Воровка Дагорских лесов

Веслав врет. Он дает ложные сведения о моем несуществующем согласии стать бионом в случае смертельной агонии.

Мы встречаемся взглядом. Его губы поджаты, желваки заметно подергиваются. Командир этого не замечает.

– Срочно переписать данные этой женщины. Проверить кровь и внести в списки, – громко требует военный, – А вы, Веслав, проведите оформление, как только прибудете в Мрачный удел. На женах должен быть чип. И предпишите этой особе обязательные работы за нарушение дисциплины.

Сглатываю. Выдыхаю. Веслав отдает честь командиру, строит своих солдат на полную проверку кузовных. Тем временем у меня берут кровь на вирус. Прибор не реагирует ни у меня, ни у Саныча с военными.

– А теперь пошли. Живо! – Веслав грубо хватает меня за руку, ведет вперед к машинам. Я не возражаю. Но ногами едва перебираю, чтобы успеть. Мы проходим четыре военных грузовика и у пятого, который стоит поперек дороги первым в колонне, бион заворачивает за тентованный кузов и резко прижимает меня к металлической кабине.

– Вот так! Тут никто не увидит.

Я успеваю только вдохнуть, когда он накрывает мои уста болезненным, требовательным поцелуем. Сухие, изголодавшиеся губы мужчины игнорируют вкус запекшейся крови на моих устах. Ему плевать на сажу, пот и то, как я выгляжу. На мгновение все вокруг исчезает. Будто нет тварей, людей, машин. Ничего, кроме фонарей и дороги, уходящей в мрачный лес. Нас никто не видит, а жадная страсть биона становится контрастом между отвращением к военным и странной жаждой мужской ласки.

Глава 10. Мрачный удел

Веслав резко прерывает поцелуй и шарахается от меня точно от монстра. Сделав пару шагов в сторону, мужчина брезгливо отбирает губы воротником. Он смотрит на меня остро, пронзительно. А я едва дышу. Сердце бухает в груди, а в моей правой руке зажат электронный универсальный ключ. Получилось вытащить его, пока бион потерял над собой контроль. Только бы не заметил!

– Выглядишь плохо, – цедит Веслав, – Для чего рисковала? Знаешь же, что твоей сестрицы не было в кузове грузовика.

– Жить хотелось, – я дублирую поведение военного, обтерев губы тыльной стороной ладони, – Саныч потащил за собой тварей. Нужно было убедиться, что их нет на хвосте.

– Благородная сказка.

– Это правда. Я не вру.

– Идеальным вариантом было бы сбежать, прихватив с собой сестру. Но колонна не поехала следом и твой план сорвался. Разве я не прав?

– Прав. Но к тому моменту я знала, что колонны за нами нет. Однако есть другие люди и они в открытом кузове. Вам на них наплевать, а для меня жизнь каждого дагорца бесценна.

– Эти люди потенциальная опасность.

– Как и ты когда-то, правда?

Я провоцирую Веслава, но мужчина реагирует спокойно. Военный осматривает меня с ног до головы, сплевывает в сторону и сокращает расстояние в один шаг. Я даже подаюсь назад от испуга.

– Прикуси язык.

Бион хватает меня за плечо и разворачивает назад. Мы возвращаемся к остальным.

Военные подсчитывают пленных с меткой карантина. Они учитывают ошибки экстренной эвакуации и ставят дополнительную защиту на открытую часть кузова, предупреждая побег. После мы выезжаем.

Колонна направляется в Мрачный удел. В этот раз я сижу на заднем сидении третьей машины. Веслав сидит рядом с водителем. Он молчит. Смотрит вперед, держа оружие наготове. Ехать с бионом спокойно. Совсем не так, как с юнцами, дрожащими от вида тварей.

Истров не связал мои руки. Сказал – этого не требуется. Он знает, попробуй я куда-нибудь сорвись, мужчина остановит меня одной рукой. Мощной, сильной, со множеством искусственных проводов на стыках локтя и плеча. Бион не человек и неизвестно, что у него там, под металлическими доспехами на серой военной форме.

Я засовываю руку в карман перепачканного белого платья. Нащупываю ключ и думаю о том, как освободить Катерину. Нужно успеть сделать это до того, как девочку отправят в особо охраняемую часть удела.

Час, два, пять. Мы едем и едем, пока не начинает светать. Вижу выжженные огромные территории с черной землей и серо-зеленым душным туманом. Там впереди возвышается забор, а за ним мрачные постройки. Они будто угольные. Депрессивная картина, а потому и само место именовали Мрачный удел. Дагорцы же называют его полигоном смерти.

