Последняя пьеса

Каспер сел на пол, прижался спиной к холодному камню. Какое-то время они сидели молча, и Элисон была благодарна за это, ведь не была готова обсуждать историю своей печальной жизни и смерти.

– Давно ты тут? – тихо спросила она, когда слезы высохли, а душевная боль немного утихла.

– Пять лет почти.

– Кто-нибудь остался?

– Мой тебе совет: не спрашивай никого тут о прошлом. Захотят – сами расскажут. Тут… умело выбирают кандидатов.

– Прости, я не…

– Я не про себя. Просто…

– Дай угадаю, у каждого никого нет из близких, а жизнь была такой никчемной, что и терять ее не жалко?

– Именно.

Элисон резко выдохнула. Вот и все описание ее жизни. Двадцать шесть лет и что? И ничего. Никаких воспоминаний, которые сейчас могли бы греть сердце, никто по ней не скучает, ведь она не научилась дружить, любить.

– Зачем им работники, у которых остались близкие? Любимые? Которые мечтают сбежать наверх, чтобы снова быть с ними? А нам всем терять нечего.

– Солнце и море, – заметила Элисон, закрывая глаза. Самый счастливый момент ее никчемной жизни: шестнадцатый день рождения, когда мама повезла ее в Лостхилл, чтобы показать море. Отец остался работать – они не могли себе позволить полноценный отпуск. Элисон с мамой несколько дней гуляли по набережным, любовались закатами, а дни проводили на пляже. И Элисон пообещала себе переехать в столицу, открыть кафе на берегу и стать счастливой. Но…

– Через пятьсот лет получишь ты свои солнце и море.

Элисон посмотрела на Каспера.

– Кто видел мой файл?

– Никто, Элисон. Только Клавдия. Ну, и верхушки, которые отбирают кандидатов в немертвые.

– Не думал, что нас обманывают? Мы же первые тут, верно? Сколько прошло?

– Двадцать четыре года с момента победы над мойрой.

– И? Никто еще не получил свое «долго и счастливо» после работы тут. Ведь никто еще не проработал здесь больше двадцати с хвостиком лет.

Каспер пожал плечами и отвернулся. Элисон вглядывалась в его спокойное лицо, печальные глаза, пытаясь понять, что за человек сидел с ней рядом. Что он пережил? Как оказался здесь? Какая боль преследует его? Но понимала, что спросить не может – расскажет сам, если сочтет нужным. Да и… нельзя пускать его в душу. Нельзя позволить и ему растоптать остатки желания жить.

– Надежда.

– Надежда?

Элисон недоуменно вскинула брови, а Каспер вдруг улыбнулся.

– А что еще остается? Я предпочитаю верить, что все будет хорошо.

– А если мы просто сдохнем через пятьсот лет? И все? Конец?

– И нам будет абсолютно все равно на факт нашей смерти.

– Но мы потратим пятьсот лет на вот это.

– А кто сказал, что мы не можем тут жить классно?

Элисон помотала головой. Они умерли. Застряли в подземке. Обязаны работать на скучной работе. Какая тут жизнь, когда твоя душа заперта в мертвом теле? Но Каспер уже повеселел, схватил ее за руку и потащил за собой.

– Экскурсия! Ты, верно, еще ничего не видела, да?

Каспер вывел Элисон на улицу, и она в сотый раз обругала все вокруг про себя: темнота закручивала в кокон, поглощая все радостные воспоминания, а холод лизал кожу, норовя залезть под ребра, чтобы достать до души. Как тут можно радоваться жизни?

– Немертвые, знаешь ли, все еще испытывают эмоции, хотят отдохнуть после работы, ведь спать нам особенно не нужно, а потому тут есть пара баров. И поверь, иногда мы тут такие тусы закатываем! Круче, чем живые!

Элисон качнула головой: ни одна «туса» не заменит ей солнце и дневной свет. Они быстро шли по темной улице, уворачиваясь от одиноких теней, что без присмотра бродили по царству, не в силах найти себе место последнего упокоения.

