Красная угроза

Помощник не сказал этого прямо, но оба нава поняли, о чём идет речь: вполне возможно, что в нынешних обстоятельствах кровь старого мастера станет разумной платой за удивительную тайну Саббаха.

– Баррага убит, и любое моё решение останется в тени этого факта, – тихо ответил Сантьяга.

– Да, комиссар.

Сантьяга в очередной раз обновил интерьер, и теперь кабинет представлял собой большую комнату с весьма скудной обстановкой, а главной его достопримечательностью было второе окно. Первое выходило на Москву, а второе, магическое, туда, куда в данный момент хотел смотреть комиссар. Когда помощник явился, в приоткрытом окне виднелся закат над Сахарой, сейчас солнце почти село, из окна потянуло прохладой, но ещё можно было различить безжизненные пески. Они смотрели на ночную пустыню, и Ортега вдруг подумал, специально ли Сантьяга выбрал именно этот пейзаж, или они получили ещё один знак?

Потому что именно в раскалённых песках пустыни родилось пламя джиннов.

– Нам нужна информация, – продолжил комиссар после паузы. – Я не знаю с кем говорю, не знаю его целей и откуда у него джинны. Вы должны это выяснить, Ортега. Идите по следу Мусы и расскажите мне, кто и как сумел добраться до тайны Старца Горы.

День второй

«Жестокое убийство мастера Барраги взволновало Тайный Город. Все понимают, что преступление не останется без ответа, и ждут, какие действия предпримет Тёмный Двор. Напомним, что в прошлый раз счёт жертвам шёл на десятки, навы убивали целую неделю, полностью уничтожив всех, кто был причастен к смерти сородича, а также их родственников и многих друзей. Правда, с давнего убийства прошло триста сорок четыре года, и некоторые эксперты осторожно говорят о том, что, возможно, нравы Тёмного Двора немного смягчились…»(Тиградком)

«Вот уже неделю полиция фиксирует необычайно высокий уровень грабежей оптовых и мелкооптовых складов в городе и области. Преступления совершаются бессистемно: похищается одежда, обувь, бытовая техника и даже строительные материалы, но хуже всего то, что оперативники до сих пор не могут определить канал сбыта похищенного. Некоторые специалисты считают, что преступники отказались от традиционного сотрудничества со скупщиками краденого в пользу современных цифровых методов…»(ТВЦ)

* * *Муниципальный жилой дом,Москва,улица Миклухо-Маклая,7 июля, четверг, 09:09

– Где мы? – тихо спросила Дагни.

– Это моя старая квартира, – в тон ей негромко ответил Артём. – Моя первая квартира. Когда-то – моё постоянное жилище, а теперь я здесь почти не бываю.

– Но скучаешь, – проницательно заметила девушка.

Наёмник медленно обвёл взглядом единственную комнату, недорогую мебель, часть которой он когда-то купил по объявлению, и она уже была старой, а часть собирал сам, путаясь в инструкциях и сваленных в один пакет крепежах, посмотрел на массивный компьютер на пыльном столе, на рубашку, которую он однажды повесил на спинку стула, потом ушёл, переодевшись, и она висела брошенная уже несколько лет. Вздохнул и улыбнулся:

– Эта квартира напоминает мне о прошлой жизни.

– Когда ты не знал о Тайном Городе?

– Да.

– И был счастлив?

– Был слеп.

– Сейчас ты счастлив? – поинтересовалась девушка.

– Сейчас мне гораздо веселее.

– Шрамы добавляют смеха?

– Шрамы появляются у всех: или на теле, или в душе, – медленно ответил Артём. – Если нет шрамов, значит, ты бессмысленно продавливаешь пружины дивана.

– Да ты философ, – без иронии отозвалась девушка.

– Это не вывод, а наблюдение.

– У тебя много шрамов?

– Достаточно. – Наёмник помолчал. – А у тебя?

И услышал неожиданно честный и неожиданно грустный ответ:

– Немного, но они очень глубокие.

