Воровка Дагорских лесов

Высокий страж сжимает меня крепче, я замолкаю, стягиваю свободной рукой с себя маску и бросаю ему под ноги. Слышен хруст.

Горький противный воздух впивается в ноздри, текут слезы, но я держусь. Как же меня злит этот военный! Как животное, плевать на жизни людей. Его волнуют только плотские утехи.

– Я с тобой не лягу?

– Не ляжешь, – ухмыляется Веслав, – Это я тебе обещаю.

Веслав сворачивает к одному из кубических домов, открывает дверь с ноги и вносит меня в темное, холодное, мрачное помещение. Тут же ставит на ноги, а сам проходит дальше к крохотной кровати и валиться спиной на нее. Я оглядываюсь по сторонам, вижу много грязи, пыли и отсутствие какой-либо мебели, как и осветительных приборов.

– Это…

– Твой дом, женушка. И, как ты просила, ты не ляжешь со мной. Тут нет спального места для двоих.

Какой же он довольный! Как смакует мой гнев и ненависть!

Глава 11. Притирка

Ужасное место, именуемое новым домом, больше напоминает мне крохотный чулан. Здесь едва наберется три на три метра по сторонам и крохотная узкая дверь, скорее всего в душевую с туалетом. Есть окно, но я замечаю его уже позднее. Оно по той же стороне, где и входная дверь. Маленькое, завешено пыльной темной тканью.

На полу мусор, папиросы, чьи-то носки и фекалии местных грызунов – древодеров.

Нос неприятно раздражает запах чего-то кислого в сочетании с мочевиной. Очевидно, со стороны туалета. А в каком состоянии узкая кровать, на которой едва умещается широкоплечий страж, даже думать не хочется. Но ему все равно.

– Отлично. Но это не дом, а помойка. Что мне тут делать? Играть в супружество и подносить тебя обед из крыс и древодеров? В этом месте не найдется ничего лучше.

– А чего ты хотела, когда добровольно назвалась женой?

– Помочь сестре, – я смотрю на Веслава с вызовом. В его же глазах равнодушие. Мрак комнаты прячет образ мужчины, но глаз Биона и провода костюма всегда горят, напоминая о его происхождении, – Я бы не пошла за тобой в Мрачный удел, если бы не она.

– Довольно честно.

– Сладкие речи петь не стану. Я почти никогда не вру. За себя страха нет.

– Но есть за сестру, – дополняет Страж. Он поднимается с кровати. Та противно скрипит. Мужчина делает пару шагов в мою сторону, – Хочешь вытащить Катерину?

– Ты знаешь, что хочу.

– Пойдешь на все?

– Да.

– Я помогу тебе, и ты должна поручиться за то, что сказала ранее. Заплатишь своей свободой. Отпускать тебя не собираюсь.

– И пусть. Я останусь с тобой.

– Отлично, – Мужчина протягивает в мою сторону раскрытую ладонь, – Тогда отдай ключ. Я знаю, он у тебя в кармане.

По телу бегут мурашки. Я поджимаю губы, с досадой осознав, что мой противник не глупец.

– Как ты…?

– Не одна ты выживала в Дагорских лесах. Мне тоже приходилось. В прошлой, вольной и сытной жизни.

– Не понимаю, о чем ты.

– Понимаешь. Я прекрасно знаю эти приемы, воровка.

Скрипя зубами, я отдаю ключ Веславу. Он довольно улыбается, закинув его в карман брюк.

– Если хочешь увидеть Катерину, не пытайся обмануть меня. Выполняй все, о чем прошу и может завтра с утра ты сможешь поговорить с ней.

Я вдыхаю воздух в легкие, но бион перебивает, не дав заговорить.

– А пока иди, подружись с местными женщинами и займись бытом. Хочешь жить не в помойке, организуй порядок.

– С местными женщинами? Ты хочешь, чтобы я выпрашивала тряпки?

