Последний день в мае

– Вы уже построили совместные планы на будущее?

– Конечно! – обрадовался товарищ, – когда я окончу учёбу, то непременно сделаю ей предложение, а до той поры мы договорились сосредоточиться на получении профессии.

– Уверен, у вас получиться чудесная семья, – ответил я.

– Благодарю! – весело промолвил Сухарев, – вы же завтра с Аней собрались в поэтический клуб?

– Да, но не переживай, я обязательно провожу её до дома после собрания…

– В этом я не сомневаюсь, Ярослав, – прервал меня Владилен, – я хочу заранее тебя предостеречь, что публика там встречается своеобразная, иногда и не советская вовсе, а лишь конспирируется под пролетарских авторов, и не со всеми стоит вести общение. Поэтому прошу быть внимательнее и в случае чего оградить Анюту от всяких болтунов. Хорошо?

– Разумеется! Я стану держать ухо востро, и если что, сразу огражу твою сестру.

Постояв в тишине некоторое время, мы дождались автобуса и, заняв излюбленные места, пустились в сторону общежития.

4.

На следующее утро я вновь поднялся по армейскому распорядку, опередив Сухарева.

Конечно, до нашей встречи с Аней оставался целый день, но я уже сейчас с трудом находил себе места, ожидая этого момента. Меня необъяснимо тянуло к этой девушке, и хотя дома, у меня находилось несколько одноклассниц, с которыми мы ладили очень хорошо, но они не вызывали у меня таких эмоций, которые я испытывал на протяжении недели.

Чтобы хоть как-то ускорить время, я отправился на местный стадион и, совершив пробежку с зарядкой, чтобы успокоить мысли, я получил обратный эффект, чувствуя, что при беге я невольно ускорялся и всё куда-то спешил, поэтому, проведя там около сорока минут, я побежал готовиться к посещению клуба.

Когда я вернулся, то сразу попросил у коменданта утюг, разогрев который, я помчался в комнату готовить одежду к выходу.

– Ничего себе! – удивился только, что проснувшийся товарищ, – ты прямо с утра решил готовиться?

– Так точно! Чтобы никуда не спешить и всё успеть, решил подготовиться к выходу заранее, – доложил я, – Владилен, скажи, а как общаться с писателями, если меня спросят о чём-либо? Просто я не хочу показаться на их фоне…

– Расслабься! – с улыбкой перебил меня философ, – они такие же люди, как и ты, просто сочиняют истории и не более. Гораздо интереснее, что, по слухам, сегодня в их сообщество намеревался явиться сам Уваров!

– Кто таков? – спросил я, одновременно разглаживая рубашку.

– Столичный критик, – ответил товарищ, поднявшись на зарядку, – у него даже колонка в литературной газете есть. Причем он может написать такую разгромную статью, что писательская карьера отдельного человека гарантированно подходит к концу. Такое хоть и бывает редко, но случается, так, что сегодня вы с Анютой еще увидите представление!

– А как он выглядит? Он старый или молодой?

– В этом всё и дело, Ярик! – возбужденно воскликнул философ, – он никогда до этого в свет не выходил! А ещё ходят слухи, что он работает по адресу Большая Лубянка строение номер два. Тебе знаком этот адрес? – улыбчиво окончил товарищ.

– Это штаб-квартира НКВД, – ответил я, складывая одежду, – мне еще на дембеле политрук говорил, чтобы я на учебе не упустил возможность хоть раз посетить эту площадь. Может, дойдём как-нибудь?

– Почему бы и нет? Но сперва мы прогуляемся на Красную площадь и, конечно же, в метро, – согласился философ, – увидев его, ты точно потеряешь голову.

– Хорошо, а теперь, пока у нас есть время, расскажи мне еще что-либо из философии, – попросил я.

– Ох! Всегда пожалуйста, – ответил друг, отправившись к стопке своих тетрадок, чтобы начать лекцию.

***

В пятом часу вечера я добрался до таксофона. Набрав полюбившийся набор цифр, который выучил наизусть еще впервые минуты после получения, я вновь услышал этот нежный голос и, узнав, что меня уже ожидают, моментально купил букет роз и отправился в дорогу.

