Три цветка и две ели. Первый том

– Ты мой дракон? – улыбнулась она и нежно погладила рукой его щеку.

– Какой-то добрейший я дракон, – ответил Рагнер, обнимая ее и целуя. – Просто жалость, что не могу сжигать дыханием. Ладно, мне пора, – чмокнул он девушку в губы. – Иначе еще немного и я останусь: изомну тебе платье и растреплю волосы.

– Я бы не стала возражать, – прошептала она, убирая руки с его плеч.

Оглядываясь на нее и улыбаясь, Рагнер вышел. Маргарита же, спустя минут девять, прошла в опочивальню дочерей, где стала ждать у окна его отъезда из замка. Только отряд Рагнера скрылся в проезде надвратной башни, она нарушила свое обещание «не бывать в его отсутствие в покоях герцога» и прошла через потайную дверцу в кабинет, где забралась на письменный стол и села на него, спустив ноги на ступени оконной ниши. Из этого окна хорошо просматривась площадка перед кузней. Нинно уже там возился, то появляясь на воздухе, вынося что-то и вытряхивая, то снова пропадая в кузне. По два охранителя с ружьями расположились на низкой смотровой площадке и возле выезда из тамбура.

В саду все деревья уже оголились, а в парке весело зеленели ели и краснели клены. Ночью случились первые заморозки. Из двенадцати роз, что Маргарита привезла из Брослоса, живым остался единственный кустик, но он тоже погибал. Правда, еще в светлице зимовали пять черенков, сросшихся с корнем шиповника.

В спальных покоях герцога было крайне зябко. Маргарита заранее накинула на толстое платье шерстяной платок, но у нее стали мерзнуть ноги и руки. Камин же разжигать она не решилась из-за боязни быть обнаруженной.

На счастье замерзавшей девушки, Нинно вскоре зашел в тамбур, а Маргарита, догадавшись, что его позвали в баню, вернулась к себе – и не ошиблась, увидав кузнеца во внутреннем дворике у Ягодного дома. Пока Нинно мылся, Маргарита решила перекусить. Миллё пять раз в день до обеда приносила еду для баронессы, и если ей не открывали двери в опочивальню герцогини, то девочка оставляла поднос на столике в светлице. На этот раз угощением стала сладкая овсяная каша, какую Маргарита с удовольствием кушала. Глядя на тарелку, баронесса Нолаонт едва не разревелась от умиления и радости – улыбкой на каше желтел полукруг масла.

«Я более не чужая для этих людей, – хлопая глазами и прогоняя слезы, думала она, забирая поднос. – Они хотят мне нравиться, как и я им. Мы семья… Может, и Соолма меня полюбит, – мечтала Маргарита, сидя на ступенях в оконной нише и уминая кашу. – Лет где-то через сто… нет, пожалуй, тысячу».

Нинно вышел из бани побритым, свежим и помолодевшим. Ему дали новую одежду, несильно отличавшуюся от прежней – такой же коричневый кафтан с большим капюшоном, только оттенка посветлее, и синеватые штаны.

Возвращаться в холодные покои герцога, Маргарита не очень желала, но занять себя ничем другим не смогла – и, надев на ноги домашние сапожки на меху да накинув на плечи соболью пелерину, опять туда пошла, опять взгромоздилась при помощи стула на стол в кабинете. Так, на столе, она просидела не менее двух часов и, казалось, могла бы бесконечно наблюдать за скучными действиями, происходившими внизу: ожидать появления Нинно у кузни и рассматривать его.

«Хорошо бы он остался, – подумала она, – работал бы в Ларгосе или даже в замке кузнецом… Завел бы новую семью…»

Последняя мысль уже не очень ей понравилась: видеть Нинно с другой женщиной Маргарите не хотелось, и она не понимала, почему так, но понимала, что преданность Нинно – то, что он пришел в такую даль ради нее, чтобы защитить, сильно ее тронула и если не разожгла в сердце огонек, то точно обдала его искрами. Однако задуматься как следует над своим чувствами к кузнецу Маргарита не успела – она услышала голоса Огю Шотно и каких-то женщин, доносившиеся из передней – комнатки между винтовой лестницей и опочивальней герцога. Понимая, что пришли горничные, Маргарита поспешила скрыться и едва успела это сделать. Да вовремя: в ее собственную опочивальню стучались – Миллё принесла кусок мясного пирога и кувшинчик молока.