Он улыбается, тянется рукой к моей щеке, но я уворачиваюсь.

– Укради. Тебе же так привычнее.

Рожденная в семье со средним достатком, я почти никогда не выгребала мусор из трущоб. Тяжелую жизнь знала, но больше в плане поисков выгоды, риска, опасных дорог и попыток избежать встреч с тварями.

Здесь же тяжесть жизни опускается на ступень выживания. Когда холодно, голодно и нет безопасных стен, как в Дагоре.

Без защитной маски дышать вне дома трудно. Запах горького дыма щиплет нос, глаза ужасно слезятся, и кожа как будто покрывается противной пылью, отчего руки кажутся сухими и неприятно шелушатся.

Воды нет. Чтобы найти ее для питья пришлось идти к военным в полевую кухню. Ту, что разбита на въезде в город. В центр Мрачного удела путь закрыт. Я пыталась пройти, но за низкими постройками выставлены металлические ворота и забор. Так местная администрация защищает себя от инфицированных.

– Разве укушенные могут бродить по уделу? – Спрашиваю я местную женщину. Грузная блондинка с ребенком в слинге безостановочно сосущем ее огромную грудь, стирает белье прямо в ведре у колодца. Вода тут не питьевая, оранжевого оттенка с запахом мха. Глаза незнакомки добрые, но возраст трудно узнать. Кажется молодой, но лицо осунулось, сползло от тяжести щек, тонущих в подбородке. Эта ее полнота не похожа на здоровую. Вся будто в опухолях и без респиратора. Тонкие губы растягиваются в беззубой улыбке.

– Новенькая, да? По тебе видно, не знала жизни в Мрачном уделе.

– Я тут всего пару часов. Ничего не знаю, но в центр попасть не смогла. Говорят, там есть и вода и еда.

– Есть вода, – женщина вытирает капли пота со лба, а второй рукой подтягивает слинг на плечо. Малыша это нисколько не отвлекает. Я стараюсь не смотреть как он ест. Таинство кормления здесь принимает какую-то уродливую форму, – У них все есть, да нас туда никто не пустит. В центре карантин для привезенцев и элитные квартирки для владельцев удела. Потом тех, кто пройдут отбор и будут здоровы отправят к нам. Только не все они здоровы, да и от ворот, зараженных из леса, не шибко-то просматривают. Так что ты права, есть у нас зараженные. По улицам ходят редко, ведь убьют их солдаты. Так что по подвалам сидят.

– Это как? Они сами остаются в подвалах? А как же те, кто уже в бессознательном?

Горожанка заливается, будто я говорю о чем-то веселом.

– Мало кто сам в подвал сядет. Родственники своих держат и кормят. Ты если чуешь тухляка, то дом обойди. Не суйся туда.

– Люди держат зараженных в подвалах нарочно?

– А ты бы смогла сына отдать военным, когда увидела, что он болен? Или мужа любимого? Это у вас в городах все просто. А мы тут никому не нужны и законы ваши нам не по чем.

– Но как же это допускают военные?

– А им плевать. Мрачный удел это перевалочный пункт. Пока они тут – стреляют, если встретят. А так всем все равно. Мы как свалка отходов, – она завершает свою речь и тяжело вздыхает, впервые посмотрев на ребенка с теплотой, – Как тебя зовут?

– Мария, можно Маша.

– Я Эмма. Ты можешь зайти ко мне, дам булку и есть еще вяленое мясо. Можешь сделать из него похлебку.

– Да мне даже не на чем. Но за хлеб буду благодарна.

Эмма отжимает постиранные тряпки и закидывает себе на плечо. Воду выливает прямо на дорогу под ноги.

– Держи ведро. Набирай воды и там вот, прямо на заборе слева возьми одни из тряпок. Ты по полу водой грязь вымывай, а тряпкой пыль сними со стен. Будет лучше.

