Эхо Антеора

– Понимаю. Тебе нелегко. – Хартис взъерошил волосы, остывая. – Я ведь даже не справился о твоем здоровье, хоть и знаю, что приступы участились, и это очень пугает меня. Причина, по которой я так скверно сражался – страх потерять тебя…

– Из-за приступов?

– Не только. – Помешкав, он извлек из кармана зеленый бархатный мешочек и погремел его содержимым. – Еще пока ты лежала без сознания, я каждый день раскидывал камни и спрашивал о тебе. Они по первости показывали мне то же, что и в тот день перед докладом – «глубокий сон». Потом перестали, начали показывать всякую чушь или вообще молчали. Так часто бывает – когда донимаешь их одним и тем же вопросом, они начинают злиться.

– Кто бы мог подумать, – буркнула Лу, ощущая нарастающее раздражение.

– Тем не менее, я продолжал их раскидывать. И знаешь, они предвестили, что ты очнешься. Я был так счастлив… Затем долгое время они показывали нечто вроде «сильных цепей», «оков». Я решил, это из-за того, что ты вынуждена сидеть взаперти. Но позавчера их предсказание изменилось. Когда я вновь спросил о тебе, они показали кое-что плохое. Очень, очень плохое.

– Я опять пролежу в отключке несколько месяцев?

– Они показали разлуку. Нашу с тобой разлуку, Лу. Понимаешь? Они сказали, ты уйдешь. Ты сама решишь уйти. Я хотел понять, куда, но не уверен в трактовке. Ясмин считает, что речь о другом мире. Возможно, это означает, что ты вернешься в Аверсайд… Я не уверен.

– С какой стати мне уходить?

– Я не знаю! Но камни никогда не врут, и это чертовски пугает меня! Я не знаю, не знаю, что мне делать…

Его голос дрогнул, а сам он отвернулся, стиснув кулаки. Жестокое осознание заставило зарождавшуюся истерику заклокотать в груди Лу.

– Так в этом причина? – процедила она сквозь зубы. – В проклятых камнях? Смеялся над расшифровщиками, а сам веришь той чуши, которую твои камни тебе нагадают? И веришь настолько сильно, что позволил им заморочить тебе голову… и из-за этого погиб?!

– Посмотри на меня, – настойчиво произнес Хартис, убирая ее ладони от лица и вынуждая взглянуть в глаза. – Я все еще жив. Но если ты уйдешь в Аверсайд, мы навеки останемся разделенными границей миров. Мы будем разлучены навсегда, понимаешь?

– Ну и не плевать ли тебе?! – остервенело оттолкнула его Лу, чувствуя, как взор застилают слезы. – Ты и сам признавался, что слушаешь свои дурацкие камни, потому что они ведут тебя к встрече с твоим ненаглядным ангелом! Так продолжай делать это, и рано или поздно твоя мечта сбудется!

– Да нет мне дела до ангела! Я беспокоюсь лишь о тебе!

– Тогда отдай их мне.

Хартис непонимающе заморгал, глядя на требовательно вытянутую ладонь и на кривую усмешку, что пересекла блестевшее от слез лицо его возлюбленной – совсем ей не свойственную, бесчувственную, холодную.

– Решай, мой господин. Ты обязан выбрать сейчас. Я или камни.

Доведенная до грани, Лу мало задумывалась, насколько жестоко или несправедливо поступает в этот момент. И все же краем сознания с немалым удивлением – и удовлетворением – отметила, что Хартис принял решение без малейших колебаний.

Зеленый бархат послушно лег в протянутую руку. Лу сжала мешочек так, словно в нем находились не гадальные камни, а все беды мира. Движимая ненавистью такой силы, какой ей не доводилось испытывать за всю свою жизнь, девчонка сделала то, что сочла единственно верным – яростно швырнула зеленый мешочек в открытый огонь.

Стоило камину поглотить это нежданное подношение, как произошло странное.

