Последняя пьеса

Анна Панкратова

Последняя пьеса

Пролог

Возвращаться из хаоса всегда было больно. Но Никлаус Блэк привык.

В этот раз он только стиснул зубы, свыкаясь с огнем, что растекался по телу, запуская сердце и разгоняя кровь по венам. Магия обжигала, «включая» организм. А душа… Душа уже скучала по покою и отсутствию эмоций.

Клаус помнил, почему решил пожертвовать собой ради создания Врат: было невыносимо больно потерять единственную, кого он когда-либо любил. А потому и возвращение назад оказалось… словно подлым ударом в спину от самого близкого человека.

Резкий хлопок, топот, скрип, и тусклый свет заставил Клауса зажмуриться. Он устало сел, держа простыню, чтобы скрыть обнаженное тело.

Богиня похоти сбежала по ступенькам и уставилась на вернувшегося к жизни. Клаус хмыкнул: приятно знать, что за время его отсутствия не изменилась хотя бы Ева, ведь та носила все такие же неприлично короткие и обтягивающие платья, выделяя грудь и стройные ноги.

– Ну, наконец! Я уж думала тебя закапывать.

Ева улыбнулась, поставила свечу на пыльный стеллаж. Тусклый свет мерцал в ее глазах, а темные локоны подпрыгивали от резких движений. Клаус сощурился, силясь понять, где его тело дожидалось души. Окна отсутствовали, затхлый запах, лестница наверх – подвал?

– Сколько времени? – хрипло спросил Клаус. Отпустил простыню, оголяя грудь. Ева довольно облизала губы, грациозно, словно кошка, двинулась к нему.

– Я бы на твоем месте спрашивала какой год.

Клаус вопросительно вздернул брови.

– 5557, дорогой.

– Ну, не так плохо…

– После создания Врат, Никлаус. Соларис начал новое летоисчисление после разделения миров.

Клаус откинулся на стену, раздраженно выдыхая – пропустил пять тысяч лет. 5557, если быть точнее. И зачем хаос его вернул? Уж лучше бы навсегда оставил его покалеченную душу себе.

– Ненависть?

– Умерла при создании Врат.

– Аделин выдернули из хаоса вместе со мной. Потрясно. – Клаус потер переносицу. – Одежду дашь?

– А, по-моему, и так прекрасно.

Ева наклонилась, положила руку на его ногу, повела к паху, но он раздраженно хлопнул ее по ладони. Клаус подозревал, что мир сильно изменился, особенно тот, что лишился магии, но вот богиня похоти оставалась неизменным островком. С одной стороны, было приятно знать, что в ней можно найти необходимую стабильность после долгого отсутствия, но с другой, Ева всегда была напоминанием его слабости – похоти, которая толкнула в объятия Ненависти, хотя он обещал быть верной другой. Она родилась в момент, когда Клаус срывал одежду с темноволосой красавицы, забыв о той, что любил. Сгусток его магии, любви к сексу и страсти. Зато сразу после в мире появился бог забвения – так сильно хотелось забыть об этой ошибке.

– Даже не спросишь про Любовь? – выдохнула богиня ему в губы.

– Видел все сам. Кто у власти?

– Никто. Ну… слышала эта девка собирается восстанавливать страну. Изгнанный король подземки ей собирается помочь… Правда, уже не совсем изгнанный, он вернул власть… Они там с мойрой повздорили, та Великий пожар устроила. Хаос, разруха…

– Пустот-то хоть победили?

Ева закусила губу и томно вздохнула, потянула простыню, оголяя Клауса.

– Расскажу, если…

– Нет. Дашь одежду, накормишь, но сначала дашь прочитать память. Так будет быстрее восстановить пять тысяч лет.

Ева уронила простыню, отошла, обижено складывая руки на груди.

– И я дам тебе то, что ты хочешь.

– Но не один раз. Сколько сможешь до утра.

