Эхо Антеора

– Нет. Простите, – вновь произнесла она, смущаясь от осознания, сколько хлопот доставила близким.

– Тебе что-нибудь снилось?

Она сжала кулаки и потупила взор. И помни, Антеора дочь…

– Нет, – отрезала после паузы. Тут же, смутившись из-за своей лжи, добавила: – Мне до сих пор не верится, что я лежала здесь столько времени. Когда очнулась, думала, что прошел день, от силы два. Словно я просто долго спала.

– Ну, в таком случае пришла пора сделать то, для чего я сюда пришла.

Леди Гвиневер протянула руки, чтобы диагностировать пациентку даром Дракона, и под ними разгорелись уже привычные девчонке ореолы. Оранжевое сияние неощутимо проницало Лу, пока ладони целительницы деликатно, но тщательно исследовали ее лоб, лицо, шею, уши, затылок, макушку. Взгляд люмерки стал сосредоточенным и направленным, как у гадалки, а ее напряженные пальцы медленно водили по голове Лу, как по хрустальному шару.

– Ну-ка, приляг, – велела она через некоторое время. В ее голосе слышалась озадаченность.

Процесс исследования продолжился, но уже по всему телу Лу. Когда руки люмерки добрались до ее боков, девчонка дернулась и запротестовала:

– Щекотно…

– Что скажете? – не выдержала Вивис, да и Руфус явно изводился от нетерпения.

Леди Гвиневер довела до конца осмотр тела, еще раз вернула руки к голове пациентки. Затем шумно выдохнула, погасив ореолы и опускаясь в кресло. Диагностика оказалась такой долгой и утомительной для ее истока, что на ее лбу выступили горошинки пота.

– Это поразительно. Я больше не вижу ни травмы, ни ее следов. Зоны, что были необратимо повреждены, вновь функционируют без малейших изъянов. – Помолчав, она утерла пот платочком и добавила: – Более того, в мышцах не наблюдается истощения, хотя оно определенно должно присутствовать в данном случае. Вынуждена признать, такие результаты невероятно впечатляют. Тут была проделана поистине искусная работа. Тот, кто ее исцелил, сейчас здесь? Мне не терпится узнать, какой метод он применял.

Услышав ее заключение, Вивис почему-то совсем не удивилась, лишь кивнула и вновь погрузилась в размышления. Между тем ее супруг смущенно отозвался:

– Дело в том, леди Гвиневер, что вчера мы решили взять перерыв на эти два дня, потому что занимались подготовкой к празднику. Мои близкие многое пережили… мы решили развеяться и передохнуть, хотя бы ненадолго. Так что последняя знахарка была здесь позавчера… Вечером после ее визита к нам приходил дежурный целитель и осматривал Лу. Он сказал, что никаких изменений с ней не наблюдается.

– Что за знахарка?

– Это была та, чокнутая, которая играла на… – шаот потер лоб, пытаясь вспомнить, и в итоге повернулся к жене: – Которая играла на тамтаме?

Вивис открыла было рот, но ответить не успела. Двери спальни распахнулись, и в проеме возникла странная особа, разодетая по-павлиньи пестро и увешанная таким количеством украшений, будто только что обчистила всех столичных ювелиров за раз. За обнаженным татуированным плечом маячила взволнованная Бха-Ти, всем своим видом давая понять, что пыталась препятствовать вторжению незнакомки, но усилия оказались тщетны.

– На джембе, – поправила аркана, растягивая губы, накрашенные ярко-алым, в победной улыбке. – Меня зовут Аннелиза, и я играю на джембе.

Если бы Лу когда-нибудь потребовалось устроить мероприятие с самыми нетривиальными развлечениями, она бы без раздумий обратилась к Аннелизе Ганбре.

Только в этот раз мероприятие устраивала не Лу. Напротив, оно было организовано для нее – единственной и почетной гостьи. А она даже не могла с него уйти; более того – оно тянулось изо дня в день и не думало прекращаться. В книге про Преисподнюю, которую девчонка читала в ОРП, описывалась пытка под названием «адское колесо»: в ней демоны заставляли душу проходить испытания, все более и более изощренные, которым не виделось конца и края.

Но кто ж мог знать, что подобное могут сделать и люди?

