скачать книгу бесплатно
– Не слишком ли банально? – заметил Арман.
– Согласен, что банально, – ответил Костя. – Но на все небанальное у нас нет ни времени, ни возможностей. Да и прочие темы уже порядком избиты, а повторяться не хочется. Про один день вроде бы еще никто не рассказывал…
– И как мы все это будем ставить? – недовольно спросил кто-то.
– Этот вопрос мы решим чуть позже. Для начала надо определиться с идеей. Итак, есть у кого иные варианты?
Времени на долгое обдумывание идеи у нас не было. К тому же к концу шестого урока все уже настолько устали, что ни за что не стали бы напрягать свои мозги ради такого второстепенного дела. Костя предложил устроить голосование, и, конечно, практически все поддержали «Один день…». Единогласия не получилось из-за того, что воздержался Дима.
– Что ж, принято, – заявил Костя. – Теперь надо решить, кто будет участвовать в действии. Короче, кто вообще хочет?
Этот вопрос уже заставил нас задуматься. Честно говоря, впервые услышав про праздник от Дарьи Алексеевны, я подумал, что опять будет какая-то хрень. Причем подумал так не из-за какого-то внутреннего убеждения, а просто потому, что все предыдущие годы так и выходило. Скучнейшая программа, постаревшие артисты, дряхлая сцена, еле работающие микрофоны… Все это мы уже видели, и не раз. Но, возможно, что все это именно так и проходило только по той причине, что Дарья Алексеевна обычно не занималась подготовкой дня учителя. Мероприятие это готовили, на словах, ученики и их классные руководители, хотя общим ходом репетиций обычно заведовала специально подготовленная для таких событий «Творческая группа Барнштейн», во главе, разумеется, с самой директрисой. Однако… Поняв, видимо, что такой ежегодный кошмар более продолжаться не может, Щепкина решила в этом году взять всю ответственность на себя – она заявила, что будет лично заниматься подготовкой концертной программы и церемонии непосредственного поздравления, и никто – ровным счетом никто – не посмеет даже попытаться помешать реализации ее творческих планов.
Эх, как тут не вспомнить того бреда, что царствовал здесь 5 октября прошлого года, когда главными в «Творческой группе» были Чивер и Долганов?.. Да-да, именно их Барнштейн назначила тогда ответственными, и, наверно, в своей школьной жизни я еще ни разу не встречал решения более глупого и абсурдного, чем это. На том прошлогоднем концерте солировал, конечно, наш знаменитый купчинский певец Исидор Трубов, а по школьному радио несколько перемен подряд звучала какая-то непрекращающаяся школьная мелодия, то ли из фильма, то ли откуда еще…
Впрочем, решение Щепкиной, и вообще все ее бравые намерения, не могли не обнадеживать. К примеру, после своего громкого заявления она сразу отметила, что «никаких старых артистов в этот раз даже ждать не стоит! Не появится и Исидор Трубов. Песни будут выбирать сами учителя, причем исполнять их предстоит самым голосистым школярам. Вообще же, для проведения праздника мы выберем самых активных, креативных и заинтересованных ребят, и, более того, кому-то из них даже выпадет честь быть на данном мероприятии ведущим. А номера будут интересными. Вот увидите!»
Короче говоря, из слов Щепкиной выходило, что все будет просто супер. И… знаете? Я ей очень даже сильно верил. Да, тогда я тверже твердого верил во все то, что она нам обещала!
Здесь, возможно, Читатель захочет спросить меня, откуда такая уверенность. Да все просто: Дарья Алексеевна недаром несколько минут столь увлеченно беседовала с Костей и Лешей, когда мы постепенно подходили на литературу. Разумеется, она успела поведать им о некоторых своих планах и замыслах, и, разумеется, из уст наших творческих друзей я и услышал все то, что сейчас изложил несколькими строками выше.
