Три цветка и две ели. Первый том

Маргарита поняла и закивала.

– Что глаза? Красный? Зачем?

– Ножорался, поди, чого-то в лясу. Тамо чого токо не ростет у Лешойки.

Смысл этих слов уже остался для Маргариты неясным.

– Пожалуйста, – попросила она охранителей. – Туда, скоро, – указала девушка в сторону Ларгосца.

Не прошло и двух триад часа, как Нинно занесли на пятый этаж донжона и положили его на одну из пяти кроватей в спальне отроков, вернее, бросили его, бесчувственного, на голый тюфяк. Здесь печник не сделал печи, и мозглая стужа пробирала до костей. Кроме того, на соседних кроватях лежали чертежи и бумаги с формулами Ваны Дольсога, жившего по соседству, в спальне воспитателя – на пустом этаже, где его никто не отвлекал.

Маргарита попросила принести корзину с углями и позвать к больному Соолму, а сама пошла за медвежьим покрывалом в своею спальню. Когда она воротилась отроков, Соолма уже протирала мокрым полотенцем лицо кузнеца, очищая его от грязи царапины.

– Не слишком ли много чести? – фыркнула Соолма, наблюдая за тем, как Маргарита заботливо укрывает медвежьим мехом «лесного грабителя».

– Молю тебя, помоги ему! – и горячо, и жалобно попросила ее Маргарита. – Я его с отрочества знаю. Он исчез еще в Элладанне, и мы боялись, что он погиб. Помоги, Соолмочка! Я на колени встать перед тобой готова. У него глаза красные! Он чем-то страшным занемог!

Соолма странно посмотрела на нее и молча подняла правое веко Нинно, а затем и левое.

– Я не знаю, что это такое, – ответила она. – Уходи отсюда, если хочешь, чтобы я помогла. Спускайся на третий этаж и жди. Его надо раздеть и осмотреть получше.

– Женщина… ночь… – внезапно, не приходя в себя, простонал Нинно между непонятным бормотанием. – В лесу…

Соолма отпрыгнула от него.

– Иди вниз, – нервно приказала она Маргарите. – Мы здесь разберемся. Тебе его раздетым видеть нельзя. И трогать тоже, – добавила она.

– Он мне брат по жене брата! – возмутилась Маргарита. – Не думай дурного! Я лишь его укрыла…

– В Ларгосе этого хватит для грязных толков. Рагнер будет очень зол. И тем пуще разгневается, если ты останешься.

Маргарита не стала более пререкаться и удалилась из спальни отроков. В своих покоях она не могла найти себе места – то плюхалась на ступень подиума, то бродила по светлице, то причесывалась, чтобы надеть красивый эскоффион. Дважды она перекусила. За окном темнело – солнце начало свой спуск и близилось обеденное время, но Соолма не приходила к ней с вестями. В конце концов Маргарита успокоилась у подоконника в опочивальне дочерей – в «опочивальне принцессы», еще необставленной и голой.

Рагнер приехал незадолго до заката в сопровождении светловолосого Рернота. Тогда Маргарита вернулась в свою спальню, взяла в руки книгу, села на медвежью шкуру да на ступени подиума – сделала вид, что читает.

Однако Рагнер первым делом побежал на четвертый этаж, к Соолме. Та тоже с нетерпением ждала его в своей спальне.

– Что скажешь? – с порога спросил Рагнер, едва замечая лапы Айады на своей груди и то, что неосознанно гладит ее черную голову.

– Я дала ему снотворного порошка. Не знаю, поможет ли, но точно знаю, что до утра он будет спать. С ним сейчас четверо, у них ружья. Мужчина высокий и сильный, хотя голодал. Ран на теле нет, но есть синяки и ссадины от падений. А еще у него красные глаза, и из-за чего это – я не знаю.

– Рернот думает, что он дряни какой-то наелся в лесу, – кивнул Рагнер. – А может, дурманными травами у Лешийки надышался?