Клаус резко встал и подошел к Еве. Та успела опустить глаза к его паху, но он схватил ее за шею.

– Один раз, Ева. И скажи спасибо за это. Иначе я пойду к Арии. С ней еще и по душам всегда можно поговорить.

Ева оттолкнула Клауса, гневно пыхтя. Раскрыла створки шкафа и кинула в него брюки и рубашку.

– Я пять тысяч лет берегла твое тело. И что получаю взамен?!

– Ты жалкая.

Клаус надел брюки. Конечности плохо слушались, в глазах темнело, но магия держала на плаву. Видимо, сначала придется все же поесть. Так долго это тело еще никогда не обходилось без души.

– Честная. Я просто прямо говорю, что хочу. – Ева пошла по ступенькам. – И разве я не сгусток твоей похоти?

Клаус промолчал.

Еда дарила силы, разжигала магию и заставляла мозг работать, но возвращала и боль в душу. Плевать, что Любовь умерла больше пяти тысяч лет назад. Для него – вчера.

Клаус со стуком положил ложку, закрыл лицо ладонями, вспоминая, как прилетел и увидел лежащую на земле Любовь. Ненависть сидела рядом, смотрела куда-то вдаль. Без эмоций. Словно… отключилась. Словно уже умерла после того, что сотворила.

– Тебе лучше? – спросила Ева, ставя на стол чашку с ароматным чаем.

– Спасибо, Ева. – Клаус поймал ее взгляд, выдавил улыбку. – Правда. Спасибо. Ты всегда выручаешь меня.

– И всегда нахожу твое тело, чтобы никто его ненароком не сжег. Кстати, что произойдет, если тебе будет некуда вернуться?

– Не знаю. И не хочу знать.

Клаус сделал глоток горячего чая, тепло растеклось по телу, согревая израненную душу.

Ева подала ему нож, повернула руку. Клаус тяжело вздохнул. Хотелось умереть, переродиться, чтобы забыть все, что было. Начать сначала. С нуля. Хоть раз в жизни… Но вместо этого он порезал вену богини, свою и соединил порезы, чтобы узнать, что пропустил, пока дрейфовал в хаосе.

Окончание войны. Пустоты, согнанные в Подземное царство. Покой. Порядок. Но потом Великий пожар… хаос… беззаконие… пустоты, что снова заполонили Соларис. И мойра. Мойрова Флоренс! Глупое отродье…

– Да стой ты. – Ева схватила его за руку. Клаус упал обратно на стул.

– Пора убить ее. Я еще тогда говорил Ненависти, что эти ее пьесы отвратительны…

– Даниэлла и Элайджа работают над этим. И если они аж Время вытащили из хаоса…

– Неужто Зазеркалье уничтожили? – вздернул брови Клаус. – Надо проверить…

– Ты слаб. Наберись сил, а потом найдешь бывшую. И Флоренс.

– Флоренс… – хмыкнул Клаус, но согласно кивнул. Сука успела себе имя украсть за годы, что его не было…

– Ты много пропустил. – Ева нежно провела по его руке. – А она знает, где ее душа. Кто она теперь.

– Неинтересно.

– Никлаус… Ваши души связаны. Несчастная душа пять тысяч лет перерождалась, но не могла найти тебя…

– Неинтересно.

Ева поджала губы, словно не понимала, как больно было вспоминать про Любовь. Перед глазами вновь всплыло ее бездыханное тело, струйка крови изо рта. И огромное пятно в груди… Клаус хлопнул по столу. А Ева понимающе подала ему пачку сигарет.

– Дай себе время. А потом найди ее.

– Не твое дело, богиня.

Ева не обиделась. Она никогда на него не обижалась. Клаус затянулся, злясь, что богиня посмела заставить раны на сердце кровоточить. Словно он сам не понимал, как работало скрепление душ, и что душа Любви перерождалась все эти годы, но не могла найти того, кого так желала, ведь он отдыхал в хаосе.