Пламя вскинулось, словно туда плеснули горючего, взвившись белыми языками чуть ли не до потолка. На краткий, но отчетливый миг воздух в комнате ожил, затрепетал, озаряя все пространство переливающимися радужными аврорами.

Лу ошарашенно отпрянула. Когда она поняла, что натворила, ее пронзил ужас. Она хотела броситься к камину, руками в огонь, чтобы спасти то, что сама и уничтожила… Но в ту же секунду осела на пол, застонала и скорчилась от безумной боли, от знакомой, но оттого не менее мучительной ломоты в костях.

Ей казалось, она привыкла и научилась переносить приступы стойко. Но нынешний оказался значительно хуже предыдущих. Песок в скелете Лу пришел в буйство, невиданное, лютое. Терзал все нутро, словно пытаясь вырваться наружу, высвободиться от сковавших его объятий плоти.

Непроницаемая пелена застилала глаза – разрывающая агония, душащие слезы. Лу не отдавала себе отчет в том, что делает. Не знала, в каких позах корчится и насколько громко воет, какие проклятия выкрикивает в безумном порыве, какие силы молит ниспослать ей пощаду. Не знала, сколько времени прошло, прежде чем она потеряла сознание от болевого шока.

Очнулась она уже в постели. Боль стихла, но Лу все еще чувствовала ее отголоски. Силясь избавиться от них, откинула одеяло и села, стиснув зубы и стараясь напрячь каждую жилку внутри себя. Невольно вспомнила, как раньше так же порою сидела в темноте, напрягая все тело в попытках сотворить хоть какое-нибудь волшебство.

Можно ли считать, что ее мечта сбылась, пускай и за счет гадальных камней? Она вспомнила всполохи радужных аврор, задаваясь не столько вопросом, почему они возникли, как тем, почему столь красивое зрелище сопровождало столь низменный поступок. Теперь Лу чувствовала, будто швырнула в огонь не камни, а собственную душу. Вспышка гнева выжгла все внутри, оставив лишь пустое пепелище.

С помощью браслета она включила лампу с поднявшимися на задние лапы медведями, нашарила изящный карманный хронометр, – подарок Вивис и Руфуса на день рождения, – чтобы свериться со временем. Кто-то переодел ее в сухую рубаху и, вероятно, обтер лоб и тело – с наполненной водой плошки на столике свешивалась тряпица. Тут же стояли две пустые склянки из-под эликсиров и лежал токен на заботливо завязанном шнурке, который Лу вернула на шею.

Она вышла в холл, тускло освещенный одним торшером в углу. Даффи, босая, стояла на лестничной площадке, прижимая к себе тряпичного зайчика и прислушиваясь к доносившимся снизу голосам. Кажется, Хартис разговаривал с обоими родителями в кабинете.

– Там дядя плиехал?

– Да. Но он не может остаться надолго. Ему нужно поговорить со своими мамой и папой, хорошо? – Лу подхватила девочку на руки. – Пойдем, я уложу тебя в постель.

– Лассказес сказку?

– Тогда мы помешаем твоим родителям спать.

– Они не спят. Я слысала. Они говолили.

– Я всех разбудила, да?

– Ты кличала, – насупилась Даффи и обвила руками ее шею.

– Прости.

– Тебе больно?

– Уже нет. Тебе нужно спать. Пойдем.

Стараясь не производить шума, она открыла дверь одной из спален, крадучись отнесла девочку в ее кроватку, отгороженную от остальной комнаты бумажной ширмой со звездочками. Родители Даффи лежали тихо – если они и бодрствовали, то виду не подали, за что Лу была чрезвычайно им благодарна.

– Лассказес сказку завтла? – прошептала Даффи, поудобнее устраивая своего тряпичного зайчика на подушке.

– Хорошо.

– О чем она будет?

– О девочке, которая портила все, к чему притрагивалась. – Лу подоткнула одеяло, погладила Даффи по волосам. – А теперь спи.