По словам Владилена, Аня пока ещё проживала с родителями в выделенной государством квартире, которые, имея ученые степени, занимались селекционным выращиванием растений в одном из подразделений ботанического сада Московского государственного университета.

Сев на автобус, я довольно скоро добрался до соседнего района и, выйдя на улицу, отправился по указанному адресу.

Их квартира располагалась в прекрасном пятиэтажном доме, который находился неподалёку от станции метро, на пересечении улиц. Фасад здания был украшен яркими цветочными композициями, а по периметру строения цвели молодые яблони.

Войдя в подъезд, я очаровался его архитектурным устройством: он имел опорные колонны, напоминавшие мне о Древнем Риме, а также просторные арочные окна, наполняющие помещение солнечным светом, проникающим с городских улиц. Квартира Сухаревых находилась на пятом этаже, и, поднимаясь по лестнице, я с удовольствием рассматривал цветущие фиалки, которые украшали подоконники. Поднявшись до квартиры, я выдохнул и постучался в дверь. Она отворилась практически сразу, и перед моими глазами предстала радостная Аня. Сегодня ее рыжие волосы были уложены в аккуратную причёску, состоящую из волнистых локонов, ниспадающих мягкими волнами. На ней красовалось синее платье с светлым воротничком и рукавами, доходящими чуть выше локтей. На её тонкой шее переливалось небольшое серебристое колье с цветочными узорами, а на ножках красовались аккуратненькие туфельки.

– Добрый вечер, входи скорее! – ласково произнесла Аня, видя, что я молчу.

– Добрый! – ответил я, оторвавшись от созерцания, и протянув букет. – Ты просто чудесно выглядишь! Прими, пожалуйста, цветы, они для тебя.

– Спасибо! Они невероятно красивые! – обрадовалась девушка, приняв розы. – Обожди, пожалуйста, минутку, я их поставлю в вазу и вернусь.

– Конечно, можешь не спешить, – произнёс я, приходя в спокойствие.

Она вернулась почти мгновенно. Прихватив небольшую сумку с лёгкой курткой, Аня подала мне руку, и мы отправились на улицу. Доехав до Тверского бульвара, я помог ей выйти из автобуса, и мы неспешно двинулись по тротуару вдоль зданий, исполненных в классическом стиле, продолжая наше знакомство.

– А ты не возражаешь, что мы держимся, словно настоящая пара? – произнес я, ощущая переплетение пальцев рук.

– Нет, мне понравилось общаться с тобой, почему не побыть с приятным человеком, – ответила Аня, на секунду сжав сильнее.

– Согласен, но разреши узнать: сделала ли ты какую-либо запись после матча? – поинтересовался я, любуясь спутницей.

– Да, но в ней говорилось не совсем о футболе. А вот мы и на месте! – воскликнула девушка, указав на адрес на рашётчатой ограде.

Дом писательских собраний практически не выделялся среди остальных строений, потому как скрывался за пышными кронами деревьев, высаженных плотным строем по всей площади сада. Лишь оказавшись у входа, я удивился, что стены имели яркие золотистые цвета, а стиль сталинского ампира придавал ему особенность, которая, если бы не листва перед ним, заставляла бы засматриваться всякого прохожего.

Внутреннее содержание удивляло не в меньшей степени, его светлые коридоры, исполненные в тёплых тонах, и просторные окна арочной формы, открывающие вид на вечереющую столицу, заставляли моё воображение разыграться и невольно выдумывать истории, которые могли происходить в этих стенах.

Поднявшись на второй этаж по мраморной лестнице, мы оказались в просторном светлом зале. В помещении находилось много круглых столиков, за которыми сидели люди, образующие полукруг перед прямоугольным столом в центре. Перед ним выступал один из литераторов, зачитывая свежий стих, а другие, слушая его, и делая пометки в блокнотах, тихонько обсуждали произведение. Присев за свободные места перед парой товарищей, мы с Аней стали невольными слушателями их беседы.