– Это не всё… – испуганно сказала Соолма, нервно трогая толстую ковровую завесу, за какой прятался альков с кроватью. – Похоже, что я всё же умру от укуса ларгосской гадюки, как мне Йёртр предрек.

– Что за бредни? – понизил голос Рагнер, спуская вниз лапы собаки. – Йёртр же слаб разумом из-за проломленной башки. Соолма, – подошел он к Черной Царице и нежно приобнял ее. – Йёртр уже столько навещал бреда, что ему давно перестали верить. Ты же умная…

– Да, и поэтому я в лес больше ни ногой! Тогда, на набережной, он сказал твоей баронессе, что скоро придет из-за трех морей знакомый и родной ей человек. И у него будут красные глаза! Но это еще не все, – говорила Соолма, впиваясь зрачками в светло-карие глаза Рагнера. – Старик нес такое! Что это не человек вовсе, а красноглазый демон в обличье человека, который хочет вашего с ней наследника, чтобы жить в нем. И сказал, что это дитя нужно убить, пока он младенец, пока слаб…

– Соолма! – громко выдохнул Рагнер.

– У этого орензчанина были красные глаза, когда он появился! Я это видела сама! Может, на этот раз Йёртр всё же не ошибается, Ваше Величество?

– Довольно! – отошел от нее Рагнер. – Я более эти бредни обсуждать не буду и своего наследника убивать, конечно, тоже. И тебе запрещаю это делать, поняла?!

– Да как ты про меня такое думать можешь?! – возмутилась Соолма. – Младенца?!

– Ладно, прости… – перевел дыхание Рагнер. – Я устал, а тут еще этот пришелец из-за трех морей и бредни Йёртра… Херня какая-то кругом творится без конца! Пойду, погляжу на красноглазого…

Рагнер так резко развернулся, что взметнулся черный плащ. По винтовой лестнице он поднялся на этаж выше. Айада и Соолма следовали за ним. В спальне отроков Рагнер осветил лампой лицо кузнеца и выругался, узнав его.

– И даже это еще не всё… – прошептала за его плечом Соолма. – Этот человек в беспамятстве сказал по-орензски: «Женщина ночью в лесу». Именно так, – подтвердила она, глядя в нахмуренное лицо Рагнера. – Больше ничего не говорил. И Рагнер… Он пришел со стороны Пустоши, из леса… Я думаю, это он мог надругаться над Лилией Тиодо.

– Я разберусь, – мрачно ответил герцог и обратился к охранителям. – Одного его не оставлять. Его должны стеречь четверо в спальне и двое за дверью. Третий из коридора будет вас заменять, если надо в уборную. Как очнется – сразу мне докладывайте. Если будет драться – усмирите, но не убивайте, – он должен пока оставаться живым.

Только после этого Рагнер появился на третьем этаже. В светлице он кликнул Маргариту и, получив ответ, вошел в опочивальню герцогини.

– Читаешь? – спросил он, приближаясь к девушке.

– Притворяюсь, – отложила она на ступень книгу. – Что с Нинно?

– Не ранен. Соолма усыпила его до утра. Крепкий сон еще никому не вредил.

Рагнер навис над Маргаритой, поставив одну ногу на ступень и всматриваясь в ее глаза. Его лицо стало даже не жестким – жестоким.

– Рагнер, – испугалась она, – не гляди на меня так, будто я в чем-то виновата. Там было жутко холодно, и лишь потому я накрыла его своим покрывалом.

– Хрен с этим покрывалом… Я его узнал. Громилу.

– И что? – развела руками Маргарита. – Он мне брат по жене брата!

– Брат, который в тебя влюблен… – проворчал Рагнер, отходя к окну и хмуро глядя на озеро. – На руках тебя до дома нес, на меня в ратуше бросился… Ничего мне рассказать не хочешь? – повернулся он к Маргарите.