Она так же тихо вышла, плотно прикрыла дверь и увидела Хартиса, поднимавшегося по лестнице. Встретившись с Лу взглядом, мужчина застыл. Он успел переоблачиться в обычную одежду, и, кажется, вместе с доспехами избавился и от лихорадочного возбуждения, в котором пребывал по приезде. Теперь он выглядел уставшим, опустошенным, потерянным. Сердце Лу болезненно сжалось.

– Ты поговорил с родителями? – глухо спросила она.

– Да. Я хотел вызвать тебе целителя, но мама сказала, это бесполезно.

– Так и есть. – Лу поежилась, плотнее запахнула рубаху, ей вдруг стало зябко. – Руфус, должно быть, совсем разбит из-за того, что с тобой случилось…

– Он справится. А… ты? Как себя чувствуешь?

– Нормально.

Хартис кивнул и, не зная, чем занять руки, стал подбирать раскиданных по полу бумажных зверюшек, вырезанных Даффи. Повисло напряженное молчание. Лу пыталась отыскать слова, но ничего, ровным счетом ничего не шло в голову. Первым ее порывом было извиниться, но она остановила себя, решив, что это будет неискренне. Ведь окажись камни в ее руках сейчас, она бы сожгла их вновь. И сожгла бы столько раз, сколько потребовалось. Даже если ее приступ был ответом на этот поступок, она терпела бы боль снова и снова, лишь бы избавиться от них – ведь они причинили зло человеку, которого она так любила.

Но теперь этот человек, находившийся всего в нескольких шагах от нее, словно был отгорожен глухой, непроницаемой стеной. Потому девчонка просто стояла, беспокойно теребя шнурок на шее, который без кольца ощущался пустоватым. И мучилась чувством дежавю, словно что-то такое уже происходило между ней и Хартисом.

Когда они не знали, как себя вести. Когда не знали, кто они друг другу.

В тот день шел сильный дождь. И каждый из них боялся сделать первый шаг. Одна была рабыней, готовой сбежать на край света, лишь бы не признавать обуревавшие ее чувства. Другой – господином, изображавшим безразличие в страхе быть отвергнутым. Неизвестно, удалось бы им когда-либо прозреть и увидеть то, что оба старались утаить. Но в тот вечер меж ними оказались гадальные камни, которые дали ответ, открыли им глаза, подтолкнули навстречу друг другу.

Как только Лу могла забыть об этом?

Прежде, чем успела опомниться, она уже бросалась к Хартису в слезах. А тот прижимал ее к себе, лаская, утешая.

– Я такая глупая. Прости меня, прости…

– Все хорошо. Умоляю, не плачь.

– Что я наделала… Я сожгла их… Как же я могла?

– Чаройт не сгорел бы так просто. Дело во мне. Я сделал выбор. Камни исчезли, потому что стали мне не нужны. Мне не нужен никакой ангел. Мне нужна только ты. Я люблю тебя, моя милая, мой лучик… Молю, не оставляй меня…

– Обещаю, я никогда не оставлю. Клянусь. – Она поднялась на цыпочки, скрепляя свою клятву поцелуем – нежным, долгим. – Твое кольцо…

Губы Хартиса тронула теплая улыбка. Без лишних слов он надел фамильную реликвию на палец возлюбленной, поднес ее трепещущую руку к губам.

– Когда я вернусь, сыграем свадьбу. Помпезно, во дворце, как и подобает электу и его избраннице? Или втайне ото всех – только ты и я, м?

– У нас еще будет время решить, – опуская голову ему на грудь, прошептала Лу.

Они провели бессонную ночь в объятиях друг друга. Болтали, строили планы и делились мечтами. Вспоминали прошлое, смеялись, открывали друг другу самые сокровенные тайны. Лихорадочно шептали о любви, без устали занимались ею, раз за разом, и никогда не случалось меж ними ничего более животного, отчаянного и безумного.

Уже на рассвете Хартису нужно было уезжать. Лу чувствовала, как их время утекает, кончается, и это было настолько горько… Но она не подала вида, и даже когда провожала жениха вниз, стояла на террасе и смотрела ему вслед, продолжала улыбаться.