Рана Дагни оказалась не столь опасной, как виделась во время боя. Страшный коготь прошёл по касательной, не сильно надрезав мышцы, и, несмотря на обилие крови, угрозы для жизни не было. Артём промыл и продезинфицировал рану, обработал заживляющим бальзамом, стянул края заживляющим эрлийским клеем и перебинтовал. Подумал и дал не очнувшейся после удара по голове девушке понюхать «Пыльцу Морфея», погрузив тем самым в глубокий сон до позднего утра. Дагни нашла себя на диване, под тонкой простынёй, голой и перевязанной. И как только она пошевелилась, сидящий в кресле наёмник открыл глаза.

– Зачем ты меня спас? – спросила девушка, усевшись и прислонившись спиной к стене. И натянув простыню до подбородка.

– А что мне оставалось делать?

– Мог бы уйти.

– Значит, не смог.

– Почему не смог? Ты же убийца.

– Ты тоже.

– Поэтому не понимаю твой поступок.

– Никого в жизни не приходилось спасать?

Дагни промолчала.

– Значит, на мой счёт ты ошиблась, – размеренно продолжил Артём. – И тот факт, что мне приходится убивать, не делает меня убийцей.

– Ты убиваешь за деньги, – заметила девушка.

– Мы никогда не берёмся за грязные дела.

– Этим ты утешаешься?

– Я не считаю, что должен чем-то утешаться, но если бы ты меня спасла, у меня не возник бы вопрос: зачем?

– А что бы ты спросил? – заинтересовалась Дагни.

– Я бы сказал тебе спасибо.

Девушка закусила губу и отвернулась.

– Ты пьёшь кофе?

– Чёрный, с молоком и без сахара.

– Никуда не уходи.

Наёмник вернулся с кухни меньше чем через пять минут, и отметил, что Дагни осталась в той же позе, в какой он её оставил: закутанной в простыню, подобравшей колени к груди, облокотившейся на стену. Не развязно облокотившись, не уверенно, а съёжившись, прижавшись так, чтобы не ударили сзади.

Маленькая девушка, очнувшаяся в чужом доме.

Растерянная.

Артём протянул ей кружку с горячим кофе, вернулся в кресло и продолжил разговор:

– Кто хотел тебя убить?

– Ты знаешь, кто я? – вопросом на вопрос ответила Дагни, отхлебнув кофе.

– Догадываюсь, – кивнул наёмник, хотя мало что понял из путаного рассказа Птиция. Но не мог признаться в некомпетентности.

– А раз догадываешься, то почему спрашиваешь? Многие хотят меня убить.

– Но не у всех это получается, – хмыкнул Артём.

– До сих пор – ни у кого. – Девушка улыбнулась ему в ответ, и наёмник поздравил себя с первой по-настоящему удачной репликой.

– Откуда ты взялась?

– Это долгая история.

– Торопишься?

– Меня ищут.

– Квартира надёжно замаскирована, – сообщил Артём. – Даже наблюдатели Великих Домов сочтут её пустой.

– То есть я могу убить тебя и никто ни о чём не узнает?

– Моё тело найдут дня через два, когда сообразят, что я слишком долго не выхожу на связь, – легко ответил наёмник.

– Ты действительно меня не боишься? – без всякой шутливости спросила Дагни. – Или думаешь, что я считаю себя чем-то тебе обязанной?

– Хотела бы убить – убила бы сразу, – ровно ответил Артём.

– Ты ждал моего пробуждения в кресле. – Девушка дёрнула рукой и едва не пролила кофе на простыню. – Безоружный!

Ответом стало молчание. И ещё – спокойный взгляд. Очень спокойный. Артём прекрасно понимал, что идёт по лезвию, но показывал Дагни, что сознательно выбрал этот путь и не собирается с него сворачивать.

– Надо было тебя убить, – пробормотала девушка, возвращая на место соскользнувшую простыню.

– Никогда не жалей о несделанном.

– У меня ещё есть возможность, – улыбнулась Дагни. – И квартира не так уж безопасна: твой приятель наверняка донёс о случившемся.