Но я возвращаюсь к вопросу Кости и, в свете последних новостей, отмечаю, что во мне вдруг со стремительной скоростью стало просыпаться желание поучаствовать в подготовке праздника. Очевидно, что теперь он обещал стать самым успешным и интересным за последнее время. Сталкиваться с Чивер и Долгановым лицом к лицу в творческой деятельности точно не придется, а вот поработать под началом Щепкиной – что может быть заманчивее? Тем более, что мы ее знаем уже не первый год, – а вот опыта совместной работы за десять с лишним лет, увы, явно маловато, и на то есть самые разные причины. Но не время ли восполнить пробелы прошлого? Не время ли осуществить свои желания? И почему бы не помочь Косте реализовать его идею? Все! После таких мыслей у меня сразу вырвалось:
– Я хочу! – и крик мой был еще более выделен резким поднятием руки.
Удивительно, но, судя по всему, мой пример и мои мысли передались и остальным. Руку подняли Арман и Саня, и, конечно, Леша. Впрочем, пятерых человек (включая, естественно, и самого Костю) было явно недостаточно – для номера требовалась хотя бы десятка. Разумеется, Костя не мог не начать тормошить народ:
– Ну давайте, друзья! Поактивней! Быстрее определимся – быстрее свалим отсюда.
Призыв Кости подействовал на Дашу – она тоже подняла руку. Впрочем, кроме нее добровольно соглашаться пока никто не стал. Очевидно, дело затягивалось. Все уже видели перед глазами свои дома, но с проявлением активности никто спешить отчего-то не собирался. Здесь не могло не возникнуть тупиковой ситуации, из которой надо было как-то выбираться. Должно было найтись какое-то решение. Но как его найти и что вообще делать? Вот вопрос, ответить на который никто не желал по причинам, хорошо известным только их создателям. И тогда…
И тогда Костя просто приступил к уговорам – к тому, что он страшно не любил делать, если не учитывать крайних ситуаций. Сейчас именно такая ситуация и возникла, и Косте пришлось начать приводить нам различные доводы и аргументы, используя в основном язык жестов, без которого все его уговоры оказались бы бесполезны.
Вполне естественно, что сидящие пришли в явное оживление. Возник шум, начались споры. Кто-то тут же стал жаловаться на такие моменты, как нехватка времени, личная антипатия к некоторым потенциально возможным участникам, банальная лень, отсутствие желания работать в таком-то составе, пофигизм. Базар-вокзал быстро распространился по всему залу, и никто не желал успокаиваться. Кричали что-то вроде:
– Слишком хреновый состав.
– Даешь сольные выступления!
– Идея неплохая, ресурсов мало.
– А на фиг этот номер! Пошло все…
– Блин, свалить бы уже…
– Время уже…
Впрочем, к счастью, после всех долгих споров, волнений, размышлений и предположений десятка артистов наконец была окончательно сформирована. В нее вошли: Костя, Саня, Карина, Арман, Даша, Сергей, Юля, Катя, Леша и я. Нас, безусловно, очень удивило нежелание участвовать Миши, Жени, Любы и Вики, из-за чего Косте даже пришлось утверждать таких людей, как Юля и Сергей, с которыми у него всегда были туго натянутые отношения, но пусть Читатель не пытает меня вопросами типа «А почему они отказались?» – этого и сам лидер Компании не смог понять, хотя, вне всякого сомнения, он очень рассчитывал на четырех вышеперечисленных, и не просто как на друзей, а хотя бы как на членов той же Компании.
Но главное, что основная сегодняшняя задача все же была выполнена. Костя протолкнул под дверь кабинета Долганова записку, на которой были отмечены название утвержденной идеи и список будущих участников, и наверняка тот, посмотрев на нее, заметно обрадуется и невольно подумает, как здорово, что и в этот раз ему удалось свалить на нас всю ответственность, а самому остаться в стороне, довольным и беззаботным. Эх, ну что тут скажешь? Сплошная долгановщина!