– Но у нас нет будущего! Мы застыли во времени! Все!

– Не усложняй. Ищи плюсы! Даже если это кресты на кладбище.

Элисон резко выдохнула, а потом вдруг улыбнулась.

– И вообще, дорогая Элисон Дейлайт, знаете ли вы, что есть можно все грибы?

Каспер остановился посреди мощеной улочки, посмотрел на нее, вскинув брови. Его глаза искрились, такие зеленые, словно трава в разгар лета, на которой утром блестела роса в лучах восходящего солнца.

– Но есть много ядовитых грибов, – осторожно ответила Элисон.

– Разумеется. А потому некоторые грибы можно есть только один раз.

Элисон прыснула, не выдержав, а Каспер подмигнул ей. Он улыбался, словно юный мальчишка, которому разрешили все летние каникулы играть с пацанами на улице. Улыбался так, словно у него еще вся жизнь впереди.

Каспер снова быстро пошел. Элисон едва поспевала за его широкими шагами, даже не пытаясь запомнить путь, ведь знала, что такое количество поворотов и разных, но на вид абсолютно одинаковых улочек, ей не запомнить.

– Знаю, это сложно. Я тоже рвался домой сначала… Но потом понял, что я ничего не могу изменить. И у меня есть выбор: переживать и гневаться, что все так вышло, и все эти пятьсот лет быть живой рекламой депрессии и уныния, или же принять тот факт, что прошлая жизнь – воспоминание, и двигаться дальше. И построить новую жизнь тут.

– Ага. И искать кресты на кладбище.

– А почему нет? Наш босс обожает общаться с костями.

– Некроманты всегда меня пугали.

– Купер… не простой человек. Факт.

Каспер вытолкнул Элисон вперед себя, закрыл ей ладонями глаза и обжег шепотом ухо.

– Вот сейчас ты точно удивишься!

– Каспер! Я сама могу….

– Ш-ш! Испортишь все впечатление!

Элисон все же сдалась и решила играть по правилам. Она осторожно ступала вперед, ощущая холодные руки Каспера на лице. Он резко повернул ее и все же позволил смотреть. Они стояли перед входом в огромное здание из камня, освещенное зачарованными свечами, словно прожекторами.

– «Магазин мертвого и живого»? – прочитала вывеску Элисон.

– Ага! И все бесплатно, между прочим.

Каспер тяжело вздохнул, не находя ожидаемой реакции от Элисон. А что он хотел? Чтобы она радовалась магазину в царстве темноты и холода? Она поежилась, а потом едва не заревела, когда Каспер потащил ее внутрь, хотя еще вчера планировала набрать декора для квартиры.

Они пропустили патрульного, который за шиворот вытащил тень и передал даме в деловом костюме. Та устало полистала папку, что-то прочла.

– Да, верно. Иди-ка сюда, Оливер Фостер, тебе пора в Зазеркалье.

Элисон часто моргала, наблюдая, как тень послушно шагала за женщиной, смотря пустыми глазами перед собой.

– Патрульные патрулируют подземку, – пояснял Каспер, заводя Элисон внутрь. – Следят, чтобы тени не разбредались по всему царству, пытаются как-то держать их в куче. Ну, и у выхода дежурят, чтобы никто без пропуска не покидал подземку.

– А женщина?

– Агент перемещения. Их дело – искать тех, кому пора на землю. Находят, сверяют по досье, что для них готовят агенты по распределению душ.

– То есть ты? – перебила Элисон.

– И я в том числе. И уводят в Зазеркалье.

– Но оно разрушено?

Каспер понимающе тряхнул плечами. Они замерли у входа, внутри витал теплый и яркий свет. Огромное помещение разделялось на зоны перегородками и темными шторами. В правом углу пестрили палатки, заваленные маленькими безделушками.

– Зазеркалье восстановили. Там теперь тоже офис.