– Каша – есть красиво, – улыбаясь, сказала Маргарита – Миллё ей широко улыбнулась в ответ, чем ярко раскрасила переменчивое настроение беременной девушки.

Больше в покои герцога Маргарита прокрадываться не стала. Она пыталась вязать, вышивать, читать, примеряла наряды в новой гардеробной, затем захотела прогуляться и спустилась вниз, обнаружив в обеденной целых шесть охранителей. Удивленная, она сказала Раолю, что идет в парк. С ней кроме «усатого» отправились еще двое мужчин.

– Ваша Милость, это ведь брат вашей подруги Беати? – спросил Раоль, спускаясь впереди нее по винтовой лестнице. – Он был на успокоении Иама.

– Да, это мой брат по жене брата.

– А что он здесь делает? – потирал черные усы Раоль, сходя с лестницы в караульную, на темный этаж с толстыми колоннами.

– Я точно не знаю, – скупо отвечала Маргарита. – Мы недолго общались.

– Как не знаете? А еще он соврал, что не кузнец… Ну, еще в Элладанне…

– Раоль Роннак! – строго прервала его Маргарита. – Научитесь впредь довольствоваться тем ответом, что вы получили. Проще говоря – не ваше дело!

– Прошу меня извинить, Ваша Милость, – обиделся Раоль.

Один охранитель быстро пошел вперед. Выходя из тамбура, Маргарита догадалась о причине такой поспешности – Нинно попросили удалиться в кузню, чтобы он не встретился с баронессой Нолаонт.

«Рагнер вовсе уж от ревности с ума сошел, – думала она, гуляя между голых деревьев парка; охранители держались от нее на расстоянии. – Немного – и он запрет меня в замке, как в тюрьме. Надо возмутиться, пока не поздно! Но позднее, – решила она, раскидывая ногой опавшую листву. – Пусть немного привыкнет к Нинно».

Возвращаясь, Маргарита опять не встретила Нинно у кузни. Там, на выходе из парка, лишь стояли двое вооруженных ружьями мужчин, которые почтительно сняли перед баронессой шляпы. Зато, войдя в темный, длиннющий тамбур, Маргарита разглядела силуэты Рагнера, Вьёна, Адреами и Лилии. Эти четверо, казалось, удивились ее появлению в тамбуре не меньше, чем она их приходу. Тем не менее все они вежливо раскланялись, а затем Рагнер произнес:

– Мы идем в Оружейную, где немного перекусим до обеда и поговорим. Возможно, господа Тиодо и Вьён останутся на вечернюю трапезу – и тогда я пошлю людей за Ирминой.

– А меня ты не приглашаешь с вами в Оружейную? – тихо спросила по-орензски Маргарита. – Там из дам только она будет? Что происходит, Рагнер? Я думала, пристойным женщинам туда, вообще, нельзя…

– Ничего не происходит… В замке просто нет других гостиных, кроме Оружейной залы. Когда Ларгосц строился, был другой уклад… Ладно… – оглянулся он на своих гостей и сказал им: – Баронесса Нолаонт окажет любезность и тоже присоединиться к нам. И что, – повернулся Рагнер к Маргарите, – как там господин Граддак?

– Я его не видела с утра, – солгала она.

– Давай тогда его тоже позовем, что думаешь?

– Давай… – обрадовалась она. – Только он не знает ни меридианского, ни лодэтского. Один орензский. И Нинно неразговорчив, но он будет польщен. Спасибо.