Но, идя домой, я вдруг подумал: «А что, если бы мы ничего не стали делать? Что, если бы мы забили на все? Наврали б ему с три короба про нашу деятельность, а самого бы потом подвергли под прессинг Барнштейн?! Что, если так? О, представляю я, что бы тогда сталось с Долгановым!.. Вот это был бы эпизод! А как поучительно!..» Признаться честно, некоторое время я даже раздумывал над тем, чтобы позвонить Косте и предложить ему такой вариант; и вот уже я окончательно поверил в его правильность и необходимость и взял в руки мобилу, но…
…передумал. «Все-таки Костя – правая рука Долганова. Он не такой. Он не подведет его!..»
Глава 11. Репетиционная неделя
Вот и наступил октябрь. После долгой одиннадцатимесячной отлучки он вернулся к нам ночью среды, а к утру мы уже могли лицезреть его замечательного спутника, коим был яркий солнечный день. Естественно, в такую прекрасную погоду мы не могли не пойти после школы на футбол, ибо как будто уже знали, что не только утро, но и весь день будет озарен светом желтого карлика (да простит меня солнце, что я так неласково его обозвал), – а потому сразу, еще перед первым уроком, обо всем договорились.
Теперь, наверно, мне стоит извиниться перед Читателем за то, что я уже так долго ничего не говорю про химию, хотя мы между тем продолжали собираться. Очередное наше небольшое «заседание» произошло в понедельник, 29 сентября. До этого, правда, к нам пришла одна достаточно хорошая новость. Заключалась она в том, что на последних сентябрьских уроках химии, что прошли в субботу, Бандзарт заявил, что задание абсолютно точно будет растянуто почти на весь год, – а значит, спрашивать он нас начнет не раньше, чем в апреле. Аргументировал же он это тем, что, мол, «во-первых, исследование – очень важное дело, и чем больше времени на него будет отпущено, тем качественнее оно будет сделано, а во-вторых, скажите спасибо Людмиле Анатольевне Барнштейн, что она над вами так сжалилась». Да, лучше бы он сразу назвал вторую причину…
Конечно, цена задания таким образом сразу возросла, и всем стало окончательно понятно, что Бандзарт действительно ждет от нас многого, – следовательно, не испугаться в определенной степени мы не могли. Впрочем, новость, в целом, все равно всех обрадовала.
У нас, напомню, благодаря Косте, уже был бензол. Однако… этого, конечно, было недостаточно. Он до этого несколько раз говорил, что попытается связаться с некоторыми химическими заводами, чтобы получить необходимые реагенты, но… Уже тогда это слышалось достаточно странно.
Во-первых, ни у кого из нас не было друзей-химиков: что с заводов, что с вузов, что с лабораторий… Не было среди наших знакомых человека, который мог бы гарантированно обеспечить нас всеми необходимыми реактивами, ибо даже Костиного друга с предприятия хватило лишь на один бензол и всякие мелкие реактивы, которые нам, скорее всего, даже и не понадобятся в ходе исследования. А во-вторых, о заводах… точнее, о людях, работающих там. Ну вот скажите, кто-нибудь, как, спрашивается, мы должны с ними связываться? С помощью телефона и электронной почты? Допустим, это хорошая идея. Но они нас не знают, равно как и мы – их. Тогда кто мы такие? Да просто несовершеннолетние подростки, даже и денег на реактивы почти не имеющие! Более того, еще надо бы узнать, где все эти заводы находятся и как в них попасть. Да, тут интернет в помощь, но… Но все это, конечно, бесполезно, ибо, учитывая наше положение… вряд ли кто даже согласится говорить с нами! Нет, безусловно, можно связаться и с лабораториями, и тут дело вроде попроще обстоит, чем с заводами, да. Впрочем, если подумать, то легче от этой мысли все равно не становится. Очевидно одно: здесь нужны связи, и совсем не такие, какие есть у Кости со своим знакомым, который добыл нам бензол. С такими при одном бензоле мы и останемся, но вот за что-то большее… – и цена должна быть большая, и связи соответствующие. Так вот где нам – обычным купчинским парням – знать размеры этой цены? И только ли в денежной форме она выражена?..