– Птиций? – Наёмник покачал головой. – Он не станет этого делать.

– Он действительно хотел предложить мне ангажемент? – поинтересовалась девушка. – Или ты выдумал, чтобы сбить меня с толку?

– Действительно хотел, – подтвердил Артём.

– Идиот.

– В целом согласен, но ведь благодаря его идиотизму мы узнали друг друга.

– Тебе нужно держаться от меня подальше.

– Теперь поздно.

– Да, теперь поздно.

Маленькая рыжая девушка произнесла фразу тоном опытной, многое повидавшей женщины. Тоном, который абсолютно не сочетался с её внешностью.

Дагни, казалось, застыла между юностью и молодостью, не решаясь или не желая подчиниться законам времени. Наполовину женщина, наполовину девочка… Фигура хрупкая, ломкая, но при этом – неожиданно большая, развитая грудь. Маленькое лицо, на котором она с лёгкостью создавала по-детски наивное выражение, и усталый взгляд глаз, которые слишком многое видели.

И украшения…

Как выяснилось, Дагни носила множество колец, соединенных тончайшей золотой цепочкой. Простых колец, без камней, зато покрытых чернёной арабской вязью. Кольца блестели на всех пальцах девушки, в обоих ушах – по три в каждом, в правой ноздре и в левом соске. Золотые кольца и цепь опутали рыжую загадочной сетью, и наёмник понимал, что видит не украшения, а артефакт. Красивый артефакт, вживлённый в тело девушки.

– Ты не смог бы их снять, – тихо сказала Дагни, перехватив взгляд Артёма. – Кольца останутся на мне до самой смерти.

– Это был твой выбор?

– Какая теперь разница?

– Огромная.

– Всё в прошлом.

– Прошлое создаёт будущее, – жёстко произнес Артём. И повторил: – Это был твой выбор?

– У меня никогда не было выбора, – взорвалась девушка и на этот раз всё-таки расплескала кофе. Сначала расплескала, а затем и вовсе швырнула кружку на пол. – У меня не было выбора с того самого момента, как я родилась… С того самого момента, как меня зачали, у меня не было выбора! Мне его не дали! Не дали! Мое будущее было определено в тот миг, когда я родилась такой, какая есть. С этого момента всё было предопределено, и я ждала, когда ко мне придут и скажут: «Пора». Я не понимала этого, но жила лишь до этого момента, а дальше… Дальше всё рухнуло, и теперь я называю жизнью совсем другое существование, не то, о котором мечтала… Ты спрашивал, доводилось ли мне кого-нибудь спасать? Нет. НЕТ! Постоянно, день за днём, неделя за неделей, я только и делаю, что убиваю. Если я кому-то оставляю жизнь, то лишь потому, что мне это выгодно, а потом всё равно её забираю. И ты – первый… Ты первый… Ты… – Дагни уткнулась в колени, спряталась за сложенными руками и всхлипнула: – Я не знаю, что делать?.. Не знаю…

У Артёма было два варианта дальнейших действий. Первый: перебраться на диван, положить руку на вздрагивающие плечи девушки и попытаться её успокоить. Но, зная себя, наёмник догадывался, к чему это может привести. Поэтому он вздохнул, поднял брошенную кружку и вышел на кухню, предоставляя Дагни возможность успокоиться самостоятельно.

Постоял у окна, бездумно разглядывая соседние дома, затем достал телефон и набрал номер напарника.

– Наконец-то, – проворчал Кортес. – А то я уже начал волноваться.

– Ты? – удивился Артём.

– Ладно, не стал, – благодушно признался старший наёмник. – Но ты слишком долго молчал.

– Телефон был отключён.

– Прячешься? – Тон Кортеса остался спокойным, даже чуть расслабленным, но Артём понял, что напарник насторожился.

– Да.

– Что-то важное?

– Можно сказать и так… – Артём выдержал паузу. – Ты когда появишься?

– Не сегодня, дружище, я за границей.

– По нашему делу?

– Разумеется. – Кортес тоже помолчал. – Как твои дела?