– Нет… Рагнер, мой возлюбленный – это только ты! – с жаром произнесла она и этим немного успокоила возлюбленного. – Нинно я знаю с семи лет, его сестра Беати – она же моя лучшая подруга, и она замужем за Синоли. Нинно – не чужой мне человек. И я ттак не… хочу, – дрогнувшим голосом проговорила Маргарита, начиная неуклюже подниматься со ступеней. – Не хочу оправдываться без вины! Я лучше вернусь в Орензу, если так будет всегда, – утерла она щеку и отвернулась от Рагнера. – А ты делай что хочешь. Заселяй в замок Лилию Тиодо. Она мне сказала, что ты не имеешь возражений.

– Чувствуешь разницу? – подошел он к Маргарите и встал за ее спиной. – Я без тебя решения не принял, хотя в замке хозяин я.

– Почему она вышивает такой же крест, что и у тебя? – закрывая лицо руками, сильнее заплакала Маргарита. – Ты с нееей ужеее?.. – протянула она непослушными из-за плача губами.

– Нет! – уверено заявил Рагнер и обнял ее со спины.

– Тогда откуууда? – донеслось до него.

– Не знаю… Сам удивился, когда увидел. В прошлую медиану еще… Какое-то странное совпадение, и только. Любимая, – вздохнул он, – довольно так рыдать… Давай успокоимся и поговорим.

Она промычала согласие, а Рагнер зашептал ей на ухо:

– Послушайся меня и не перечь. И не заявляй более, что уедешь в Орензу. И с этим своим братом не оставайся наедине, что бы ни случилось и как бы он ни просил. Пообещай мне это, и мы помиримся. Обещаешь?

– Тда, – гнусаво проговорила она, вытирая нос. – Я и не собиралась.

– Ладно… – поцеловал Рагнер ее в висок. – В обеденной теперь будет охрана, у лестницы в твои покои. Я ему не доверяю. И завтра донеси до своего брата, что я его мигом убью, если он опять бросится на меня, а тем более кинется к тебе. Договорились?

– Да… – всхлипнула девушка.

– Всё, моя плакса, заканчивай. Я страшусь за тебя, как же ты не поймешь? И за наше чадо тоже, – положил он руки на ее живот. – Мне неспокойно, когда ты покидаешь замок, а теперь я боюсь тебя в нем оставлять… Так Лилия Тиодо не переберется сюда?

– Расстроился?

– Еще бы! Тоже щас заплачу… Мне же, помимо твоего ухажера, для полноты счастья не хватает ссор из-за Лилии Тиодо. Весь Венераалий – насмарку!

Рагнер услышал, как Маргарита усмехнулась сквозь слезы, и улыбнулся, разворачивая ее к себе. Обняв ее лицо руками, он, как при их первом поцелуе, сначала коснулся губами ее правого глаза, выпивая слезу, а затем губ с левой стороны. После чего поцеловал девичьи губы глубоко, медленно и нежно.

– Давай здесь пообедаем и после ляжем, – приподнимая голову, предложил он. – Я устал и хочу, наконец, отдохнуть с тобой одной.

– Меня не надо уговаривать, – прошептала Маргарита. – Я так по тебе соскучилась: ты или в разъездах, или еще чем-то занят, а я всё время жду тебя здесь, в замке, одна. Я не жалуюсь, не думай, – утерла она новую слезу. – И откуда они берутся? Я и правда плакса. Быстрей бы малыш появился – мне бы не было так тоскливо днями…

– До Возрождения осталось полторы восьмиды и пять дней… Только не рожай, молю, в Судный День, как меня родили…

– Назло так сделаю, ведь ты уплывешь в Брослос, а меня здесь бросишь!

– Да я сразу назад! И то отбуду я из-за развода. Ну как я тебя потащу в столицу? Зимой на корабле – ужасающе холодно, а еще я боюсь, что ты там же и родишь из-за качки… и наш сыночек станет Ольвором.

Вскоре в опочивальне герцогини появились мясные яства, напитки, хлеба… Маргарита и Рагнер лежали на медвежьей шкуре, кормили друг друга и, помирившись, много смеялись.