– Мрак.

– Ни разу там не был. Но отдел Зазеркальный, как ты уже поняла, самый важный тут. Смотрители помогают каждой тени найти свою прежнюю жизнь и подготовиться к новой. И чтобы им было проще, есть мы. Агенты по распределению душ.

– А я-то тут зачем?

– В данный момент ты тут, чтобы найти себе кучу одежды. Или что ты там любишь?

– Ковры, как минимум. И солнце.

– Ну… Где-то видел светильник со свечами в форме звездного неба. Красотища!

И Элисон позволила утащить ее вглубь магазина. По пути она нахватала декоративных цветов (почти съежилась под взглядом стихийника земли, который не переносил подделки), пару картин, чтобы закрыть скучные стены, желтый и нежно-розовый пледы на кровать и диван, несколько подушек и, наконец, ковер. Каспер уже едва вез тяжелую корзинку, но Элисон вошла во вкус и продолжала заваливать ее вещами для декора.

Каспер помог новоиспеченной немертвой добраться до дома, вместе они занесли все покупки. Элисон понимала, что надо бы угостить Каспера хотя бы чаем, отблагодарить, но ком застрял в горле. Она смотрела на него, боясь сделать шаг, пустить в жизнь, привязаться.

– Слушай… я не умею дружить. Совсем. Я… ты пожалеешь.

Элисон села на пол с ножницами, чтобы разрезать веревку, что сдерживала свернутый ковер. Каспер внимательно посмотрел на Элисон, и этим взглядом почти прожег до души, но потом склонил голову.

– Ты ошибаешься, Элисон. Но я понимаю. Так что… бар, видимо, завтра покажу, да?

Элисон пожала плечами. По вечерам она предпочитала запивать вином очередной ужасный день, лежа на диване или в ванной.

– Каспер… я…

– Было больно. Знаю. Что ж, – он отошел к двери, – увидимся завтра на работе. Дорогу найдешь?

Элисон устало кивнула, радуясь, что он все же уходил, теребя веревку, которую так и не перерезала.

– Если что я живу в соседнем подъезде. Квартира «156». Буду рад в любое время.

Каспер попрощался, тепло улыбнулся и вышел, оставляя Элисон наедине с покупками, за которые не пришлось платить. Она все же освободила кремовый ковер, раскатала и легла, погружаясь в мягкость.

Элисон закрыла глаза, понимая вдруг, о чем говорил Том – спи, чтобы отдохнуть от эмоций. Да, Том, ты мойра как прав. Эмоции дико утомляют.

Она свернулась калачиком, закрыла глаза, не веря, что сумеет уснуть, но измученное тело поблагодарило ее и подарило в ответ покой. Хотя бы до утра.

Глава 4. Кризис средней немертвости

1

Блэр казалось, что она восстает из мертвых. Тишина и покой не отпускали, манили обратно, хватая холодными руками, но она не хотела умирать, поэтому сумела вcплыть на поверхность и разлепить веки.

Слабая боль оставалась в теле, но Блэр могла дышать. Несмело она пошевелила рукой, потянула нить, что слабо светилась, мерцая черным, сощурилась и, охая, привстала на локте. Нить вела к Клаусу, который спал в кресле, делясь с ней своей магией. В другом кресле спала Аврора, подобрав ноги под себя, такая бледная, словно даже во сне не могла избавиться от страха.

– Эй, – прохрипела Блэр, касаясь груди, невольно стоная.

Клаус проснулся первым. Он подскочил к Блэр, нежно обхватывая запястья, не позволяя вставать.

– У тебя ребра сломаны. Аврора слегка подлатала, но не была уверена, когда пора остановиться.

Блэр кивнула, сделала глубокий вдох, заметила, что подошла и мама.

– Джейк?

– С ним все хорошо, – ответила Аврора, касаясь ее груди. – Скажи, когда боль почти уйдет, ладно?