Впрочем, в данное время мы занимались еще только теоретической частью работы: постепенно искали весь нужный материал для нашего большого реферата, составляли его план, думали над оформлением… Параллельно, правда, уже обдумывали структуру нашего видео с будущими опытами, хотя здесь, очевидно, пока еще лишь делили шкуру далеко не убитого медведя, так как об опытах с одним бензолом не могло идти и речи.
Нас по-прежнему радовала новость об увеличении времени на задание, хотя постепенно новость эта начинала немного давить. К тому же мы очень хорошо понимали, что время пролетит быстро, а там и других дел будет достаточно… – разумеется, в первую очередь, я имею в виду ЕГЭ, но ведь есть и другие уроки, и окончательное определение с вузом, и военкомат… Да и любимые дела Компании никто не отменял! И все-таки вообще… черт его знает, какие сюрпризы нас ожидают весной! Так что о задании лучше думать сейчас и не надеяться на время. Оно уже в нашем возрасте является таким ненадежным субъектом…
И вот еще одно важное дело: подготовка ко Дню учителя! И ближайшая репетиция намечена как раз на среду, 6 урок (мы специально заранее снялись с биологии). Кстати, здесь я сразу хочу поставить знак неравенства между этим делом и заданием Бандзарта, и виновато опять время. Если в исследовании мы пока можем позволить себе иметь больше вопросов, чем ответов, – этакое маргинальное состояние, – то с Днем учителя тянуть никак нельзя, ибо дней до начала праздничного концерта осталось совсем немного. Вот и возникает неизбежная ситуация – приходится выбирать то, что «горит», чтобы успеть как-то это самое «горит» потушить и еще превратить его во что-то более восхитительное. Но…
…Я еще продолжу тему химии. Тем более, что она далеко не исчерпывается одним заданием.
Немалую важность для нас – членов Компании – имел вопрос о Бандзарте. Причем включал он в себя целый комплекс подвопросов: «Если Бандзарт не химик, то кто он есть на самом деле?», «Как он появился у нас?», «Связано ли это дело с блатом? Или с чем-то другим? И с чем именно?», «Кто еще может быть тут замешан?» и др. Разумеется, пока что все они были лишь гипотетческими и не до конца обдуманными. Ну конечно, кто же станет вот так просто – ни с того ни с сего – обвинять Бандзарта – такую знаковую, знаменательную фигуру? Но фигуру вместе с тем и странную, и скрытную, и подозрительную, окутанную пеленой неизвестности… Это ли не повод возбудить соответствующие подозрения? Пусть даже и такие «зеленые», совсем не серьезные, почти пустые… Это ли не толчок к тому, что ответить на поставленные выше вопросы необходимо?..
Более того, сейчас – и именно сейчас! – нам очень важно понять, существует ли какой-либо заговор против нашего класса. И если существует, то зачем и кому он нужен. Не знаю почему, но многим, в том числе и мне, казалось, что узнать всю правду о возможном заговоре, или хотя бы попытаться ее узнать, можно, в первую очередь, через Бандзарта. Подчеркну, мне трудно это объяснить. Скорее всего, это просто какое-то бессознательное предчувствие. Хотя, возможно, и попытка зацепиться за наиболее подозрительного субъекта.
Итак, ключ к истине виделся нам в Бандзарте. Но как же удивительно, что стоило нам только дойти до этой мысли, как буквально через день, в среду, далекий металлический блеск ключа стал неожиданно светиться на горизонте тайн!
Началось же все с того, что перед физикой ко мне в явно взволнованном состоянии подбежал Саня и сказал шепотом:
– Коля, у меня к тебе важный разговор. Тема – Бандзарт. На перемене надо обсудить. Ок?
– Не вопрос, – так же тихо ответил я и в этот же момент почувствовал, как волнение охватывает и мою заинтригованную душу. – На перемене поговорим.