Засыпая, Маргарита думала, что так счастлива: и Нинно нашелся, и Лилия Тиодо не въедет в замок, и возлюбленный Рагнер наконец-то, пусть даже из-за ревности, вспомнил о ней, своей любимой. А Рагнер еще долго не смыкал глаз и размышлял над всем услышанным от Соолмы.

Глава XV

Страшное обвинение

Согласно знанию, любовь и вражда являлись двумя силами, приводящими мир в движение; сила любви относилась к стихии Воды, сила вражды – к стихии Огня. Человек старался уравновесить стихии внутри себя, иначе болел, – и любовь являлась следствием того, что люди стремились к гармонии.

В отличие от животных, у человека, кроме земной плоти, еще была воздушная душа, поэтому любовь (стихия Воды), делилась на земную любовь (смесь стихий Воды и Земли) и на духовную любовь (смесь стихий Воды и Воздуха), а знание объясняло то, как развиваются чувства. Сперва в человека проникал чужой Огонь: это могла быть сила вражды, например: похоть или страдания, или даже колдовские чары. Человек всегда гасил Огонь Водой. Похоть разжигала пожар плоти, то есть пожар на лугу, на каком росло дерево души. Чтобы пожар не спалил дерево души, его тушили Пороками (низменными страстями), вследствие чего чувств не возникало: «плотская любовь», какую священники не считали за любовь вовсе, быстро начиналась и быстро завершалась как мимолетная связь. Но если человек пребывал не в похоти, а в страданиях от Огня, что уподоблялись лучам животворящего солнца, то тогда дождем изливалась сила любви – далее души людей росли навстречу друг другу и объединялись чувствами. Сопоставление души и дерева, как уточняла Экклесия, являлось неверным, но ничего более близкого в материальном мире не существовало для сравнения и объяснения.

Итак, любовь сначала объединяла людей внешне, как будто сплетались ветви деревьев, – такая любовь называлась земной. Она была непрочной, себялюбивой, стремилась к доминированию и подавлению своей «второй половины» – то есть одно дерево хотело быть ближе к солнцу, загоняя второе дерево под свою тень. Земную любовь тоже сопровождали пагубные страсти и Пороки: в первую очередь Тщеславие, Сребролюбие, Гнев. Земная любовь рождала грехи ревности, мести и обилие ссор, а заканчивалась враждой – чтобы сжечь объединившие ветви, и оборвать связь двух душ.

Духовная любовь объединяла души подобно корням сросшихся деревьев, а для ее возникновения требовались годы. Духовная любовь была жертвенна и, появившись да упрочившись, более не иссякала никогда. Ее считали основой счастливого супружества, но между мужчиной и женщиной жертвенная любовь встречалась редко; зато почти всегда существовала между матерью и ребенком. В заблуждении духовная любовь тоже оборачивалась бедами – из самых благих намерений матери чрезмерно баловали своих детей, не подозревая, что без страданий даже у младенцев взрастают Пороки, данные их плоти Луной.

Драгоценная любовь, «небесная любовь», любовь ко всем и вся, – Добродетель Любви, оставалась тайной. При жизни человек просто не мог абсолютно всё любить, ведь не осознавал границ Вселенной. Но мог приблизиться к совершенству этой высшей Добродетели – и тогда он видел Бога. К Добродетели Любви и к Богу, как гласила меридианская вера, следовало идти по пути обычной любви, земной или духовной, и на этой дороге встречалось много топей, кочек и ям, однако такой путь к Богу являлся верным и понятным для человека.

________________

Утром Нинно очнулся, не понимая, где он и почему в комнате с ним четыре вооруженных здоровяка. Ясными, ничуть не красными глазами он нервно озирался, лодэтской речи тоже не разумел, но разобрал имена герцога Раннора и баронессы Нолаонт – обрадовался, стал завтракать и ждать.

А те, собираясь к нему наверх, снова едва не поругались: Рагнер желал оставить кузнеца в спальне отроков – Маргарита и просила, и требовала переселить его в гостевую спальню на четвертом этаже, пустующую и с печкой.