Лу рассматривала странные картинки, вдыхала странные благовония и отвечала на странные вопросы. Она принимала странные позы, выполняла странные задания, пила странные отвары и клевала носом под неритмичные постукивания Аннелизы по затасканному кубкообразному барабану, с которым та не расставалась, наверное, даже во сне. Она терпела уколы десятков игл, ведь акупунктура была «уникальным способом достучаться до разума через тело». Она слушала заунывные нечленораздельные завывания на древнеарканском – Бха-Ти однажды сказала ей по секрету, морщась, что на их фоне ритуальные песнопения экзорцистов покажутся нежным романсом.

Среди всех народов лучшими знатоками обрядов, ритуалов и церемоний слыли арканы, а Аннелиза, по заверениям Вивис, была ходячим средоточием этих знаний. Знаний, которые должны были стать ключом к избавлению Лу от приступов, продолжавших мучать ее после выхода из коматоза.

Они случались с разной периодичностью. Бывали и спокойные дни, но обычно хотя бы пару раз в сутки Лу корчилась от боли, чувствуя в своих костях беспощадные, жгучие потоки песка. По некоторым признакам она научилась предугадывать их наступление и поначалу пыталась купировать боль заранее выпитым эликсиром, однако вскоре поняла, что лекарства лишь усугубляют и продлевают ее агонию. В конечном счете она просто старалась уединиться где-нибудь, чтобы переждать бурю вдали от чужих глаз.

Она мечтала, чтобы приступы прекратились. Но Аннелизе, призванной с этим ей помочь, не доверяла с самого начала. Лу бы сочла ее шарлатанкой, которая попросту высасывает из Миэрисов деньги, но Вивис определенно не позволила бы кому-то так легко себя обдурить.

– Если бы люмеры могли просто взять и исцелить тебя, то помощь Аннелизы нам бы не понадобилась, – твердила шаотка всякий раз, когда подопечная приставала к ней с расспросами. – Но ты знаешь и сама, что они не видят корня проблемы и считают, что ты абсолютно здорова.

Хотя Вивис прикрывалась благими намерениями, вскоре Лу начало казаться, что она темнит. После каждого сеанса они с Аннелизой подолгу шушукались, но девчонку держали в неведении. Вивис на все вопросы отмахивалась или отделывалась общими фразами, а Аннелиза предпочитала напускать туману, заявляя что-то в духе «когда придет время, ты сама все поймешь».

Время не приходило. Лу медленно сходила с ума.

Она думала, что сможет уговорить господина избавить ее от визитов знахарки, но эти надежды потерпели крах, когда один из приступов начался прямо во время астрального сеанса. Разговор, который должен был стать радостным и вселить в Хартиса уверенность в благополучии его возлюбленной, сработал с точностью до наоборот. После того, как на его глазах девчонка корчилась на полу в мучительных спазмах, Вивис не составило труда переманить сына на свою сторону, убедив его в том, что Лу очнулась только благодаря Аннелизе, и лишь та способна ей помочь.

– Мы будем работать с твоим подсознанием, – бескомпромиссно заявляла знахарка, умело тасуя засаленную колоду карт, и металлические браслеты на ее руках меланхолично брякали: бряк-бряк, бряк-бряк. – Я вижу тени прошлого, что над тобою нависли. Придется хорошенько постараться, чтобы развеять их…

Она часто твердила что-то о прошлом. Лу молча скрипела зубами. Она бы ни за что не стала откровенничать о матери с этой проклятой мошенницей.

Больше всего на свете она мечтала выкрикнуть парочку проклятий в бледное лицо с броским макияжем, вытащить из себя иглы, разорвать дурацкие карточки с непонятными узорами, запустить унылым барабаном в стену и убежать. Она продолжала терпеть только потому, что чувствовала себя в долгу перед Хартисом и опекунами, и безропотно исполняла все их требования.

К тому же, убежать далеко все равно бы не удалось. Ей запретили покидать участок, и даже выйти из особняка в прилегающий двор разрешалось только под чьим-нибудь надзором. Таков был категоричный наказ самого Хартиса. После случившегося он начисто позабыл о своих разглагольствованиях насчет птицы в клетке. Лу едва ли его в этом винила.

Во всем, абсолютно во всем девчонка винила себя. Хотя… разве могла она знать, что, отлучившись всего на пару минут в знакомых стенах ордена, нарвется на сумасшедшего шакала и проведет последующие три месяца в отключке?

Лу скрежетала зубами. Нет, могла. Она могла. Предчувствие… Она должна была предчувствовать это, как предчувствовала смертоносное столкновение с электом-ундином. Почему на этот раз проклятая тревога не дала о себе знать? Кольни она внутри хоть немного, Лу точно не пошла бы в кабинет зампредседателя в одиночку.