На пути к городу мы проезжаем зону Х. Она знаменита своими обрывами по обеим сторонам дороги. Их копали заключенные, чтобы сгонять в пропасть стада живых мертвецов и тех, кого ими сделали в местных карантинах. Военные называют это – неизбежное обращение смертников. Но большинство людей заражаются после попадания в карантин. Никто не делит маркированных на больных и здоровых. За несколько суток больными становятся все.

– Респиратор под сиденьем, – проговаривает водитель скорее мне, нежели биону, – поначалу тут непривычно горький воздух и трупаками тянет. Со временем привыкаешь. Если ветер гонит тучи с соленого побережья, тогда считайте повезло. И дождь пройдет и свежесть ощутите.

– Соленое побережье?

– Да, есть тут неподалеку соленое озеро. Там получше, чем в уделе.

Веслав нехотя оборачивается ко мне. Во взгляде голубого и темно-карего глаз замечаю заботу.

– Надень респиратор. Ты ослабла после травмы, не стоит подвергать организм дополнительной нагрузке.

Соглашаюсь и надеваю на себя маску. Могу считать себя особенной. Вряд ли тем, кто в кузове, предложат защитные средства.

Тяжелые деревянные ворота открываются, сгребая черную пыль с земли. Гремят цепи. Наша колонна въезжает в поселение, разворачивается и встает вдоль тротуара.

Я долго не выхожу из кабины. Дожидаюсь пока пройдет построение, а пленных свяжут общей цепью. Как только ступаю босиком на землю, Веслав подходит почти вплотную, забрасывает мою руку себе на плечо и поднимает на руки. Я пытаюсь сопротивляться, бион встряхивает меня, довольно ухмыльнувшись.

– Как в большой собаке, килограмм сорок пять.

Я против него не боец. Не смогу высвободится, как бы не старалась. А Истров нарочно не дает мне рассмотреть обстановку. У ворот совсем небольшая площадка и пленных как будто становится меньше. Все от того, что они стоят в несколько рядов, точно заключенные. Катю не видно, а я, как бы не старалась, удаляюсь прочь. Веслав уносит меня к улицам города.

По обоим сторонам узкой дороги будто бетонные стены вырастают одноэтажные дома темно-серого цвета прямоугольной формы. Ската крыши нет, домики будто прибиты лопаткой сверху. Окна встречаются через раз. Все однообразно. И только вдалеке эти маленькие постройки меняются на высотные здания до семи – десяти этажей.

– Пятьдесят пять, – гундосо произношу через маску.

– Чего?

– Пятьдесят пять килограмм. Больше чем в собаке! – Поправляю Веслава. Он морщится, – Куда ты несешь меня?

– В дом, – отвечает бион, не смотря на меня, – У меня есть три часа для отдыха.

– Мне нужно к сестре, а не спать в одном из этих домов!

– Спать? Кто говорит про сон? Ты ведь жена? Поможешь мне отдохнуть, как должна помогать мужу.

Высокий страж сжимает меня крепче, я замолкаю, стягиваю свободной рукой с себя маску и бросаю ему под ноги. Слышен хруст.

Горький противный воздух впивается в ноздри, текут слезы, но я держусь. Как же меня злит этот бион! Он точно животное, которого волнуют плотские утехи.

– Я с тобой не лягу!

– Не ляжешь, – ухмыляется Веслав, – Это я тебе обещаю.

– Чего ты хочешь?

– Я же сказал, отдохнуть.

Веслав сворачивает к одному из кубических домов, открывает дверь с ноги и вносит меня в темное, холодное, мрачное помещение. Тут же ставит на ноги, а сам проходит дальше к крохотной кровати и валится на нее. Я оглядываюсь по сторонам, вижу много грязи, пыли и отсутствие какой-либо мебели, как и осветительных приборов. Это просто лачуга с бетонными стенами и бетонным полом, набитая мусором.

– Где мы? Что за место?

– Твой дом, женушка. И, как ты просила, ты не ляжешь со мной. Тут нет спального места для двоих.

– Ты будешь спать?

– Ага. Я буду спать.

Какой же он довольный! Как смакует мой гнев и ненависть!

Глава 11. Притирка

Ужасное место, именуемое новым домом, больше напоминает мне крохотный чулан. Здесь едва наберется три на три метра по сторонам и крохотная узкая дверь, скорее всего в душевую с туалетом. Есть окно, но я замечаю его уже позднее. Оно по той же стороне, где и входная дверь. Маленькое, завешено пыльной темной тканью.