– Никуда не годится, слишком серьезный и, признаюсь, материалистический стих, – раздраженно начал долговязый молодой человек с короткой тёмной прической, – таких сейчас пруд пруди, а литература должна развлекать читателя, но про это, похоже, все позабыли.

– Полно тебе, Леонид Валентинович, по мне так он довольно содержательный, про труд, товарищество, освоение страны… – не успел окончить его более крупный, лысый коллега.

– Нет, Виталий Николаевич, – перебил его первый литератор, перечеркнув что-то в блокноте, – именно об этом сейчас все работы, а чтобы увлечь читателя, придать ему атмосферу уюта и теплоты, разгрузить после рабочего дня, никто и не думает! Все подсовывают ему вновь про труд, подвиги, словно он не имеет права переключиться и задуматься о высоком, но более приземленном! Скажем, о любви, мечтах, личном уюте, комфорте. Про это и надо писать!

– Тут я с тобой не соглашусь, – ответил безволосый, дополняя речь жестикуляцией рук, – мы пролетарская интеллигенция, а значит, обязаны поддерживать труженика, чтобы он не мечтал об абстрактно высоком, а приближал мир, где коллектив, в масштабе государства, станет основой развития общества. Получается, говорить следует о конкретном, о том, что не только понятно и близко всем, а не только тебе, но и поддерживает рабочего в тонусе, не вгоняя его в пустые рассуждения.

– Постой… Ты считаешь, что мое произведение об одиноком мечтателе пустое?! – возмутился Леонид.

– К сожалению – да, – простенько ответил Виталий, кивнув головой, – оно у тебя воспевает его так, словно он против коллектива, а его фантазии придают ему особенность. А ты возьми, да и отправь его на производство, чтобы его мечтания послужили окружению! Пусть он выучится на инженера, и применит абстрактное из головы, в конкретный труд.

– Простой труд?! – возмутился Леонид, сверкнув глазами, – тогда он станет таким как все, а это…

– Простите, а о чем вы говорите? – вмешалась Аня, делая пометки у себя в тетрадке.

– Об абстрактном и конкретном в литературе, Анна Владимировна, – ответил лысый мужчина, – добрый вам вечер, ребята! Вы сегодня с кавалером?

– Да, это Ярослав, – ответила Аня.

– Здравствуйте, – произнёс я, – у вас занимательная беседа, разрешите я добавлю от себя, как представитель солдатского коллектива.

– А вы сами литератор?! – вмешался Леонид, схмурив брови.

– Нет, просто мы в армии любили почитать все вместе, – ответил я.

– Тогда как вы можете рассуждать…! – начал худой литератор, но был схвачен за правую руку Виталием.

– Прошу, продолжайте! – перебил он, – я изучаю мнения рабочих в городе и крестьян в селе, но с военным говорю впервые.

– Признаюсь, правы вы, Виталий Николаевич, – продолжи я, переводя рукой с одного автора на второго, – литература должна служить и помогать коллективу. Мы в армии, когда вместе читали Островского, после в лёгкую проделывали марш броски на десятки километров, чувствуя насколько силён Корчагин, и что мы, живущие после трудов таких людей, должны стать ещё сильнее. А если бы читали упадническую историю, то и на пятом километре языки на плечо повесили.

– Браво! – обрадовался Виталий, – слышал, Лёня, что новое поколение говорит?! Вот и пиши так!

– Посмотрим, что Уваров скажет! – обидчиво ответил второй писатель, – он в литературе понимает куда больше!

В это мгновение дверь распахнулась, и за моей спиной раздался раскат приближающихся сапог, который заставил окружение смолкнуть и заострить внимание на госте. Внезапно чья-то рука по-армейски рухнула мне на плечо, и раздавшийся молодцеватый баритон заставил меня обернуться.

– Товарищ, разреши упасть рядом? – произнёс молодой человек, в классическом костюме. У него были стройные скулы, голубые глаза, выбритые виски, и зачёсанные назад светлые волосы. – Всюду занято, а мы с тобой, похоже, родственные души.