Или… пошла?

Лу металась из угла в угол, ежилась, охваченная промозглым, словно ледяная морось, неприязненным чувством. В первые дни в этом мире она испытывала нечто схожее по отношению к Хартису. И все же тогда было чуточку легче, ведь речь шла о другом, хоть и близком, человеке.

Теперь же Лу перестала понимать саму себя.

Она чувствовала, что больше не может себе доверять. Это все сильнее напоминало историю о Миэ, где тот едва не сломался под гнетом скопившихся внутренних противоречий. Для Лу этим гнетом стали странные события, которые происходили с ней и не обретали никакого объяснения. Откуда у нее предчувствия и как они устроены? Что случилось тогда на Графитовой заводи? Что заставило ее проваляться в отключке всю зиму, а потом как ни в чем не бывало пойти рисовать с Даффи открытки?

И наконец, что за песок, дьявол бы его побрал, поселился в ее костях?

Зудящее внутри чувство крепло, обретало форму, становясь безудержным, разрушительным. Имя ему было – гнев. Лу злилась от того, что ничего не понимала. Злилась, что ничего не способна сделать. Даже когда в бытность невольницей проваливала попытки побега, она злилась не так сильно, как сейчас. Злость давала ей силы, но Лу некуда было приложить их, некуда выплеснуть, и они сжигали ее, глодали изнутри, сводили с ума.

Возможно, главная причина, по которой она терпела дурацкие обряды Аннелизы, заключалась в том, что она отчаянно хотела сбросить со своих плеч этот груз и во всем разобраться.

И одновременно… не хотела.

– Все ответы уже сокрыты внутри тебя, в недрах твоего разума. И лишь страх мешает тебе их получить, – прозорливая аркана догадывалась о ее терзаниях, что заставляло Лу злиться еще сильнее.

Со дня своего пробуждения девчонке пришлось привыкать к сосуществованию с новыми обитателями особняка. «Хорошо, что родня Вив живет на юге», – со смущенным видом обмолвился как-то Руфус, и Лу прекрасно поняла, что он имеет в виду. Ей дважды доводилось встречаться с родственниками Вивис – один раз с ее двоюродным братом, бывавшим в столице по работе, и другой раз с ее матерью, приехавшей погостить на выходные. Оба этих раза были сущим безумием, потому что громогласность, эмоциональность и тяга к выпивке, как оказалось, были свойственны всем Миэрисам. Девчонка не решалась вообразить, что было бы, соберись они все под одной крышей.

В противовес им господа Лэнглис и их потомки со своими избранниками были, под стать Руфусу, куда более спокойны и сдержанны. В Юзе они оставили большую усадьбу, где жили всей семьей, и целую ферму, на которой трудились вместе. Лу, которая тоже некогда покинула свой дом и отправилась в иной мир, могла представить, как тяжело им было покидать родовое гнездо, осознавая, что вернуться в него они уже не смогут. Бабушка Лэнглис с трудом сдерживала слезы, вспоминая о брошенных животных на ферме, о совсем маленьких крольчатах и молоденьких савринах. Во время эвакуации ей удалось тайком забрать с собой только любимого дымчатого кота, потому как любых зверей, за исключением необходимых ездовых животных, запрещалось проводить через перегруженные трансмосты.

И все же выпавшие на их долю испытания Лэнглисы встречали с поразительной стойкостью. Будучи умелыми земледельцами, они разбили мини-ферму прямо на прилегающем к особняку участке. Теперь каждый свободный клочок земли на обширном заднем дворе содержал грядки и многоуровневые конструкции с различными плодоносящими культурами. Обильного урожая, получаемого ежедневно с помощью эфира и труда фермеров, хватало не только для пропитания большой семьи, но и на продажу. В свободное время Лэнглисы занимались всевозможными делами по дому, а молодые племянники Руфуса помогали, как прежде Лу в Партфоре, разным благотворительным организациям. Было видно, с каким отчаянным рвением эти люди крутятся юлой, нагружая себя работой сверх всякой меры, лишь бы не возвращаться мыслями к покинутому дому в разоренных химерами землях Юза.

