Легенда о Фэй. Том 1

Но кому он мог понадобиться?

Сколько Чжоу Фэй себя помнила, на улицу Чжоу Итан почти никогда не выходил, с местными общался редко, а посторонние его и вовсе не видели. Только во время болезни он покидал стены своего дома, а когда чувствовал себя лучше, в любое время года предпочитал оставаться во дворе: читал, играл на гуцине[36] и даже предавался мечтам взять себе несколько учеников… К сожалению, даже в гороскопе Ли Шэна[37], не говоря уже о жене и дочери, не оказалось ни намека на чувствительность: все трое под звуки гуциня только разминали пальцы от скуки да без конца зевали.

В отличие от учителя Суня, человека устаревших взглядов, из-за которого Чжоу Фэй пришлось терпеть побои, отец был просто образованным и обходительным книгочеем. Здоровье его оставляло желать лучшего, прочим же он ничем не выделялся. Мог ли он скрывать какое-то необычное прошлое? Чжоу Фэй ненадолго задумалась о зловещем Цяньцзи, что в Чернильной реке, и о чарующем цингуне господина Се, и сомнения вновь одолели ее. Девочка невольно представила своего отца героем легендарных ста восьми записок путешественников[38] и тут же приписала ему участие в десятке кровавых историй о любви, ненависти и мести.

Спокойно ей не лежалось. Поворочавшись с боку на бок, Чжоу Фэй в конце концов поднялась и, прислонившись к окну, выглянула наружу: как раз было то время суток, когда дает о себе знать накопившаяся за ночь усталость. Вот и ученики, оставленные следить за провинившимися, сладко задремали. Немного подумав, Чжоу Фэй отыскала обувь, бросила одну туфлю под стол, а вторую – под кровать. Затем, опустив полог, свернула одеяло так, чтобы оно напоминало фигуру человека, раскидала по столу листы, исчерканные правилами из Семейного завета: будто бы всю ночь добросовестно писала и теперь уснула, укрывшись с головой. Одним рывком Фэй вскочила на поперечную балку, привычным движением сняла несколько незакрепленных кусков черепицы и тайком сбежала из своего заточения.

Как раз когда Чжоу Фэй решила «полюбоваться видами» с высоты, неподалеку раздался треск. Она подняла голову и присмотрелась – неужели крышу облюбовал еще один подозрительный «господин»[39]? Разделенные лишь двором, они обменялись с Ли Шэном растерянными взглядами, оба отвернулись, сделав вид, что не видели друг друга, и разбежались в разные стороны.

Чжоу Фэй отправилась к дому отца, но так и не решилась подойти ближе и лишь наблюдала издалека: за долгие годы состязаний с главой Ли в сообразительности она узнала свою мать достаточно хорошо, чтобы понять – совсем не предпринять никаких мер та не могла. Поэтому, набравшись терпения, девочка еще раз огляделась: и в самом деле, в бамбуковой роще за двором и возле подвесного моста в засаде сидели ученики.

Во дворе Чжоу Итана было тихо. Скорее всего, он еще не проснулся. Пока Фэй замешкалась, размышляя, как лучше пробраться внутрь, послышались птичьи трели. В горах Шушань круглый год царила весна: цветы и листья никогда не увядали, и к постоянному щебетанию птиц все давным-давно привыкли, так что она поначалу не обратила на звук никакого внимания, но он раздавался все ближе и ближе, будто и вовсе не собираясь прекращаться. В какой-то момент трели начали раздражать, и Чжоу Фэй уже готова была бросить камень, чтобы сбить эту расшумевшуюся трещотку, но, обернувшись, увидела на большом дереве Се Юня, который, не сводя с нее глаз, расплывался в приветливой улыбке.