Блэр кивнула, глотая слезы, закрыла глаза, ощущая тепло. Боль покидала ее, ребра срастались от магии матери, а руку крепко сжимала такая знакомая горячая ладонь.

– Вроде все, – пробормотала Блэр, открывая глаза. Аврора провела по ее щеке, не в силах скрыть тревогу. – Прости.

– Я понимаю. Я бы сделала так же.

– Где папа?

– Важные дела. Все хорошо! Все живы!

Блэр догадывалась, что от нее что-то скрывали, но ощущала такую слабость, что могла только слабо шевелить извилинами, а не искать причинно-следственные связи.

– Я пойду проверю Джейка, хорошо? Он тоже под капельницей.

Аврора посмотрела на Клауса, поджала губы.

– Не позволяй ей больше рисковать жизнью ради тебя, понял?

– Я защищу ее. Всегда.

Аврора кинула, словно сталь в голосе Клауса сумела ее убедить, коснулась нити, сводя брови вместе.

– Думаю, еще минут пять будет достаточно, иначе ты слишком ослабнешь.

– Я справлюсь.

– Блэр уже достаточно, Клаус.

Он кивнул, провожая Аврору взглядом, подвинул Блэр так осторожно, словно она была фарфоровой куклой, и лег рядом. Она, не думая, прижалась к его груди, проникла рукой под рубашку, ведь только так могла убедиться, что он и правда живой, а не проекция ее умирающего мозга.

– С Джейком правда все хорошо? – тихо спросила она, расслабляясь от того, что Клаус начал гладить ее по спине.

– Так точно. Он вытащил нас с тобой из хаоса, говорю же, сильный некромант. Знал, что сможет, ведь он сам вернулся из мертвых. Просто ослаб после сложного ритуала.

– Это хорошо.

Блэр закрыла глаза, царапнула Клауса по груди, понимая вдруг, что он не давал читать свои эмоции. Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

– Незачем тебе читать мое беспокойство.

– Ты невыносим.

– Ну что? Только вернула и снова убьешь?

Блэр уткнулась носом в шею Клауса, пытаясь удержаться на плаву. Усталость не отпускала, не помогала даже магия, которой делился с ней сам Хаос. Все казалось сном, а туман в голове никак не рассеивался, норовя утащить обратно в сон.

– Ты сам-то не слишком слаб, чтобы магией делиться? – прошептала она.

– Я не первый раз возвращаюсь из хаоса. Хоть и ни разу это не было настолько больно. Ваш некромант явно не церемонился!

– Напиши жалобу и попроси переделать услугу.

Она услышала хриплый смех, улыбнулась сама, но потом резко села. Осознание настигло так неожиданно, словно кто-то вылил на нее ведро холодной воды.

– Ты был мертв! Ты умер!

Клаус виновато пожал плечами, смотря на нее так спокойно, словно просто вернулся из магазина чуть позже. Дрожь прокатилась по телу, а от злости покраснели щеки. Даже не собирается извиняться за то, что бросил ее!

– Умер ради мойровых Врат!

– Надо было спасать мир, Блэр.

Он говорил так просто, словно не было другого решения, смотря с такой любовью, что ярость пыталась отступить… Но он сделал ей слишком больно. Блэр вырвала из вены нить, отказываясь от магии Хаоса. И заколотила его в грудь. Ее ранило даже не то, что он умер, – вернули же! Вот он, рядом лежит, крайне довольный собой – а то, что он сам принял решение, как Блэр будет лучше жить. Не захотел слушать ее просьбы не умирать, не спрашивал ее мнения даже!

– Да к мойре этот мир! Ради чего все это? Ты мне нужен!..

Клаус перехватил ее руки, подтянул ее к себе.

– Ты чуть не умерла. Тебе нужен отдых.