На полу мусор, папиросы, чьи-то носки и фекалии местных грызунов – древодеров.

Нос неприятно раздражает запах чего-то кислого в сочетании с мочевиной. Очевидно, со стороны туалета. А в каком состоянии узкая кровать, на которой едва умещается широкоплечий страж, даже думать не хочется. Но ему все равно.

– Отлично. Но это не дом, а помойка. Что мне тут делать? Играть в супружество и подносить тебя обед из крыс и древодеров? В этом месте не найдется ничего лучше.

– А чего ты хотела, когда добровольно назвалась женой?

– Помочь сестре, – я смотрю на Веслава с вызовом. В его же глазах равнодушие. Мрак комнаты прячет образ мужчины, но глаз Биона и провода костюма всегда горят, напоминая о его происхождении, – Я бы не пошла за тобой в Мрачный удел, если бы не она.

– Довольно честно.

– Сладкие речи петь не стану. Я почти никогда не вру. За себя страха нет.

– Но есть за сестру, – дополняет Страж. Он поднимается с кровати. Та противно скрипит. Мужчина делает пару шагов в мою сторону, – Хочешь вытащить Катерину?

– Ты знаешь, что хочу.

– Пойдешь на все?

– Да.

– Я помогу тебе, и ты должна поручиться за то, что сказала ранее. Заплатишь своей свободой. Отпускать тебя не собираюсь.

– И пусть. Я останусь с тобой.

– Отлично, – Мужчина протягивает в мою сторону раскрытую ладонь, – Тогда отдай ключ. Я знаю, он у тебя в кармане.

По телу бегут мурашки. Я поджимаю губы, с досадой осознав, что мой противник не глупец.

– Как ты…?

– Не одна ты выживала в Дагорских лесах. Мне тоже приходилось. В прошлой, вольной и сытной жизни.

– Не понимаю, о чем ты.

– Понимаешь. Я прекрасно знаю эти приемы, воровка.

Скрипя зубами, я отдаю ключ Веславу. Он довольно улыбается, закинув его в карман брюк.

– Если хочешь увидеть Катерину, не пытайся обмануть меня. Выполняй все, о чем прошу и может завтра с утра ты сможешь поговорить с ней.

Я вдыхаю воздух в легкие, но бион перебивает, не дав заговорить.

– А пока иди, подружись с местными женщинами и займись бытом. Хочешь жить не в помойке, организуй порядок.

– С местными женщинами? Ты хочешь, чтобы я выпрашивала тряпки?

Он улыбается, тянется рукой к моей щеке, но я уворачиваюсь.

– Укради. Тебе же так привычнее.

Рожденная в семье со средним достатком, я почти никогда не выгребала мусор из трущоб. Тяжелую жизнь знала, но больше в плане поисков выгоды, риска, опасных дорог и попыток избежать встреч с тварями.

Здесь же тяжесть жизни опускается на ступень выживания. Когда холодно, голодно и нет безопасных стен, как в Дагоре.

Без защитной маски дышать вне дома трудно. Запах горького дыма щиплет нос, глаза ужасно слезятся, и кожа как будто покрывается противной пылью, отчего руки кажутся сухими и неприятно шелушатся.

Воды нет. Чтобы найти ее для питья пришлось идти к военным в полевую кухню. Ту, что разбита на въезде в город. В центр Мрачного удела путь закрыт. Я пыталась пройти, но за низкими постройками выставлены металлические ворота и забор. Так местная администрация защищает себя от инфицированных.

– Разве укушенные могут бродить по уделу? – Спрашиваю я местную женщину. Грузная блондинка с ребенком в слинге безостановочно сосущем ее огромную грудь, стирает белье прямо в ведре у колодца. Вода тут не питьевая, оранжевого оттенка с запахом мха. Глаза незнакомки добрые, но возраст трудно узнать. Кажется молодой, но лицо осунулось, сползло от тяжести щек, тонущих в подбородке. Эта ее полнота не похожа на здоровую. Вся будто в опухолях и без респиратора. Тонкие губы растягиваются в беззубой улыбке.

– Новенькая, да? По тебе видно, не знала жизни в Мрачном уделе.

– Я тут всего пару часов. Ничего не знаю, но в центр попасть не смогла. Говорят, там есть и вода и еда.

– Есть вода, – женщина вытирает капли пота со лба, а второй рукой подтягивает слинг на плечо. Малыша это нисколько не отвлекает. Я стараюсь не смотреть как он ест. Таинство кормления здесь принимает какую-то уродливую форму, – У них все есть, да нас туда никто не пустит. В центре карантин для привезенцев и элитные квартирки для владельцев удела. Потом тех, кто пройдут отбор и будут здоровы отправят к нам. Только не все они здоровы, да и от ворот, зараженных из леса, не шибко-то просматривают. Так что ты права, есть у нас зараженные. По улицам ходят редко, ведь убьют их солдаты. Так что по подвалам сидят.

– Это как? Они сами остаются в подвалах? А как же те, кто уже в бессознательном?

Горожанка заливается, будто я говорю о чем-то веселом.

– Мало кто сам в подвал сядет. Родственники своих держат и кормят. Ты если чуешь тухляка, то дом обойди. Не суйся туда.

– Люди держат зараженных в подвалах нарочно?

– А ты бы смогла сына отдать военным, когда увидела, что он болен? Или мужа любимого? Это у вас в городах все просто. А мы тут никому не нужны и законы ваши нам не по чем.

– Но как же это допускают военные?

– А им плевать. Мрачный удел это перевалочный пункт. Пока они тут – стреляют, если встретят. А так всем все равно. Мы как свалка отходов, – она завершает свою речь и тяжело вздыхает, впервые посмотрев на ребенка с теплотой, – Как тебя зовут?

– Мария, можно Маша.

– Я Эмма. Ты можешь зайти ко мне, дам булку и есть еще вяленое мясо. Можешь сделать из него похлебку.

– Да мне даже не на чем. Но за хлеб буду благодарна.

Эмма отжимает постиранные тряпки и закидывает себе на плечо. Воду выливает прямо на дорогу под ноги.

– Держи ведро. Набирай воды и там вот, прямо на заборе слева возьми одни из тряпок. Ты по полу водой грязь вымывай, а тряпкой пыль сними со стен. Будет лучше.

Я осматриваюсь. У колодка много мусора. Он находится сбоку одного из домов в тупике. И на сваленных досках забора действительно есть пару коричневых тряпок.

– Эмма, может поможешь и с постельным? У нас с мужем крохотная кровать с пыльным матрасом. Больше ничего.

– Ко мне придешь, дам белье. А матрас отбей и на пол брось. Сподручнее будет, если ты его разложишь. Они все двойные, просто сложены пополам, чтобы помягче военным было.

Некрасивая, уставшая, высокая и с мощными руками Эмма для меня засветилась теплом и добротой. Абсолютно отталкивающая внешность потерялась за ее добросердечием.

Получив ценные указания, я следую совету. Набираю ведро воды, тащу домой и проливаю пол. У входа есть небольшое сливное отверстие куда под уклоном уходит вся вода.

Везет, что Веслав куда-то ушел и я могла приводить свою конуру в порядок без его участия.

Пол быстро обсох. За это время я успеваю сходить за хлебом и водой. Эмма выдает мне простынь серого цвета, еще одну чтобы укрыться и две подушки из закромов. А еще полотенце и свое платье. Она подмечает, что я выгляжу плохо, да и кровь привлекает внимание горожан. В суете вторых суток без сна я совершенно забываю о том, что мое платье было белым, а висок я разбила еще в дороге. Кровь до сих пор на ткани, а от белого цвета не осталось и следа…

К вечеру в маленькой конуре на окне висит белое полотенце, имитируя штору, стоит крохотная табуретка, которую отдали мне солдаты. На ней столовая свеча освещает пространство. На полу расстелена простыня на матрасе, сверху лежат две подушке, застелена простыня и одна брошена для укрывания.

Я приняла скудный душ и надела на себя голубой чистый халат Эммы. Обернула его вокруг себя почти в два раза, перевязав поясом. Свое белое платье оставила сушить под потолком на веревке.

Весь мусор, фекалии и старые тряпки утилизирована в местных огненных мусорках, куда горожане сваливают буквально все, не переживая о вечном запахе гари.

Я разлила по стаканам, взятым у Эммы, воду, порезала хлеб и в открытом холщовом мешочке оставила орехов, вяленого мяса и рыбы. Все это готово к появлению Стража и как только мужчина входит в дом, он застывает на пороге. Я вижу, как Веслав отпускает винтовку на ремне, гуляя удивленным взглядом по маленькому пространству.

Я же встаю перед ним, придерживая норовящий раскрыться халат.

– Ты долго, – шепчу я, – Все готово. Ужин, постель.

Веслав переводит взгляд на меня, скользнув взглядом к груди.

– И ты, как я вижу.

– Платье запачкалось. А халат не по размеру. Я взяла его у матери пятерых детей, – зачем-то объясняюсь я. Волнение накрывает с головой. Особенно когда Веслав закрывает за собой дверь на щеколду.

– Я же говорил, белое остается белым недолго. Ты могла бы не брать одежду.

– Поешь, – игнорирую его слова. Прохожу и сажусь на импровизированную кровать перед табуреткой. Веслав снимает сапоги, затем расстегивает ремень на груди под латами и снимает тяжелую конструкцию. Я впервые вижу его в темном военном лонгсливе разрезанным у шеи и за плечами. Там проходят тонкие трубки снабжения системой поддержания жизни. В остальном он как будто обычный человек. Сквозь разрезы ткани видна бледная кожа, а под тканью проступает рельеф мускулистого торса военного. И Веслав не может не заметить, как я смотрю. Он присаживается рядом, но лицом ко мне. Руки касаются пояса. Мужчина тянет его на себя, и я хватаю за запах халата.

– Не надо…

– Почему не надо? Кому? Тебе?

– Нам. Ты не любишь меня, а я не люблю тебя.

– Для этого любовь не обязательна, – твердо заявляет воин. Он отставляет табурет в сторону. Хлеб падает на пол. Мои старания проигрывают перед желанием Веслава. Но я не готова к такому, а потому отталкиваю военного, вскакиваю на ноги и почти прижимаюсь к стене.

– Нет, нельзя. Ты должен отвести меня к Кате, а потом чип, сделка. Я не жена тебе, чтобы ложишься в постель.

Веслав сверлит меня взглядом. Он поднимается следом и подходит почти вплотную, не прикасаясь.

– Ты не жена. Ты воровка, которая была готова откупиться телом. Что-то изменилось?

Ноги немеют. Он прав. Я была готова отступится от нравственности. Придумывала тысячи причин, не признавая простого и понятно. Краснея, я решаюсь признаться. Как будто мне пятнадцать, а не двадцать два.

– Там в лесу я согласилась только потому, что ты красив.

– Что?

– Мрак, это звучит глупо, но я подумала, что провести первую ночь с таким мужчиной как ты – прекрасно. Думай обо мне что хочешь, называй шлюхой, но это правда и мне неприятно об этом говорить.

Я точно становлюсь пунцовой. В этом гиблом места размышлять о влюбленности и фантазиях первой страстной ночи с военным – глупость несусветная. И это отчего-то вызывает у Веслава заметное ошеломление. Он отступает от меня в сторону, как будто довольный.

– Девчонка ты еще, пусть и мнишь себя самой умной, – звучит сухо, скомкано, – Вот твой хлеб. Упал. Иди ешь и спи. Я лягу как уснешь.

Киваю. Осторожно беру из рук Веслава поднятый хлеб.

– Я не девчонка. Мне двадцать два и у меня был жених.

– Почему не вышла замуж?

Откусываю хлеб, сажусь. Бион отсаживается в метре от меня.

– Не любила. Ничего не екнуло. А с тобой было.

Он смеется. Глухо, сдавленно. Тянется за хлебом и вяленным мясом.

– Вот, а говоришь, нет любви. Тащишься по военным, воровка.

– Я не виновата, что вы сильные и огромные. Многие девушки от вас млеют.

Вот мы и нашли общий язык. Из опасного зверя, резкого и язвительного, Веслав на время становится приятным. Но с наступлением ночи он будто вновь погружается в свою тьму. Я ложусь спать, гасим свечу, а он стоит у окна, мрачно наблюдая за проходящими мимо тенями горожан.

Глава 12. Свадьба

Ранее утро. Я просыпаюсь от кашля. Нос и горло противно першит, легкие выкручивает до боли. Впопыхах пытаюсь найти воду. Стакан на табуретке. Выпиваю залпом. Становится легче, но во рту чувствуется привкус песка.

Отвратительно. Давно не случалось чувствовать себя настолько ужасно…

Холодно. Настолько, что руки и ноги едва гнутся. Тонкая простыня совсем не спасает. Предмороз царствует, напоминая о приближении Стужи. А я босоногая в огромном халате сплю на тонком матрасе. И никого рядом. Веслав ушел.

Я не слышала, когда он встал и понятия не имею, где может быть бион. Остается надеяться, что мужчина вернется и сдержит слово. Сегодня я должна увидеть Катерину.

Иду в душ. Вода холодная.