– Конечно, товарищ, падай рядом! Ярослав Мельников, – ответил я и протянул руку, когда он сел.

– Рад знакомству, а я…, – начал гость, но его перебил Леонид.

– А вы кто будете?! Новый литератор?! – воскликнул он, усмотрев конкурента.

– Нет. Уваров я, Анатолий Александрович, – ответил гость, глядя на меня и Аню. – Но вы про меня и так наслышаны, уважаемый Леонид Валентинович.

– Ах! Как я мог вас не признать, дорогой товарищ Уваров, – хвалебно продолжил стройный литератор. – Давно хотел увидеть вас! Как вы в прошлом месяце этого писаку Андреева, этого антисоветчика, в своей колонке вздули, загляденье! Ему и на глаза стыдно показываться, потому как…

– Вздувать в мои привычки не входит, – отрезал Уваров, ударив пальцем по столу. – А раскритиковал я товарища Андреева за ошибочное представление об отдельных моментах правления Ивана Грозного. Не присутствует он, потому как вторую неделю работает в государственном архиве, чтобы составить новый план написания, и художественно передать ту эпоху.

– В архиве?! – восхитился Леонид. – Неужели вы обладаете таким влиянием?!

– Виталий Николаевич, – переведя внимание, продолжил Уваров. – Ваша работа пока читается, она хороша, но дайте нам еще пару недель, мы вернем рукопись с комментариями.

– Конечно, Анатолий Александрович, – кивнул крупный литератор, и вернулся к прослушиванию поэта.

Уваров также замолк. Сложив на стол блокнот, он занёс в него мои инициалы. После, обведя их, молодой человек обернулся к Ане, заставив девушку оторваться от просмотра.

– Анна Владимировна, – начал критик, достав бумаги из тёмной папки, – ваши стихи также рассмотрены, но я бы добавил… конкретики. Сейчас у вас героиня боится выходить в мир, словно до этого не жила в нём. Лучше опишите, как она попадает в новый коллектив, и становится его частью, трудясь наравне с остальными людьми. Как вам такое?

– Очень интересно, товарищ Уваров! – улыбнулась Аня, – вы сейчас вернёте черновик обратно?

– Так точно, – ответил Анатолий, передав ей листы, – копию я сделал для себя, а вы держите оригинал, к нему отдельно прилагаются мои комментарии. Поразмыслите ещё и пришлите вновь.

– Конечно! Обязательно ознакомлюсь с ними и…, – не успела окончить мысль Аня, как послышался голос Леонида.

– А как же я?! Почему им двоим похвалы, а я в пролёте?! – возмутился литератор, широко расставив руки.

– Прошу умерить пыл, Леонид Валентинович! – громче проговорил Уваров.

– Умерить пыл?! – приподнялся автор, стукнув кулаками по столу, и заставив умолкнуть коллектив, – почему остальным всё?! Овации, дачи, премии, а мне только ваши наставления да отписки, мол переделывай?! Не хочу воспевать ваших рабочих и их рутину! Я желаю говорить о высоком, потому как я творец, а они…! – осекся Леонид Валентинович, увидев, что и Анатолий Александрович занял в позу.

– Прошу продолжайте, – спокойно ответил критик, – кто мы, по-вашему?

– Пыль… – промямлил творец, опустив глаза

– Громче! Чтобы все слышали! – приказал Уваров.

– Пыль! Безликая масса, живущая по указке! Кто вы такой и как вы смеете критиковать меня?! Вы всех подхалимов публикуете, участки выдаёте, а мне только перепиши! – завопил Леонид Валентинович, залившись слезами.

– А теперь сел и успокоился! – приказал Анатолий, и перевёл внимание на коллектив. – Товарищи, прошу продолжать собрание, у человека нервный срыв.

Авторы приступили к обсуждению текста нового чтеца, а Уваров и Леонид, вернувшись на места, некоторое время переглядывались. Их лица сильно отличались: если литератор стал подобен спелому томату, то Анатолий, обратившись первым к нему, сохранил спокойный взгляд и улыбку.