Ли Цзиньжун всю крепость перевернула, охотясь за ним, что явно не доставило ему большой радости: одежда порвана, подол обрезан, к растрепанным волосам пристал мокрый от росы листок. На руках и шее виднелось несколько новых царапин. И пусть выглядел он гораздо хуже, чем прошлой ночью на Чернильной реке, лицо его озаряла беззаботная улыбка: словно его подобные передряги ничуть не волновали и ничто не могло помешать ему насладиться горным видом на рассвете в обществе прекрасной «водной феи».

– Ваши Сорок восемь крепостей так сложно устроены. Я совсем выбился из сил, пока нашел это место, – вздохнул Се Юнь и снова помахал ей рукой, после чего бесцеремонно спросил: – Ты дочь главы Ли и господина Чжоу?

Чжоу Фэй несколько замешкалась. Среди ее ровесников общаться было почти не с кем, поэтому она привыкла держаться особняком. К тому же Ли Цзиньжун намертво вбила ей в голову мысль, что лишний раз рта раскрывать не стоит, мол «делай свое дело да помалкивай». За столь короткое знакомство девочка не успела понять, друг ей или враг этот господин Се, а потому, не решив, как лучше ответить, просто кивнула.

– У тебя какие-то личные счеты с моей мамой? – осторожно спросила она немного погодя.

– Это вряд ли. Когда твоя мать заперлась в Сорока восьми крепостях, я был совсем мальчишкой и еще играл в грязи.

Се Юнь вытащил откуда-то кусок бамбука и маленький нож и начал что-то выстругивать.

– Хотя она, вероятно, не в ладах со стариком Ляном, который поручил мне доставить весточку, но подробностей я не знаю, а он умер, так ничего мне и не объяснив, – продолжил юноша, не отрываясь от дела.

– Тогда что тебя с ним связывает? – спросила Чжоу Фэй.

– Совсем ничего. Моя фамилия – Се, мое имя – Юнь, но на самом деле меня зовут Мэймэй[40] – «неудачник», хотя сам я бы назвал себя, скорее, «беспечным ученым». В общем, я просто бездельник, – серьезно ответил он. – В тот день я рыбачил, а один изможденный старик пришел почтить чью-то память у заброшенной могилы. Закончив свои молитвы, он не смог встать и в слезах упал на землю. Смотреть на это оказалось так невыносимо, что я сжалился над ним и согласился стать посыльным.

Чжоу Фэй сначала промолчала, решив, что этот господин Се определенно умом тронулся, но после все же уточнила:

– Только из-за того, что какой-то старик заплакал, ты рисковал своей жизнью и пытался ворваться в Сорок восемь крепостей?

– Не потому, что какой-то старик плакал, – поправил ее Се Юнь, – а потому, что плакал Лян Шао! Разве ты не знаешь, кто это такой? Отец тебе не рассказывал?

На самом деле имя казалось ей знакомым, и она наверняка уже слышала его когда-то. Таким уж был ее отец: вечно он много болтал о том о сем. Для Чжоу Фэй его пространные речи – все равно что буддистские сутры: в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Хорошо, если она улавливала хоть десятую часть услышанного, но отец был слишком добр, чтобы наказывать ее за это.

Так и не дождавшись ответа, Се Юнь принялся объяснять:

– Когда Цао Чжункунь захватил власть, Лян Шао отправился на север. Установив по обоим берегам низовьев реки Хуайхэ ловушки, он спас молодого императора прямо на глазах у Семи звезд Северного Ковша. Он тогда тяжело ранил Таньлана[41] и Уцюя[42] и даже потерял в битве единственного сына. После он еще не раз рисковал собой, поддерживая Юг. Его можно считать… да, героем. А когда такой человек теряет надежду – все равно что гора рушится. Как тут не расчувствоваться? Кроме проворных ног у меня других талантов нет, поэтому разок сбегать по его поручению не составило особого труда.

Чжоу Фэй кивнула, но на самом деле мало чего поняла.

– А эти какие-то там «звезды», они очень сильны? – немного поразмыслив спросила она.