Разумеется, на первом уроке физики я не мог сконцентрировать все свое внимание исключительно на этом предмете. Меня то и дело доставали мысли о том, что на грядущей перемене состоится этот важный – без сомнения, очень важный! – разговор с Саней. Да и на какую тему!.. Возможно даже, я узнаю что-то новое – точнее, наверняка узнаю что-то новое, – но вот что? Конечно, я был донельзя заинтригован. Но пока…
…Пока Ломанова решила устроить нам письменный опрос по теме «Явление электромагнитной индукции»; она провела его, – а затем ей захотелось еще и повызывать нас к доске, чтобы проверить, насколько хорошо мы помним пройденный материал. Спрашивалось несколько параграфов сразу – понемногу из каждого, – и я был уверен в том, что меня, как обычно бывает в таких случаях, спросят. Это был бы отнюдь не самый хороший вариант развития событий, ибо мысли мои о важном разговоре с Саней напрочь убивали все попытки хотя бы прочитать параграфы, – но, к счастью, все обошлось: сегодня меня не спросили.
А вот Сане не повезло. Ломанова вызвала его к доске и начала спрашивать по теме «Магнитный поток», и, надо честно признать, Сане понес такую чепуху, что еще дешево отделался, получив свою «3». Впрочем, я знал, что какую бы оценку Топоров ни получил, на наш с ним грядущий разговор она бы все равно никак не повлияла, ибо к любым сюрпризам, как приятным, так и горьким, Саня всегда был готов.
Но вот наконец-то прозвенел звонок. Мы с Саней на удивление синхронно вышли из зала и так же синхронно направились вниз. Там, на первом этаже, мы уже оба прекрасно знали, в какое именно место направляемся.
Однако этого еще не знает мой Читатель, и я ему, конечно, сейчас все расскажу.
На первом этаже есть один кабинет, который мы привыкли называть «Переговорным пунктом Компании». Он представляет из себя в буквальном смысле маленькую заброшенную комнату с обозначением «26» на двери. Раньше, лет пять тому назад, здесь находился кабинет труда, а точнее – его хранилище. Тут валялись различные материалы, ткани, деревянные детали, швейные машинки… и многое другое. В этой небольшой комнате – бывшем хранилище – есть еще одна дверь, которая и вела раньше непосредственно в кабинет, где мы занимались технологией. Вспоминаю я также, что и в эту комнатку мы частенько захаживали, когда нам срочно требовался какой-то предмет. Ну и еще я не могу забыть, как во время бывших ранее игр в прятки именно это помещение нередко становилось едва ли не нашим основным местом для укрытия.
Итак, это было лет пять назад, когда я, получается, учился еще только в шестом классе… Но прошел год, и в нашей школе наступила пора капитального ремонта, за который тогда со всей ответственностью отвечала Л. А. Барштейн. И вот, на фоне всеобщих изменений, решено было полностью изменить и кабинет труда. Дело это не заставило себя долго ждать, работа спорилась, а наша технология стала проходить в совсем другом кабинете. Уже тогда нам было известно, что из бывшего кабинета труда собираются сделать новый роскошный и уютный класс для начальной школы, – и так оно, в будущем, в общем-то, и получилось. Ясно было и то, что из нашего хранилища наверняка тоже что-нибудь придумают – например, сделают чисто игровую комнату, чтобы малышам было где развлечься, или что-нибудь наподобие той… Но вышло все несколько по-другому.
Новый кабинет для начальной школы, как я уже сказал, сделали, и он действительно вышел на загляденье, но тогда же на самый простой замок закрыли и проход в бывшее хранилище. То есть попасть из кабинета в комнату №26 было всегда возможно, а вот совершить обратное перемещение можно было только в том случае, если с противоположной стороны был открыт замок. И так как маленьким детям, ввиду их крайнего любопытства, было бы нежелательно показывать новые закрома нашей школы и их класса, чтобы не довести это любопытство до крайних пределов, то замок практически всегда сковывал двусторонний проход, превращая его в односторонний. Все это, конечно, было очень странно, и я никак не мог понять, какими должны быть причины, чтобы вот так лишать детей возможности увидеть все то, что им наверняка покажется потенциально интересным, но… таковы были правила, и не я их придумал.