– Я нашел девчонку.

– Ого! И как?

– Всё непросто, – не стал скрывать молодой наёмник. – Но не так плохо, как я ожидал.

– Единственное, что я пока понял: она очень опасна, – медленно произнёс Кортес. – Не наделай глупостей.

– Я постараюсь, – пообещал Артём.

– Гм… не чувствую в голосе должной уверенности, – протянул Кортес. – Мне вернуться?

– Пожалуй, нет, сейчас ты мне скорее помешаешь.

– Тебе виднее, дружище.

– Да.

Артём отключил телефон, вернулся в комнату – ни Дагни, ни её одежды уже не было, – подошёл к столу и с улыбкой прочитал наспех нацарапанную записку:

«Спасибо!»

* * *Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные ШапкиМосква, Бутово,7 июля, четверг, 10:27

После нахального явления Мамани, её невнятных угроз и неприятного для великого фюрера поведения компаньонов, которые чётко дали понять, что не станут вмешиваться в назревающую междоусобицу, Кувалда решил провести спешное совещание сторонников. Ну, не сторонников, поскольку таковые у одноглазого отсутствовали, поскольку каждый уйбуй в мечтах видел себя великим фюрером, а союзников… Ну, не то чтобы союзников – их у Кувалды не было по той же самой причине, а тех, кто мог из-за женской активности потерять больше, чем приобрести, и при этом обладал достаточным авторитетом в своём клане. Среди Дуричей таковых не оказалось вследствие недавней резни и последовавшим за ней возвышением Мамани. От Гниличей одноглазый призвал в кабинет ненавистного Абажура – дерзкого, но, к сожалению, популярного среди сокланов уйбуя, давно покушающегося на абсолютную власть лидера семьи. А от родных Шибзичей заявился Копыто, и именно он стал автором первой сенсации совещания.

– Надо кого-нибудь из Дуричей притащить, – проворчал Абажур, которому показалось весьма неуютно в окружении двух Шибзичей. От такого количества вероятных противников глаза авторитетного уйбуя, и без того косые, принялись разбегаться с удвоенной скоростью, что мешало ему сосредотачиваться и смущало даже привычных ко всякому собеседников. – А то обидятся.

– Некого звать, – сообщил Кувалда. – Их Маманя так скрутила, что пикнуть не смеют.

– Как тебя когда-то, – тут же заметил Абажур, пытаясь сфокусировать взгляд на боевом поясе великого фюрера, ну, чтобы быть готовым к тому, что в процессе дискуссии лидер семьи выхватит оружие.

– Что? – изумился одноглазый.

– Ты Соплю ей заделал? Заделал, – объяснил свою мысль Гнилич. – Вот и получается, что она тебя скрутила. Когда-то.

– Мля… – Великому фюреру давно надоела история с якобы дочерью, которую хитрая Маманя обозвала Кувалдовной и попыталась пропихнуть в преемники, но и ругаться он устал. Хотят безмозглые сородичи верить, что Сопля – его наследница, пусть верят. Всё равно не переубедишь.

Однако ни обругать Абажура, ни в очередной раз откреститься от родства с Соплей одноглазый не успел.

– Не надо сюда Дуричей, – неожиданно произнёс Копыто.

– Почему?

– Потому что я – Дурич.

– Это как? – опешил Кувалда.

– Они тебя покусали? – испугался Абажур, ощупывая кобуру. Но пистолет отобрали при входе в фюрерскую башню и, вспомнив об этом, Гнилич впал в отчаяние, поскольку не хотел быть покусанным и превратиться в Дурича. А пребывая в отчаянии, на всякий случай он взялся правой рукой за ближайший табурет.

Что же касается Копыто, то он пропустил вопрос Абажура мимо ушей, сосредоточившись на ответе одноглазому:

– Я вчера пошёл к Дуричам…

– И они тебя покусали? – перебил изменённого Копыто авторитетный Гнилич и придвинул табурет ещё ближе.