Я осматриваюсь. У колодка много мусора. Он находится сбоку одного из домов в тупике. И на сваленных досках забора действительно есть пару коричневых тряпок.

– Эмма, может поможешь и с постельным? У нас с мужем крохотная кровать с пыльным матрасом. Больше ничего.

– Ко мне придешь, дам белье. А матрас отбей и на пол брось. Сподручнее будет, если ты его разложишь. Они все двойные, просто сложены пополам, чтобы помягче военным было.

Некрасивая, уставшая, высокая и с мощными руками Эмма для меня засветилась теплом и добротой. Абсолютно отталкивающая внешность потерялась за ее добросердечием.

Получив ценные указания, я следую совету. Набираю ведро воды, тащу домой и проливаю пол. У входа есть небольшое сливное отверстие куда под уклоном уходит вся вода.

Везет, что Веслав куда-то ушел и я могла приводить свою конуру в порядок без его участия.

Пол быстро обсох. За это время я успеваю сходить за хлебом и водой. Эмма выдает мне простынь серого цвета, еще одну чтобы укрыться и две подушки из закромов. А еще полотенце и свое платье. Она подмечает, что я выгляжу плохо, да и кровь привлекает внимание горожан. В суете вторых суток без сна я совершенно забываю о том, что мое платье было белым, а висок я разбила еще в дороге. Кровь до сих пор на ткани, а от белого цвета не осталось и следа…

К вечеру в маленькой конуре на окне висит белое полотенце, имитируя штору, стоит крохотная табуретка, которую отдали мне солдаты. На ней столовая свеча освещает пространство. На полу расстелена простыня на матрасе, сверху лежат две подушке, застелена простыня и одна брошена для укрывания.

Я приняла скудный душ и надела на себя голубой чистый халат Эммы. Обернула его вокруг себя почти в два раза, перевязав поясом. Свое белое платье оставила сушить под потолком на веревке.

Весь мусор, фекалии и старые тряпки утилизирована в местных огненных мусорках, куда горожане сваливают буквально все, не переживая о вечном запахе гари.

Я разлила по стаканам, взятым у Эммы, воду, порезала хлеб и в открытом холщовом мешочке оставила орехов, вяленого мяса и рыбы. Все это готово к появлению Стража и как только мужчина входит в дом, он застывает на пороге. Я вижу, как Веслав отпускает винтовку на ремне, гуляя удивленным взглядом по маленькому пространству.

Я же встаю перед ним, придерживая норовящий раскрыться халат.

– Ты долго, – шепчу я, – Все готово. Ужин, постель.

Веслав переводит взгляд на меня, скользнув взглядом к груди.

– И ты, как я вижу.

– Платье запачкалось. А халат не по размеру. Я взяла его у матери пятерых детей, – зачем-то объясняюсь я. Волнение накрывает с головой. Особенно когда Веслав закрывает за собой дверь на щеколду.

– Я же говорил, белое остается белым недолго. Ты могла бы не брать одежду.

– Поешь, – игнорирую его слова. Прохожу и сажусь на импровизированную кровать перед табуреткой. Веслав снимает сапоги, затем расстегивает ремень на груди под латами и снимает тяжелую конструкцию. Я впервые вижу его в темном военном лонгсливе разрезанным у шеи и за плечами. Там проходят тонкие трубки снабжения системой поддержания жизни. В остальном он как будто обычный человек. Сквозь разрезы ткани видна бледная кожа, а под тканью проступает рельеф мускулистого торса военного. И Веслав не может не заметить, как я смотрю. Он присаживается рядом, но лицом ко мне. Руки касаются пояса. Мужчина тянет его на себя, и я хватаю за запах халата.

– Не надо…

– Почему не надо? Кому? Тебе?

– Нам. Ты не любишь меня, а я не люблю тебя.

– Для этого любовь не обязательна, – твердо заявляет воин. Он отставляет табурет в сторону. Хлеб падает на пол. Мои старания проигрывают перед желанием Веслава. Но я не готова к такому, а потому отталкиваю военного, вскакиваю на ноги и почти прижимаюсь к стене.