Клаус дал клятву беречь эту душу. Пообещал любить во всех жизнях, но не сумел… И теперь горечь от потери любимой смешивалась с ненавистью к себе, чувством вины, что он не сдержал клятву, а сейчас еще и боялся до дрожи в пальцах искать душу любимой.

Вдруг, он не полюбит другую? Поймет, что больше не в состоянии быть верным кому-то? Или… вдруг он снова не сможет спасти ее? Позволит… умереть?!

– Раздевайся уже. Ненавижу быть в долгу, – холодно бросил Клаус, но глаза Евы зажглись от возбуждения.

Утром Клаус ушел, пока Ева спала. А два дня спустя нашел бывшую жену.

Аделин сидела на пустынном пляже в Лостхилле. Клаус видел город в воспоминаниях Евы, но меньше боли не испытал, оказавшись там. Разруха и уныние царили в некогда прекрасном городе, съеденном пожаром. Неизменным осталось море – холодное, но прекрасное. Соленые брызги летели в лицо, волны набегали на берег, обрамляя белой пеной.

Клаус плюхнулся на песок, подал открытую бутылку вина Аделин. Та закатила глаза, но сделала глоток прямо из горла. Она была красива, нечего скрывать. Особенно в этом белом платье, что трепал ветер, играясь с оборками и ленточками. Длинные волосы, глаза такие светлые, что казались белыми, острый подбородок и выделенные скулы. Но ничего кроме пустоты в душе Клауса не вызвала: слишком много боли они причинили друг другу.

– Слышал, ты-таки добралась до мойры. Поздравляю.

– Опередила тебя, да?

– Опередила. Зато весь Соларис празднует свободу. У них теперь что, правда две пары короля и королев будет? Странные они.

Аделин пожала плечами. Указала за закат. Клаус закатил глаза – словно он раньше не видел, как солнце тонет в море, что стало розовым в его лучах. Любовь его вечно таскала смотреть на закаты, без нее все стало бессмысленным.

– Что дальше планируешь? – спросил Клаус, сделал глоток вина. Он бродил по Лостихиллу весь день, пил, надеясь опьянеть так, чтобы утихла боль в груди. Но, увы, магия в венах не позволяла дойти до состояния, когда становится хоть немного легче.

– Пока не знаю. Пять тысяч лет прошло. Ты?

– В Терравил думаю съездить. Хочу узнать, каково жить без магии. Говорят, там все по-другому. Хоть какие-то новые эмоции.

– Я, пожалуй, останусь тут.

Они замолчали. Солнце скрылось, погружая Соларис в золотисто-розовый вечер. Клаус мечтал, что в Терравиле хаос до него не доберется, и он сумеет просто умереть, уйти в подземку и переродиться, как все. Хоть и предполагал, что это слишком наивно.

– Жалеешь, что вернулся? – тихо спросила Аделин. Они умерли почти одновременно, но она чуть раньше, ведь в очередной раз повздорила с Ненавистью, которая и отправила стерву в хаос.

– Да. Ты?

– Да. – Аделин отняла бутылку, сделала несколько мучительных глотков. – Несправедливо, что мы с тобой не можем перерождаться. Все могут! Но не мы.

– Это дар хаоса.

Аделин повернулась, и глаза ее сияли такой мукой, что даже Клаус сумел найти в себе жалость к бывшей жене, которую успел возненавидеть за их долгую историю.

– Я устала, Никлаус. Я хочу уйти. Как все. Насовсем.

– Так найди их короля. Элайджу, да? Он выжжет твою душу. И все.

Аделин отвернулась. Поджала губы. Думает, он ее не понял. Но Клаус слишком хорошо понимал, что она чувствовала, ведь хотел того же – умереть навсегда. Вот только он слишком любил свою душу, а потому понимал, что никогда не решится выжечь ее. Он желал перерождаться. Уходить в Подземное царство со всеми душами. Новый шанс. Новое начало. Новые впечатления. Эмоции. Все заново.