Рагнер приказал пригласить Нинно. Пока же они, трое мужчин и две дамы, поднялись на третий этаж и прошли в Оружейную залу: просторную, с высокими потолками и большими окнами (всего двенадцать окон, и все с видом на реку, все на одной стене). В Оружейной пылал камин, и по теплому воздуху стало ясно, что растопили его пару часов назад. Стол убрали скатертью, вином, хлебами и холодными закусками, скамья оделась в ковровое покрывало, на табуретах появились подушки, на полках буфета – золоченая посуда.

Маргарита и Лилия сняли подбитые мехом плащи. Свой белый вуалевый шарф Лилия оставила на голове – пропущенный под подбородком, он обнимал ее лицо, скрывал уши и скреплялся ниже макушки, изящной брошью. Маргарита обратила внимание на эту драгоценность: жемчужная капелька дрожала под резной камеей из сардоникса – белой лилией на багряном фоне. Белокурые волосы снова были распущены, волнисты и переплетены сзади, как венок.

– Весьма красивая брошь, – сказала Маргарита. – Как для вас, госпожа Тиодо, создана… Видно, что ценная.

– Да, пожалуй… – слегка улыбнулась Лилия. – Это наследство бабушки. Ее тоже звали Лилия Тиодо.

– Для бабушкиного наследства она так изящна! – бесхитростно удивилась Маргарита. – Герцог Раннор показывал мне украшения предков из сокровищницы замка, так они грубы…

Лилия развела руками, говоря, что не может этого объяснить, и дамы прошли к скамье. На ней могли бы уместиться толстяков пять-шесть, но Рагнер предложил не тесниться: сам сел у края скамьи, по свою левую руку усадил Маргариту, рядом с ней – Адреами, и рядом с братом села Лилия Тиодо. Вьён устроился на табурете, напротив Лилии, по другую сторону стола. Второй табурет дожидался Нинно.

Лилия и Вьён заметно нервничали, из-за чего беседа текла вяло. Рагнер же вел себя нарочито невозмутимо. Он наполнил ягодным напитком чашу, что Маргариту тоже удивило – как правило, он не отказывался выпить чего-нибудь покрепче. Наконец вошел Нинно, вежливо поздоровался и представился. Едва кузнец стал расстегивать теплый кафтан, как Лилия Тиодо прижалась к брату и дрожащим голосом произнесла:

– Это он. Я его узнала!

– Что?! – возмущенно воскликнула Маргарита, обо всем догадавшись. – Да как ты можешь, лживая дрянь?

Нинно застыл, а Рагнер и Вьён поднялись на ноги.

– Сиди на месте! – жестко приказал Рагнер Маргарите, которая тоже лезла по скамье из-за стола. – Мы во всем разберемся. Господин Граддак, – сказал он кузнецу, – если вы сразу признаетесь, то облегчите свою участь.

– Я не поня́л… – растерянно ответил Нинно.

– И я не понимаю, как ты можешшь, Рагнер, – зашипела на своего возлюбленного Маргарита, не слушаясь его и выходя из-за стола.

Рагнер обхватил ее, не позволяя приблизиться к кузнецу, после крикнул – и в залу зашли четверо охранителей.

– Веди себя пристойно, – зло прошептал Рагнер на ухо Маргарите. Она ответила ему яростным взглядом.

– Я во всем разберусь, – громче сказал Рагнер и цепко ухватил Маргариту за руку выше локтя. – Господин Граддак, – посмотрел он на Нинно, – пройдите с этими людьми. Я чуть позднее задам вам вопросы. Не стоит драться или сопротивляться – вам будет хуже, но итог – тот же.

– Рагнер, пожалуйста, – жалобным голосом прошептала Маргарита, поглаживая его по груди. – Не верь ей – она лжет! Не знаю зачем, но лжет…

Внезапно Вьён с криком бросился на ошарашенного Нинно, даже не думавшего драться. Рагнер, отпустив Маргариту, едва успел перехватить друга и оттолкнуть его назад.

– Живо всем угомониться! – закричал герцог Раннор, вновь становясь перед Маргаритой и заслоняя ее собой от Нинно. – Вьён, еще раз – и я тебя сам успокою! Господин Граддак, я что, непонятно говорю?! Пройдите по-хорошему с этими людьми. Немедленно!