– Я прекрасно себя чувствую! И пусти меня, ты, самовлюбленный…

Клаус подмял Блэр под себя. Поймал ее взгляд, остужая и захватывая власть. Она слабо пискнула от боли в груди, не смея вырываться. Увязла в его взволнованных глазах, что смотрели на нее со смесью нежности и тревоги, поняла, что еще раз потерять его не сможет, ведь просто умрет в ту же секунду, что и он.

– Ты потеряла много крови. Отдала всю свою магию, чтобы Джейкоб провел вас в хаос, а потом почти умерла – так слаба стала. Боль пожирала тебя. И хаос вцепился в твою душу, не желая отпускать. К счастью, я нашел тебя. И Джейкоб нас выдернул. Но я был готов, ведь для меня это естественно. А ты – нет. Душа не хотела возвращаться в твое тело. Она билась в истерике. Сломала ребра, почти остановила сердце. Я чудом успел утихомирить ее.

Блэр затихла, отпуская злость. Боль и обида, страх срослись в тугой узел и растаяли от нежного взгляда Клауса, его горячих рук, что крепко сжимали запястья.

– У тебя шрамы остались, – тихо сказал он. – На руках. И на душе. Душу я постараюсь исцелить, но руки…

– Да к мойре шрамы. Я люблю тебя.

Он прижался к ней лбом, позволяя вновь чувствовать его эмоции. Пытался скрыть тревогу, но не мог. И она вдруг поняла, как напугала его. Поняла, как серьезно все было. Слезы застлали глаза, ведь она наконец полностью осознала происходящее: Клаус снова жив, она все еще жива, Врата возведены, а значит… у нее есть шанс просто быть счастливой.

– Не умирай больше, ладно? – прошептала Блэр.

– А ты не спасай меня. – Он поцеловал ее, осторожно, нежно, словно боялся сломать. – Я люблю тебя слишком сильно, Блэр. Прости меня. Прошу, прости.

– Клаус, ребра!

Он лег рядом, подтянул к себе, несмело прижимая к груди.

– Прости! Я не должен был! Знал, что умру, но не смог… Я не должен был так привязывать тебя к себе. Но я не смог.

– Все хорошо, – хлюпнула носом Блэр. – Мы вернули тебя. Только не умирай больше. Прошу!

– Я постараюсь, пчелка.

Он указал на ее правую руку. Блэр нахмурилась, разглядывая линии и завитушки, что расцвели до локтя, захватывая пару пальцев. Среди узоров она заметила крылья: черные, вытянутые, и едва заметные – белые. Они тянулись друг к другу, а некоторые линии слишком уж напоминали ладони, ищущие друг друга.

– Хаос никогда не отпускает тебя без следа.

– Мне нравится. – Блэр сощурилась, оглядывая Клауса в поисках новых отметок. Он расстегнул рубашку и показал плечо, с которого новая отметка переходила на ключицу.

– Как моя? – прошептала Блэр, проводя пальцами по крыльям.

– Парные тату, получается.

– Я есть хочу.

Клаус рассмеялся и повел ее на кухню на поиски еды. Тело отказывалось двигаться, ноги казались чужими, а в груди немного болело: чтобы полностью исцелить сломанные ребра, надо отдать слишком много времени. Но все равно было хорошо. Мойра, как хорошо. Словно Блэр вернулась в беззаботное детство и проснулась первого января после празднования дня Любви. Дом утопал в тишине, на кухне осталась праздничная еда, впереди были каникулы, никому никуда не надо…

Блэр позволила Клаусу надеть на нее носки и теплую кофту, размышляя, откуда у него были силы. Не он ли отдал ей опять половину своей магии? Да еще и вернулся из хаоса…

– Еще ночь? – спросила Блэр, когда они зашли на кухню. Мозг пытался уснуть, противясь физической активности, но желание поесть пересиливало.

– Следующая.

– О-о.

Блэр села на тумбу, хватаясь за грудь. Мойровы ребра еще долго будут напоминать о небольшом путешествии туда, где зародилась каждая душа. Но это того стоило, ведь она опять могла наблюдать, как Клаус искал еду в холодильнике и пытался спрятать от нее торт, чтобы заставить поесть хоть что-то полезное. Заботился о ней, бросал лукавые взгляды, и вроде даже не собирался никуда уходить.