– Семь звезд Северного Ковша. Когда Цао Чжункунь захватил трон, многие оказались недовольны. Но чтобы усмирить всех, потребовалось бы слишком много времени, так что он просто решил избавиться от каждого, кто посмел открыть против него рот.

Чжоу Фэй никогда раньше не слышала столь прямолинейного объяснения и не удержалась от удивленного вздоха:

– А?

– Конечно, он не мог перебить всех сам, – продолжил Се Юнь, – но в его окружении нашлось семь мастеров, верных последователей, которые объединились под именем созвездия Бэйдоу, Северного Ковша, и занимались для Цао Чжункуня убийствами. Что до их силы… Что ж, попробую объяснить так. Однажды твоя мать с отрядом вторглась в Северную столицу, чтобы убить самозванца, и даже три тысячи императорских гвардейцев не смогли их тогда остановить. Цао Чжункуня сопровождали только двое из людей Северного Ковша, Луцунь[43] и Вэньцюй[44], им удалось защитить тирана. Если бы на месте оказались все семеро, то неизвестно, что бы стало с твоей матерью. Ну что, достаточно сильны?

Чжоу Фэй сочла его ответ весьма убедительным.

В ее глазах Ли Цзиньжун была неприступна точно гора. Каждый раз, когда сердилась на мать, девочка шла упражняться, и из трехсот шестидесяти пяти дней в году триста шестьдесят четыре она тратила на совершенствование. Каждую ночь ей снилось, как глава Ли снова заносила над ней руку с хлыстом, а Чжоу Фэй ловко выхватывала его, бросала под ноги матери, а затем, довольно сверкнув улыбкой, гордо удалялась… Конечно, это всего лишь сны. Время от времени ее даже посещали мысли, что ей никогда не превзойти собственную мать. Всякий раз, когда ей казалось, что она почти достигла цели, Чжоу Фэй поднимала голову и мама снова смотрела на нее своим холодным, пронизывающим взглядом, а расстояние, что разделяло их, меньше никак не становилось.

Се Юнь вздохнул, подводя итог:

– Теперь ты все поняла? Смотреть на то, как герой вроде Лян Шао без сил лежит на земле, заливаясь слезами, так же печально, как и то, что такая хорошенькая девушка, как ты, однажды состарится, покроется морщинами и растеряет свое очарование. Но раз уж я столкнулся с таким горем, то не мог просто пройти мимо.

Чжоу Фэй не нашлась с ответом.

Никто не осмеливался говорить Ли Цзиньжун обыденные любезности вроде «у вас красивая дочь». Старшие в лучшем случае со сдержанной скромностью хвалили Чжоу Фэй за ее способности: «Ваша дочь талантлива, как вы в ее годы!» Что уж говорить о сверстниках: за месяц они могли обменяться с ней лишь парой фраз. Словом, никто никогда не говорил ей, что она «хорошенькая», и сейчас, услышав такую похвалу, девочка немного растерялась.

За легкой беседой Се Юнь как раз закончил вырезать бамбуковую флейту. Он легонько сдул опилки и озорно улыбнулся:

– Беги отсюда, а то мать изобьет тебя, если поймает.

– А ты что собираешься делать? – торопливо спросила Чжоу Фэй.

Се Юнь подмигнул ей и поднес бамбуковую флейту к губам – из инструмента вырвалось несколько нот, высоких и низких. Звонкий свист мгновенно нарушил тишину, царившую в роще, и разбуженные птицы разом взмыли в небо. Зрачки юноши засияли зеленью бескрайнего бамбукового моря. По мере того, как люди, поджидающие в засаде, подбегали все ближе и ближе, звуки флейты постепенно сливались в единый мотив. Похожие мелодии, так называемые почжэнцзы[45], обычно играли во время битвы, надеясь приблизить победу.