Но вот самый удивительный факт: если бывшую технологию полностью преобразили, то наша маленькая комната после достаточно продолжительного по меркам школы ремонта… не претерпела практически никаких изменений! Разве что единственное окно хрен знает зачем заделали кирпичом, – а так… все, что тут было, – все то и осталось. Честно говоря, у нас – в те дни еще семиклассников – сложилось впечатление, что эта комната, несмотря на заделанное окно, в общем, как бы осталась незамеченной; о ней, вероятно, попросту говоря, забыли. Но, впрочем, этот вопрос явно не входил в круг наших забот, – к тому же новость о полном сохранении комнаты №26 нас даже обрадовала. Единственное, что огорчало, – появившийся на портальной двери замок, хотя… Вряд ли он мог каким-то образом нас раздражить. Ну, висит себе на двери – и пускай висит; там ему самое место. Для нас же главным моментом было сохранившееся пространство нашей любимой комнаты (тем более ввиду «узости» кабинета Долганова).
Сохранение в прежнем виде маленькой комнаты, надо сказать, удивило многих. Ведь еще недавно, до начала ремонта, Барнштейн говорила, что «все недостатки и пустоты в школе будут рассмотрены и ликвидированы. Наступит модернизация!» И – надо заметить! – модернизация в школе действительно произошла: за небольшое время полностью изменили свой вид кабинеты химии, биологии, географии и многие другие; наконец-то адекватно стала выглядеть наша столовая и в особенности буфет; рекреации сделали несколько более красивыми и изящными – такими, что там теперь не грех и картины повесить; преобразился холл; приемлемо теперь выглядит школьное крыльцо… «Немодернизированными», правда, остались наши актовый и спортивный залы – но, видимо, не все сразу. Да и не столь это обидно, ибо, в общем, – результаты налицо! … Только вот непонятно, что же именно Барнштейн называла «пустотами»; и если самое, по сути, ненужное школе (я подчеркиваю: школе!) место, каким – не буду скрывать – является комната №26, – не есть пустота, то я очень близок к тому, чтобы обвинить Барнштейн в ложности ее заявления.
Но я, наверно, слишком критично высказываюсь о двадцать шестой комнате… А между тем, какой бы «пустой» характер этот кабинетик ни имел, важность данного места для Компании нельзя недооценивать. Я сказал, что сохранение комнаты удивило многих, но, конечно, спустя время те же многие уже стали забывать о таком «чудесном спасении». Время шло – и кто-то и вовсе начал говорить о том, что она уже давно ликвидирована, кто-то просто ничего о ней не говорил… В общем, строго говоря, большую часть школы судьба комнаты вообще никак не интересовала, отсюда и шли глупые, неправильные в корне утверждения, и, наверно, это вполне естественно. У народа были свои мысли в голове.
Мы тоже постепенно забыли о том, что еще существует двадцать шестая комната, и, наверно, никогда бы о ней так и не вспомнили до конца дней своих школьных, но… Так было только до одного великого дня – дня, когда Костя основал Компанию. Конечно, сначала она была столь немногочисленна, что о каком-то особом месте для коллективных переговоров и речи не было. Все наши беседы проходили в самых различных рекреациях, или на улицах, или по телефону, и этого Компании вполне хватало. Однако по мере того, как Компания стремительно обретала свою популярность и распространяла сети по многим-многим классам, а народ в нее все приходил и приходил, – стало понятно, что без собственного переговорного пункта – и желательно школьного – просто не обойтись. Проводить дискуссии в неопределенных местах – бессистемно, да к тому же и неудобно, и Костя, уже с головой окунувшийся в дела Компании, понимал это как самую очевидную на свете вещь. Он с большим азартом призывал всех подумать над тем, где нам комфортнее будет встречаться, куда нам всегда удобно будет прийти, где не возникнет ни единой проблемы… – мы думали и, в общем, методом перебора самых подходящих вариантов вспомнили о маленькой комнате. Дальнейшее – моментальное превращение бывшего хранилища материалов в Переговорный пункт Компании – видится мне настолько понятным, что, я думаю, нет никакого смысла пояснять его как-то более подробно. Скажу лишь, что с того момента комната №26 стала едва ли не самым нашим любимым и всегда открытым местом, где все члены Компании чувствовали себя как дома.