Было видно, что Нинно испугался, но, скорее всего, он боялся не смерти, а неизвестности.

– Пущай, – достойно и гордо ответил кузнец. – Мне скрытничивать нечего. Вопросы – так вопросы.

Он направился к выходу и лишь у двери замешкался – оборотившись, взглянул на побледневшую Маргариту и улыбнулся, успокаивая ее, после чего вышел из Оружейной вместе со своей стражей.

– Все, кто здесь останутся, – переводя дыхание, развернулся Рагнер к столу, – должны не покидать этой залы. Угощайтесь, если желаете, и ждите меня. Пойдем, – сказал он Маргарите, снова взял ее за руку выше локтя и повел девушку из залы. – Любимая, я во всем разберусь, не бойся.

– Что значит твое «разберусь»? – обозлено язвила Маргарита. – Поверил ей? Она даже не дрянь – она лярва, мерзкая пиявка, что к тебе присосалась. А ты убьешь Нинно? Уточни! Так убьешь?

Они оказались в небольшой передней, и там Рагнер отпустил Маргариту, достал из кошелька связку ключей и открыл дверь в свой кабинет.

– Только, если он виновен, – держал распахнутой дверь Рагнер. – Иди к себе и жди там! Грити… – ласковее добавил он, – ты должна мне верить, как себе, – я же твой муж.

– Я бы верила, если бы не встретила вас в тамбуре… – не двигалась она: стояла без плаща в холодной, проходной передней. – Ты тайно их пригласил, а меня даже звать не собирался! И что потом? На казнь хотя бы пригласишь?

– Маргарита! – разозлился Рагнер. – Я пытаюсь всё сделать верно – и только! Пусть он тебе брат или кто там еще, если он виновен – заслуживает смерти! И как ты, я не понимаю, которая пережила то же, что и Лилия Тиодо, можешь оправдывать надругательство и такого выродка? Тебе одной можно бесконечно реветь? И лишь ты одна заслуживаешь жалости и справедливости?

Маргарита очень хотела уйти от него – убежать к себе и закрыть дверь на щеколду, но вместо этого она смягчила тон.

– Рагнер, возлюбленный мой, дорогой мой, – зашептала девушка, – но ведь так нельзя: просто ткнуть пальцем, обвинить человека – и его казнят страшной смертью! Ей верят, потому что она жертва, но вдруг она ошибается?

Она говорила словами Ниля Петтхога и тем самым достучалась до Рагнера.

– Нинно ведь был такой бородатый утром, помнишь? Как она могла узнать его сразу, едва он вошел? Я его не узнавала с той бородищей…

– Я всё выясню, – спокойным голосом ответил Рагнер и, приобняв Маргариту, повлек ее в свои покои. – Заходи, прошу, а то ты без плаща – еще простудишься. Про бороду я учту – ты права. Хотя у Ниля тоже есть борода, да в темноте он и кузнец похожи: оба высокие, худые, с ручищами… Но ты права – так сразу узнать, – это странно… Иди к себе, любовь моя, и жди… Не заставляй меня тревожиться еще и за тебя.

– Обещай мне, что не будешь бить Нинно и пытать, и ей верить на слово тоже лишь потому, что она красивая. Тогда я покорно буду тебя ждать.

– Да, даю слово – прежде, чем переходить к подобному дознанию, я полностью удостоверюсь в вине кузнеца. Большего не могу обещать. Любимая, – устало добавил он, – ты себе и представить не можешь, как бы я хотел, чтобы Лилия Тиодо сказала, что это не он. Я, пригласив их, думал прежде позвать кузнеца – и если бы Лилия Тиодо его не узнала, то мы позвали бы тебя – мило перекусили бы да пообщались. Ты и кузнец ни о чем бы не подозревали, а я бы успокоился на его счет, но… Но она его узнала… И сейчас я выясню: почему она решила, что это он. Тебе там точно не нужно быть.

– Я знаю, что Нинно не мог такого сделать. Надеюсь, моя уверенность для тебя не пустой звук.