– Нет, нельзя. Ты должен отвести меня к Кате, а потом чип, сделка. Я не жена тебе, чтобы ложишься в постель.

Веслав сверлит меня взглядом. Он поднимается следом и подходит почти вплотную, не прикасаясь.

– Ты не жена. Ты воровка, которая была готова откупиться телом. Что-то изменилось?

Ноги немеют. Он прав. Я была готова отступится от нравственности. Придумывала тысячи причин, не признавая простого и понятно. Краснея, я решаюсь признаться. Как будто мне пятнадцать, а не двадцать два.

– Там в лесу я согласилась только потому, что ты красив.

– Что?

– Мрак, это звучит глупо, но я подумала, что провести первую ночь с таким мужчиной как ты – прекрасно. Думай обо мне что хочешь, называй шлюхой, но это правда и мне неприятно об этом говорить.

Я точно становлюсь пунцовой. В этом гиблом места размышлять о влюбленности и фантазиях первой страстной ночи с военным – глупость несусветная. И это отчего-то вызывает у Веслава заметное ошеломление. Он отступает от меня в сторону, как будто довольный.

– Девчонка ты еще, пусть и мнишь себя самой умной, – звучит сухо, скомкано, – Вот твой хлеб. Упал. Иди ешь и спи. Я лягу как уснешь.

Киваю. Осторожно беру из рук Веслава поднятый хлеб.

– Я не девчонка. Мне двадцать два и у меня был жених.

– Почему не вышла замуж?

Откусываю хлеб, сажусь. Бион отсаживается в метре от меня.

– Не любила. Ничего не екнуло. А с тобой было.

Он смеется. Глухо, сдавленно. Тянется за хлебом и вяленным мясом.

– Вот, а говоришь, нет любви. Тащишься по военным, воровка.

– Я не виновата, что вы сильные и огромные. Многие девушки от вас млеют.

Вот мы и нашли общий язык. Из опасного зверя, резкого и язвительного, Веслав на время становится приятным. Но с наступлением ночи он будто вновь погружается в свою тьму. Я ложусь спать, гасим свечу, а он стоит у окна, мрачно наблюдая за проходящими мимо тенями горожан.

Глава 12. Свадьба

Ранее утро. Я просыпаюсь от кашля. Нос и горло противно першит, легкие выкручивает до боли. Впопыхах пытаюсь найти воду. Стакан на табуретке. Выпиваю залпом. Становится легче, но во рту чувствуется привкус песка.

Отвратительно. Давно не случалось чувствовать себя настолько ужасно…

Холодно. Настолько, что руки и ноги едва гнутся. Тонкая простыня совсем не спасает. Предмороз царствует, напоминая о приближении Стужи. А я босоногая в огромном халате сплю на тонком матрасе. И никого рядом. Веслав ушел.

Я не слышала, когда он встал и понятия не имею, где может быть бион. Остается надеяться, что мужчина вернется и сдержит слово. Сегодня я должна увидеть Катерину.

Иду в душ. Вода холодная.

Везет только с тем, что когда-то белое платье высохло. Пятна крови не смыты, цвет ткани сменился на ржаво-серый. От плохой воды остаются разводы.

Я надеваю его, а следом собираю волосы в пучок на затылке. Стягиваю веревкой, но копна локонов торчит по сторонам.

Обуви нет, я решаюсь оторвать полоску простыни и замотать ступни хотя бы так. После вчерашних приключений, стопы горят. Ходить больно.

И только собираюсь выйти из дома-комнаты, прихватив кусок черствого хлеба, как дверь открывается и входной проем полностью занимает собой рослый мужчина.

– Куда-то собралась? – Веслав выглядит хмурым. Он протягивает мне коричневый сверток, – Вот, примерь. Здесь форменная одежда и кожаные ботинки. По пути к администратору заберем для тебя теплое овечье пальто, чтобы ты не слегла от болезней.