Что ж, как Читатель уже понял, именно в Переговорном пункте Компании сегодня должен был состояться наш разговор с Саней.
Мы зашли внутрь, крепко закрыли дверь, и Саня сразу начал:
– Я расскажу тебе про свой вчерашний день. Точнее, про один эпизод. Еду я, значит, на тэшке[16 - Маршрутное такси.] с курсов. Вроде все обыденно, спокойно – ничего странного не предвидится. И вдруг, – Саня сделал микропаузу в стиле Кости, – на одной из остановок в нашу «Газель» заходит человек – в коричневом плаще, темных очках и с кейсом в руке. Естественно, я сразу его узнал – это был Бандзарт, – тут Саня опять сделал паузу, уже более продолжительную, увидев, наверно, что я аж вздрогнул от одного упоминания о химике. – Я, конечно, такого не ожидал и слегка охренел, но, к счастью, успел пригнуться и спрятаться за находившимся впереди сиденьем, так что он меня не заметил. Сам он сел на два ряда впереди, спиной ко мне, и я почувствовал, как мне сразу стало немного легче, – сказал Саня, и мне как будто тоже стало легче. – Народу, кстати, в тэшке было не слишком много – помимо меня и него еще человек пять, не больше.
– А в каком месте он поймал маршрутку? – перебил я Сашу, с интересом ожидая услышать ответ на свой вопрос.
– На Благодатной. Между Витебским и Московским.
– Но вы в Купчино ехали?
– Да. Но слушай дальше. Бандзарт – я это хорошо видел – сразу стал рыться в своем кейсе. Похоже, он что-то там искал. Так как я сидел в двух метрах позади, то разглядел у него в руках какую-то записную книжку. Наверно, он ее и искал. Затем взял в руки мобилу и стал кому-то звонить.
– Кому же? – нервно спросил я.
– А хрен его знает, – ответил Саня. – Понятия не имею. Но важно, что далее последовал такой грубый разговор!.. Бандзарт хамил, с жаром жестикулировал, требовал какой-то информации – судя по всему, тайной… Но слышала вся тэшка! – горячо и эмоционально заметил Саня.
– Да ладно!.. Что это с ним случилось?
– Неизвестно. Но вскоре он произвел еще один звонок – и тон заметно изменился.
– Даже так?
– Ага. Я подозреваю, что разговор шел с неким важным лицом…
– …И Бандзарт хорошо говорил с ним? – предположил я.
– Ну не совсем. Хотя ни крика, ни мата не было. Ощущалось, правда, волнение и еще… нервозность… Но это был крайне спокойный и доверительный разговор.
– Занятно… Но Бандзарт редко когда так говорит. А может – никогда, – заметил я.
– Но он до этого, блин, так ругался!.. – крайне эмоционально произнес Саня.
– Да верю, верю. Хотя ранее я думал, что он любит орать только на нас…
– Я думаю, ему не привыкать.
– Возможно, – сказал я. – Но все-таки понял ли ты хоть слегка, с кем он базарил?
– Да откуда?
– Ну вдруг?.. По манерам, по интонациям…
– Ага! Так и понял!.. Ясно только, что на том конце был его враг.
– Да неужели?! – иронично воскликнул я. – После всего того, что ты мне рассказал, это уж несомненно. Хотя… Кто ж поймет Бандзарта? Он мало чего болтает. Может, он специально так?
– Что «так»?
– Ну, орал.
Саня не без удивления посмотрел на меня; сверление взглядом продолжалось до тех пор, пока я не втолковал ему:
– Пойми, это может быть игра. По его правилам. Вот придумает себе еще двадцать таких звонков, и…
– Но зачем? На фига ему такая игра, если он меня не заметил?
– Да?.. А с чего ты так уверен?
– Как с чего? У меня было все под контролем!
– Базаришь?
