скачать книгу бесплатно
– Да, ты прав, – согласился Саня. – Да вообще: ситуация какая-то запутанная…
– Ну да. Пока вопросов больше, чем ответов. Если последние вообще имеются… Но один подозрительный момент ты уже заметил. Может, он тоже – часть тайны?
– Типа ключа?..
– Может, и так. Жаль только, что у нас нет иных фактов. Но стоит запомнить место его появления: интересно, что он мог забыть на Благодатной?..
– Да что угодно! – заявил Саня. – Дела-то уж везде можно обнаружить.
– Это ты хорошо сказал. Но Благодатную предлагаю иметь в виду. Так, на всякий случай. К тому же… больно уж мне интересны его дела, – задумчиво произнес я.
На том наш разговор завершился. Прозвенел звонок, и мы пошли в кабинет физики.
Конечно, потом, на следующих переменах, о вчерашней истории Сани узнали многие представители Компании, в особенности наши одноклассники: Арман, Костя, Леша, Вика, Миша, Даша… Замечу, что реакция у всех была разной. Арман, к примеру, ничуть не удивившись, сказал:
– А что тут странного? Этот Бандзарт на все способен.
Даша явно была заинтригована:
– Любопытно. Жаль, меня не было в этой тэшке.
Костя к случившемуся отнесся философски – так, как, наверно, ему и следовало к этому отнестись:
– Что ж, эти крики о многом говорят… Но в любом случае надо попытаться раздобыть о нем еще больше информации – и только тогда могут последовать первые выводы. Мне, например, интересно, где он родился, учился, чем занимался…
– А интернет? – заметил Арман.
– Вряд ли, – сразу ответил Костя. – Я уже искал, там ничего нет.
Тем не менее Арман, конечно, удивился и смог сказать разве что:
– Печально. Как же теперь?..
Костя же на это ответил, что работать придется самим.
Однако тут вмешался Саня:
– То есть как «самим»? Вы хоть думали, как мы это будем делать? Это же жесть! У нас нет ни малейшего сведения о Бандзарте, кроме его имени, фамилии, возраста и места работы, но мы, похоже, собираемся надеяться и ждать, когда же вновь окажемся в одной тэшке! – возбужденно заявил Саня.
– Потише, Сань, – весело приговаривал Костя. – Ты слишком громок для центральной рекреации.
– Да, возможно, но я… – тут Саня, очевидно, вновь собирался высказать какую-нибудь очередную свою гневную мысль, но Костя быстро оборвал это намерение, жестом показав тому, что во избежание проблем стоит и впрямь вести себя потише.
– А насчет маршрутки – это все, конечно, странно. И ничего страннее и придумать нельзя, – размышлял Костя. – Но имя вкупе с фамилией могут уже очень многое нам дать! И не стоит забывать об этом, – сказал Костя крайне грамотно с точки зрения интонации, помогая себе еще соответствующими жестами.
– Мы и не забываем, – ответил за всех Леша. – Но почему о нем нет информации даже в инете?
– Ну, я еще не на всех сайтах искал… – отметил Костя. – Хотя меня это тоже удивляет. Чтобы ни одного слова… Но я предлагаю собраться на неделе и устроить коллективное surfing the Net[17 - Поиск в интернете (англ.).]! Авось что-нибудь да найдем.
– Хорошая мысль. Только когда? – спросил Миша. – Сегодня футбол…
– Да, это святое, – заметил Костя.
– Но есть четверг. По-моему, просто идеальный день, – предложил я. – Как вы полагаете?
– Я завтра занят, – заявил Миша.
– Да и я тоже, – добавила Даша.
– А, может, в субботу? – обратился ко всем Костя. – Сразу после уроков и всех этих празднований.
– А что, в субботу мне и так не фиг делать, так что пойдет! – твердо произнес Саня.
– Ну, давайте, – согласился и я.
– Сойдет, – решил Леха, – только ненадолго. Мне еще на курсы ехать…
Тут же свои соображения относительно субботы высказали Вика, Карина, Арман, Женя и Люба, и я сразу скажу, что такая дата им понравилась. Действительно, почему бы в субботу, 4 октября, после тяжелой монотонной октябрьской недели и столь важного праздничного концерта, где у нас будут свои роли, не собраться на квартире у друга и не посвятить какое-то время попыткам раскрыть тайну Бандзарта?! Тем более, что тайной этой заинтересовались уже очень многие члены Компании, и даже некоторые ученики пятых и шестых классов. А Даня Таганов, младший брат Кости, уже и в своем 2а сумел так распространить эту интересную тему, что некоторые юные любители сплетен и слухов – вот это да! – перестали о ком-либо говорить, кроме Бандзарта. И пусть Читатель не сомневается в правдивости сей информации, но поверит в то, что у меня к одиннадцатому классу набралось так много всевозможных знакомых и товарищей из средней школы, что я легко мог, общаясь с ними, узнавать всю самую последнею информацию из их классов.
Конечно, крайне смешон и удивителен тот факт, что о Феликсе многие школяры из пятых, шестых и седьмых классов были наслышаны так, словно они уже давно поняли, что такое химия с Бандзартом, хотя, в действительности, еще даже не имели шансов это понять, ибо сама химия начинается только с восьмого года обучения, а замещения Бандзарт брал крайне редко. Но зато Читатель может запросто представить себе, какой обсуждаемой фигурой в школе был наш химик, если слухи о нем распространялись далеко за пределы восьмых—одиннадцатых классов. Наверно, дело еще заключается в том, что представители более младших классов, которые не раз слышали и уже имели представление об авторитарных уроках Феликса, прекрасно понимали, что в преддверии тех лет, когда им тоже придется столкнуться с этим ужасным человеком, неплохо было бы хоть что-то – а лучше как можно больше – о нем знать. И такая стратегия представляется мне крайне правильной: как гласит одна хорошая поговорка, врага надо знать в лицо. Эх, позволял бы еще Бандзарт все о себе знать… Но все же радует, что в особенности седьмые классы так активно вникают в наше компанейское дело о Бандзарте, пусть и находящееся пока еще на самой ранней стадии.
Но, увы, полной и достоверной информации о Феликсе было крайне мало. И не только у Компании, ибо, как нам рассказывала Дарья Алексеевна, даже учителя, когда о том заходит речь, при вопросе «Что вам известно о Бандзарте?» испытывают значительные затруднения. И, пожалуй, только два человека в нашей школе могут знать о Феликсе нечто большее, чем все остальные. Это, конечно, Чивер и Барнштейн. Но… И они наверняка не знают всю историю жизни нашего химика, пусть даже Людмила Арнольдовна как-то и сказала: «Я знаю всю подноготную всех тех, кто учится или работает в этой школе. И только при этом условии они могут здесь находиться!»
Что ж, заявление это громкое, но едва ли правдивое, и, конечно, Барнштейн произносила эти фразы, скорее, для того, чтобы снова себя возвысить и блеснуть в глазах коллег редкостным профессионалом. Понятно, что даже про нас она вряд ли могла бы сказать что-нибудь секретное или сугубо личное, – что уж говорить о Бандзарте?! И все же все мы чувствовали, что Барнштейн владеет той информацией о Феликсе, которую нам – обычным купчинским школьникам – знать никак нельзя, и эти чувство и внутренняя уверенность – надо признать – явно нас перед ней принижали. Но вот оно – социальное разделение, против которого мы пока бессильны.
До субботы осталось совсем немного дней, и мы обязаны переключиться на тему праздника. В среду состоялась наша первая репетиция.
План выступления у Кости уже был готов. Вообще, им заведовала также и Даша, но она больше занималась костюмами и декорациями. А так, помимо них двоих, я напомню, в нашу десятку артистов входили: Арман, Саня, Карина, Леша, Юля, Сергей, Катя и я. Отмечу, что Бранько изначально не понравился факт ответственности Кости и Даши за выступление – он всегда относился к ним с презрением и считал, что «они слишком много на себя берут», – но понятно, что на самом деле Сергей просто завидовал их активности. Думаю, он понимал, что на их фоне он выглядит вечно отстающим. Кстати, раз уж я заговорил о Сергее, то должен отметить и тот факт, что Бранько всегда резко отрицательно относился к Компании. И не только потому, что ее создал Костя. Сергей считает, что «Компания – это на редкость глупейшая затея, основанная на больном воображении, ненормальной фантазии и недостатке у Константина игр в детском возрасте». Читатель наверняка захочет спросить меня, откуда мне известно его мнение, но я сразу скажу, что все это слухи, образовавшиеся из-за чрезмерного общения Сергея с нашими девушками; впрочем, слухи весьма правдоподобные. Что же касается самой фразы, то я не испытываю особого желания комментировать ее; скажу лишь, что в прежние годы Таганов и Бранько не раз спорили между собой на эту тему, и Костя, как мог, пытался доказать Сергею правильность тех базовых принципов, что заложены в идеологии Компании. Он говорил ему о вечной дружбе, позитивном настрое, оптимизме и добре – тех категориях, что делают Компанию одной большой сплоченной командой, – и заявлял, что именно они позволяют самым разным людям свободно общаться между собой и объединяться для совместного досуга. Он пытался объяснить ему всю пользу диалога между седьмыми классами и десятыми, одиннадцатыми и шестыми, восьмыми и девятыми. Он употреблял термин «мини-глобализация», перечислял все духовные прелести данного процесса. Бранько, конечно, все это слушал, видимо, не желая показать себя бестактным собеседником, но…
Но никогда Костю не понимал. У него были свои понятия о дружбе, сплоченности и любви, и нередко они становились причинами жгучей ненависти, коренной неприязни и даже конфликтов внутри класса. Несколько раз спор между Костей и Сергеем доходил чуть не до драки, причем особенно жесткий конфликт вышел в восьмом классе, когда Сергей впервые во всеуслышание заявил, что, мол, «Костя пропагандирует в нашем классе крайне ложную и опасную идеологию, пытаясь за словами „дружба“ и „команда“ скрыть свое истинное отвращение ко всем окружающим его людям! Он пытается устроить псевдообъединение, чтобы, в действительности, всех презирать!» Вот такие ужасные слова произнес тогда Сергей, после чего у возмущенного до предела Кости уже не было выбора, благо их сразу разняли… Важно сказать, что и после того случая, когда Бранько некоторое время ходил угрюмым и, строго говоря, замкнутым, он продолжал делать выпады и заявлять, дескать, что «вот так себя ведет лидер команды!», однако Костя на это уже махал рукой и лишь приговаривал, что «он вполне готов помириться с Сергеем и попробовать обуздать в нем дьявола».
Дьявол со временем утих, но не совсем, и все же теперь Косте и Сергею предстояло оказаться вдвоем на одной сцене. И пусть их роли различны, но ради достойного выступления на празднике им предстояло как-то прийти к консенсусу. На кону – честь класса.
Теперь настало время рассказать Читателю о плане Таганова относительно нашей постановки, которая, как уже говорилось, называется «Один день из жизни школьного учителя».
Итак, по сюжету, главная роль, то есть роль учителя, принадлежит Леше – после некоторых переговоров и размышлений выбор пал именно на него. В плане не написано, какой именно предмет ведет Леша, но, по-видимому, это и не так важно. Пусть будет русский язык. Роль строгого, требовательного и придирчивого к учителям директора – у Армана. Коллегой Леши, по плану, является Юля. Все остальные – это обычные ученики, с которыми приходится сталкиваться учителю в этот – а, может, и не только в этот – день. Как Читатель понимает, роль учеников у меня, Даши, Кости, Сергея, Карины, Сани и Кати.
Сам сюжет весьма прост. Главный герой, учитель Александр Степанович, коего играет Леша, как обычно, рано утром приходит в школу и… тут же понимает, что его ждет очередной тяжелый – кошмарный! – день. С самого начала ничего у него не ладится: он, промокший под дождем, с трудом успел прийти к началу рабочего дня, впереди еще шесть уроков плюс репетиторство, надо также зайти к строгому директору, ни в коем случае нельзя забыть и про классный час, на котором нужно обсудить вопрос предстоящей экскурсии, и про проверку массы тетрадей и самостоятельных работ, – а желания и сил работать нет никаких! Все буквально валится из рук! Настроение плохое, Александр Степанович хочет спать, он выглядит измученным… – в общем, все это состояние должен будет показать на сцене наш Леша.
Начинается урок – русский язык. Мы порешили, что зритель увидит лишь краткие отрывки из урочного процесса, но зато и комичные, и курьезные, и серьезные. Все это по времени занимает всего несколько минут, а потом наступает перемена. И тут…
…происходит первый кошмар. Ученики со всех сторон подбегают к Александру Степановичу, облепляют его, теребят… Он, погрязший в делах и обязанностях, потерян, не знает, что ему делать и как отвечать на все их требования и вопросы. И хорошо еще, если только вопросы.
Так проходят все шесть уроков, от перемены до перемены. Наступает время классного часа, и на нем – во имя демократии! – сами ученики должны принять решение, на какую экскурсию и куда они поедут. Разумеется, начинается галдеж, базар-вокзал – самое непременное проявление демократии, – и после очень долгих споров, когда у Александра Степановича уже нет сил все это слушать, принимается-таки решение ехать в Выборг.
Александр Степанович отпускает своих подопечных и решает заглянуть к строгому директору, которого, напомню, играет наш Арман, чтобы рассказать о прошедшем классном часе и о принятом решении. Но тот – сразу при входе несчастного Александра Степановича – встречает его криками, и критикой, и недовольством. Впрочем, потом разрешает-таки присесть – правда, затем лишь, чтобы по уши нагрузить его работой, да еще напоследок выразить недоверие, и сомнение, и поугрожать выговором и даже увольнением!.. С чувством огромной ненависти к такой жизни Александр Степанович выходит из кабинета директора, радуясь разве, что пока его еще не уволили, но теперь начинает горько думать, как же ему со всеми своими проблемами справиться, и чесать лоб, и теребить волосы от волнения, хотя…
…не успевает и подумать, как к нему подходит коллега, Елизавета Львовна, препротивнейшая русичка, требующая от него назавтра замещения двух уроков, так как, мол, «больше некому», а у нее – дела… Неизвестно, правда, какие… Но наш герой, конечно, не смеет ответить этой даме отказом.
Итак, финальная сцена. Показан кабинет, в котором за столом сидит наш бедный Александр Степанович – сидит и держится за голову, пытаясь осмыслить все, что на него свалилось, и придумать, как бы весь этот груз свалить на кого-нибудь другого. Но ведь так свалить, чтобы еще ему не досталось, а то… и уволят!.. Эх, ничего не идет в голову Александра Степановича! Все идеи – одна хуже другой. «Что ж, видно, раз все так хреново, остается два варианта: либо совершить невозможное, либо… уволиться прямо сейчас…» – понимает он. Но тут внезапно заходит в его кабинет школяр Ваня (его играет Костя) – и, кажется, он тоже уже что-то готов потребовать, еще даже не поздоровавшись, готов его «достать», однако… видит, что его учитель сидит, склонив голову на стол, и закрыв лицо ладонями, и ничего не отвечая, и… Ваня понимает, что тот не в духе, не в форме, что Александра Степановича надо подбодрить, необходимо как-то… развеселить его! Такое заключение приводит его и всю сцену к временному молчанию, но потом Александр Степанович отрывает голову от стола, замечает Ваню и… удивляется, что тот не пристает к нему со всевозможными расспросами! Момент настолько удивительный, что в это время на сцене даже выключается свет! Проходит две секунды, сцена снова озаряется лучами софитов, – и Александр Степанович уже стоит в центре кабинета, а Ваня – то есть Костя – подходит к нему с гитарой в руках и начинает наигрывать премилую мелодию – дальше – песню, посвященную учителям. Первый куплет исполняет один Леша, далее Костя начинает подпевать ему, ну а на третий куплет выходят уже все остальные участники спектакля, и пение приобретает дектетный характер. На том заканчивается наше выступление.
Естественно, что в среду, на первой репетиции, после того как Костя озвучил план так же подробно, как его только что описал я, у всех возник один главный вопрос: «Как мы все это будем ставить?» Нашлись и такие, кому не понравились декорации; например, возмущалась Юля:
– Зачем показывать кабинеты?! А поинтересней ничего придумать нельзя?
– Что же ты предлагаешь? – жестко спросила у нее Даша.
Юля задумалась, но так и не смогла ответить на этот вопрос.
Разумеется, некоторые люди были недовольны своей ролью:
– Вот почему я, – Сергей особенно выделил это местоимение, – простой ученик? А нельзя ли меня тоже сделать директором?
– А, по-твоему, в школе есть два директора? – спросил Костя.
– Да и ничего страшного, что нет! Мы же фантазируем…
– Но не до такой степени…
– И что?! По-моему, второй директор школе бы не помешал! – всерьез заявил Сергей.
– На что же? Хочешь подчинения? – догадался Костя, на что Сергей без всяких раздумий ответил:
– Да! – причем ответил гордо и надменно.
– А я всегда чувствовал твои замашки… – заметил Костя. – Но ты это оставь. А то с твоим нравом ты можешь быть разве что директором помойки.
Тут, конечно, многие рассмеялись. Но Сергея это только разозлило, он не унимался:
– И все-таки это несправедливо! Я бы пересмотрел роли!
– А что? Сережа прав, – вмешалась Юля. – Как мне кажется, он уже давно заслужил главную и по-настоящему стоящую роль!
– А Сережа у нас что, великий артист? – возмутилась ее словами Даша.
– Я считаю, что у него огромный талант! – заявила Юля.
Вряд ли кому ее слова могли так понравиться, как Сергею, и Бранько – очевидно, в знак благодарности – подошел к Юле, и они стали обниматься. Костя, поневоле ставший свидетелем данного действа, в самый момент полуотвернулся от этой парочки и скривил для нас такую противно-забавную физиономию, что я, равно как и остальные, завидев ее, просто никак не смог сдержать в себе внезапно нахлынувший поток смеха. Даша же обернулась на все 180 градусов, чтобы не видеть ни Сергея, ни Юлю.
Когда столь противный эпизод остался позади, мы, наконец, начали репетировать. Но… буквально тут же выяснилось, что у нас не хватает реквизита для сцены. Пришлось бежать за стульями в кабинет физики (из актового зала стулья мы взять не могли – они были сцеплены между собой по тройкам и нам не подходили). Итак, когда проблема с мебелью была решена, на сцену все же вышел Леша. Как и следует из плана, ему предстояло открывать наше представление. Слова Леша уже более-менее знал, однако выглядел пока еще как малоуверенный и не совсем вжившийся в роль актер, – поэтому Костя и Даша, наблюдавшие из зала, наверняка были не совсем довольны его действиями. После двух дублей между ними, как и следовало ожидать, начался разговор на тему, что может быть не так.
А в это время мы – пока не задействованные напрямую в репетиции актеры – собрались у пианино. Так как никто, кроме Леши, нормально играть на этом инструменте не умел, начали вполне ожидаемо «бомбить» по клавишам. Особенно рьяно веселился Саня, впрочем, не отставали от него и Арман с Кариной.
Поначалу эта «игра» была еще хоть чуть-чуть терпимой, потому как шла относительно громко, но потом, когда дело дошло уже до fortissimo, стало понятно, что проводить репетицию в таких условиях и дальше просто не представляется возможным.
Даша, поняв это быстрее всех остальных, подошла к кучке «пианистов» и начала просить о тишине. Мы отреагировали и вроде как успокоились. Но, как оказалось, ненадолго. Снова начали доноситься громкие стуки, и лязги, и визги, которые Леша весьма компетентно охарактеризовал как «раздражающие слух тритоны»… А потом еще Саня достал свой плеер и стал слушать музыку на всю катушку!.. Более того, в противоположном углу Сергей с Юлей продолжали тискаться и говорить друг другу всякую хрень, причем достаточно громко, – и, в общем, от всего этого количества децибелов создавался такой огромный диссонанс, что проведение репетиции вконец стало невозможным, и Костя понял, что теперь вмешаться придется ему. Он отправился в закулисье, порылся там и вышел на центр сцены уже с большущей палкой, очень сильно похожей на посох Деда Мороза, после чего незамедлительно начал стучать ею по полу – так, что тот аж весь затрясся, и показалось даже, что что-то там на сцене сейчас вот-вот возьмет да и обрушится! Тут же Костя прекратил это действие, да больше оно, впрочем, и не требовалось, ибо шумящий народ от стуков тоже всколыхнулся и отошел от своих поистине громких дел.
– …! – выругался он. – Че вы делаете?! До выступления три дня, а у нас еще и конь не валялся! – во всю мощь крикнул Таганов и стал продолжать уже спокойнее: – Мы же так ни хрена не успеем! Заканчивайте этот «бомбеж» – только инструмент портите. И больше внимания, Сергей! – обратился он к Бранько. – Что вы тут устроили! Лучше посмотрите на сцену, – чуть тишедобавил Костя. – И вообще: все слушаем Лешу. После него, кстати, ваша очередь.
На том речь закончилась. Ничего не скажешь, Костя может обуздать сошедший с рельс спокойствия коллектив, ибо – действительно! – после его слов в зале стало заметно тише. Да, многие еще разговаривали между собой, но ни лишних выкриков, ни громыхания клавиш не было слышно, да и разговоры были столь тихими, что никак не могли повлиять на ход репетиции.
Впрочем, та все равно получилась откровенно провальной. Только мы добрались до середины постановки, то есть до разговора Александра Степановича с директором, как вдруг в этот момент необычайно бодро прозвучал звонок, и…
– Да… Даже до конца не довели… – огорченно заключил Костя и обратился далее ко всем: – Что делать-то будем? Когда устроим следующую репетицию?
– Завтра, разумеется, – ответила Даша. – Причем потратить на нее придется, как я думаю, целых два урока. А то опять все так растянем, что даже полный прогон не сумеем сделать.
– Да, это верно, – согласился Костя.
– Дальше все будет легко. По декорациям проблем не возникнет. С костюмами все тоже нормально – для выступления нужна обычная школьная форма, и никаких джинсов и футболок!
В этот момент многие справедливо засмеялись, так как на Даше сегодня были именно джинсы; да и прическа ее явно соответствовала молодежному стилю. Впрочем, она очень часто именно так и одевалась.
Тем не менее по костюмам и репетициям народ полностью согласился, особенно оценили мы будущий пропуск двух уроков. Вот когда радуешься репетициям! Вот когда понимаешь, что в душе каждого из нас живет прогульщик, который так любит регулировать нашу урочную деятельность!
– Теперь давайте подумаем, на каких уроках состоится репетиция, – предложил Костя. – Что скажете?
Неудивительно, что после его слов начался горячий спор: люди стали предлагать в качестве вариантов самые различные уроки, от первого до шестого…
Однако тут нужен был логический анализ, самый банальный анализ. Ведь изначально было понятно, что с алгебры и русского нас не отпустят – здесь впереди ЕГЭ. Самый реальный вариант – физкультура: во-первых, Долганов только обрадуется, когда узнает, что вместо урока с нами он может просто сорок пять минут преспокойно посидеть в своем любимом кабинетике – отдохнуть, а во-вторых, раз он сам взвалил на нас всю ответственность за выступление, то пусть не удивляется, что мы собираемся пожертвовать его уроком ради такого важного дела, как этот праздник.
Биологию, в принципе, возможно было бы пропустить, но только не вторую подряд, – так что не вариант.
А вот завтрашний английский не только можно, но и нужно было ликвидировать – по крайней мере, если руководствоваться правилом, что чем страшнее урок, тем дороже возможности для его прогула! К тому же сразу семь человек из нашей творческой десятки входят в группу Гареевой, это: я, Костя, Арман, Леша, Даша, Катя и Саня. Поэтому, уже исходя из одной ненависти к Гареевой и ее урокам, упустить такой реальный шанс прогула нельзя. Никак нельзя!
Историю же пропускать мы и сами не хотели – уж больно интересными являются уроки Ставицкого.
Итак, несмотря на горячий спор, после данного анализа уже всем стало очевидно, что выбор, конечно, должен пасть на английский и физ-ру. Он так и состоялся, и Костя сразу после этого решения побежал к Щепкиной, чтобы окончательно с ней обо всем договориться, – он очень хорошо знал, с кем лучше всего обсуждать такие вопросы.
Вряд ли кто-то мог сомневаться в том, что Щепкина даст добро на завтрашние репетиции. Но все же, когда возникают подобные ситуации, всегда поневоле испытываешь некое чувство возможного провала. Провала идеи, плана, мысли… Но, впрочем, сейчас вероятность неудачи практически равнялась нулю, да и сама идея не представляла из себя что-то глобально невыполнимое. Речь шла всего лишь о пропуске двух уроков, отнюдь не самых для народа важных, причем больше нас интересовала последующая реакция Гареевой (о Долганове я все уже сказал). Но Щепкина заверила Костю, что с ее реакцией все будет в порядке, более того, она распорядится перенести некоторые другие репетиции младших классов, запланированные на то же время, чтобы нас никто не мог отвлечь от работы. Да, что и говорить, – наш класс она действительно любила!
Костя передал нам ответ Щепкиной без особой эйфории – скорее, она наступила у нас. Что ж, оно и понятно – теперь нам не нужно было готовить на завтра перевод большущего текста про английское кино и выполнять пять заданий, соответствующих ему. Но… Как же жаль нам стало в этот момент Мишу, которому завтра на третьем уроке придется едва ли не в одиночку отдуваться за всех нас – актеров. А с его-то английским… Да, надо было ему тогда тоже примыкать к нашей команде…
После репетиции мы скорехонько разошлись домой, договорившись предварительно встретиться у школы в 15:40, – надеюсь, Читатель еще не забыл о наших планах на футбол. Увы, как ни обидно мне было, но сегодня, в столь прекрасный день, я мог позволить себе поиграть лишь час – потом мне надо было бежать на курсы.
Итак, мы встретились (кстати, на этот раз, к счастью, обошлось без сильных опозданий – да, впрочем, это было бы просто преступлением перед футболом и прекрасной погодой) и пошли по направлению к находившемуся между улицей Димитрова и Альпийским переулком стадиону. Там, разумеется, уже был народ, и в частности наш друг Кирилл, который, кстати, учился именно в той школе, к которой прилегал сей стадион. О том, что Кирилл был прекрасным футболистом, я, может, ранее и говорил, но если – нет, то теперь Читатель точно об этом знает.
Разумеется, на стадионе игра шла уже полным ходом, и мы это сразу поняли по доносившимся с поля голосам, которые были полны традиционного футбольного азарта и задора. Сам стадион находится на небольшой низине, поэтому для того, чтобы увидеть всех игроков, в том числе тех, кто сидит на скамейке запасных, нужно подойти к нему совсем близко.
Кирилл при встрече проявил себя по-настоящему своим. Он быстро, но горячо поздоровался с нами, побежал о чем-то договариваться со своими товарищами, и вскоре мы уже все были включены в команды. Кстати, забыл сказать, что нас – пришедших – всего было восемь: Леша, Костя, Саня, Миша, Арман, Джахон, Павел и я. Потом подошел еще Ярослав Туманов из 11а.
Игра увлекла нас всех с первых минут. Мяч, пинаемый всеми двадцатью людьми, метался по полю и по воздуху, как ошпаренный. В командах было по семь человек, но по бокам стояло еще так много людей, ждавших своей очереди, что каждое действие каждого игрока на поле невольно приобретало крайне нервный, напряженный и очень важный характер. Играть жаждали все, но матчи шли так быстро (пять минут «грязного» игрового времени до двух голов, или до одного, если время уже завершилось, или обе команды садятся в случае ничьи), что на поле с колоссальной быстротой появлялись все новые и новые люди. Так, спустя всего пятнадцать минут, очередь дошла и до некоторых из нас, и как же здорово, что до этого Кирилл вовремя позаботился о том, чтобы мы как можно быстрее были при игре и при командах! А то бы ждать пришлось еще… Но вот кто-то из наших – кажется, Павел и Арман – уже выходят на поле. Следом очередь Кости, Сани и меня. Все! Мы в игре!
Правила игры я уже коротко обозначил. Замечу еще, что играли мы на выбывание: победившая команда остается на поле на следующий матч, проигравшая – уходит и становится, соответственно, в конец очереди, начальная команда которой идет на поле давать бой победившей команде. Команд вокруг, повторюсь, было так много – пять или шесть, что ли, – что я даже не обращал внимание на их составы – видел лишь, что практически все готовящиеся к матчам игроки разминались, или играли в теннисбол, или тренировали дриблинг, или улучшали технику чеканки, или просто «чертили» квадраты своими весьма точными, еще немного – и ювелирными, пасами.
Так получилось, что я, вместе с Саней и Костей, попал в достаточно сильную команду. Да еще с нами играл Кирилл!.. Так что состав был впечатляющим, едва ли не dream team[18 - Команда мечты (англ.).]. Ну а сама игра…
…А про саму игру нечего и говорить. Вообще, описывать наше любимое футбольное действо мне не хочется, ибо тот, кто играл хоть раз в футбол, и играл против достойных соперников, – тот знает, что это такое. Знает, каково это – стоять на воротах, чувствуя на себе невероятную ответственность за исход всего, что происходит на поле, бежать из нападения в защиту и из защиты в нападение, успевая и караулить форвардов соперников, и подключаться в атаку, бросаться на фланге в яростный подкат, как заправский крайний защитник, вступать в ожесточенную борьбу за право завладеть мячом, ощущать себя диспетчером, то есть определяющим игроком команды на поле, раздавать ювелирные пасы на выход один на один, вести верховую борьбу на угловых, подсказывать своим партнерам при самых напряженных ситуациях, отбиваться в меньшинстве, как армия, которую решили сломить количеством… – эх, всего и не перечислишь… Но поэтому и считается, что для многих это своего рода жизнь – небольшая, правда, но полная таких же неоднозначных моментов, и спадов, и падений, как и наша обычная – внефутбольная – жизнь. А чего стоит хотя бы динамизм происходящего, когда, находясь на поле, ты совершенно забываешь о времени игры!.. А оно, в свою очередь, катится так быстро и незаметно, что не успеваешь и войти во вкус, как уже надо прощаться. И вот уже и счет на табло, и рукопожатия, и мгновенный анализ случившегося, и усталость, и как будто ты вовсе не наигрался даже… Не то же ли самое происходит вечно и в нашей жизни, когда миллионы людей умирают в состоянии еще полной готовности играть, и побеждать, и радоваться, и готовиться к новым победам, но… Ничего удивительного, потому как если кто и говорит, что жизнь и игра – понятия разные, то пусть посмотрит на их диалектику и поймет, что мы, живя, поневоле подчиняемся правилам игры, пусть и таким суровым и жестоким, но – подчиняемся каждому правилу этой одной большой Игры!