В итоге Блэр отвоевала шоколадный торт, поела пасту и даже несколько бутербродов – так проголодалась. Они сидели в темной кухне, освещаемой одной свечой, ели, говорили. Она пыталась не смеяться, ведь каждый раз ребра пронзала боль. Не могла скрыть улыбку, слушая любимый голос, наслаждаясь знакомыми касаниями. Казалось, она застряла в пузыре, что скрыл от всех невзгод, позволяя насладиться мгновением.

Когда солнце начало подниматься, Блэр с удивлением посмотрела в окно. Она как-то забыла, что жизнь продолжалась, не ставилась на паузу. Что мир жил так, словно она не теряла и не возвращала Клауса.

Холодные лучи вышли из-за дерева, заливая кухню, касаясь щек Блэр. Она устало выдохнула, вспоминая, что скоро зима. Закрыла глаза, погружаясь в объятия Клауса, веря, что с ним будет не так холодно.

Клаус повернул Блэр к себе, нежно провел по позвоночнику, поднимаясь до шеи, приблизился так, что почти коснулся губами, но замер.

– Не надо, – прошептала Блэр. – Я… либо вместе, либо никак.

Клаус улыбнулся, провел носом по ее щеке, ведя к уху, поцеловал мочку, прикусил. Блэр обняла, теряя контроль, отдаваясь чувствам. Его тепло оплетало, словно летнее солнце.

– Ты правда думаешь, я смогу еще раз от тебя уйти? – прошептал Клаус на ухо, а потом опустился к шее, оставляя дорожку поцелуев. Она охнула, когда он обнял ее слишком сильно.

– Ребра, Клаус.

– Прости.

Он прижался лбом к ее, оставляя между ними немного пространства. Блэр утопала в его дыхании, едва верила, что он стоял рядом.

– Я твой, Блэр. Навсегда.

Клаус приложил ее ладонь к своей голой груди. Блэр ощутила его душу под пальцами, которая с готовностью откликалась на зов. Потянулась, чтобы поцеловать, но заметила движение в коридоре.

– Джейкоб!

В проеме замерли Даниэлла и Джейкоб, которые, похоже, не ожидали увидеть на кухне кого-либо в столь ранний час. Клаус придержал Блэр за талию, помогая дойти до них, подал руку Джейкобу.

– Спасибо, Джейк.

– Не ради тебя. Нее.

Блэр встретилась взглядом с Джейкобом. Покрылась мурашками, понимая, что он рисковал и правда ради нее. Даниэлла устало вздохнула.

– Дени? Прости, – сказала Блэр, но королева пожала плечами.

– Начинаю думать, что в этой стране на королевах проклятие. Джейкоба вытаскивали с того света, твоя мама убила, потом оживила Элайджу. Теперь вот ты. Хвала крыльям, у меня будет сын.

– Сейчас сын. Потом дочь. А, может, и несколько, – улыбнулся Джейкоб.

– С такой жизнью – сомнительно, – ответила Даниэлла.

Блэр покачнулась, совсем устав. Тело не понимало, почему она ходит, а мозг гадал, зачем они думают после того, что произошло.

Они попрощались с Даниэллой и Джейкобом, которые шли к себе домой. Клаус взял на руки Блэр и понес ее отдыхать. Она хотела бы сопротивляться, но уснула еще до того, как они дошли до кровати, погружаясь наконец в спокойствие.

2

Жизнь, а вернее, нежизнь Элисон Дейлайт протекала обычно. Спустя неделю в подземке новоиспеченная немертвая вдруг с ужасом осознала, что ничего не изменилось. Ну, только пропал дневной свет и стало холодно. А так… одна, никого к себе не подпускает, предпочитает слушать и не участвовать в разговорах, работу свою ненавидит.