Рагнер проследил, как Маргарита уходит к себе, и как сам по себе крючок на угловой панели, закрытый из потайного прохода, встает на место. Далее Рагнер запер дверь своих покоев и направился в Оружейную залу. Лилия Тиодо, всё еще дрожа, прижималась к Адреами. Тот же испивал вино да лакомил себя мясным пирогом. Вьён старался утешить Лилию: он, пересев на скамью, держал руку белокурой красавицы обеими своими руками. Но казалось, что Лилия боялась именно Вьёна и именно от него отодвинулась к брату.

– Теперь мы поговорим, – сказал Рагнер, снимая с головы берет и вешая его на одежный крюк, поверх своего плаща. – Этот человек взят под стражу, и вам, госпожа Тиодо, более нечего здесь бояться.

Он подошел к буфету, взял новую чашу и, наполняя ее вином, встал у стола напротив темноглазой блондинки.

– Нет предела моей благодарности, герцог Раннор, – слабым голосом ответила Лилия, вырывая свою руку из ладоней Вьёна.

Рагнер за пару-тройку глубоких глотков осушил чашу и ответил:

– У меня есть вопросы и к вам. Как вы его узнали?

– Рагнер! – возмутился Вьён. – Что это такое? Допрос невинной?!

– Ответьте на вопрос, госпожа Тиодо. Простой вопрос… А ответ прост?

– Нет, не прост… Это вовсе не просто объяснить… Образ, жесты, голос… Как он двигается… Голос, конечно, прежде всего.

– Слух, по моему опыту, самый ненадежный из всех чувств плоти. Даже меня он порой подводит, хотя я слышу тоньше многих.

– Рагнер!! – еще громче воскликнул Вьён. – Немедленно прекрати.

– Я рад бы, – нахмурился Рагнер. – Но обвинение в надругательстве с насилием – слишком серьезно. Это унижение, позор для невиновного человека и всего его рода. Даже обвинение и заключение под стражу – большой позор! Соседи будут думать, что раз обвинили, то неспроста. Кузнец же – это брат баронессы Нолаонт и, значит, мой будущий брат. Госпожа Тиодо, опишите вашего насильника подробно.

– Было темно! – вскрикнула она. – А он так быстро меня схватил! Фонарь упал, и я ничего толком не видела.

– Но его образ вы узнали?

– Да! – нервно подтвердила она. – Я абсолютно уверена, что это – он! И я осознаю тяжесть обвинения и не желаю смерти невиновному, но ему… Я хочу видеть, как и он молит о пощаде… – резко встала она, закрывая лицо руками, пряча «подступившие слезы» и порываясь выйти из-за стола. Вьён суетливо вывел ее – она раздраженно высвободилась, отошла к окну и, отворачиваясь ото всех, достала из кошелька носовой платок.

Рагнер вспомнил, как в ратуше Маргарита точно так же, плача, раз отошла к окну. Он вздохнул и нахмурился сильнее.

– И всё же я требую, – сказал он. – Опишите его. Была ли у него, скажем, борода? Сложно не заметить бороду. Одежды можете описать? Плащ у него был или нет? В такое время ведь холодно в одном кафтане.

– Могу лишь сказать, – утирала «слезы» красавица, – что царапины на лице этого зверя от моих ногтей. Плащ и борода… борода… В свете фонаря я могла принять за бороду тень. Плащ точно был, цвет… синий… Но я едва успела повернуть голову, когда он на меня из-за дерева прыгнул – более я ничего не видела. Он потащил меня… и лицом в землю… Всё! Больше не могу!

Она «зарыдала» в платок, а Адреами ее обнял.

– Братец, я хочу немедленно уйти, – услышали мужчины между всхлипами.

Адреами помог надеть ей плащ и повел ее к выходу.

– Я провожу вас, – устало сказал Рагнер, но Вьён его задержал – когда господа Тиодо покинули залу, он страстно заговорил:

– Рагнер, во имя всего, что я для тебя сделал, за всю мою помощь тебе и поддержку, пока ты был юн или слаб, – казни этого зверя, как бы ни противилась баронесса Нолаонт! Иначе я забуду твое имя – ты навсегда перечеркнешь нашу дружбу! Я буду проклинать тебя, так и знай!