– Спасибо, – беру вещи из рук названного мужа, – Когда я смогу увидеть свою сестру?

– После исполнения обязательств по оформлению. В противном случае ты можешь пополнить ряды людей из карантина.

– Не хотелось бы.

– И мне, – добавляет мужчина. Он проходит в комнату и присаживается на металлическое основание кровати, – Одевайся и поживее. Нам надо вернуться в Дагор утренним рейсом. Остались неотложные дела.

Это дает надежду. Я без вопросов отправляюсь в душевую, где с трудом можно развернуться, но зато никто не увидит меня раздетой. Оставляю дверь чуть приоткрытой, чтобы поступал свет и разворачиваю сверток. Нахожу штаны темного цвета. Точно какого – не распознать. Лонгслив и плотную кофту на молнии. Вместо носков две тканевых платка, которыми оборачивают ступни. Но в твердом ботинке в этой штуке и правда приятнее быть.

Выхожу, свернув свое платье на руке. Веслав поднимается, не отводя от меня взгляда.

– Ужасно? – Спрашиваю я, поправляя штаны. Сейчас вижу – черный цвет. Какой еще может быть у рабочих строителей? Это их форма мне досталась.

– Как пятнадцатилетний пацан. Была бы сноровистее, могла бы использовать как маскировку, блуждая по лесам Дагора.

– Я не блуждала по лесам Дагора.

– Мне можешь сказки не рассказывать. А это давай, оставим здесь, среди мусора.

Мужчина протягивает руку к свертку, а я отворачиваюсь.

– Нет. Платье мне дорого. Я его восстановлю.

– Оно порвано и перепачкано.

– И не с таким справлялась. Моя мать портниха – зашьет. А пара фокусов с химией выведет любые пятна.

– У тебя на все есть ответ, – пожимает плечами бион, – Вертлявая.

– Не очень, раз нахожусь в Мрачном уделе.

Веслав странно на меня смотрит. Он ничего не говорит и вскоре указывает на дверь.

Утро еще ранее, но улицы проклятого города кишат людьми. Кто-то ходит в респираторах и одет прилично, но подавляющая часть населения выглядит ужасно. Немало женщин, похожих на Эмму. Все они как будто распухли и обезображены.

– Воздух Мрачного удела ядовит? – Тихо одергиваю Веслава за рукав. Он подхватывает мой локоть так, чтобы мы шли как супруги.

– Много химии. За пределами удела расчищают поля. Травят зверя, чтобы отстроить новые города. Эти яды неблаготворно влияют на здоровье людей.

– Почему не переселить их?

– Потому что все они изгнанники. Либо их родители. Никто не давал разрешение обосновывать город вокруг карантина и лагеря заключенных, но эти паразиты живут тут не один десяток лет, – бион с брезгливостью провожает взглядом одного из горожан. Мужчина стар. Его лицо покрылось красно-коричневыми гнойными язвами, – Их устраивает возможность оставаться под боком военных. Получают защиту и занимают свободное жилье, когда вздумается.

– Ты говоришь о них с ненавистью. Но ведь каждый из нас сослан. Ты знаешь! Наши прародители отправлены на Эман в качестве наказания. Может стоит порвать порочный круг?

Бион смеется. И в такие моменты все человеческое, что я успеваю разглядеть в короткие минуты прошлого, исчезает.

– Воровка хочет устроить революцию? Как будто ты не бывала на Хребте Морозном или в Гремящих каньонах. Кто из тех людей поскупится своим имуществом и статусом ради распухших и гниющих бедолаг?

– Они богаты и далеки от того, что происходит здесь. Но ты…. Ты видишь, как страдают люди?

– Мне нет до них дела, – сухо отрезает военный, – Нам сюда. К администратору. Он все оформит и передаст тебе лист для отчета обязательных отработок.