Лишь вернувшись в комнату, она дала волю эмоциям. Сползла по стене, прижимая к груди руку с кольцом, чтобы выплакать все слезы на много лет вперед.

17 Сделка

После отъезда Хартиса Лу выпила снотворного, надеясь забыться глубоким сном. Но тот пришел не сразу. Долгое время девчонку одолевала вереница мыслей, одна тяжелей другой, заставляя мучиться и томиться в опустевшей постели, в которой еще недавно она наслаждалась теплом рук любимого.

Она пролежала в общей сложности больше двенадцати часов, но совсем не выспалась. И вот теперь позевывала, сидя на краю бассейна и болтая в воде ногами, и периодически прикладывалась к кувшину с огнефрутовым соком, из которого вылила примерно треть содержимого, чтобы залить туда такое же количество нимской перечной водки. Все плясало перед глазами, и Лу чувствовала, что давно пора остановиться, но уже не могла.

Когда до ее плеча дотронулась маленькая ладошка, она встрепенулась и едва не плюхнулась в воду.

– Сто ты делаес? Плаваес?

– О… Нет. Просто отдыхаю.

Даффи скинула сандалики и села рядом.

– Ты пьес сок? Мозна мне?

– Нет, – вновь покачала головой Лу, подальше отодвигая кувшин. – Это… м-м… для взрослых.

– Я узе взлослая. Мне вот столько, – она растопырила ладошку. Стремясь переменить тему, девчонка спросила:

– А что там у тебя?

– Пегас! – Даффи с гордостью показала крылатого деревянного коня с пышными хвостом и гривой, сделанными из пестрой бахромы. – Он говолит так: цок-цок, иго-го! Плыгает по небу!

Она вскочила и принялась играть фигуркой, показывая, как та летает и скачет. Увлекшись, отпустила ее, заставляя планировать по воздуху незримой силой.

– Высе, высе! К звездам!

Из-за юного возраста ее исток был нестабилен. Стоило игрушке оказаться достаточно далеко, как девочка потеряла над ней контроль, и та спикировала в воду.

– Ой! Мой пегас!

– Даффи! – вскрикнула Лу, едва успевая предотвратить падение в бассейн и владельцы пегаса. – Полегче.

– Нет… Звездный пегас…

– Я достану. Только не пей мой сок.

Она нырнула в прохладную воду, полагая, что это даст отрезвляющий эффект, но почему-то ее повело еще сильнее. Да и паршивые воспоминания нахлынули. В последний раз вот так, в прилипавшей к телу одежде, она барахталась в Графитовой заводи, а тем временем ее пытались утопить…

Спустя несколько минут нелепых телодвижений обессиленная Лу выползла на сушу, задыхаясь и сжимая в руке мокрую игрушку.

– Ох… Глива спуталась, – разочарованно протянула Даффи, расправляя бахрому.

– Пусть высохнет, – даже не пытаясь пошевелиться, прерывисто выдохнула Лу.

Девочка поводила над фигуркой ладонью, пытаясь подсушить ее незримой силой. Потом забросила это занятие и ткнула пальчиком в бессознательно валявшуюся на животе спасительницу пегасов:

– А помнис, ты лассказать сказку обессяла?

– А что, уже время для сказок? – Кряхтя, она приподняла голову, чтобы в решетчатом окошке под самым потолком увидеть, что снаружи действительно сгущаются сумерки. – Ладно. Сейчас, соберусь с мыслями… Так.

Она перевела дух, с трудом перевернулась на спину и раскинула руки. Узорные своды наверху ходили ходуном, и Лу предпочла прикрыть веки.

– Хорошо, вот моя сказка. Жила-была на свете девочка, которая портила все, к чему притрагивалась. А когда пыталась это исправить, становилось только хуже. Она начала со своей мамы и испортила ее жизнь. Затем появился человек, который полюбил ее и стал о ней заботиться. Девочка испортила и его жизнь тоже. Затем одна славная супружеская чета приняла ее, как родную дочь, но она отравляла жизнь и им.