Рагнер медленно опустил веки, чувствуя себя в западне, и быстро их поднял:

– Я тебе скажу то же, что и ей, Вьён. Прежде, чем пытать кузнеца или казнить, я должен быть полностью уверен в его вине. Пойми меня, прошу. Если он виновен – я колебаться не стану, как бы баронесса Нолаонт не… Даже, если она меня бросит, я казню его, но только если буду уверен в его вине. До того он будет в тюрьме – а вы в первый день Венераалия прибудьте в Суд. Поступим по закону. Мне более нечего добавить.

– Мне есть, что добавить. Верховный судья – нынче ты! – зло и раздраженно ответил Вьён, надевая поверх красного полукафтана темно-синий с истрепавшимся низом плащ.

Рагнер и Вьён думали, что Лилия и Адреами не понимают лодэтского языка, и не понижали голосов, а те ждали в передней и улыбались друг другу.

– Было бы дивно, если бы герцог рассорился сразу с двоими, – шепотом произнесла Лилия. – Нет ни коровы, ни старого козла, – только одинокий, несчастный пес, ищущий кого бы защищать и преданно любить.

________________

После отбытия гостей, Рагнер обошел замок: он решил остыть и немного поразмыслить прежде, чем допрашивать кузнеца. То, что Маргарита пошла гулять в парк мимо кузни, его поначалу не тревожило – она там всегда гуляла. Но вернувшись в свой кабинет, он увидел, что стул повернут боком к столу, а с тех пор, как Огю Шотно следил за уборкой его покоев, всё возвращали строго на свои места, будто никто здесь и не был.

Рагнер нашел в кухне Миллё. Девчонка сильнее огорчила его, сказав, что в первый раз она не достучалась до Маргариты, а во второй раз баронесса открыла ей дверь не сразу, да были на ней теплые сапожки и меховая пелерина, хотя в опочивальне печка нагнала жара, как в бане. Добил Рагнера Раоль Роннак, который сообщил о грубости Маргариты, несвойственной ей.

Черный, мрачный Рагнер прошел в опочивальню герцогини через потайную дверь. Маргарита стала подниматься к нему со ступенек подиума, но…

– Не вставай, – жестко сказал Рагнер. Отбросив ее плащ на ларь, он присел на одно колено перед Маргаритой – и в нее полетело колкое, ледяное стекло из его злых-презлых глаз.

– Рагнер, ты меня пугаешь, когда так смотришь… – тихо произнесла она.

– Извини, – процедил он сквозь зубы. – Чем занималась до полудня, пока меня не было? Чем-то интересным?

– Нет, – хлопала она глазами. – Хватит, прошу. Мне, правда, страшно. Чем я могла тут заниматься?

– Ладно… Любимая, ты мне всё рассказала про этого кузнеца? Есть что-то важное из вашего с ним прошлого?

– У меня не было с ним прошлого, Рагнер. Ничего…

– Как же то, что он нес тебя на руках, когда ты ногу подвернула? Брать на руки девицу – всё равно что брать в жены… Что было дальше?

– Ничего! – начала она злиться через страх. – Я же всё тебе рассказала. Мне было стыдно тогда – прохожие обо мне дурно думали, и если бы я могла ходить, то пошла бы ногами до дома.

– Мужики не приезжают просто так в такую даль, за три моря, из-за женщины, если у них ничего с ней не было. Нами может двигать безрассудная любовь, но такая, где хотя бы есть надежда. Расскажи мне, как именно он сбежал от семьи. Это ведь произошло, когда тебя от меня уже спасли… В соседнем городке, когда вы все вместе жили. Так что, расскажешь? Я жду.

– Прости, но я не буду, – ответила она, уговаривая себя сейчас не заплакать. – Особенно, когда ты так со мной говоришь и так на меня смотришь.

– Знаешь, почему? Потому что понял, что ты время до полудня провела в моем кабинете, сидя на столе в мехах. На кого ты там смотрела в окошко, любимая?

Маргарита, пораженная такой догадливостью, в ужасе взглянула на него.

– Как же ты…

– Как узнал? Так же, как докопаюсь: виновен кузнец или Лилия Тиодо обозналась. Но меня сейчас другое больше беспокоит. Маргарита, – взял он ее за плечи. – Ты что, влюблена и в него тоже?

– Нет, – помотала она головой. – Нет, поверь мне. Зачем же я тогда здесь, с тобой?

– Потому что герцог лучше кузнеца.

– Рагнер!

– Послушай меня, – процедил он. – Так не пойдет. Ты должна выбрать того, кто тебе дороже. И если это я, то ты мне всё расскажешь о бегстве этого кузнеца. И всё, что я у тебя ни спрошу, тоже мне расскажешь. И не будешь более глазеть на него, но не потому, что я тебе запрещаю, а потому что сама не хочешь. Подумай хорошо прежде, чем дать ответ. Быть герцогиней Раннор – вовсе не просто. Можно голову от моего меча потерять.

Он встал и хотел уйти, но Маргарита его позвала, рыдая и всхлипывая:

– Рагнер, молю, не уходи сейчас! Мне и думать не надо, кто мне дороже! Я не смогу без тебя жить! Умоляю, вернись…

Она с отчаянием смотрела на его спину, чувствуя в груди рвущую боль. Рагнер медленно развернулся, взял прикроватный стул и поставил его напротив Маргариты. Она же продолжала сидеть на медвежьей шкуре и утирать платком глаза. Опустившись на стул, Рагнер наклонился вниз, приближая свое жесткое лицо к испуганному и заплаканному лицу девушки.

– Есть черта, когда твои слезы перестают меня трогать, – тихо сказал он. – Так что не старайся.

– Да не стараюсь я нарочно! – с обидой воскликнула она. – Это само, потому что мне больно!

– Рассказывай, – приказал он.

– Ты его точно убьешь, если я скажу. Но я уверена, что он не мог такого сделать ни с Лилией Тиодо, ни с другой.

– Маргарита, – сдавленно выдохнул Рагнер, едва сдерживая себя, чтобы не накричать на нее. – Раз ты сделала выбор между нами, то теперь должна принять это: если я посчитаю его виновным, то казню. Точнее, его приговорит судья по злодействам, а палач казнит во второй день Венераалия, вырвав всё его хозяйство. И ты с этим смиришься и не станешь более вспоминать о кузнеце, брат он тебе или не брат. Раз ты согласна всё принять, то не трать остаток моего терпения и начинай говорить. Почему кузнец сбежал?

– Нинно зашел пьяным ко мне в спальню… Я в одежде дремала… Потом он целоваться полез, тоже потому что пьяным был. Трезвый он ни разу себе подобного не позволял. Я тогда увидела закрытый засов и очень испугалась. Стала кричать со всей силы. Нинно, – всхлипнула она, вытирая со щек новые слезы, – меня на кровать потащил, где закрыл мне рот рукой. Но потом, Рагнер, – она умоляюще посмотрела на хмурого, как черная туча, Рагнера, – Нинно потом понял, что творит, и остановился. Он сказал, что не хотел ничего такого и пугать меня тоже не желал. Он просто… Он неуклюжий, что ли, когда выражает чувства. Он и на кровать меня потащил, лишь бы я не кричала: чтобы меня не покалечить, если будет иначе мне рот зажимать. И он заплакал, осознав, о чем я подумала и чего испугалась. Сначала одна слеза, потом вторая – больше не успел. Дядя из-за моих криков сломал дверь, и Нинно сбежал. Пожааалуйста, – взмолилась Маргарита, – верь мне, Рагнер. Всё было так, как я говорю. Он и не собирался надругаться надо мной. Просто… Просто, когда он узнал, что я была с тобой по своему желанию, то подумал, что тоже может так же, как и ты… Что если… Если покажет мне, как может любить… Это я про поцелуи говорю, – засмущалась она, вытирая нос, – то я влюблюсь в него, как в тебя.