.

– Не трудно показать себя с лучшей стороны, трудно понять, какая лучшая, – махнула рукой Мадам и плотнее закуталась в одеяло.

– Вы с Марковной специально умные речи учите, чтобы меня уличать в литературной неподкованности? Я не русская, мне скидка. Вы лучше подумайте, где нам башлёвых клиентов брать? С босотой чего связываться, состоятельных надо привлечь.

– Да нам этих денег до весны хватит, если не шиковать конечно, а по теплу можно и на базар двинуть, глядишь, чего и придумаем.

– Особенно ты торгашка хоть куда со своим инсультом, – хмыкнула Таисия.

– А вот Мадам надо мной пошаманит, я и поправлюсь, – Марковна с ожиданием посмотрела на Мадам.

– А я говорю, надо рекламой заняться, пока деньги сами в руки идут.

– Ох, Таисия, Таисия, упёртая, как баран, не зря говорят «не спорь с дураком, а то люди могут не заметить, есть ли между вами разница».

– Да это вы обе – полные дуры, не видите нашего фарта, когда есть право выбора, надо его использовать По-полной. Фортуна – дама капризная, может и улизнуть.

– Но когда стоишь перед выбором и не делаешь его – это твоё право и твой выбор.

– Так, вижу разговор я завела не во время, ладно, подожду, – Таисия сунула руки в карманы, – давайте-ка праздник себе устроим, посидим, поедим, выпьем, дело такое состоялось, обмыть надо.

– Согласна, девчонки, только дайте мне, пожалуйста, хоть часик отдохнуть, такая слабость, даже шевелиться не охота.

Мадам закрыла глаза, Марковна и Таисия вышли из комнаты, прикрыв дверь.

– Вставай, труженица наша золотая, пора вершить новые подвиги.

– Я не желаю вас слушать, – Мадам не открыла глаза, сделав слабую попытку удержать одеяло, которое стягивала с неё Таисия.

– Подъём, дитя великовозрастное, лентяйка, знаешь, сколько ты продрыхла?

– Я и есть само воплощение лени, всякий знает, чем ленивее человек, тем больше каждый его труд напоминает подвиг, – ответила Мадам, уже сидя в кровати, но глаза были по-прежнему закрыты, – ну что там? Кушать готово? Есть хочу, умираю.

– Как поработаешь, так и полопаешь.

– Тебе не совестно, Таисия, мне помниться, я несколько часов назад на самый дорогой ресторан заработала. Или вы с Марковной уже всё прокутили?

– Ну-ну, мать, давай, поднимайся, – Таисия поцеловала Мадам в макушку, – Аля приехала, бабу буфетчицу привезла с баблом в клювике, что-то там опять с любовью-морковью связано.

– Да ну их.

– Ты себе цену набиваешь? Ну поспала же, мы с Марковной тебя не будили, так, перекусили на скорую руку, чтобы с голоду не помереть. Ес-ли бы не сто восемь штук в гаманке, фиг бы я дала тебе праздник души испортить.

– А время сколько?

– Два ночи.

– Они что, ненормальные? По ночам людей беспокоить.

– Мы же сами Але говорили, что после полуночи самое время мрако-бесием заниматься, вот она эту буфетчицу ночью и приволокла.

– А сама где столько времени пропадала?

– Толи в Англии, толи в Швейцарии, я не прислушивалась к её щебету, бабу разглядывала, прикинула, сколько с неё слупить.

– Выходит, и Аля довольна моим сеансом? – Мадам наконец-то откры-ла глаза и посмотрела на Таисию, – плащ мой магический не помню, где сняла.

– Вот он, я уже побеспокоилась, подмахнула его утюжком, ты же как попало бросила, прямо на кровать и дрыхла на нём, весь помяла. Свечи в той комнате зажгла, музыку включила, всё путём.

– Всё-всё, иду.

Таисия не обманула – в прихожей, переминаясь с ноги на ногу, стояла толстуха, килограмм на сто двадцать. Искусственная блондинка с высокой причёской годам эдак к пятидесяти, на лице, уже познавшем инструмент пластического хирурга, «семафорили» губищи в ярко-красной помаде. Толстые пальцы, унизанные золотыми кольцами с драгоценными камнями и без, заканчивались длинными, скорее всего наращенными ногтями, окрашенными лаком в тон помаде, от этого они походили больше на окровавленные когти хищного зверя, только что раздиравшего свою добычу. Вещи, в которые была одета эта «красотка», были дорогими, но подобранны в полном отсутствии вкуса. Кофточка была настолько тесна, что если бы её носительница вздохнула на полный объём своих лёгких, пуговицы рванули бы, как пули из автомата Калашникова. В узких, глубоко посаженных глазках «буфетчицы» был неизживаемый нахрап и ожидание своей полной победы.

Аля, увидев Мадам, с неподдельным восторгом взвизгнула, запрыгала на месте, похлопала в ладоши – так она выражала свою радость, будто встретилась с самой любимой подружкой. Уняв свою радость, она заискивающе спросила: