Воровка Дагорских лесов

– Маша, слюбиться? Не слюбилось за все эти годы. И твоя работа…

– Не надо об этом, – торможу его.

– Я не смогу сидеть сложа руки, зная, что ты в лесах. Это опасно. Однажды твари доберутся до тебя… А если у нас будут дети? Нет.

– Дети? Я не создана для этого.

– Вот потому я здесь, Маша. Иди на площадь и веселись так, будто ты рада стать невестой. Как остальные девушки и юноши. Танцуй ритуальные танцы, прогоняй огнем Стужу и выбери себе того, кого…

– Не жалко. Ты это хотел сказать?

– Почти.

Мы встречаемся взглядом. Его серо-зеленые и мои серо-голубые. Когда-то я тонула в этом омуте, фантазируя как Дмитрий Хаманов станет моим мужем. Как мы будем жить на Улице Берез и воспитывать малышей. Теперь внутри ураган. Я чувствую тепло, но не более.

– Хорошо, я выберу. Только платье надену. И надо раздобыть эту чертову ленту…

– Я принес, – юноша достает серебряную ткань из кармана куртки, – Обвяжи левое запястье. Я подожду.

Не верю, что я иду на праздник. Не верю, что вот так соглашаюсь навязать себе брак. Но быть распределенной с тем, кто выдаст меня Стражам – опаснее.

Закрывшись в комнате, я открываю шкаф в поиске подходящего наряда. У меня ничего и нет, все Катино. И тут я понимаю, что платье давно готово. Оно лежит на кровати… Белое, как ОН хотел. И если ОН действительно придет за своим, то пусть сделает это сегодня!

Глава 4. Ритуал

– Будешь в белом? – Для чего-то интересуется Дима. Я бросаю в его сторону недовольный взгляд и успеваю заметить восхищение. Он даже не пытается это скрывать.

– Другого по случаю нет. Это я готовила к нашей с тобой свадьбе.

Я подхожу к зеркалу, достаю щетку для волос и пытаюсь расчесать густую копну длинных прядей темно-русого цвета. Локоны спереди закалываю на затылке. Затем подвожу глаза черным карандашом, растушевав линии под нижним веком пальцем. Это подчеркивает серый цвет зрачков и украшает миндалевидную форму с опущенными уголками. На чуть припухлые губы наношу бальзам и отхожу на пару шагов назад. Выгляжу странно. В белом нежном платье, взгляд цепляющий, чужой… Давно я не красилась и не надевала красивые вещи. На вылазках в леса нужно быть незаметной.

– Щеки впали, – замечает Дима, – И скулы стали острее. Ты мало ешь?

– Просто иногда забываю. Валюсь с ног от усталости и в кровать. Не до еды.

Друг вздыхает. Он подходит ко мне со спины, заботливо прикасаясь к плечам. От тепла его ладоней по коже бегут мурашки.

– Тебе надо заботиться о себе. Подумай над тем, чтобы завязать.

– А ты, – я ловлю взгляд зеленых глаз в отражении, – Сам то смог? Я знаю, что ты промышляешь заработками.

– Иногда случается. Без торгов люди не переживут Стужу. Но в свое время можно уйти. Стать тем, для кого будут ходить в леса.

– Придет время, так и будет, – на моем лице появляется фальшивая улыбка. Я правда стараюсь. Мне не хочется заводить разговор о цели, которая вынуждает меня держаться за рискованное дело до последнего.

– Идем?

Дима снимает с вешалки мое пальто серого цвета и помогает одеть. Через минуту мы выходим. Парень шагает активно, а мне будто к ногам привязали пару кирпичей. Представляю лица знакомых, если они увидят меня. Хотя наплевать, что они скажут, ведь на самом деле все мысли заняты другим.

«П»-образная площадь находится между четырьмя домами. Она небольшая, вместит не более двух тысяч человек, если набить ее битком. Сейчас же человек шестьсот. И я знаю, что расчеты верны, поскольку сама неоднократно занималась организацией праздников и подсчетами. В юности, до перелома в сторону сухой одиночки.

Восьмиэтажные дома как будто поддерживают лампочки и факелы своим теплым светом окон. Повсюду разбросана красно-желтая листва, организована площадка для танцев, сцена выступающим и отдельно зона питания, где разливаю вкуснейший компот из сухофруктов и раздают пирожки с яблоком.

На улице ощутимо потеплело, от того многие молодые люди поскидывали верхнюю одежду на дальние свободные столы.

«Танцуй, народ!

Стужа идет!

И чтоб ее прогнать, надобно под каблук ее загнать

Ай-да, Ай-да, под каблук загнать»

На сцене громким бархатным голоском заливается Любиша. Она поет на каждом мероприятии. Добрые песни она поест с настроением, а печальные с тоской и болью.

– Ты здесь будешь? – Дима наклоняется к моему лицу, я киваю.

– Хочу послушать. Мне она нравится.

– Я потягаю гири, если что ты ищи меня там.

Я смотрю в зеленые глаза друга, а затем за его плечо. Вдалеке, где мужчины соревнуются в силе, стоит Вера. Она активно ищет будущего супруга, красуясь среди потенциальных женихов. А Дима как-то скоро туда заторопился.

– Она симпатичная, – говорю, едва не прикусив себе язык, – Отдыхай, Дим. Найдемся.

– Ты точно в порядке?

– Я сюда за мужем пришла. Если ты будешь стоять рядом, ко мне никто не подойдет.

– Все так. Веселись.

Молодой человек уходит. Не хотелось так говорить, но нам нужно расходится. Трудно представить, что здесь и сейчас я даю Диме дорогу в сторону. Любви нет, чувств тоже, если не считать благодарность. Но пока Дмитрий был свободным, у меня оставался повод думать, что не все потеряно и когда-нибудь, когда я сломаюсь, смогу приползти к нему, залечивать раны…

«Танцуй, танцуй, родная

Гони прочь горести и грусть

Танцуй, танцуй, родная

Пока я в тебя не влюблюсь!»

Любиша зажигает сердца, а я растворяюсь среди людей. Танцующих, счастливых, разжигающих огонь в сердцах, чтобы забыть о проблемах и влюбиться.

Я стою справа, у ограждения и обнимаю себя руками, закрыв глаза и подняв голову к небу. Прохладный ветер приятно обдает лицо, звуки проходят фоном, смешиваются с грохотом работающих заводов на западе Дагора, с лаем сторожевых собак у границ и редким чириканием воробьев.

И тут кто-то кладет руку на мое плечо. Он крепко сжимает его и разворачивает меня к себе. Я успеваю выставить руку вперед. Ее перехватывают за запястье, успев с плеча переместить правую руку к моей талии. Перед лицом вспыхивают глаза незнакомца. Страж нависает надо мной, нахально нарушив мои личные границы. Еще немного и наши лбы соприкоснуться. Сердце бухает в груди так, что отдает в висках. Во рту резко пересохло, а все буквы рассыпались в голове и мне никак не подобрать слов. Я словно немею…

– Серебряная лента? – Мужчина поднимает мою левую руку выше, удерживая за запястье, – Разве я выразился не доходчиво? Или ты решила одурачить Темный Горизонт?

– Нет, – с губ сорвался неуверенный шепот. Я не могу оторвать взгляда от его глаз. Правый темно-карий, почти черный, а второй ярко-голубой, будто светиться изнутри.

– Как же лента?

– Она для тебя, – вновь шепчу я. Мужчина грубо сжимает запястье. От боли хочется кричать, но я терплю. И его лицо… Даже среди огней города Страж пугающе дикий. Глаза, шрамы, пульс жизни в трубках формы под пластинами плеч, горящие неоном, – Я знала, что ты найдешь меня, Веслав.

Взгляд военного прикован к ленте на руке.

– Для меня? – Лицо мужчины искажает презрение. Он срывает с запястья ленту и бросает ее на землю, – Размечталась, девчонка. Мне не нужен брак. Только плата.

– И мне, – спокойно выдаю правду, – Я не создана для замужества. Ты пришел за долгом, я его отдам.

Страж не удерживает меня, когда я высвобождаю себя из его рук и протягиваю открытую ладонь.

– Только не здесь. В квартире.

Он замер. Изучает меня. Смотрит сверху вниз, чуть поджав нижнюю губу. А между тем темнеет все больше и подвыпившие молодые люди не особо обращают внимание на общение девушки с Темным стражем. В другой момент это вызвало бы много пересудов.

– Танцуй, девчонка. Как было велено.

– Но…

– Твоя дверь должна быть открыта. Ночью.

Мужчина оглядывается и отходит в сторону. К своим.

Темный Горизонт всегда присутствует среди горожан. Они как тени, к которым мы привыкли. Но бионы большая редкость. Горожане их побаиваются. Многие считают, что в исцеленных Стражах нет ничего человеческого, а другие опасаются заражения…

Оставшись одна, я смотрю под ноги. На сером асфальте одиноко лежит сорванная брачная лента. В свете огней от сцены и факелов тонкие серебристые нити вышивки переливаются, а я замираю. В голову приходит совершенно рискованная мысль и, убедившись, что Веслав наблюдает за мной, я поднимаю помолвочную повязку.

– Значит, как велено?

Оглядываюсь по сторонам и вижу Диму. Он смеется, о чем-то говорит с Верой. Молодой жених строит мосты к брачному договору, когда появляюсь я, хватаю его за руку и прошу отойти в сторону.

– Что стряслось? Ты в порядке? – Он взволнован. Красивые глаза юноши блестят, он посматривает в сторону Веры, которую так резко оставил одну, – Маш, это невежливо…

– Переживет, – бросаю я и хватаю его за ворот, – Поцелуй меня!

– Что?

– Поцелуй! Пожалуйста! Так надо.

– Маш, я не…

– Ты же всегда этого хотел? Вот лента, – я вкладываю ему в руки порванный кусок ткани, – Поцелуй и повяжи мне свою.

Дима осматривается, недоверие нарастает, как и сомнение. Я знаю, он хочет почувствовать тепло моих губ, мягкость и вкус. Парень взволнован, руки дрожат и желание побеждает. Крепкая стена сопротивления сломлена, и он с ругательством посылает свои сомнения в гиену огненную, сгребает меня в крепкие объятия, прижимает ладонь к затылку и наши уста сливаются в горячем поцелуе. Дмитрий высокий и сильный, он вынуждает меня привстать на носочки, чтобы удержаться. Его подавленные чувства выливаются океаном желания, но столь же быстро друг хватает меня за руки и отстраняется, согнувшись пополам…

– Нет, это… Так нельзя.

– Лента, – шепчу я, – Пожалуйста. Так нужно…

– И что потом?

– Я пойду за тебя.

– Это правда? – зеленые глаза буравят меня. Боль блестит в глазах Хаманова, когда он выпрямляется и развязывает ленту на своей руке, протягивая мне, – Передумаешь, я не отступлюсь.

– Не передумаю, – говорю, а в горле ком. Я сама не знаю, насколько безопасно провоцировать Стража. Он не имеет права прикасаться к замужней. Но это произойдет только через несколько дней после ритуальной помолвки.

Я на охоте. Но пока не понимаю кто охотник, а кто зверь.

Глава 5. Перемена

Музыка играет так, что бьет по ушам, а мы с Димой танцуем. Так, словно влюблены оба, взаимно. Какая горькая ложь.

Часа два назад юноша говорил о том, что не готов связать со мной судьбу, что для него это мука и проклятье, а теперь… Дмитрий счастлив. Или пытается таким казаться, ведь как только мелодия стихает, он ведет меня в сторону, к деревянным столам с лавками, где засиживают влюбленные парочки и люди постарше, готовые только наблюдать за праздником.

Мы выбираем дальний стол, за которым сидит парочка напротив. Но они не обращают на нас внимания.

Дима берет паузу и приносит нам обоим напиток из сухофруктов в стеклянных стаканах.

– Хотел добыть пирог, но ничего не осталось.

– Запишем тебе в минусы, – облегченно проговариваю я, радуясь настрою Димы и беру стакан, – В следующий раз вставай в очередь первым.

– Запомню.

Парень присаживается рядом, перекинув через лавку одну ногу. Он смотрит на меня и поправляет выбившуюся прядь за ухо. Легкое прикосновение его руки к моей щеке приятно. Я чувствую заботу. Хаманов готов дарить ее мне на протяжении всей жизни. Оберегать.

– Ты в порядке?

Я поджимаю плечи. Не по себе от его тепла. Не могу принимать это, осознавая, что обманываю хорошего человека.

– Мы повязали ленты. Может теперь уйдем?

Я осторожно поглядываю за спину Хаманову. Пытаюсь разглядеть среди танцующих людей Стража. Вижу военных Темного Горизонта. Среди них нет биона.

– Уйти? Праздник только начался. И Любиша, ты же любишь ее песни.

– Люблю. И я послушала, – киваю в сторону, – Мне вполне достаточно.

– А Катерина? Она тоже здесь. Мы можем рассказать ей, а потом отпразднуем. Скоро принесут горячее. Моя мама и сестры приготовили много угощений.

– Дим…

– Тебя этим не подкупить. Да, знаю.

Русоволосый красавец улыбается и берет меня за руки.

– Ты не выглядишь счастливой. Помолвка для галочки, как ты и хотела?

– Разве это важно?

– Маша, ты хоть что-то ко мне испытываешь? Любовь?

Зеленые глаза блестят. Я сдержанно улыбаюсь, перекрещиваю пальцы наших рук и пожимаю плечами.

– У нас есть время до свадьбы, так ведь? Ты сможешь передумать, если пожелаешь.

– А ты? Ты не передумаешь?

Кусаю губы. Смотрю на брачную повязку. Она порвана, связана двумя узлами – первым основным и вторым после того, как нить была разорвана Веславом.

– Я недосягаема, пока с тобой. Статус невесты не позволяет ко мне прикасаться.

– Что? – Глаза Димы округлились, он крепче сжал мои руки и потянул к себе, – У тебя неприятности?

– Говори тише, – озираюсь по сторонам, – Немного.

– Мрак. И кто он?

– Не важно. Не спрашивай об этом.

Мы придвигаемся друг к другу все ближе. Я замечаю, как Хаманова потрясывает, как его губы сжимаются в полоску, а желваки выдают гнев. Он зол на Стража, на меня и, в конце концов, на себя самого…

– Дима, если ты будешь готов, мы поженимся. Важно только это.

– И ты пойдешь на это? Не любя?

– Да какая к черту разница? – ругаюсь шепотом, – Главное, любишь ты.

Друг замолкает. Порывается сказать, но вновь сжимает губы. Глаза как у зверя, горят огнем. Хаманов то и дело смотрит по сторонам. А затем он резко отстраняется от меня, выпивает залпом напиток и громко ударяет стаканом о стол.

– Мрак. Я презираю себя за слабость.

– Слабость к чему?

– К тебе, Маш. Это наваждение. Я только хотел порвать, закончить, начать сначала и… Одна твоя просьба, я как идиот ведусь. Снова и снова…

– Почему? Откуда эта любовь, ведь я поступаю отвратительно снова и снова…

Молодой мужчина резко прерывает меня, схватив за ворот пальто и притянув к себе. Я почувствовала его губы на своих губах, очень мимолетно, быстро, а затем услышала у уха, – Сегодня идешь ко мне. Я не позволю тебе вернуться в квартиру.

– Ладно, – киваю в ответ.

– Ляжешь спать в комнате с сестрами.

– Идет.

Он выручает меня не в первый раз. Знает, что я осознанно пошла на обман, но любит. Любит так, что готов оставаться слепым.

А я думаю о Страже. Он решил, что может получить меня так. Но теперь для него я неприкосновенна, как все невесты и жены Дагора. И я знаю, мысль о недостижимом прочно засядет в его голове.

Только увидеть глаза воина не удается. В самый разгар празднества, когда Дима уводит меня поздороваться с его мамой и старшими сестрами, происходит то, чего боится каждый горожанин.

В небе, над Дагором, раздается оглушительный хлопок. Он собирается в маленькую точку и разлетается волной по улицам так, что стены дрожат. За ним следует вспышка и новый взрыв. Я вскидываю голову к небу, а Дима подхватывает меня под руку, утаскивая в сторону моего дома. Ровно напротив нас, с другой стороны площади нарастает шум. Голоса возвышаются, полнятся перезвонами ужаса и страха. Я слышу крики, мольбы о помощи, имена и поминание ТВАРЕЙ.

– Они взорвали стену, – шепчет Хаманов, – Нам надо уходить.

– Нет! Я не могу, там же Катя.

– И моя мама с сестрами, – крепкий мужчина удерживает меня, заставляет посмотреть в его глаза, – Маша, стой. Да стой ты! Не рвись на смерть.

– Пусти!

– Я домой тебя отведу. И остальных заберу. Поняла? Если ты пойдешь в толпу, я не смогу помочь ни тебе, ни им!

Дима встряхивает меня, отрезвляя. Из-за криков и бегущих людей плохо соображаю. Но киваю, собрав волю в кулак.

– Я буду в подъезде. Помогу тут, и жду тебя. Приведи их.

– Мигом.

– Стой! – Хватаю его за ворот, встаю на носочки и целую в мягкие полуоткрытые губы, – Вот так. На удачу.

Беглый взгляд. От адреналина зрачки Хаманова стали почти черными. Он кивает и растворяется в толпе.

Над городом дым. Взрывы больше не повторяются, но к площади стягиваются военные. Все вооружены до зубов, в масках. Через мгновение включают сирену. Всем по домам и в укрытие. Срочно!

Глава 6. Хаос

Кажется, вечность прошла, а Димы все нет. Я не стою на месте. Сама, как могу, помогаю людям спрятаться в подъезде. Даю ключи Вике, чтобы пустила ко мне детей и стариков. Так поступают все, кто успел добраться до квартир. Остальные квартиры остаются закрытыми.

– Вот сюда, идите к нам, – протягиваю руки очередной женщине, которая бегает из стороны в сторону, не зная куда податься, – Сюда, здесь безопасно.

– Спасибо, дочка, – бросает обеспокоенно незнакомка. Она хватается за мою руку костлявыми острыми пальцами. Взгляд обезумевший, все озирается. Я догадываюсь.

– Потеряли своих?

– Дочь с сыном и внук. Я не видела их…

– Свет поможет, – втягиваю ее внутрь за спину. Рядом еще люди. Все подзывают растерянных блуждающих. Из-за дыма в ночи почти ничего не видно. Часть уличных фонарей погасли, – Идите на восьмой этаж в шестьдесят шестую. Так будет лучше. Я уверена, ваши дети в безопасности.

– А вдруг твари…

– И у меня сестренка в городе. Я тоже не знаю где она, но знаю, что она волнуется. Нам нельзя разбегаться, помните о безопасности.

Откуда во мне столько ответственности? Сама поражаюсь. Но я убеждаю людей старшего поколения вести себя разумно. Их глаза задурманены страхом и горем, а сердце рвется бродить по улицам в поисках родных или смерти…

– Машка! – Кричит Вера откуда-то сверху. Я протискиваюсь к лестничной площадке и вижу лицо девушки между пролетами, она наклонилась через перилла четвертого этажа.

– Что стряслось?

– Пусть двери закрывают. Дело плохо, с окон видны огни в стороне от центральной улицы.

– Там же мост!

– Да. Военные не пускают тварей. Может кто-то прорвался. А это не к добру, уж точно. Надо закрывать, мы тут набились под завязку.

– Она права, – поддерживает мужчина, стоящий рядом, – Хватит держать двери открытыми. Нам надо стащить сюда шкафы, чтобы заблокировать двери, иначе все погибнем, как крысе в капкане.

– И то верно, – вторит ему еще один горожанин. Поднимается гул, начинаются споры и у меня в голове будто кто-то включил на полную громкость сломанный телевизор. Я едва держусь, чтобы не закричать. Как можно закрыть двери, когда снаружи люди?

– Нет, нельзя! Еще не все пришли! Там наши близкие!

– Некогда, – выдыхает мне в лицо бородач, – Ты не мешайся, девчонка. Иди наверх к бабам.

Я резко толкаю его в грудь, преградив путь к дверям. На что мужчина сухопарый, но высокий и возбужденный сжимает зубы в оскале.

– Неприятностей захотела?

– Отойди. Дай ему закрыть двери.

– Я же сказала, еще не все пришли! Я тут живу.

– И я, – цедит бородач, – Отойди или придется оттаскивать тебя силой.

Пара секунд на раздумья. Люди смотрят. Десятки глаз, испуганных и не желающих увидеться с тварями. Столько же выше. Им нужна защита.

– Хочешь, закрывай! Но я выйду.

– Что? Куда? Ты там погибнешь.

– Нельзя!

Меня пытаются удержать, хватают за руки, отговаривают. Тщетно. Я не останусь среди горожан без Димы и Катерины.

Кто-то сильно дергает меня за пальто, и оно рвется, я падаю вперед, поднимаюсь и вырываюсь на задымленную улицу. Лица и голоса остаются за спиной.

Горожане поступили правильно. Они выбирают жизнь.

Гарь щиплет нос, глаза слезятся. Очень холодно. Скидываю с себя порванное пальто. Ноги сами ведут меня вперед, на голоса. Мимо то и дело пробегают люди. Звучат имена, доносится плач.

– Где же Катя… КААААТЯ! КАТЯ!

Кричу, срывая горло, иду по стеклу. Разбились стаканы для напитка из сухофруктов, горит сцена, на которой выступала Любиша, разбросана одежда и стулья… Былой праздник стал подобен миру извне. Миру, который горожане пытались забыть.

– Мэри! – Меня хватают за плечи, я разворачиваюсь и утыкаюсь лицом в грудь мужчины. Он крепко меня обнимает. Щека пачкается в чем-то влажном. Лишь после того, как Дима меня отпускает, я понимаю, что это кровь, – Почему ты тут? Я же просил оставаться в укрытии.

– Я не смогла. Они закрывают двери, заколачивают… А ты был тут и Катя.

– Осталась бы там. Тут опасно… Мэри, как же ты рискуешь.

Диме сильно досталось. Не знаю, что стряслось, но его одежда перепачкана кровью, правая ладонь перевязана наспех серой тряпкой. Как будто другу уже довелось отбиваться от зверя…

– Что с тобой?

Хаманов поджимает губы, осматривает и обхватывает руками мое лицо. Я замираю, безотрывно смотря в прекрасные зеленые глаза. Внутри что-то надрывается. За его спиной стоит его мама и старшая сестра.

– Где Тома и Катя?

Молчит. Почему?

– Дима?

– Дочка, они все побежали к мосту…, – чуть не рыдая отвечает мама Дмитрия, – Зверь погнал, а теперь оцепили военные… Я не знаю, что там. Не ходите за мост, не ходите… Томочка погибнет, я с трудом переживу, но все мои дети… Тогда не жить. Нет никакого смысла.

Эдуарда Николаевна женщина семидесяти лет. Ее старшей дочери тридцать Семь. Живница глухая от рождения и плохо говорит. Со мной она никогда не стеснялась пытаться произносить слова, но сейчас как будто бы замкнулась. Очень худая высокая женщина держит невысокую, дрожащую от каждого крика маму, под руку и смотрит по сторонам. На ее правом виске кровь, а руки перепачканы в саже.

– И Катя… Катя там?

– Да. Ее видели сокурсники с фабрики, где она занимается по вечерам, – подтверждает Хаманов. Он уже сжимает руки на моих плечах, – Переждем. Если там военные, они обеспечат безопасность.

– Мы оба знаем, что нет. Все, кто попадают в зону поражения, полежат карантину. А оттуда никто не возвращался.

Он знает, я уйду. Мне страшно, но я не могу оставить Катю. Она мой Свет.

Я оборачиваюсь к Эдуарде Николаевне, вижу в глазах седовласой хрупкой женщины боль и без слов прошу меня простить. Она понимает.

– Дима останься. Ты не остановишь ее, у Маши сестра.

– Спасибо вам, – шепчу и отнимаю от себя руки жениха, – А ты прости меня. Знаешь, я не могу иначе.

Он молчит. В глазах решимость и стекло. Перед Хамановым встает выбор. Это рвет его на части, выворачивает душу на изнанку. И я помогаю. Облегчаю задачу.

– Я обманула тебя. Хотела разозлить одного мужчину. Целовала тебя, чтобы он ревновал…

– Хочешь, чтобы я не страдал, если погибнешь?

Я делаю шаг назад.

– Не думай обо мне лучше, чем я есть, – чертовы слезы. Это дым или боль… Я не знаю, что теперь. Как будто со дна постучались и пригласили в ад, когда казалось, что хуже быть не может, – Прощай.

Глава 7. Невеста

Город знаю как свои пять пальцев. Каждый дом, куст, поворот, а еще лазейки в стенах, чтобы не отмечаться на выходе. Воровка Дагора, я промышляю тем, что торгую краденным. Лекарства, запчасти, горючее. Для меня нет преград, пока дом в безопасности и Катя с мамой здоровы. А теперь, преодолевая путь до моста, я будто почву теряю под ногами. Твердая каменная дорога становится мягкой, колени подгибаются, а руки холодеют.

Я вдыхаю холодный воздух полной грудью. Дым щиплет нос, но есть и другой запах – гнилостный. Он принадлежит живым трупам, оставленным тварями на смерть. Каждый их них опасен. Достаточно царапины, чтобы стать такой же.

– Какой ужасный запах! – я закрываю нос рукавом. Гоню прочь мысль о количестве зараженных. Чтобы запах распространился так далеко, их должно быть много… Блуждающих без цели, с пустыми глазницами и слезающей кусками кожей. Они больше не чувствуют боли, но будто споры чумы, не могут остановиться, напоминая о том, что твари не дремлют. Они вьют гнезда в мертвых лесах и всегда испытывают голод.

От площади к мосту вместе со мной бегут немало горожан. В основном постарше, те, кто понимают, чем грозит оцепление зоны поражения. А еще военные, из местных. Обычные дагорцы, которые поступили на службу к Темному горизонту.

Голоса доносятся со всех сторон, вонзаясь в голову тысячью осколков. Каждый звук наполнен страхом и болью за тех, кто остался на противоположной стороне. А там пламя. Стена, еле различимая из-за удаленности и дыма, полыхает. Огнеборцы отбиваются от тварей, пока остальные зачищают зону оцепления от зараженных.

«Немедленно разойдитесь! Соблюдайте требование покинуть зону поражения! Немедленно разойдитесь! Всем срочно направиться в укрытие»

– Черта с два, – ругаюсь вслух, уперевшись в толпу. Люди скучились в десятки рядом, требуя выдать им родственников.

Мне не пройти. Никак!

– Пропустите! У меня там сестра.

– Мрак, уйди прочь, – толкает меня мужчина в грудь локтем. Сбоку кто-то кричит на него, а я падаю.

Не пробраться. Как же Катюша? Она не переживет такой ужас. И никто не вступится, если я ничего не сделаю!