– Мля, Абажур, заткнись уже, никто меня не кусал, – отмахнулся уйбуй Шибзичей. – Я к Дуричам подошёл, когда они у своей казармы семечками плевались, и спрашиваю: «Что, пацаны, баба у вас теперь в уйбуях?»

– А какая связь? – не понял великий фюрер.

– Надо было разговор начать, – туманно отозвался Копыто. – Ну, я и начал с семечек. Что, спрашиваю, теперь баба у вас в уйбуях?

– А семечки при чём?

– Так ведь плевали.

– А баба в уйбуях?

– А разве нет?

– Связь гфе?

– Я спрашиваю: пацаны, баба у вас теперь в уйбуях? – терпеливо ответил Копыто, мысленно поражаясь непроходимой тупости одноглазого вождя.

– Так и спросил? – вновь не сдержался Гнилич.

– Так и спросил, – подтвердил Копыто.

– А они?

– Побить хотели.

– Я бы побил.

– Ну, ты известный побитель.

– Каким ты меня назвал?

– Слушай, Абажур, хватит метаться посрефи совещания, – недовольно произнес Кувалда, которому до сих пор не была ясна связь семечек и бабы в уйбуях, и он не хотел ещё больше усложнять разговор. – Пусть Копыто закончит, тогфа ты его и покусаешь, понятно?

– Нет.

– Вот и заткнись! – И одноглазый повернулся к уйбую: – Так Фуричи тебе вломили или нет?

– Сначала хотели, – повторил Копыто.

– А потом?

– А потом передумали, потому что сами понимают – влипли с Маманей по самое не балуйся, и теперь над ними вся семья хихикает, – сообщил уйбуй. – Они всё понимают, только сделать раньше ничего не могли.

– А теперь смогли?

– Теперь – да, – хихикнул Копыто. – Я им говорю: какого хрена, Дуричи, вам под бабой сидеть или вообще лежать? Не по-пацански, в натуре, так над собой измываться, давайте я теперь стану перед великим фюрером за вас говорить, всё лучше, чем эта баба. Мне нетрудно, помучаюсь, а вам позора меньше.

– А они? – выдохнул Гнилич.

– Согласились, конечно, – спокойно ответил Копыто. – Я ведь всё как есть сказал, не подкопаешься, так что теперь, если что, то я – Дурич. В смысле, Дурич – тоже.

– Мля… – Абажур почувствовал себя настолько обманутым, что едва не лишился косоглазия. Получается, кому-то можно быть одновременно и Шибзичем, и Дуричем, а кому-то – дулю с маслом? Несправедливо!

Но вслух он ничего говорить не стал, потому что их в кабинете всё равно оставалось двое против одного, и не важно, кто теперь Копыто, потому что он все равно оставался Шибзичем, хотя бы наполовину.

– То есть ты теперь Фурич? – уточнил не менее изумленный Кувалда.

– Да, я теперь Копыто Шибзич-Дурич, – подтвердил уйбуй и важно добавил: – Как Петров-Водкин.

– Как кто? – хором спросили собеседники.

– Не обращайте внимания, – отмахнулся довольный произведённым эффектом Копыто. После чего вытащил из кармана плоскую фляжку и сделал большой глоток.

Почуяв запах виски, Кувалда вспомнил, что собрались они не просто так, а по серьёзному делу, достал из ящика стола бутылку и наполнил три стакана. Сначала хотел налить два, чтобы наказать жадного, не поделившегося фляжкой Копыто, но потом вспомнил, что уйбуй теперь дважды Шапка, и решил пока не нагнетать.

При виде стакана Копыто молниеносно убрал флягу, и дикари выпили, как положено – залпом.

– Мля, я вот сейчас с тобой разговариваю, а кажется, буфто мне снится, – сообщил одноглазый, шумно выдохнув.

– Мне тоже, – поддакнул Абажур, в надежде, что Шибзичи передерутся.

– Ты тоже спишь? – заинтересовался Копыто.

– Вы заколебали – спать во время совещаний, прифурки! – неожиданно рявкнул великий фюрер.

– Ты сам сказал, что спишь.