Становясь свидетельницей того, как родственники Руфуса отважно борются с невзгодами, Лу должна была чувствовать воодушевление, но почему-то ей становилось только хуже. Она старалась поладить с ними – видит Гармония, с их покладистостью и дружелюбием с ними поладил бы кто угодно; она усердно трудилась на ферме, хотя и чувствовала, что без истока пользы от нее, как на кухне от Даффи, вся помощь которой заключалась в том, чтобы испачкаться в муке. Однако, невзирая на теплоту и отзывчивость со стороны Лэнглисов, Лу чувствовала себя бесконечно чужой для этой семьи. И злилась: на них – за неутомимую опеку, на себя – за неблагодарность и отстраненность, с которой держалась с теми, кто был к ней так добр.

А больше всего она злилась из-за Вивис. Теперь, когда Лу лишилась возможности покинуть участок, основным источником информации о внешнем мире для нее стала шаотка. И хотя та делилась новостями о текущей ситуации и делах ордена вполне охотно, стоило девчонке начать расспрашивать, над чем конкретно они с Вальтером сейчас работают – и Вивис тут же замыкалась, уходя от ответа.

– Есть у нас один проект, на который мы возлагаем большие надежды. Но я пока что не могу об этом рассказать.

Зампредседателя говорил примерно то же, когда приезжал в особняк навестить Лу. Отводя глаза, бормотал что-то о «секретном эксперименте». Все указывало на то, что они с Вивис безвозвратно исключили девчонку из своей команды. Чего удивляться, сердилась Лу – ведь она на три месяца выпала из жизни, да и теперь, не имея возможности посещать орден, была для расшифровщиков совершенно бесполезна.

Она слышала, что все больше городов и поселений оказывалось разорено, люди продолжали гибнуть, тогда как число химер выросло до беспрецедентных масштабов.

Она слышала, что Имперской исследовательской академии, где работала Вивис, совместно с аркской Галереей Знаний удалось разработать оборудование, которое подтвердило наличие некого шарообразного трансмоста возле горы Рока, однако способ подобраться к нему так и не был найден.

Она слышала, что появлялись новые методы и средства, которые помогали сдерживать натиск химер, но исследовательский прогресс был несопоставимо медленнее роста всеобщей угрозы.

Она слышала, что весь мир пытается отыскать ангелов тысячей разных способов, но поиски не приносят плодов, а Оракул – самый верный кандидат в ангелы – не появлялся со времен пророчества в лагере Феникса, хотя с момента его последнего явления прошло уже полгода и это было в два раза дольше обычного.

…Наверное, снаружи Лу выглядела спокойной. Тихая, мрачная, она покорно терпела шаманства Аннелизы, молча выполняла работу по дому, помогала на ферме и нянчилась с Даффи, но никогда не улыбалась. Домочадцы списывали все на проблемы со здоровьем, приступы агонии и участившиеся ночные кошмары; никто не догадывался о безудержной ярости, что копилась внутри нее, делая ее похожей на бочку взрывоопасной селитры – достаточно было одной крохотной искры, чтобы случилось непоправимое.

Искрой это стал появившийся однажды вечером Хартис.

– Нам надо серьезно поговорить, – с порога заявил мужчина, и Лу подумала, что с этой фразы не начинался ни один хороший разговор в мире.

Прошло около месяца с тех пор, как девчонка очнулась, три недели с их разговора по астральной связи и два дня с последнего письма, в котором Хартис сообщал, что отправляется с отрядом в поселение на самом востоке округа Моллз, куда по последним прогнозам должны были вскорости наступить химеры, чтобы проконтролировать эвакуацию располагавшейся там крупной лаборатории по производству эзерита.

В отличие от прошлой встречи, на этот раз элект предстал перед Лу не в гражданском, а в боевом облачении. Доспехи, оружие, все снаряжение покрывали пыль, грязь и следы когтей. Кристаллы на покоцанных пластинах истончились, наполовину истраченные, и Лу готова была поклясться, что кое-где может различить следы еще не высохшей крови. Выглядело так, будто шаот примчался сюда прямиком с поля брани, но его лицо было свежим, а волосы абсолютно чистыми, и девчонка уже понимала, что это означает. Это понимание заставило ее оцепенеть, ограждая от того, чтобы без оглядки броситься в объятия возлюбленного и забыть обо всех проблемах.

Нет, проблемы только начинаются, думала Лу, пока Хартис непреклонно тащил ее за руку в столовую.