– Леонид Валентинович, ответьте честно, вы ради чего пишете?

– Чтобы…, – всхлипнув, продолжил он, – я хотел стать значимым автором, человеком со статусом…

– Значит, литература вам не нужна? – опередил его критик.

– Нужна, мне нравится писать, но я делаю это…

– Продолжайте, – произнёс Анатолий.

– Плохо… – подняв лицо к потолку, признался творец, – не старательно и не для искусства, товарищ Уваров.

– Вы хотите, чтобы я вам помог создать произведение? – поинтересовался гость.

– Да! Очень хочу, товарищ Уваров! Я готов на любые вызовы ради книги! – качая головой, ответил автор, – помогите мне, пожалуйста.

Уваров вздохнул, и, достав из своей тёмной папки справку, он аккуратно нанес на ней сведения, а после передал литератору.

– Направление в колхоз?! – удивлённо прочёл Леонид с улыбкой на лице, – в Подмосковье!

– Развейтесь в поселке, пообщайтесь с тружениками и поработайте руками, – ответил ему Анатолий, собирая бумаги. – А там и вдохновение придет. Машина ожидает внизу, Леонид Валентинович, ступайте и получите черновики, завтра выезжаете.

– Спасибо, товарищ Уваров! – вскочив со своего места, воскликнул писатель. – Товарищи, до свидания! Простите меня и до новых встреч!

Он покинул зал, и Анатолий, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на нас с Аней, сохранив радостный, но утомленный вид.

– Пора домой Анна Владимировна, уже поздно, – обратился критик к девушке.

– Да, припозднилась… – согласилась спутница, начав собирать вещи.

– Мы вас довезем, – ответил парень, переведя взгляд на меня, – Ярослав, а тебя по какому адресу?

– Общежитие номер три, – донёс я.

– Сделаем, – произнес Уваров, резко поднявшись на ноги и повысив голос. – Товарищи литераторы! Я благодарю вас за этот чудесный вечер, и за зачитанные отрывки, они очень хороши! Уверен, я буду не в меньшем восторге, когда ознакомлюсь с ними самолично, а сейчас прошу меня извинить, но мне пора, – окончил он и, кивнув нам в сторону двери, удалился широким шагом под общие аплодисменты.

***

На улицу уже спустился мрак, и, проследовав до ограды, мы с удивлением обнаружили, что нас ожидает автомобиль. Им оказался тёмный ГАЗ М-1, припаркованный у дороги, и лунный свет отражался от его покрытия.

Возле машины нас ждал человек. Он был немного выше Уварова и носил усы. В салоне на пассажирском месте виднелось ещё одно лицо, которое было сложно разглядеть. Когда мы подошли ближе, стоящий незнакомец обратился к нам.

– Направление в колхоз?! Оригинальное решение, – проговорил он с лёгким южным акцентом.

– Я продумал самый оптимальный вариант. Пусть поживет полгодика с людьми, вернётся новым человеком, – ответил критик, открыв перед нами дверь, и обратился к сидящему: – Подвезём молодых?

Лицо подало утвердительный кивок, и, запустив Аню, а затем меня, Уваров сел с краю, захлопнув дверь. За ним сел водитель, и мы неспешно двинулись по ночной Москве.

– Рассказывай, Ярик! Ты не против, если я так обращаюсь? – начал Анатолий уже совершенно иным, несерьезным голосом.

– Нет, – ответил я, – а что рассказать?

– Всё, – с улыбкой глянув на впереди сидящего, ответил критик, – как есть, всё рассказывай, мне любопытно узнать тебя!

– В Москве я совсем недавно, – начал я, глянув в зеркало заднего вида и встретив там пристальный взгляд серых глаз, – вернулся с армии и готовлюсь поступить на экономический факультет. А сам родом из-под Сталинграда.

– Ничего себе! – восхитился Уваров, – а в каком роде войск служил?

– Пехота. В армии мне очень понравилось, особенно уроки политинформации, на них и определился, что хочу изучать политэкономию, – доложил я, ощутив, что Аня взяла меня за руку.