– А теперь нет!

– И нам нельзя?

– Никому.

Уйбуи замолчали.

Некоторое время совещание продолжалось в беззвучном режиме, затем великий фюрер понял, что ничего не происходит, и продолжил:

– Короче, Маманя хочет фенег…

– Алименты?

– Нет, не алименты, – ответил Кувалда, досчитав примерно до четырёх. – Маманя хочет к казне семейной присосаться и жировать на семейные фохофы.

– Как ты? – продолжил осведомляться Абажур.

– Что, завифно? – окрысился одноглазый.

– Просто хочу уточнить.

– Тётки могут, – со знанием дела сообщил Шибзич-Дурич. – Сначала приходят такие, мол, мы не местные, нам бы только за правду или по любви, а потом оглянуться не успеешь, они уже на шее и ножки свесили.

– Ножки у них кривые, – заметил Абажур. – У Сопли, в смысле. А про Маманю я вообще молчу.

– Ещё Штанина приходила, – добавил Кувалда. – Говорила, что буфет у тебя уйбуем.

– У Гниличей? – поперхнулся Абажур.

– Ага.

– Мля! – От ужасающей перспективы глаза авторитетного уйбуя разлетелись, как кегли в боулинге – во все стороны сразу. – Давайте я её убью?

– Сейчас нельзя, – вздохнул великий фюрер. – Иначе я бы уже фавно эту проблему убил. В полном, мля, составе.

– А как ещё ты их от семейной казны отсосёшь, если не убивать? – не понял Абажур, стуча себя по виску, чтобы глаза вернулись на более-менее вменяемую орбиту.

– Лучший выход, – добавил Копыто.

– Выхоф куфа? – уныло осведомился Кувалда.

– На кладбище.

– Королева запрещает.

– А мы ей не скажем!

– Жуций, сука, кажфый взфох Сопли на камеру снимает и челам потом профаёт!

– Мля…

С одной стороны, современные технологии дикарям очень нравились, особенно круглосуточное бесплатное порно в сети и «ЭлектроБарыга», который давал гораздо лучший, по сравнению с жадным Урбеком, процент от продажи краденого. С другой стороны, излишняя открытость мешала привычному семейному укладу, заключающемуся в регулярных оздоровительных междоусобицах.

– Тогда, может, сначала Жуция прикончим? – кровожадно предложил Абажур, ухитрившись направить оба глаза на бутылку виски. – Скажем, что не знаем, как там он с того этажа выпал, а потом его операторы отсюда разъедутся в страхе, и мы тётками займёмся.

– За конца нас точно убьют.

– Тогда на фига ты нас позвал? – недоумённо осведомился Копыто.

– Фумал, у вас мозги работают, – язвительно ответил Кувалда.

– Тогда наливай.

Великий фюрер взялся за бутылку, а Гнилич неожиданно предложил:

– Давайте Копыто на Сопле женим?

– Что?! – поперхнулся Шибзич-Дурич.

– Зачем? – не понял одноглазый.

– Глядишь, присмиреет, – объяснил Абажур.

– Кто?

– Оба.

– Размечтался! – опомнился Копыто. – Не буду я ни на ком жениться.

– Это ещё почему? – осведомился великий фюрер, которому в целом приглянулась идея присмирить одновременно и шустрого Шибзича-Дурича, и надоедливую Кувалдовну. – Почему жениться не станешь?

– Тесть не нравится? – ехидно поинтересовался Абажур.

Одноглазый навострил уши, подозревая зарождающуюся измену, но Копыто выкрутился:

– Тёща у Сопли неподходящая, ехидна, а не тёща, – и сам перешёл в атаку: – Ты, Абажур, специально всякие глупости придумываешь, чтобы совещание сорвать.

– Зачем? – не понял одноглазый.

– Потому что, если мы ничего не придумаем, королева на тебя разозлится, и Гнилич в великие фюреры пролезет.

– Враньё! – завопил Абажур.

– Фороги на вершину не разгляфит, – заржал Кувалда. – Чтобы в великие фюреры пролезть, нужно поф банфаной не лысую башку иметь, а мозги.