– Иначе он подхватит лихорадку в стуже той спальни! – говорила она, заканчивая убирать себя и закрепляя шпильками на голове красно-черную шляпку-розу от «убора без названия». – Таково твое отношение к моей родне?

– Еще не зима, а я сам жил в этой спальне с четырьмя другими отроками. Там как раз четверо охранителей – надышат тепла. И мужик он здоровый: не один день, похоже, по лесу шатался в одном шерстяном кафтане, без плаща, – и даже не простудился. Посмотрим… Я не доверяю ему. Когда изменю свое мнение, то переселю его. Хоть в графскую опочивальню. Но пока – нет! На четвертом этаже Соолма спит, и она его боится.

– Почему? – удивилась Маргарита.

– Появляется из леса, а как очутился здесь – неясно. И я точно знаю, что корабли не заходили в порт Ларгоса. Как и зачем он, вообще, здесь?

– Рагнер, я тоже ничего не знаю, но он мне родня! – в сердцах воскликнула девушка. – И… я тоже не хочу, чтобы он оставался. У него в Элладанне жена и маленький сыночек.

– Почему он сбежал от них?

Маргарита не рассказала возлюбленному о той ночи, когда пьяный Нинно ее целовал, затащив на ложе. И ныне, глядя на «зеркального Рагнера», пытливо сверлящего ее глазами, она не захотела ничего говорить ему о том недоразумении. Слегка приподнимая юбку платья, засовывая ее ткань за пояс под грудью и делая складки, чтобы скрыть свое недвусмысленно пополневшее чрево, она сердито произнесла:

– Разве вас, мужчин, поймешь? Сначала вы женитесь, затем вам и жена уже не нужна, и даже ребенок… Изменяете, влюбляетесь в кого-то еще, бросаете семьи… И вам не отрывают грудь на эшафоте и вас не бичуют до смерти… Весь позор всегда принимает лишь женщина, оступившаяся или просто подло брошенная.

– Любимая, надеюсь, ты не собираешься мне изменять или оспаривать духовный закон? – улыбнулся Рагнер. – И с первым, и со вторым будь осторожнее. Отец Виттанд не оценит твоих смелых мыслей, а я и подавно.

– Рагнер! Какая еще измена? Я просто говорю, что не понимаю, что у вас, мужчин, в головах.

– В том-то и дело, что я отлично понимаю, о чем мужики думают, – вновь нахмурился Рагнер. – Ладно, немного погостить у нас твой брат может.

– Под стражей? – усмехнулась она.

Рагнер взял ее за правую руку выше локтя и повел к светлице.

– Только так, любовь моя.

В обеденной зале Маргарита увидела светловолосого Рернота и Раоля, в проходной зале пятого этажа – еще троих охранителей, в спальне отроков – четверых стражей, среди которых был Сиурт, вооруженный, кроме ружья, кистенем с шипастой гирькой».

«Нинно стерегут как преступника!» – с возмущением подумала Маргарита.

Кузнец заулыбался и встал с кровати навстречу ей. Теперь он не напоминал лесного грабителя, скорее сильванина с исцарапанным ветками лицом. Нинно развел руки, чтобы обнять Маргариту, но Рагнер не отпустил плечо девушки – даже потянул ее назад, к себе.

– Я сестры не могуся объять? – удивился кузнец.

– Нет, – ответил герцог Раннор. – В Лодэнии с сестрами по мужу сестры не обнимаются те, кто сбежал, бросив свою семью. Не удивляйся тому, что я тебе не доверяю.

– Нинно, – тепло сказала Маргарита, – я так рада, что ты жив! И представить не можешь насколько рада! Но твое явление из леса, кажется, всех напугало. Мы с герцогом Раннором хотим поговорить с тобой. Прошу, не делай больше глупостей и не бросайся на него. И ко мне тоже пока не приближайся, иначе тебя случайно убьют. Умоляю тебя, давай поговорим спокойно.