Лэнлисы, как и Руфус, ложились рано и потому уже давно были в постелях. Из обитателей особняка в этот поздний час не спали только Вивис, судя по горевшему в ее кабинете свету, и сидевшая в кресле у камина Бха-Ти, которая с помощью эфира шила для Даффи легкий цветастый комбинезон. При виде Хартиса она округлила глаза, роняя шитье на колени.

– Прошу, оставь нас наедине.

Горничная безропотно подчинилась, но девчонка знала, что она тотчас доложит Вивис о приезде сына. Когда двустворчатые двери закрылись, Лу повернулась к мужчине, нарезавшему нервные круги перед камином, лихорадочно перебирая в уме варианты того, что последует дальше.

Но то, что случилось в действительности, повергло ее в шок.

Сначала Лу почувствовала шевеление в районе шеи и испуганно схватилась за оживший нательный шнурок, но было уже поздно – тот развязался сзади, освобождая висевшие на нем токен и кольцо. Первый упал на пол, а вот второе взмыло в воздух и приземлилось в руки прежнего владельца. Мужчина изучил предмет с туманным видом, а затем перевел взгляд на Лу – пристальный, тяжелый. Медленно, пугающе медленно приблизился, угрожающе звякая лезвиями в ножнах в гробовой тишине столовой.

И… грохнулся на колени.

– Выйдешь за меня?

Лу прошиб пот. Хартис взирал на нее снизу вверх с отчаянной мольбой; между тем, одна рука держала наготове безымянный палец девчонки, а другая неотвратимо приближала к нему кольцо.

– Какого черта?

Темные руки замерли, страждущее лицо исказила недовольная гримаса.

– Ты уверена, что так нужно отвечать?

– А ты уверен, что сейчас подходящий момент для этого? – вырываясь и отступая, в тон ему поинтересовалась Лу. – Не хочешь объяснить, что случилось? И почему ты погиб?

Хартис пустил в ход все средства из своего арсенала, чтобы продемонстрировать недовольство таким развитием беседы – шумно выдохнул, раздувая ноздри, закатил глаза и потер переносицу.

– Потому что был невнимателен и совершил ошибку. Очень идиотскую. Даже не хочу об этом вспоминать…

Он осекся, вскочил и вытянул руку, заставляя легкую рябь пройтись по стене комнаты. В следующую секунду дверь попыталась открыться, но не смогла; тогда в нее заколошматили, да притом так яростно, что Лу вздрогнула.

– Харт!

– Уйди, мама! Не сейчас.

– Почему ты так со мной разговариваешь? Открой, или я тебе уши выдерну!

– Выдернешь позже. Только знай, что новые у меня уже не вырастут.

– Хартис!.. – плаксиво протянула она, скребя ногтями по древесине, как капризная кошка.

– Прошу, дай мне время. Мне нужно поговорить с Лу.

Спустя несколько секунд раздались удаляющиеся шаги. Хартис с девчонкой отвернулись от двери, вновь оказываясь лицом друг к другу в атмосфере, потрескивавшей от напряжения подобно поленьям в камине. Мужчина покосился на кольцо и затем на пол, словно раздумывая, следует ли ему возвращаться на колени.

– Так каков твой ответ?

– Когда это случилось? – процедила Лу, игнорируя его вопрос и почти слыша, как собеседник мысленно чертыхается, проклиная все и вся.

Но Хартис не впервые сталкивался с этим упрямством, и хотя оно раздражало его, не менее сильно оно его и восхищало. Поэтому он отступил. Убрал кольцо. Скинул с себя пояс, расстегнул набедренные ремни с ножнами, стащил наручи, швыряя все это добро на стол, пока направлялся к стеллажу с выпивкой.

– Сегодня. Или вчера… Не знаю, как ответить. – Определившись с выбором, он раскупорил бутылку и отхлебнул прямо из горла. – В Моллзе другое время. Но это не важно…

– А что тогда важно?! – взвилась Лу, борясь с желанием что-нибудь опрокинуть и растоптать. Зеркально реагируя на ее эмоции, Хартис возопил:

– Ты! Ты и я! Именно поэтому я и пытаюсь сделать тебе долбаное предложение! – Он яростно потер лицо и попытался успокоиться, повел головой по сторонам, словно ища поддержки у незримых сил. – Я… я просто… не хочу, чтобы все кончалось вот так, понимаешь? Я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь…

– Кончалось?.. Оставшуюся… жизнь? – отупело повторила девчонка, на деревянных ногах приближаясь к нему. – Ты… заражен? Ты умираешь?..

– Нет, черт, нет. Со мной все в порядке.