Однажды во всем мире случилась большая-пребольшая беда. Ужасные чудовища атаковали города по всему свету. Но был человек, который ведал, как всех спасти. И он выполнял свою миссию и был уже на полпути, но волею судьбы повстречался с девочкой. И та все испортила. Больше человек не мог спасти мир. Он вообще больше ничего не мог. Потому что умер.

Однажды девочка не стерпела, упала на колени, воздела руки к небесам и взмолилась: «Прошу, скажите, что мне сделать, чтоб все исправить?» И небеса ответили: «Ты не можешь ничего исправить, ведь ты способна только все портить. Мы ниспошлем тебе адские муки, чтобы ты корчилась в них и всегда помнила: хотя внешне ты выглядишь человеком, внутри ты все еще монстр, которым уродилась…»

– Ну все, довольно, – вмешалась откуда ни возьмись взявшаяся Вивис, нависая над Лу с упертыми в бока руками. – Дафнис, звездочка, ступай-ка наверх и попроси Бха-Ти почитать тебе нормальную сказку.

Девочка, для которой Вивис была даже большим авторитетом, чем для Лу, без возражений подхватила сандалии и свою игрушку и зашлепала прочь.

– Вы спасли меня. – Лу шмыгнула и чихнула, пытаясь сесть. – А то концовку я, ну, знаете, пока не придумала…

– Ну и что ты тут устроила? Да к тому же вся мокрая. – Шаотка принюхалась, с подозрением огляделась, залезла носом в кувшин и сокрушенно покачала головой. – Ох, Гармония. Тебе надо переодеться в сухое и проспаться.

Она попыталась поднять подопечную на ноги, но та оттолкнула ее:

– К чему все это? Да хватит уже печься обо мне! Вы ведь должны меня ненавидеть!

– С какой такой стати? – не вставая с корточек, хмуро поинтересовалась женщина.

– Он ведь рассказал, что я сожгла его камни?

– Рассказал. В том числе, каким светопреставлением это сопровождалось. Весьма впечатляет.

– Если он рассказал об этом, то и о причине, по которой я их сожгла. И почему он лишился еще одной жизни.

– Предсказание о твоем уходе в другой мир? Не уверена, что он расшифровал все правильно. В любом случае, тебя я ни в чем не виню.

– Напрасно. Ведь это все моя вина. Хартис столько сделал для меня, и чем я отплатила ему? У него осталась последняя жизнь. А я, вместо того, чтобы поддержать его, лишила того, чем он так сильно дорожил. – Она посмотрела на кольцо на своем пальце, отчаянно скрипнула зубами. – Я не заслуживаю этого. Не заслуживаю вашего сына.

– Не неси ерунды. Плевать на камни. Знаешь что? Туда им и дорога. Кончай жалеть себя, слышишь? Иди наверх и ляг. Поговорим после. Эй, – окликнула она, когда Лу нетвердо поднялась на ноги и припала к кувшину, чтобы сделать глоток.

– Нет, нет, Вивис, – пошатываясь, повернулась девчонка к ней со слезами на глазах, и хрипло расхохоталась. – Приглядитесь получше – и вы узрите, что от меня одни проблемы. Хотите расскажу кое-что по секрету? Я должна была сдохнуть еще в тот день, в колодках, когда мой прежний хозяин сек меня за очередную попытку побега. Но тут внезапно возник Хартис и спас меня. Именно я, живя у него, завела дружбу с Нами. И именно из-за меня ваш сын повстречался с люмером, который купил мою подругу. Если бы не я… Если бы не я, Хартис бы жил там и не ведал о войне, он бы не пошел воевать. Если бы только в тот злосчастный день я умерла раньше, чем он пришел…

– Дай сюда, – Вивис попыталась забрать кувшин, которым Лу оголтело размахивала, но девчонка успела отскочить, мотнув головой. – Ну и чушь ты мелешь. Да, погорячились мы, похоже, с выводами о твоем ментальном здоровье…

– А вот и нет. Я говорю лишь факты, и вы это знаете. Где бы я ни была, куда бы я ни пошла, я только все порчу. Взять того электа ундинов. Он отыскал бы оставшихся ангелов и заставил бы их помочь, но из-за меня… из-за встречи со мной, ему пришлось пойти на преступление, и за это его казнили. Возможно, единственного человека, который знал, как найти ангелов и остановить химер, не стало из-за меня.