– Подземное царство, – выплюнула Аделин. – Зачем вы его создали? Я забирала души и относила их в хаос. Был покой. А вы? Перерождение. Новое начало для всех!

– Ну что? Уничтожишь Подземное царство?

– Это невозможно, и ты это знаешь. Поэтому буду недовольно пыхтеть и дальше, как делаю это уже пять тысяч лет.

– Поехали со мной в Терравил.

– Мы ненавидим друг друга.

– И что? Две сломленные души. Почему нет?

– Я останусь здесь.

Клаус допил вино, грустно вздохнул. Темнота пожирала остатки сумерек, отбирая у природы краски. Он глянул в сторону дома нынешней королевы, заметил теплые огоньки и слабо улыбнулся. Когда-то и ему было куда идти. Дом. Любимая. Дети.

Душу кольнуло. Клаус отвернулся. Теперь он один. Так безопаснее. Проще. Нельзя больше привязываться. Он молча встал и побрел по пляжу. Аделин окликнула его:

– Я нашла ее душу в Подземном царстве. Мойра привязала ее к определенной семье, понятия не имею к какой. И не знаю, когда она теперь родится.

Клаус вздрогнул. Даже искать некого: она еще не родилась. Он закрыл глаза, сдерживая слезы, ведь надеялся, – хоть и не признавался даже себе – что она уже где-то ждет его…

– Знаю, тебе будет тяжело, – не сдавалась Аделин. Ее голос оказался совсем рядом. Коснулся души, словно лапа дикого зверя, пронзила когтем, – ждать так долго. Пока она найдет путь в жизнь. Пока подрастет… Ты же не тронешь дитя, верно? Ты будешь ждать.

Клаус резко повернулся, занес руку, но в последний момент одумался и не сжал горло Аделин.

– Столько лет прошло, а ты все обижена? Я не выбирал тебя.

– Но выбрал ее.

– Выбрал. Полюбил.

– Все мужики козлы и изменщики.

Аделин закатила глаза, похлопала Клауса по плечу и вдруг улыбнулась.

– Я умею ждать, Никлаус. Я очень терпелива. И я дождусь момента, когда можно будет отомстить. Пока рано. Очень рано. Но… Я бессмертна.

Клаус хмыкнул, слыша угрозу, но качнул головой – плевать. Плевать на всех. На бывшую жену, на Соларис, на душу любимой, которая готовилась заново родиться. К мойре их всех.

На следующий день он ушел в Терравил. Выяснил, что даже там может использовать магию. Не удивился. Словно не знал, что он и есть магия. Частица хаоса, одаренная его дарами.

Клаус научился водить машину. Пару месяцев подрабатывал таксистом. Год просидел в офисе, пытаясь понять, что с людьми не так, что они по собственной воле выбирали такую участь. Три года жил в отелях, кочуя из одного в другой. Иногда в самых дешевых номерах. Но чаще – в президентских люксах. Смотрел сериалы и фильмы.

Клаус успел сняться в триллере в роли спецагента, прогулялся по красной ковровой дорожке и получил «золотую малину» за худшую мужскую роль, но не расстроился. Потом снялся в глупом фильме ужасов, полном фальшивых кишок и розовой «крови».

Жизнь кипела. Играла красками. Но все чаще он ловил себя на мысли, что устал быть один. Он не привязывался к людям, всех отгонял, постоянно менял место жительство, ведь помнил, как больно было потерять Любовь. Как больно было каждый раз, когда уходили дети. Друзья. Да даже просто знакомые! И все они знали, что сумеют начать новые жизни, не будут помнить о прошлом, возможно, снова будут вместе. Но не он. Нет. Судьба Никлауса Блэка – умирать, но возвращаться в это глупое тело, сохраняя воспоминания.