Душа ныла, гадая, почему попала в такое глупое тело. Трудно было отказать? Пойти дальше? Вот зачем она сохранила чувства?

Каспер не сдавался и пытался стать другом, но действовал так бережно и осторожно, что Элисон сама не заметила, как все же позволила ему подойти к ней чуть ближе, чем остальным.

Белла оказалась веселой девушкой, она вечно юморила и додумывала истории душам, которые попадали на ее стол. Николь ее веселья не разделяла и пыталась остудить голову «писательницы». Элисон с сомнением смотрела на единственного живого, которого нашла в подземке, пытаясь понять, почему Белла выбрала остаться в царстве вечного холода и тьмы.

– Это ее дом, – ответил как-то Каспер, когда все же привел Элисон в бар. – Ей тут хорошо. И тут есть еще живые, кстати.

Довольно быстро Элисон поняла, что так-то ей плевать, почему Белла решила остаться в подземке.

Работы было много. И это тоже не радовало Элисон, что предпочитала перекладывать обязанности на кого-нибудь другого. И это при том, что к ней попадали досье душ, что умерли в Лостхилле и Лаксе, остальными занимались другие офисы. Сколько их всего – ей так никто и не ответил, ведь похоже и сами не знали.

Утро Элисон начинала с кружки горячего горького кофе и попытки спрятаться от коллег, которые с ней здоровались. Она закапывалась в новоприбывшие бумаги, оглядывая фото и имена тех, кто умер вчера. Она думала, ей будет их жаль. Но нет. Мозг не верил в происходящее, отказывался понимать, что она перекладывала дела реальных людей, а не персонажей какой-нибудь пьесы.

Элисон записывала данные каждой души зачарованной ручкой в файл: имя, фамилия, вид, место жительства, возраст, причина смерти. Разобраться было не сложно, ведь ей присылали их паспорта. Далее она искала файл об этой же душе, которые ей присылали из отдела Зазеркального, подшивала, даже не читая. Зачем ей знать, чем увлекался тот, кто уже умер?

Затем она делала копии, которые отдавала коллегам. А оригиналы складывала в шкаф, где им предстояло лежать до выхода души в новую жизнь.

После этого следовал перерыв на обед. Аппетита не было, но жутко хотелось уйти из душного офиса хоть ненадолго, чтобы отдохнуть от голосов коллег и рутинной работы. Каспер обычно шел с ней. Первые дни она противилась, но к концу недели начала привыкать к зеленоволосому другу, таскающему с собой склянки с травами.

После перерыва Элисон снимала с учета души, что ушли в новую жизнь. Снова копалась в бумагах от Зазеркального отдела, чтобы понять, чьи документы надо выудить из архива. Искала. Грустила. Перекладывала в другой архив, в котором бумагам предстояло лежать до очередной смерти.

В первый день все ждали от Элисон вопросов, но она молча делала работу. Глупой она никогда себя не считала, а потому даже обиделась, увидев в середине дня Клавдию.

– Ты с проверкой?

– Разумеется, голубушка! А ты уже справилась?

– Ничего сложного.

Минут десять Элисон недовольно топала ногой, наблюдая, как Клавдия листала архивы, чтобы убедиться, что новый специалист по записи и учету душ ничего не перепутал. Но потом та все же выдавила улыбку, убеждаясь, что Элисон и правда схватывала все на лету.

– Ты молодец! – Клавдия сверкнула светлыми глазами за толстыми очками. – Что ж, тогда ты уже можешь приступить к своим остальным обязанностям.

– А?

Элисон выпрямила спину, изогнув брови. Она-то уже просчитывала, как сможет уходить из офиса пораньше, ведь довольно быстро справлялась с поставленными задачами.

Клавдия объяснила, что после постановки и снятия душ с учета Элисон обязана перебирать архив, чтобы связать жизни душ.

– То есть… я должна перебирать кучу документов каждый день, чтобы составить истории перерождения каждой души?