– Может, они у меня есть, – не подумав, ляпнул обидевшийся Гнилич, и одноглазый уставился на него с большим подозрением.

– Что, сука, опять измену замышляешь?

– А когда я её раньше замышлял? – попытался отболтаться тот, но не вышло.

– А что, не замышлял? – ещё более грозно осведомился великий фюрер.

В комнате повисла тишина, которая обычно наступает незадолго до репрессий. Ну, в качестве затишья и чтобы палач успел приготовиться. А поскольку государственная виселица была в данный момент занята под съёмочную площадку, все присутствующие одновременно подумали, что ближайшие репрессии примут форму выпадения из окна. Как говорится, не рой другому яму – сам в неё попадёшь.

– Выпей, Абажур, на дорожку, – предложил Копыто и многозначительно кашлянул.

Гнилич побелел, несколько секунд подвывал, глядя на ставших серьёзными собеседников, после чего выдохнул:

– Чтобы тебя королева полюбила, надо подвиг совершить!

Продемонстрировав, что стресс и стакан виски способны творить чудеса.

– Какой пофвиг? – удивился Кувалда.

– Какой-нибудь крутой подвиг, только быстро, – ответил Абажур, понимая, что от скорости ответа напрямую зависит его жизнь. – И тогда можно будет и Маманю грохать, и весь её выводок – после такого героизма королева о них даже не вспомнит.

– После какого героизма? – окончательно растерялся Кувалда.

– Тебе решать, – пожал плечами Гнилич, обрадованный тем, что великий фюрер перестал думать о репрессиях и занялся чем-то более непонятным, то есть отвлёкся надолго. – Можно тот грузовик найти, за которым сюда вампиры, навы, чуды и люды приезжали. Он, походу, всем нужен, и если ты его королеве найдёшь, то сразу сможешь делать всё, что захочешь, хоть с Маманей, хоть с Соплей и не важно, дочь она тебе или как.

Подозрительный грузовик в Форт пригнал Иголка, один из бойцов десятки Копыто, и именно из-за этого фургона штаб-квартиру Красных Шапок атаковали масаны, едва не учинив грандиозную бойню. Но бойня обратилась в неразбериху, во время которой грузовик провалился в портал, и где он сейчас, не знали даже Великие Дома. Или же один из них делал вид, что не знает – но об этом не особенно прозорливые дикари не подумали.

– Не найфём мы фургон, – вздохнул Кувалда. – Если у навов не получилось, нам ловить нечего.

И вновь взялся за бутылку.

– Ага, – подозрительно покладисто поддакнул Копыто. – Ага…

И отвёл взгляд в сторону.

* * *Цитадель, штаб-квартира Великого Дома НавьМосква, Ленинградский проспект,7 июля, четверг, 10:28

Сантьяга покинул Тайный Город вскоре после полуночи, но перед отъездом крепко помог Ортеге, назначив на пост оперативного руководителя Богу – чтобы разгрузить старшего помощника. Бога воспринял назначение с грустью. Ортега же не стал скрывать охватившую его радость и с энтузиазмом занялся изучением информации о Старце Горы, благо, было её не так много. В своё время Великие Дома не оценили гениальное открытие Саббаха, точнее, не сразу поверили, что «какой-то беглый рыцарь» способен изобрести столь невероятных големов, как джинны, а когда опомнились и попытались договориться, он уже стал Старцем Горы, повелителем небольшого, но сплочённого государства низаритов, и атака на него могла привлечь к Тайному Городу внимание Инквизиции. А в тот момент Великие Дома боялись этого намного больше, чем потери перспективного открытия. Через сто с лишним лет после смерти Саббаха, когда основанное им государство было уничтожено Хулагу, агенты Тайного Города кинулись изучать наследство Старца, внимательно проверили легенды о книге, которую он якобы написал, объявили награду за кольца, которые он якобы создал, но ничего не нашли. И до вчерашнего дня все были уверены, что джинны – не более чем красивая сказка.