Он впервые вернулся в жизнь, в которой его никто не ждал. Всегда знал, что рано или поздно придется отпустить Любовь – она и так прожила ради него почти пять тысяч лет, каждый раз ждала его, встречала, выхватывая из лап Евы, что сторожила его тело. Так почему же так невыносимо было осознавать, что ее больше нет? Почему хаос решил, что только Клаус и Аделин не должны перерождаться, а первым душам просто подарил вечную молодость?

А еще он помнил, что она уже скорее всего родилась. Растет. Где-то там… где-то…

«Найди ее, Клаус. Просто найди. Она уже твоя. Просто пока не знает об этом…»

Клаус не искал перерождение любимой. Не мог. Не хотел. Знал, что она еще ребенок. И знал, что не хочет еще раз ее потерять… Но все равно нашел. И полюбил так, что снова пожертвовал собой.

Вот ведь ирония. В первый раз он умер ради создания Врат, чтобы убежать от невыносимой боли от потери любимой. А во второй раз – чтобы спасти мир ради Блэр. Знал, как это эгоистично. И как больно ей делает.

Но… на что мы идем ради любви, правда?

Глава 1. Тик-так

1

Боль. Вот и все, что ощущало глупое тело. Она расползалась по организму, словно яд. Отрава. Заглатывала надежды, мечты, любовь… И душу.

Блэр знала, как сильно Аделин желала заполучить ее душу. И, возможно, поэтому сделала вдох, полный отчаяния.

Она кричала, сгорая от пламени, что текло по венам вместо магии.

Блэр упала на холодную землю, мертвую из-за пустот, часто дыша. Липкое тело молило о пощаде, но боль уходила.

Мир был мертв. Или остановлен. Или просто нереален. Блэр не понимала. Она медленно шла, хромая, стараясь не дышать, – так жгло в груди. Оглядывалась, надеясь найти хоть кого-то живого.

– Жалкая сука, ты обещала вечный сон! – воскликнула Блэр, пиная брошенную сумку, но нога прошла сквозь вещь: в этом мире все нереально.

Серая улица, небо, такое хмурое, словно Блэр попала в тюрьму строгого режима, висящее так низко, что, казалось, вот-вот упадет. И придавит к земле, лишая последней возможности дышать…

Блэр продолжала идти, сложив руки на груди, трясясь от холода. Она размышляла, как разорвать сделку, попасть домой, но усталость забиралась в каждую клеточку организма. Она попыталась вызвать крылья, но не сумела. Страх пригвоздил к земле – доступ к магии отрезан.

Хотелось выть. Кричать. Но Блэр вдруг поняла, что ее тут не бросят. Родные придут. Клаус придет… и он правда пришел. Все такой же прекрасный и безумно красивый… В глазах двоилось, пока она неслась к нему, любуясь ямочками на щеках и черными глазами.

– Клаус! – Блэр кинулась на шею любимого прежде, чем успела подумать. Она устала, была так напугана, что не могла сдержать себя. Страх паутиной оплел грудь. И руки, что гладили ее спину, помогали не свалиться в пучину ужаса.

– Я здесь, я знаю, как спасти тебя.

– Но я пошла на сделку с ней.

Блэр поймала взгляд Клауса, заметила пустоту.

– Эй! Все, что тебе нужно, – выйти за меня замуж, пчелка. Проведем ритуал, твоя душа будет моей, и ты сможешь разорвать с ней сделку.

Блэр покачала головой, делая шаг назад. Она стояла на краю обрыва, знала, что неверное решение скинет ее вниз.

– Ты чего? Разве ты не этого хотела?

Она замерла, позволяя Клаусу подойти и провести по ее щеке. Холодные пальцы царапали подкорку сознания, пытаясь пробудить, рассказать о чем-то. Она застыла, загипнотизированная его глазами.

– И ты будешь свободна от сделки! Просто скажи «да». Прошу! Я так тебя люблю!

Одна нога уже висела над обрывом. Сердце стучало. Бабочки в животе визжали об опасности. Все не так. Все не так!