Он кивнул и смиренно сел на кровать, положив на колени свои ручищи, а охранители подвинули для Рагнера и Маргариты стулья. Наблюдая за тем, как герцог помогает опуститься девушке на сиденье и как она держится за выпуклый живот, Нинно всё понял, сцепил от бессилия пальцы «в замок» и поник головой. Рагнер поставил свой стул ближе к кузнецу и, устроившись на нем вполоборота к Маргарите, положил правую руку на пояс у кинжала.

– Первый вопрос и второй: как ты здесь очутился в таком виде и зачем приперся в Ларгос?

– Судном приперся… до городка… Не помню… Нодокоса…

– Нюёдлкоса, – подсказала Маргарита, за то была награждена признательностью из темно-карих добрых глаз Нинно и упреком из жестких светло-карих глаз Рагнера.

– Что дальше? – хмуро спросил герцог.

– Тама, в трактиру, трое сказали, что и они ехают до Ларгосу. Но дорогой, меж лесу, они удумали разбой… Становили телегу, напали… Я в лесу укрылся, после заплутался, после – очнулся тута.

– Что в лесу делал? Что помнишь?

– Лес, речку мелкую. Ходил вдоль ее. Затем я започивался ночью на лужке – и всё, – больше́е я ничё не помню. А, оленю еще помню…

– Оленя? – поднял брови Рагнер. – И всё?

– Да, но будто в бреду… Неуверованный, чего оленя мне не снился.

– Ответь на второй вопрос, – вздохнул Рагнер. – Зачем ты здесь?

– Разве неясное? – хмыкнул Нинно и с презрением посмотрел на Рагнера. – Я ее не брошу. Я буду рядом. И коли надобно, то защищу ее.

– От меня, конечно… – с сарказмом произнес герцог Раннор.

– Да! – с вызовом ответил Нинно. – Грити, – обратился он к девушке, – я не стану досаждывать… Лишь не хочу, чтоб ты былася одной на чужой земле. Я будусь недалече – знай, когда надумаешь воротиться до дому, то я подмогу.

Рагнер в раздражении сжал рот и уставился колким взглядом на высокого кузнеца, но тот не останавливался:

– Ты живаешь с женатым, а я тебя знаю – это не ты. Он околдовал тебя, но экая срамота не по твою душу. Ты лучше́е заслуживаешь мужу.

– Заткнись-ка лучше́е, – прервал его Рагнер. – Лучше́е муж – это ты, не пойму? Ты тоже женат, насколько я знаю.

– Я никогда ее не обижу, – со злобой ответил Нинно. – Этим я лучше́е.

– Нииинно, хвааатит… – взмолилась Маргарита. – Я здесь счастлива и никуда не собираюсь отсюда уезжать. Мы ждем, когда после Сатурналия герцог Раннор получит дозволение на развод, – и мы сразу с ним обвенчаемся.

– Именно, – подтвердил Рагнер. – Так что у нас всё хорошо, а вот у тебя теперь какие планы? Очень надеюсь, что сейчас ты уже хочешь в Орензу, к своей супруге и сынишке.

– У меня больше́е нету сына и жены, – ответил Нинно. – Я от их отрекся. Я не поеду отсюдова.

– Если я так хочу, то уберешься с моих глаз, хоть в Ад! – разозлился Рагнер. – На этих землях я господин, и если…

– Возлюбленный мой, – положила Маргарита на его плечо руку, причиняя и словом, и нежным жестом боль кузнецу. – Я теперь тебя умоляю: остановись. Мы же договорились, что Нинно… господин Граддак может погостить у нас немного. Здесь будет проживать, на пятом этаже… – успокаивая, погладила она плечо Рагнера. – Господин Граддак не желает досаждать мне, а значит, и тебе тоже, – значит: нам… Ты его лучше узнаешь, а он тебя… Когда господин Граддак убедится, что и ты меня любишь, и я без тебя жить не смогу, то покинет Ларгос и Лодэнию – я в этом уверена.