– Отвечаю! Он не мог меня заметить. Поверь, Коля, просто не мог.
– Уверен? – спросил я Саню.
– На все двести. Можешь не сомневаться, – заверил он.
Эти слова прозвучали из уст Сани настолько уверенно, что я более не мог сомневаться в его показаниях. Признаюсь, я отчасти и проверял его на честность, потому как в былые времена уж очень часто Топор любил переврать сюжет, дабы сделать его более захватывающим, особенно когда правда представлялась ему скучной, и особенно когда Болт всячески навязывал Саше различные идеи. Теперь же, после всех расспросов, сомнений в правильности описанной им картины у меня не осталось. Зато появились новые вопросы, и причина этого состояла, прежде всего, в том, что в рассказе Сани Бандзарт мысленно предстал передо мной в совсем новом – хамско-развязном, хотя и все еще скрытном, – виде. До этого в нашей школе были описаны случаи, когда Бандзарт по голосу превращался едва ли не в оратора, то есть менял свой голосовой облик, но… были и определенные пределы грубости, которые в рассказе Сане совсем отсутствовали. Хамить в тэшке – на это был, конечно, способен такой препод, как Бандзарт; но при посторонних – это было уже интересное проявление, для нас – модификация поведения Бандзарта.
И тем не менее, вспоминая некоторые особо неприятные моменты его уроков, я не могу так просто исключить возможность образования данного вида. Пусть такой вид существует, а мы будем думать, что же могло заставить такого, в общем-то, закрытого человека, как Бандзарт, так враз выплеснуть все свои имеющиеся в наличии (как видно, большом) эмоции при одном – может быть, самом заурядном – телефонном звонке. Вряд ли он, конечно, был заурядным, но, действительно, даже коллеги, а тут я могу сослаться на некоторые их мнения, никогда не отмечали какую-либо излишнюю эмоциональность или экспрессивность у Феликса. Да и представить, что он перед кем-то из посторонних или просто знакомых людей – под такими можно понимать тех же коллег, например, – стал бы исповедоваться или раскаиваться, очень тяжело. Бандзарт никогда не рассказывал на публике о своей личной жизни – он, думается, вообще никогда и никому о ней не рассказывал; если же говорить о его семейном положении, то за те пять лет, что он работает в школе, у народа успели развиться лишь только серьезные подозрения на то, что Феликс холост. Дальше них дело пока не продвинулось, но и те еще не вызывали абсолютную уверенность. Впрочем, оно и понятно, ибо словосочетания на эту тему звучали, по крайней мере, в пределах нашей школы не чаще, чем название какой-нибудь химикалии звучит на уроках литературы. Массу догадок имели и развивали учителя нашей школы относительно Феликса и его жизни, но все они целиком, так или иначе, лишь составляли один большой вопросительный кадастр, который едва ли не каждый человек в нашей школе мечтал приоткрыть хоть на одну десятую процента.
Мы с Саней еще обменялись парочкой реплик по теме вчерашнего случая, а потом решили попытаться хоть как-то связать его с заговором.
– Вряд ли она есть, – говорил Саня о связи. – Подозреваю, что тот звонок – это часть сугубо личных проблем Бандзарта.
– Личных?.. А с чего бы им не повлиять на заговор? Ведь вот и отражение: проблемы в личной жизни не могут не сказаться на жизни в школе.
– Тогда какие же это должны быть проблемы? – заинтересовался Саня, всерьез ожидая, что я ему сейчас все скажу.
– Ну, если бы я знал… – ответил я. – Это все равно, что мне – быть Бандзартом! Но что, если эта история как-то связана с его приемом на работу? Мы ведь как раз пытались понять, как он к нам попал, – напомнил я Сане.
– Ха, интересно!.. Тогда здесь важна и фигура Барнштейн! Но сколько у нее тайн? – спросил Саня.
– У нее-то? – удивленно ответил я, как бы не веря, что Саня задался таким очевидным вопросом. – Там их океан! Вот хоть один прием Бандзарта на работу – уже какая тайна!