– А я все ломала голову, кто тот загадочный спаситель из твоей сказки, – насмешливо всплеснула руками Вивис. – Так это Джа-Фэ? Серьезно? Засранец, который тебя убил… в смысле, пытался убить?

– Может, он был плохим человеком, но он точно знал, что делал. Скажите, в чем я не права? А Неесэ, он же…

– Давай, еще шакала сюда приплети. Это ведь из-за тебя он слил информацию, а вовсе не потому, что он гнилая крыса.

– А разве нет? Если бы не я, вам бы не пришлось брать его обратно в ОРП. У него бы не было возможности подслушать доклад…

– Если бы не ты, никакого доклада вообще бы не было!

– А разве это плохо? Разве было бы плохо, если бы там, на улицах, люди не сходили с ума, не мародерствовали и не убивали друг друга? Если бы они не узнали правду и не стали думать, что обречены? Вы должны признать… Я хотела раскрыть тайну и всем помочь, но стало только хуже. – Сокрушенно кивнув самой себе, она повторила: – Да, только хуже.

Она прикончила остатки сока с водкой, и, икая, упала на тахту. К тяжелому бремени на ее плечах добавилось презрение Вивис, которая не сводила с нее осуждающий взгляд.

– Ты говоришь о своей вине, но знаешь, я тоже живу с чувством вины. И оно вполне обосновано, в отличие от твоего, дорогуша. – Женщина присела рядом, принявшись выковыривать несуществующую грязь из-под ногтей. – Ведь я прекрасно знала, что Неесэ тебя задирает. Вальтер убеждал меня вмешаться, но я ему запретила. Мне было интересно, как ты себя поведешь. Когда ты не прибежала жаловаться, хотя это повторялось из раза в раз, я продолжала наблюдать со стороны, потому что мне стало любопытно, как долго ты сможешь терпеть это. И знаешь, почему? Хочешь знать? – Она подалась к подопечной, колыхая короткими прядями, и ожесточенно выпалила: – Потому что я ученый, и выстраивать поведенческие модели существ – это моя работа! Ясно? Я относилась к тебе, как к одной из подопытных тварей, и ты не представляешь, как мне невыразимо стыдно за это!

– Я догадывалась, что вы знаете, – отмахнулась Лу. – И никогда вас не винила. В конце концов, до того случая все, что делал Неесэ, были просто проделки, сущая ерунда…

– Да, ерунда. В отличие от сеансов с Аннелизой. – Она мрачно фыркнула, довольная, что удалось заинтриговать собеседницу. – Что, удивлена? Это тоже эксперимент, который мы ставим с Вальтером. Ставим над тобой. Мы с ним уже давно строим теории насчет странных событий, которые вокруг тебя творятся. И мы не захотели никого в это посвящать – ни Харта, ни коллег, ни соратников по ордену.

По позвоночнику Лу пробежал неприятный холодок.

– Что за эксперимент?

– Я все расскажу, обещаю. Но это разговор не из простых, а ты пьяна, и тебе следует проспаться. Сейчас я собираюсь на встречу с Вальтером, а утром мы с тобой потолкуем по душам. Договорились?

Лу потерла лицо, пытаясь переварить и взвесить ее слова своим затуманенным разумом. Конечно, Вивис все знает. Следовало догадаться. Она ведь была самым умным человеком, которого Лу доводилось встречать. Значит, вот к чему были эти перешептывания с Аннелизой, и все эти тайны, о которых они с Вальтером отказывались говорить…

Эксперимент. В чем он заключался?