«Будто осиное гнездо разворошил своей музыкой!» – подумала Чжоу Фэй, насторожившись. Она бросилась было в лесную чащу, но на полпути решила, что все-таки переживает за этого человека по фамилии Се. Приметив дерево повыше, она взобралась на него и принялась наблюдать. Слова его больше походили на сказки для детей, но вполне могли быть и правдой, если только не найдется кто-то, кто сможет их опровергнуть. Вопросы, так и оставшиеся без ответов, терзали ее сердце: почему Се Юнь согласился доставить письмо по просьбе какого-то незнакомого старика, почему он, насилу улизнув ночью, вернулся и сам себя снова загнал в ловушку?

Пока Чжоу Фэй карабкалась на дерево, Се Юня уже успели окружить вооруженные до зубов ученики. Девочка судорожно сжала в руке горсть семян железного лотоса и попыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь просветы между листьями. Некоторых она узнала – лучшие из лучших, – похоже, глава Ли подготовилась и нарочно отправила следить за двором Чжоу Итана именно их.

Вероятно, все они получили четкие указания от главы и теперь бросились вперед слаженно и без лишних слов, будто по заранее обдуманному плану.

Четверо из них сразу же отрезали Се Юню путь к отступлению, следом одновременно ринулись вперед еще три искусных мечника, а еще двое бойцов, неплохо владевших цингуном, один за другим взмыли вверх и заняли два больших дерева, чтобы противник не сбежал от них по воздуху. Вдобавок ко всему на Се Юня нацелились тринадцать самострелов: тетива на них уже была натянута. Даже будь он птицей, они бы в мгновение ока превратили его тело в решето.

Чжоу Фэй опустила голову пониже, размышляя о том, что бы она сделала на его месте. Прятаться она не любила, поэтому, скорее всего, спрыгнула бы туда, где ветви и листья заслонили бы ее от нескольких болтов. Только перемещаться нужно стремительно и безжалостно, выбрать направление и неотступно продвигаться вперед, отражая удары. Ей думалось, что уж она-то точно выбралась бы из любой передряги. Но Чжоу Фэй понимала, что Се Юнь поступит иначе. Его цингун безупречен, так что и другие способности наверняка не уступали. Девочка убеждала себя, что судьба загадочного гостя ее совсем не волнует, – она всего лишь тешит свое любопытство.

– Ой! – неожиданно вскрикнул Се Юнь, когда кто-то замахнулся на него клинком. Юноша отпрянул и, зажмурившись, вытянул вперед бамбуковую флейту – лезвие легко отсекло добрую часть инструмента. Казалось, молодой господин не на шутку перепугался: он приподнял подол и трижды подпрыгнул на ветке, суетливо пытаясь спрятаться. Вся его одежда была продырявлена настолько, что он напоминал попрошайку с благородными замашками, мечущегося в страхе от сверкающих клинков, как испуганная крыса.

Чжоу Фэй не верила своим глазам: и это все?

Воздух рассекло несколько болтов, выпущенных из самострелов, они летели прямо в незваного гостя. Се Юнь ни с того ни с сего рванул вверх на три с лишним чи, так легко, как пушинки одуванчика уносятся вслед за дуновением ветра. От потрясения Чжоу Фэй чуть семена железного лотоса не рассыпала. Цингун Се Юня завораживал: его перемещения напоминали не то движение струящихся облаков, не то полет небожителей.

«Как же он все-таки хорош», – думала Чжоу Фэй, собирая семена обратно в ладошку.

Не успел бешеный стук сердца в ее груди успокоиться, как трое мечников снова бросились на Се Юня, но тот отчего-то просто поднял руку. Любопытство Чжоу Фэй разгорелось пуще прежнего, и она во все глаза смотрела во двор, чтобы не пропустить, что таинственный гость предпримет на этот раз. Кто бы мог подумать, что юноша вдруг отбросит свою бамбуковую флейту и закричит:

– Эй-эй-эй, хватит, хватит, я не смогу победить вас, ребята! Ой! Осторожнее, еще заколешь кого-нибудь насмерть!