– Церемония бракосочетания? – Кривлюсь я.

– Считай, что так. А потом пойдем за твоей сестрой, – прямо перед воротами небольшого дома, единственного, выкрашенного в белый цвет, Истров хватает меня за плечи и разворачивает к себе, – Там внутри молчи. Не показывай характер. Никто не будет терпелив к тебе так, как я.

– Можешь не предупреждать. Я понимаю.

– Славно.

Не таким я видела бракосочетание. В Дагоре все куда красивее. Серебряные ленты, танцы, благословение родителей и первая ночь в новом доме для новобрачных. А потом первые семь дней муж и жена носят ленты на левой руке, чтобы возвестить остальным о своем торжестве.

Здесь же меня усадили на деревянный стул. Взяли кровь из пальца, тут же проверили на приборах. Внесли данные в картотеку и очень больно, почти нестерпимо, огромной иглой ввели под кожу, у сгиба на руке, маячок. Благодаря этому устройству теперь я считаюсь супругой Веслава Истрова, и сама становлюсь Марией Истровой. Огневой теперь не существует. Если только Катерина решит не выходить замуж и продолжит фамилию отца…

После установки чипа подобную процедуру проходит бион. И суровый мужчина с черными как смоль волосами даже не морщиться при виде иглы. Он подписывает почти такие же документы, как у меня, плюс поручительство. А следом мне выдают бланк, на котором я подписываюсь в страшном – стать подобной Веславу. В случае гибели, если буду в агонии, мне выпадет доля пополнить ряды бионов. Но женщин не доводилось видеть ни разу.

Заполняя документ я думаю только об одном – если меня растерзает зверь, бионом я не стану. А другая смерть не успеет подобраться с тем, как я существую.

– И вот еще, обязательные работы для гражданки Истровой, – администратор протягивает мне бумагу. Там перечислены различные занятия, в том числе уход за раненными, – Вы можете выбрать нужное. Что больше понравится.

Веслав кривится.

– Бери и пошли.

– Постойте, я должен отметить, – вскакивает молодой мужчина в очках, – Я не могу вас так отпустить.

– Да мне плевать. Бланк у жены, данные наши вы получили. А обязательные работы я проконтролирую.

– Лейтенант…

– Отбой, – грубее отвечает Веслав. Он берет меня за руку и выводит на улицу. Я все это время молчу. Не издаю ни звука. А когда хочу спросить, чувствую, как меня тянут на себя. Мгновение и сухие горячие губы прижимаются к моим. Этот поцелуй не романтичный, но что-то болезненное пробежало, между нами. Я вижу, как бион жмурит глаза, раскрывает губы, пробует меня на вкус, не встречая сопротивления, а потом резко прерывается.

– Нельзя увлекаться.

– Ты можешь, – звучит чуть ли не с обидой. Я все еще держу в руках бумагу с назначениями работ. Внизу живота странное чувство и оно как будто оторвано от меня ограничениями Веслава, – Я жена, а ты муж, разве нет?

– Формальности, – обтирает губы. Как будто брезгливо. В глаза не смотрит, – Идем. Твоя сестра еще в блоке. Надо успеть до того, как ее переведут в общее помещение.

Я закрываю глаза и мычу на выдохе. С ума сойти, у меня получится вытащить Катеньку, но Веслав… Он так ведет себя, как будто оставит меня в Дагоре и брак для него ничего не значит.

Глава 13. Паразиты

Мрачный удел не город. Это наросты жилых кварталов вокруг тюремного и карантинного центров. Здесь есть высотки для основателей и огромные поля, где отрабатывают и живут преступники наравне с прокаженными.

Я никогда не была здесь прежде. Слышала сплетни, мало походящие на правду. Теперь же будет что рассказать дагорцам. Если я вообще вернусь в свой город.