Лу пристально глянула на шаотку. Знала, что та не обманывает, обещая рассказать обо всем утром – врать о таком было не в ее стиле. Пожалуй, при определенных усилиях девчонка могла бы вытянуть из нее информацию прямо сейчас. Но насколько она хотела узнать правду сама?

На протяжении всего времени со своего пробуждения Лу мучилась этим вопросом, но теперь тот встал как никогда остро. Размытые опасения, задвинутые в самые дальние уголки души, начали принимать очертания – страх, что истина, которая перед нею откроется, придется ей совсем не по нраву.

Поняв, что пока не готова все узнать – по крайней мере, в текущем состоянии, – Лу кивнула и поднялась, намереваясь уйти в комнату. Но неожиданно Вивис схватила ее за запястье.

– Постой… Присядь. – Она замялась, кусая губы и выглядя неожиданно смущенной. – Прежде, чем мы разойдемся, я хотела спросить кое-о-чем. В твоей сказке… ты упоминала маму. И… монстра. Прости, если лезу не в свое дело. Но я бы хотела узнать… если ты не против. Это может быть очень важно.

Что-то внутри Лу дрогнуло. Она медленно осела на тахту, чувствуя, как сердце накрывает тяжелый полог печали. Вспомнив все месяц назад, она гадала, наберется ли когда-нибудь смелости поделится с близкими историей о своем прошлом. Но теперь, раз уж разговор шел о чувстве вины, почему бы ей не вытащить свой главный козырь?

Прогнав ком в горле, она тихо произнесла:

– Луро. Мое имя. Мама назвала меня так, потому что я была зачата в саду лунных роз. Она… оказалась в Аду из-за меня.

Лу прикрыла глаза, сгоняя скопившиеся в их уголках слезы. Легла на бок, скукожившись в позе зародыша.

– Я не помнила ничего, кроме одной строчки из ее песни. Но после удара головой воспоминания вернулись. Ее звали Рокана. Она жила свободно и счастливо, но когда родилась я, все изменилось.

– Почему?

– Со мной было что-то не так… – Она тряхнула головой, решив, что не станет темнить и играть словами. – Я родилась уродливой. Настолько уродливой, что все, кого мама считала друзьями, от нее отвернулись. Они сочли, что она сделала нечто поистине ужасное, раз произвела на свет подобное… существо.

– Но сейчас ты выглядишь нормально. Не могло же твое уродство рассосаться со временем?

– Это все дело рук демона. Не знаю, прилично ли рассказывать такое… Нет, вам – можно. Она призвала демона, и он преобразил меня. Сделал нормальной.

– Демон смог явиться на Лицевую Сторону?

– Кажется, дело было в песне. Той песне об Антеоре, я вам рассказывала про нее когда-то. Мама вложила в нее душу, и демон услышал ее. Теперь я вспомнила, о чем была та песня. Мама пела о том, чтобы я стала нормальной. Скрыла свой истинный облик.

– Вот как… – прошептала Вивис.

Если бы только Лу могла отстраниться сейчас от своих переживаний, она бы застала на лице женщины то задумчивое выражение, с которым неизменно приближаются к важному открытию. Но девчонка была слишком погружена в себя. Слова продолжали вылетать из ее уст, но доносились словно откуда-то издалека.

– И демон помог. Исполнил ее желание в обмен на душу. Но к тому времени местные уже ополчились против нас, и ей пришлось сбежать со мной на руках. Мы оказались в какой-то небольшой деревне. О нас некому было позаботиться. Маме пришлось работать без продыху, чтобы мы не умерли с голоду. Все смотрели на нее свысока, как на чужачку, но она терпела издевки и унижения, чтобы меня защитить. А однажды в ту деревушку заявились работорговцы. Они решили забрать меня. Мать не хотела меня отдавать, но никто из местных не встал на ее защиту, а одна она не могла ничего сделать. Она уже давно болела, у нее совсем не было сил… Она попыталась воспротивиться им, и они… ее убили. Зарубили… топором.