Три меча тотчас уткнулись в шею «летающего небожителя», и теперь он уже точно вынужден был сдаться.

– Прошу доблестных бойцов проявить ко мне капельку милосердия, – продолжил он, изо всех сил вытягивая шею, дабы ему случайно не поранили кожу. – Если меня захотят допросить, а вы перережете мне глотку, я ничего сказать не смогу.

Ученики, сбежавшиеся на переполох, разом замолчали, толпа расступилась, и молодые бойцы один за другим склонили головы. Прибыла Ли Цзиньжун. Если зрение Чжоу Фэй не подвело, мать взглянула и в ее сторону, поэтому девочка поспешила пригнуться еще ниже.

– Глава Ли, – Се Юнь улыбнулся ей издалека и перевел взгляд на три лезвия, приставленных к его шее.

Ли Цзиньжун понимала, что у нее под носом он ни на какие уловки не пойдет, а потому невозмутимо кивнула, и все мечи, сдерживающие юношу, одновременно вернулись в ножны. Се Юнь потер шею и содрогнулся от одной мысли о том, что эти острые клинки только что чуть не отняли у него жизнь. Он достал из рукава древнюю приказную бирку главнокомандующего, посмотрел на нее и рассмеялся:

– Вот он, Аньпинский приказ: «И пусть Небеса даруют своему избраннику долгую жизнь и вечное процветание». Вещица хоть и благословенная, но меня она долгими годами свободы и счастья не одарила.

Ли Цзиньжун, мельком взглянув на бирку в его руке, ехидно произнесла:

– Создавая печати с такими словами, император Цинь наверняка надеялся, что они веки вечные будут хранить его потомков, и что в итоге? Династия, продержавшаяся всего два поколения, восстание Ван Мана, бегство неспособных наследников – все, над чем так усердно трудятся императоры, будь то хорошее или плохое, каждый раз в одночасье оборачивается прахом.[46]

Чжоу Фэй никогда раньше не слышала от своей матери столь длинных речей, даже подумала ненароком, не вселился ли в нее сам Чжоу Итан.

Се Юнь в ответ покачал головой и повесил Аньпинский приказ на ветку.

Глаза демоницы Ли сверкнули:

– Разве не ты говорил, что не доверишь его никому?

– Я приехал сюда издалека, чтобы передать весточку, – рассмеялся Се Юнь. – Аньпинский приказ – всего лишь маленький подарок. Теперь, когда послание доставлено, эта вещица для меня – просто безделушка. Ни к чему ради таких пустяков жертвовать собственной жизнью.

– Послание доставлено? – лицо Ли Цзиньжун помрачнело. – Ты правда думаешь, что случайный набор звуков станет для тебя спасением? С таким же успехом я могла бы сказать, что того, кто тебе нужен, здесь и вовсе нет!

Чжоу Фэй на мгновение стало тревожно, но она не знала, из-за чего именно. У нее аж сердце екнуло – верно, глава все же намеревалась ее выпороть, но, чтобы не потревожить отца, лишь отложила наказание. Как вообще демоница Ли могла позволить самонадеянному чужаку играть на своей дудке, когда ему вздумается, возле дома самого Чжоу Итана? Неужели внутри и впрямь никого нет? Фэй знала, что Ли Цзиньжун никогда бы не навредила отцу, значит, дело в этом «послании». Но если оно не будет доставлено, не порубят ли гонца на кусочки?

«Император не торопится, зато другим неймется»[47], – заключила Чжоу Фэй, глядя на все с высоты своего дерева.