Голова пошла кругом. Блэр бы упала, но Клаус поймал ее и прижал к груди. Холодной груди. Она хотела вырваться, но не успела. Он поцеловал ее. Резко, грубо, кусая, вторгаясь языком в ее рот. Клаус никогда ее так не целовал. И никогда не был таким холодным… ведь он…

Блэр оттолкнула его от себя, едва держась на ногах от ужаса.

– Ты холодный.

– Что?

– Ты же… ну, как мы, хранители душ. Ты горячий. Должен быть.

Клаус склонил голову, и вновь Блэр увидела холодную пропасть в его глазах. Пустоту, что затягивала в себя, словно зыбучие пески.

– Я же проекция, я… я… пробился в твое сознание, пчелка.

Клаус вытащил кинжал, не думая, сделал порез на ладони. Блэр наблюдала, как капала кровь, а в глазах темнело от страха. Вторая нога ступила в неизвестность. Она полетела с обрыва, но…

– Ну же! Блэр! Одна церемония, и ты проснешься! Даже твой отец согласен, что так будет правильно.

Клаус злился. Она слышала гнев в его голосе. И панику. Тревогу.

Отец… Мойра! Что бы сделал отец? Коснулся души, чтобы проверить.

«Не доверяй тому, у кого нет души, пчелка».

А у этого Клауса души не было. Иначе почему в его глазах пустота?

– Ладно. – Блэр вытянула руку, прося кинжал. Клаус сощурился, качнул головой, говоря, что сам сделает порез. – Я сама. Привыкай, что берешь в жены самостоятельную девушку.

Клаус изогнул губы в кривой усмешке, но кинжал отдал. Блэр сжала рукоятку, оценивая вес, а потом сделала, как учил отец: быстро, пока противник не понял, что происходит, делая удар всем телом, а не только рукой, хладнокровно, ведь эмоции все портят. Кинжал угодил в грудь Клауса, туда, где должно было быть сердце, но была пустота. Ведь это был не Клаус.

– Сука! – прошипел он, рассыпаясь, разлетаясь по траве, словно волшебная пыль.

– Да, Аделин. Знаю. Но тебе не получить мою душу. Надо было лучше прописывать условия сделки!

Время не появилась. И Блэр оставалось идти дальше по пустому миру, который застыл в моменте, когда ее заперли здесь.

И верить.

2

Началось.

Кристиан Локк рывком скинул с себя одеяло, едва запястье пронзила уже знакомая боль: тысячи иголок, запускающие магию в тело. Нацепив брюки и водолазку, он распахнул дверь соседней комнаты.

– Оливия?

Светловолосая девчонка чесала руку, сдерживая слезы: она от рождения была брюнеткой и очень любила этот цвет. Кристиан подлетел, сощурившись, разглядел в полумраке метку: крылья. Даже с его знаниями вопросы отпали сами: сестренка – хранитель жизни. Он выругался, вспомнив рассказ про растущие крылья, тяжело выдохнул, запустив пальцы в черные волосы.

– Надо же, мы с тобой, как инь и ян теперь. Я хранитель душ, ты – жизни.

Оливия подняла большие голубые глаза на Кристиана, почесала вздернутый нос.

– Интернет не работает, знаешь?

– Догадался. Я говорил тебе – уезжай к отцу. Но нет!

– Ты знаешь, почему я тут.

Кристиан отошел к окну, скрывая боль в глазах: знал. Оливия сбежала из дома, где все напоминало о матери, которой не стало полгода назад. Она втемяшила в свою темную головешку, что, окажись она там, где есть магия, ее душевная боль просто исчезнет. Но вместо этого получила новый цвет волос, глаз, растущие крылья и кучу проблем.

За окном уже разверзался хаос. Люди высыпали на улицу, спасаясь от стихий, с которыми не могли совладать соседи. Кто-то громко кричал, пока плющ обвивал балконы девятиэтажки, один за другим, монотонно, словно в компьютерной игре.