– А я нет… – начал Рагнер, но она его перебила:

– Мне больно это слушать, – заговорила она на меридианском. – Ты заставил меня жить с Соолмой, не забыл? А до этого – со своей супругой в одном доме. Неужели я многого прошу? Ему нужно время, чтобы смириться. Я не знаю, что он напридумывал себе за полгода. И не забывай, что ты для него – Лодэтский Дьявол, и он, как и мои кровные братья, хотел бы спасти меня от тебя. Разве не помнишь, как ты едва не подрался с Синоли по дороге в имение?

– Ладно… – ответил на том же языке Рагнер. – Извини, – поцеловал он ее руку. – Дама Маргарита, – обратился он на орензском языке к Нинно, – напомнила мне о гостеприимстве. Я готов предложить вам, господин Граддак, лучшую комнату в замке – опочивальню графа. Предлагаю позабыть ради баронессы Нолаонт наши разногласия и постараться потерпеть друг друга. Позднее еще вернемся к разговору о том, хотите ли вы задержаться в Ларгосе.

– Я лучше́е тута буду, а не в графьёвых покояв. И нахлебником быться не желаю. У меня покрали все деньги, но я упло́чу работою. Я добрый кузнец.

– Здесь же есть заброшенная кузня! – обрадовалась Маргарита. – Рагнер, ну пусть он хоть гвоздей тебе наделает, прошу… Еще господин Граддак доспехи чинить может, и мечи тоже мастерит…

– Ладно, – неожиданно легко согласился Рагнер. – Да и в кузне ему будет тепло. Что скажете, господин Граддак?

– Готовый хоть щас…

– Тогда вас проводят в кузню – прямо сейчас. Разберете пока там всё… С вами будут мои люди – они вам помогут.

– С ружиями? – усмехнулся Нинно.

– С ружьями. Такие у меня правила для того, кто на меня пытался напасть. Более не тщись. И с дамой Маргаритой не стремись общаться без меня – это плохо кончится. Я скажу смотрителю замка усадить вас за обедом, господин Граддак, с ней рядом как брата, – тогда и побеседуете. Сегодня будет так, а потом, если я стану вам доверять, то… Словом, посмотрим…

– До обеду мне нельзя побыться с сестрою?

– Нет.

Рагнер поднялся на ноги и подал Маргарите руку.

– Увидимся за обедом, Нинно, – вставая со стула, улыбнулась она. – Я так рада, что ты жив…

– И я радый, что ты счастливая, – ответил Нинно, не двигаясь и не меняя положения тела. Весь разговор он просидел, сцепив пальцы «в замок», держа локти на коленях и опустив голову. – Но не гадал даже, что тебе, принцесса, для счастия надобна неволя, в башне да с драконом пострашнее.

– Нинно! – топнула ногой Маргарита, опережая ответ Рагнера. – Никто меня здесь насильно не держит! А из-за твоих слов и поступков мне дурно по-настоящему! Зачем ты даешь повод для грязной молвы? Ларгос – это маленький город, и здесь всё заметно. Любые невинные мелочи могут истолковать превратно… Относись с уважением к герцогу Раннору, если ценишь меня. Ты нас обоих обижаешь, как же ты не поймешь? Рагнер старается, а вот ты – вовсе нет. Если ты здесь, чтобы причинять мне боль или дать людям повод марать мое имя, то я сама желаю, чтобы ты уехал, и как можно быстрее.

– Прости меня, – встал Нинно с кровати и, прощаясь, почтительно поклонился. – До обеду, баронесса Нолаонт и герцог Раннор.

– До вечера, – кивнул ему Рагнер.

– Ух, вот теперь я и правда счастлива, – радостно выдохнула Маргарита. – До вечера, Нинно.

– Я хочу убрать себя в порядку, – сказал кузнец. – Помыться хотя бы до обеду.

По непонятной причине Рагнер сперва задумался, но потом ответил, что его гость получит всё необходимое.

________________

В опочивальне герцогини Маргарита спросила Рагнера:

– Ты сейчас снова куда-то уедешь?

– Да, принцесса, твой дракон должен постращать Ларгос, но я недолго.