Се Юнь, казалось, вообще ни о чем не волновался и неторопливо продолжил разговор с главой:

– Время, судьба и удача – то, на что мы повлиять не в силах.[48] Если послание не может быть доставлено сегодня, значит, таков мой удел, – продолжал Се Юнь, совсем ни о чем не переживая. – А ваш и господина Чжоу не изменится из-за такого пустяка, как я. В любом случае произойдет то, что должно; от своей участи можно попытаться уйти, но вечно прятаться тоже не выйдет. Я почти уверен, что вы понимаете эту истину, иначе зачем вам мешать господину Чжоу насладиться звуками моей флейты?

Его слова явно вывели Ли Цзиньжун из себя, и она сквозь зубы процедила:

– Думаешь, я тебя не убью?

Она даже говорить не закончила, а на самострелах уже снова натянули тетиву, и все ученики приготовились броситься на противника в любой миг – казалось, даже небо потемнело. Вдруг спусковой рычаг в руках одного из учеников каким-то образом соскользнул, и болт с жужжанием полетел прямо Се Юню в спину!

Однако цели он не достиг – на полпути его сбило семя железного лотоса. Чжоу Фэй устала наблюдать, ее не покидало ощущение, что этот молодой господин просто морочит всем голову и, вероятно, сам по себе никакой ценности больше не представляет. Однако его выступление явно подзатянулось, и девочка спрыгнула с дерева с криком:

– Мама!

– Исчезни! – рявкнула Ли Цзиньжун, даже не подняв головы.

Однако Чжоу Фэй не только не собиралась исчезать, напротив, она решительно сделала несколько шагов вперед, заслонив собой Се Юня. Краем глаза она взглянула на бирку, висящую на ветке: тусклая и потертая, она в самом деле напоминала безделушку, за которую не дадут и связки медных монет.

– Глава, – тихо сказала Чжоу Фэй с той же учтивостью, какую проявляли к ее матери другие ученики. – Вчера ночью вы сказали, что если он передаст вам этот приказ, то сможет уйти. Таково было ваше слово, почему же теперь вы его не держите?

– Чжоу Фэй, – четко выговорила Ли Цзиньжун, – я приказала тебе сидеть в комнате и думать над своими ошибками, но ты посмела выйти без разрешения. Сегодня я точно переломаю тебе ноги! Убирайся, у меня сейчас нет времени разбираться с тобой!

– Мастер Ли, пожалуйста, умерьте свой гнев – вмешался один из учеников с мечом в руках. – Фэй, послушай главу, отойди.

Двум вещам Чжоу Фэй за всю свою жизнь так и не научилась: первая – «бояться», а вторая – «слушаться». Этим она и отличалась от других. Если обычных детей воспитывают палкой, они так и остаются жить в страхе перед взрослыми. Но Фэй обычной не была: чем сильнее ее били, тем больше она противилась, чем суровее было наказание, тем меньше она боялась.

Чжоу Фэй смело посмотрела матери в глаза:

– Заключим сделку. Глава Ли, сдержите свое слово и разрешите молодому господину покинуть Сорок восемь крепостей. А я останусь здесь и позволю переломать мне ноги.

Се Юнь, все это время стоявший с безразличием небожителя, наконец встрепенулся и, не сдержавшись, заговорил:

– Эй, маленькая барышня…

– Взять его! – сердито приказала демоница Ли.

– Фэй… – прошептал ученик с мечом.

– И эту мелкую паршивку тоже! – добавила Ли Цзиньжун.

Ученики не посмели пойти против приказов главы, но все они хорошо знали Чжоу Фэй и вступать с ней в бой не желали. После долгих колебаний один из них собрал волю в кулак, выставил меч на уровне груди и подмигнул непослушной девчонке, чтобы та признала свои ошибки и уступила. Кто бы мог подумать, что она совсем не понимает намеков. Ее привычный длинный меч прошлой ночью сломался. Невесть откуда достав ему замену, она со всей серьезностью произнесла:

– Шисюн, мне жаль.