Кристиан нервно задернул штору с такой силой, что почти сорвал ее.

– Идем. Надо найти Эйрин и Сойера.

Оливия всхлипнула, поморщилась, заводя руки за спину.

– Больно?

– Ноет. Очень… неприятно.

– У тебя кости растут, чтобы образовать крылья.

Оливия пискнула, стряхнула с себя одеяло, словно это могло остановить рост костей. Кристиан кинул в нее джинсы и свитер, велел собираться.

– Эйрин тебе поможет. Она… явно больше меня об этом знает.

– Ты же будешь рядом?

– Всегда, – устало выдохнул Кристиан и вышел за дверь.

Сводная сестра всегда доставляла проблемы. Всего пятнадцать лет, но уже звезда школы, множество поклонников. Отец снисходительно улыбался, пока дочь приносила домой букеты, сувениры и коробки конфет. Ему было плевать на сына. Плевать и на дочь. Куда больше его волновали деньги.

Поэтому Кристиан опекал сестру как мог, хоть и давно съехал из родительского дома, но знал, что без него Оливия окажется героиней передачи «Беременна в 16» из-за наивности и умения влюбляться в каждого симпатичного мальчика.

Кристиан прошел на кухню, наскоро положил колбасу на кусок батона и начал жевать, соображая, что делать. Нашел бейдж с именем, нацепил на шею.

Отец отказался ехать в Портус, когда узнал, где возведут новые Врата. Кристиан понял, что хотя бы он должен присутствовать там, как связующее звено двух властей, а потому собрал вещи, схватил дневник с рассказами, который ему оставила Дафна Блэк, и поехал к Вратам. Сестра увязалась следом. Отцу было все равно, как и всегда, а потому Оливию сняли с занятий и разрешили жить с братом в одной квартире.

– Я готова, Крис.

Оливия вышла в платье выше колена и чулках. Он тяжело вздохнул, заставил сестру надеть пальто подлиннее, чтобы она не замерзла, вспоминая момент, когда успел стать отцом буйного подростка.

В подъезде их встретил сосед, растирающий запястье. Холодный ветер ерошил волосы, забирался под ребра, пытаясь заморозить души.

– Интернет не работает! – закричал мужчина, видя молодежь. – И сотовая связь! Я хотел позвонить…

– Идите пешком вниз. Телефоны тут больше работать не будут, – ответил Кристиан, хватая соседа за руку. – Воздух! Вот откуда ветер. Посмотрите на меня.

Мужчина едва сумел сфокусировать взгляд на Кристиане, икнул и обдал его перегаром.

– Вы должны успокоиться. Иначе навлечете на город ураган. Вдох-выдох! Ну?

Сосед вздохнул, снова икнул. Кристиан нахмурился.

– Вам лучше выйти на улицу.

Кристиан спустил мужчину по лестнице на первый этаж. Тот ругался и отказывался работать ногами, но Кристиан знал, что электричество вот-вот канет в Лету. И в доказательно свет замигал, на секунду погрузил их в темноту, но все же вернулся.

Они вырвались на улицу, когда рассвет уже дребезжал за многоэтажками серого города. Кристиан благодарил судьбу, что все произошло ночью, когда подавляющее большинство населения было в кроватях, а не работало или сидело за рулем.

По улице курсировали волонтеры из Солариса, которые запрещали пользоваться транспортными средствами и велели сохранять спокойствие.

Оливия замерла, наблюдая, как волонтер бежал к девушке с горящей рукой. Та кричала, но огонь не вредил ей, лишь облизывал кожу, норовя перекинуться на прохожих. Блондинка с красной лентой на предплечье вытащила мерцающий браслет из сумки.

– Я вам помогу! Но вы должны закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Огонь – ваша паника.

Кристиан и сам остановился, забыв, куда шел. Такое он видел впервые, хоть и знал про стихийников огня. Волонтер коснулась второй руки женщины, не боясь зажечься от нее, как спичка, тепло улыбнулась.