– Родни в городе нет? – послышался вопрос с переднего пассажирского места.

– Никак нет, – кратко произнес я.

– Но красивых друзей ты успел ухватить, – подметил литератор, изучая нас взглядом, – Анна Владимировна, вы уже определились, куда поступать?

– Да, в институт к брату, но на литературный факультет, – ответила девушка, посмотрев ему в глаза.

– Можете не сомневаться, – продолжил Уваров, – вас там ждёт большое будущее, но прошу вас не только писать, но и как можно больше читать. Ох, мы уже на месте! – произнёс он, глянув в окно.

– Спасибо, что довезли нас, – проговорила Аня, открыв дверь.

– Ярослав, ступайте прощаться, мы вас подождём, – послышался голос впереди.

Покинув автомобиль, мы, держась за руки, отправились до подъезда. На тот момент у меня в голове оказался букет мыслей: с одной стороны, мне очень понравилась прогулка с Аней, а с другой – моё внимание захватил новый знакомый, и мне хотелось поговорить с ним. Дойдя до места, девушка повернулась ко мне, поступив очень близко.

– Я чудесно провела время, большое тебе спасибо, Ярослав, – произнесла она, глядя мне в лицо, не отпуская руки.

– Мне тоже очень понравилось собрание, оно оказалось… весьма необычным, на мой неопытный взгляд, – призадумавшись и покачав головой, ответил я, – такое у них часто случается?

– О нет! – улыбнулась Аня, – такое у них впервые, я и сама не ожидала такой истории!

– Да… Пора?

– Пора, – ответила она, слегка поцеловав мне щёку, – с нетерпением жду новой встречи, – окончила Аня и легкой поступью скрылась в подъезде.

– До свиданья… – отправил я ей вслед.

Оставив девушку, я вернулся в автомобиль, где меня ожидала эта тройка. На обратном пути до общежития, мы с Уваровым с интересом обсуждали, как прошли два года моей армейской службы…

2) Московское лето

1.

К окончанию первой летней недели я полностью сжился с Владиленом. Мы не только нашли общий язык, но и стали придерживаться схожего распорядка дня. Сухарев любил слушать мои истории о провинциальной жизни и армейском коллективе, а я, в свою очередь, с вниманием вслушивался в его домашние лекции.

Его летние каникулы были уже не за горами, а вместе с ними и сессия подходила к концу. После её завершения мы договорились с товарищем поехать к моим родным, чтобы увидеть Сталинград.

В пятницу мы поднялись по армейскому распорядку, и, совершив пробежку с зарядкой, принялись готовиться к субботнему походу в гости.

– Значит, ты хочешь приобрести подарки для моей семьи? – принялся рассуждать Владилен. – Может не стоит?

– Что ты, – махнув рукой, начал я, – мне это даже в радость, да и к тому же я планирую найти работу на лето, будем считать, что это заранее проставляюсь!

– Да, тоже было бы неплохо потрудиться, – согласился товарищ, одеваясь на выход, – но ты можешь быть спокоен, потому как институт выдаст нам направления на какую-либо комсомольскую стройку, но с этим придётся обождать до июля.

– А до тех пор три недели жизни, за которые следует заполнить пробел, – ответил я, собравшись в дорогу, – а куда мы сейчас отправимся?

– В Мосторг! – гордо произнёс Сухарев, открыв входную дверь, – лучшего места, чтобы приобрести всё и сразу не найти! В путь!

Универмаг располагался западнее нашего общежития. Чтобы добраться до нужного места, мы могли бы сразу поехать на метро, но Владлен предложил отправиться на автобусе и осмотреть город.

Устроившись удобнее в свободном салоне, мы смогли насладиться живописными видами, открывающимися с дороги. Сухарев считал важным рассказывать про места, встречающиеся по маршруту, их краткую историю и что лично его с ними связывало. Где-то они ходили всей группой, где-то гуляли с Инной, иногда до самого утра. Всё это было очень интересно, и мне нравилось осознавать, что ближайшие годы я проведу здесь, став частью коллектива таких замечательных людей.