Чжоу Фэй взмахнула запястьем, и ее длинный меч проворно выскочил из ножен, словно пружина, а сама она, не замешкавшись ни на мгновение, обезоружила противника. Лучшие из лучших учеников оказались в безвыходном положении: дочь главы отказывалась подчиняться и сдаваться на глазах у матери никому не собиралась. Тут подоспели еще четверо бойцов: два меча атаковали Се Юня сверху и снизу, а еще один меч и нож смотрели прямо на Чжоу Фэй, лишая ее возможности отразить удар.

Девочка привыкла к своему узкому клинку: он был ощутимо тверже нового меча. Противники рассчитывали, что Фэй не хватит внутренней силы, и надеялись одним мощным ударом вырвать из ее рук оружие, чтобы она не пострадала, продолжая упрямиться. Но одного они знать не могли: Чжоу Фэй все это время лишь скрывала свои навыки, чтобы избежать лишних стычек с Ли Шэном.

У меча одно острие, но он таит в себе мощь, которой нет равных. Легко обнажить клинок и явить свою силу, куда сложнее таить ее в себе. Привыкшая скрываться, Чжоу Фэй овладела искусством «прятать лезвие» в совершенстве.

Движения ее были четкими и отточенными, опрометью отступив на шаг, она высвободила руку и с силой толкнула Се Юня. Юноша оказался догадливым: сопротивляться не стал – упал, распластавшись по земле, удачно увернулся сразу от двух мечников и даже освободил Чжоу Фэй место для размаха. Та подняла меч к груди и начала стремительно раскручиваться на левой ноге. Послышался оглушительный металлический лязг, и колющим ударом, будто ножом, она выбила оружие из рук сразу трех нападавших. Затем мягкое лезвие меча бросилось навстречу стальному клинку, от удара тот раскололся на две части и выскользнул из ладони ученика, а все тело несчастного обдало волной истинной ци[49]!

Даже у Ли Цзиньжун поначалу лицо вытянулось от удивления, но, осознав, что происходит, она пришла в бешенство и собственноручно попыталась схватить дочь.

Дерзить матери Чжоу Фэй было не впервой, но, несмотря на ужасный нрав, осмелиться драться с главой Ли в полную силу она не могла. Девочка проворно вскочила на дерево, применив «Полет ласточки над водой», уперла рукоять меча в ствол, развернулась и, не глядя увернувшись от удара матери, едва не упала на землю вслед за сломанной веткой.

Старшие ученики, наблюдавшие за всем со стороны, побелели от страха. Они боялись, что в припадке гнева Ли Цзиньжун преподаст дочери такой урок, что та еле в живых останется. Бойцы бросились вперед, чтобы перехватить Чжоу Фэй и перекрыть ей путь к отступлению.

Но в этот момент послышался крик:

– Стойте!

Се Юнь, уже начавший волноваться, вновь расслабился и засветился своей загадочной улыбкой. Невозмутимо поднявшись с земли, он отряхнул пыль с остатков одежды, немного пригладил ее и с глубоким уважением поприветствовал пришедшего:

– Для меня честь встретиться с господином Чжоу.

– Нет-нет, не надо церемоний. Я этого не заслуживаю, – со скромностью человека ученого ответил Чжоу Итан и размеренным, даже немного вялым шагом подошел ближе. Согнутыми пальцами он постучал дочери по лбу и отругал:

– Где твои манеры?

Взгляд его скользнул по Ли Цзиньжун, стоявшей неподалеку, и задержался на бирке, что висела на дереве, после чего он тихо спросил:

– Свой долг перед наставником ученик Чжоу уже выполнил. Теперь я просто никчемный человек, оторванный от мира. Зачем вы меня искали?

Увидев наконец того, ради кого явился, Се Юнь улыбнулся:

– Я всего лишь проходил мимо и согласился передать весточку. Долг или старая вражда – мне неведомо, однако если бы господин Чжоу не хотел меня видеть, он бы и показываться не стал, не так ли?

– А может, я совсем ничего не слышал? – взглянув на него, спросил Чжоу Итан.