– Тогда о чем ты толкуешь?

– Да так… Ляпнул, не подумав. – Он сел за стол, покрутил бутылку и сделал еще глоток. Поняв по лицу возлюбленной, что та ему не верит, пробурчал: – Я ведь говорил тебе в прошлый раз, что дар Феникса дает эффект не только на тело, но и на голову…

– Как это случилось? – требовательно вопрошала Лу, нервно вышагивая у него за спиной. – Что произошло? Ты писал, что по прогнозам у вас будет достаточно времени до появления химер, чтобы провести эвакуацию…

– Так и было. Мы успевали, все было в рамках плана. Но по дороге обратно возникли осложнения. Нам пришлось прокладывать путь через чертовы дикоземли с аберрационным индексом девять, а то и хуже. Там очень сложно управлять эфиром. А еще там было долбаное гнездовье василисков. А я был… немного несобран и сражался паршивей, чем в первом классе школы. Когда не заметил, что одна из куриц подкралась сбоку… мне даже было не больно, кажется. Обида и стыд затмили остальные чувства. Как воскрес, истратил все свои невеликие силы, чтоб понаделать курино-змеиных котлет. Потом я, считай, вырубился и меня притащили на форпост. Там я сразу связался с Джесс и сообщил, что ненадолго поеду в столицу. И вот я здесь.

– Итак, ты умер из-за василиска и потом приехал сюда делать мне предложение. И хочешь, чтобы я разглядела в этом логику?

– Логика есть не везде. И не всегда она нужна.

– Может, тебе и нет, но мне – да. В данном случае – определенно. Потому как я вижу, что ты что-то скрываешь…

– Что я скрываю, так это свое негодование! – с грохотом подскочил Хартис, его глаза сверкнули штормовой синевой. – Да, понимаю, это было далеко не самое романтичное предложение руки и сердца на свете… Но я и подумать не мог, что ты начнешь так артачиться! Могла бы дать нормальный ответ, а уж потом мы бы обсудили волнующие тебя вопросы…

– Ты себя-то видел? – Лу колотило от гнева, обиды. И сильнее всего – от страха. – Ты весь в крови, вламываешься сюда среди ночи, у тебя осталась одна жизнь, и вместо того, чтобы по-человечески объясниться, творишь непонятные выходки…

– Это не выходки, черт подери! Это самый важный шаг в моей жизни, Лу, очнись! Я хочу принести с тобой клятву!

– Принести клятву, потому что у тебя осталась последняя жизнь и ты уже мысленно с ней распрощался?!

– Да ни черта со мной не случится! Подумай головой! Я не умру хотя бы потому, что руководство не позволит! – Он заметался по комнате, зарычал, как рассерженный медведь, вновь припадая к бутылке. Выдохнул, с грохотом возвращая ее на стол, утер губы и продолжил уже спокойней: – Мы, электы, все трое, повязаны. Если меня не станет, двое других лишатся статусов, а Маска призовет новых – неопытных салаг, которые никому нахрен не сдались, ведь на их адаптацию уйдет время, самый драгоценный нынче ресурс. Все понимают, насколько большой это станет угрозой для нашей армии, ведь на текущий момент зелья Кэлиса – ключевой источник контроля над ордами врага. Так что на мой счет можешь не волноваться… Теперь меня и близко не подпустят к химерам, вот увидишь.

– Но, как оказалось, не только химеры представляют для тебя угрозу, господин? – вкрадчиво поинтересовалась девчонка, скрестив руки. – Вивис рассказывала мне про василисков. Не самые умные противники, да? Это даже не гарпии.

– Хочешь поглумиться надо мной? – вскинул брови Хартис, слегка опешив. – Вперед.

– Не поглумиться. Хочу понять, почему ты допустил такое. Ты сказал, что был несобран. Отчего?

Некоторое время мужчина напряженно раздумывал, уставившись в камин и кусая губы.

– Хорошо, я расскажу. Но сперва дай мне слово. Пообещай, что не уйдешь.

– Куда?

– Никуда. Никуда не уйдешь. Будешь здесь, ждать, до тех самых пор, пока я не вернусь…

– А что, по-твоему, я еще тут делаю?! – вновь взвыла девчонка, теряя самоконтроль. – Терплю крашеную сумасшедшую знахарку каждый долбаный день, сижу в четырех стенах без возможности выйти наружу – и все потому, что ты так повелел! И взамен… взамен я имею право знать правду, мать твою!