Везет только с тем, что когда-то белое платье высохло. Пятна крови не смыты, цвет ткани сменился на ржаво-серый. От плохой воды остаются разводы.

Я надеваю его, а следом собираю волосы в пучок на затылке. Стягиваю веревкой, но копна локонов торчит по сторонам.

Обуви нет, я решаюсь оторвать полоску простыни и замотать ступни хотя бы так. После вчерашних приключений, стопы горят. Ходить больно.

И только собираюсь выйти из дома-комнаты, прихватив кусок черствого хлеба, как дверь открывается и входной проем полностью занимает собой рослый мужчина.

– Куда-то собралась? – Веслав выглядит хмурым. Он протягивает мне коричневый сверток, – Вот, примерь. Здесь форменная одежда и кожаные ботинки. По пути к администратору заберем для тебя теплое овечье пальто, чтобы ты не слегла от болезней.

– Спасибо, – беру вещи из рук названного мужа, – Когда я смогу увидеть свою сестру?

– После исполнения обязательств по оформлению. В противном случае ты можешь пополнить ряды людей из карантина.

– Не хотелось бы.

– И мне, – добавляет мужчина. Он проходит в комнату и присаживается на металлическое основание кровати, – Одевайся и поживее. Нам надо вернуться в Дагор утренним рейсом. Остались неотложные дела.

Это дает надежду. Я без вопросов отправляюсь в душевую. Она крохотная. Развернуться негде, но зато никто не увидит меня раздетой. Оставляю дверь чуть приоткрытой, чтобы поступал свет и разворачиваю сверток. Нахожу штаны темного цвета. Точно какого – не распознать. Лонгслив и плотную кофту на молнии. Вместо носков две тканевых портянки, которыми оборачивают ступни. В твердым ботинках они работают лучше. Выхожу, свернув свое платье на руке. Веслав поднимается, не сводя с меня глаз.

– Ужасно? – Спрашиваю я, поправляя штаны. Сейчас вижу – их цвет черный. Какой еще может быть у рабочих строителей? Мне досталась их форма.

– Как пятнадцатилетний пацан. Была бы сноровистее, могла бы использовать как маскировку, блуждая по лесам Дагора.

– Я не блуждала по лесам Дагора.

– Мне можешь сказки не рассказывать. Я знаю, чем ты занималась. А это давай мне. Оставим здесь, среди мусора.

Мужчина протягивает руку к свертку, а я отворачиваюсь.

– Нет. Платье мне дорого. Я его восстановлю.

– Оно порвано и перепачкано.

– И не с таким справлялась. Моя мать портниха – зашьет. А пара фокусов с химией выведет любые пятна.

– У тебя на все есть ответ, – пожимает плечами бион, – Вертлявая.

– Не очень, раз нахожусь в Мрачном уделе.

Веслав странно на меня смотрит. Он ничего не говорит и вскоре указывает на дверь.

Утро еще ранее, но улицы проклятого города кишат людьми. Кто-то ходит в респираторах и одет прилично, но подавляющая часть населения выглядит ужасно. Немало женщин, похожих на Эмму. Все они как будто распухли и обезображены.

– Воздух Мрачного удела ядовит? – Тихо одергиваю Веслава за рукав. Он подхватывает мой локоть так, чтобы мы шли как супруги.

– Много химии. За пределами удела расчищают поля. Травят зверя, чтобы отстроить новые города. Эти яды неблаготворно влияют на здоровье людей.

– Почему не переселить их?

– Потому что все они изгнанники. Либо их родители. Никто не давал разрешение обосновывать город вокруг карантина и лагеря заключенных, но эти паразиты живут тут не один десяток лет, – бион с брезгливостью провожает взглядом одного из горожан. Мужчина стар. Его лицо покрылось красно-коричневыми гнойными язвами, – Их устраивает возможность оставаться под боком военных. Получают защиту и занимают свободное жилье, когда вздумается.

– Ты говоришь о них с ненавистью. Но ведь каждый из нас сослан. Ты знаешь! Наши прародители отправлены на Эман в качестве наказания. Может стоит порвать порочный круг?

Бион смеется. И в такие моменты все человеческое, что я успеваю разглядеть в короткие минуты прошлого, исчезает.

– Воровка хочет устроить революцию? Как будто ты не бывала на Хребте Морозном или в Гремящих каньонах. Кто из тех людей поскупится своим имуществом и статусом ради распухших и гниющих бедолаг?

– Они богаты и далеки от того, что происходит здесь. Но ты…. Ты видишь, как страдают люди?