– Забыл про пальто, – нарушает молчание Веслав. Мы движемся в сторону оградительных ворот. Там бегает местная ребятня. Они то и дело пытаются подсадить друг друга, чтобы забраться повыше, но над двухметровым ограждением проложена проволока, – Ты замерзла?

– Нет, – говорю, а у самой губы синие. Замерзаю, однако не хочется терять время, – Все в порядке. Я хочу поскорее увидеть Катю.

– Катя никуда не убежит. Постой тут пару минут, я быстро.

Я остаюсь. Веслав удаляется назад за пальто.

– Маша?

Знакомый голос. Оборачиваюсь, вижу Эмму. Она идет с металлическим тазом в руках. Наверняка после стирки. Рядом двое детей, а позади неприятный мужчина. Он худой с жиденькой рыжей бородкой, одет в серую одежду и шапку с ушами. Зубов почти нет, на меня смотрит исподлобья. Все еще тело покрыто жуткими красно-белыми язвами. По тому, как он идет за Эммой, понимаю, что это ее супруг или родственник. Мне не удалось увидеть его прошлым днем.

– Ты куда собралась? За ворота?

– Да, я жду мужа. Он должен провести, – теряюсь как верно ответить. У вчерашней помощницы будто переменилось настроение. Смотрит она так, будто я что-то должна, – У меня вроде как исправительные работы. По пути сюда немного нарушила порядок.

– Ага, – женщина подпирает свободной рукой тучную талию, – Переоделась в чистенькое, да? Раздобыла обувь. Муж твой их военных, а значит ты валяла дурака вчера? А я тебе еду давала.

– Эмма, ты сердишься?

От прямого вопроса женщина хмурится. Отпускает своих мальчишек.

– Идите, побегайте, – так же она оборачивается к мужчине позади, – И ты иди. Времени немного, пока военные не подошли.

Незнакомец открывает рот и странным, затуманенным взглядом смотрит на Эмму. Он как будто не до конца ее понимает. Я замечаю, как изо рта течет буро-зеленая жидкость прямо на одежду. На полусогнутых ногах он проходит вперед и заворачивает в тупик, где расположен колодец. Как раз именно там играют дети.

– Почему ты опасаешься военных?

Эмма снова недобро посматривает на меня. Но вздыхает и сдается.

– Муж мой болеет. У него странная зараза и я его по подвалам прячу. А эти… Они же, не разбираясь, отстреливают.

– Что? И ты отправила его к детям? У него же… Как будто разложение.

Из-за постоянного сильно запаха гари я с трудом могу почувствовать другие запахи. Но теперь понимаю, что как будто чувствую гнилостную вонь.

– Дура ты! Он с моими детьми играет. И отец хороший, пусть и не родной. Постоит там немного, отойдет. Ему света не хватает. Вечно в чулане не просидеть.

– Эмма, одумайся. Ты рискуешь!

Я пытаюсь взять ее за руку и подвести, показать, как тот застыл и стоит в одной позе прямо перед детьми. Согнув колени, уставившись вперед, будто не человек. Но Эмма выхватывает тряпку из таза и с силой хлещет меня по лицу. Так, что от неожиданности я падаю назад.

– Не смей меня руками трогать! И указывать, что делать!

В ее глазах слезы и боль. Лицо искажено гневом и отрицанием.

– Харитон здоров. Он не зомби и не умрет. Подышит воздухом, солнце полечит и все будет хорошо! А ты помалкивай. Зря я тебе помогла.

Я потираю щеку. Горит от удара. Встаю на ноги и чуть отхожу. Стараюсь не косится в сторону детей, но не могу быть спокойна. Как и Эмма. Она сжимает плотно губы и как закричит: – Харитон, идем отсюда! Валюша и Генка гуляйте пока. Про папу ни слова.

– Эмма….

Я вновь пытаюсь призвать к адекватности, но блондинка смотрит в мою сторону с укором. Ее мужчина беспрекословно, будто заводной робот, шагает к жене.