Последняя пьеса

В одну из ночей Блэр пробралась в комнату Дафны, легла рядом и сжала сестру в объятиях.

– Я чувствую твою тревогу, – прошептала Дафна. – Что ты задумала?

– Только спросить, – тихо ответила Блэр. – Боюсь сделать тебе больно.

– Больнее, чем я сама себе делаю, мне не сделает никто. Говори.

Блэр набрала воздуха в грудь, готовясь к вопросу. Страх налип на кожу, как паутина, но она смахнула его и выпалила:

– Ты видела, как мама призвала Время?

Дафна выпуталась из объятий, села, прислоняясь к стене. В темноте ее силуэт был едва различим.

– Я ждала, когда ты спросишь. Но нет. Это не поможет вернуть его.

– Даф…

– Не поможет, Би. Время хотела уничтожить Зазеркалье, поэтому так легко откликнулась на зов. Мама порезала себе вены, почти умерла, призывая к себе ту, от кого получила силы хранителя времени. Вот и все. Но… Я не знаю, чем помочь.

Блэр кивнула, закрыла глаза, желая хоть на минуту перестать чувствовать. Учись жить без него, ты должна быть сильной, мир не крутится вокруг мужика… Да, не крутится. И она могла жить без него. Ну… смогла бы, когда боль утихнет, но не хотела. В первую же встречу она решила, что Клаус – классный мужик, и он теперь – ее.

Блэр знала, что Клауса можно вернуть. И намеревалась это сделать. Она всегда была упертой и привыкла получать то, что хотела, даже если ради этого приходилось силой отбирать желаемое у жестокого мира. И сейчас она решила, что Клаус должен быть ее мужем до конца ее жизни.

– Би, прошу только об одном: не возвращай его сама. Просить помощь не стыдно. Это, напротив, показывает твою силу.

Блэр тяжело вздохнула. Пообещала не рваться в бой за душу Клауса в одиночку. Как минимум – предупредит всех, куда идет. Больше она никогда не сбежит из дома.

2

Блэр вздрогнула, ощутив чужое касание. Вырвалась из сна, проглатывая крик, но, заметив богиню похоти, расслабилась. О страхе напоминало только биение сердца и потное тело.

– Что тебе нужно?

– Никлаус просил беречь тебя, пока он… не здесь.

Ева лукаво улыбнулась, облизала губы, наблюдая, как Блэр подтягивала ночнушку, чтобы спрятать все голые участки тела. Душа выла от боли, и богиня похоти подкидывала дров в горящее сердце.

– Убирайся. Клаус мертв, и я снимаю с тебя эту обязанность.

Блэр плюхнулась на подушку, накрылась одеялом почти с головой, не желая с кем-либо говорить. Куда заманчивее была идея спать. Спать до конца ее мойровой жизни.

– Никлаус не мертв, дорогуша. Он в хаосе, и может в любой момент вернуться.

– В прошлый раз не возвращался пять тысяч лет, – пробурчала Блэр. Ева склонилась, провела носом по шее принцессы, облизала щеку и рассмеялась, едва та отпихнула богиню, утопая в чужой похоти… но было в эмоциях и что-то еще, словно бы… искреннее желание утешить?

– В прошлый раз он не хотел возвращаться. Нужна правильная мотивация. Когда-то его не было год, когда-то – пять. Иногда – целую тысячу, когда они поссорились с Любовью так, что он думал, будто потерял ее навсегда. Но она ждала его.

Блэр резко села, стряхивая руку Евы. Она уже не замечала похоть в глазах богини, лишь внимательно слушала елейный голосок.

– Он в хаосе. Кто сказал, что его нельзя выдернуть оттуда? – Ева подмигнула, склонила голову.

Блэр впервые ощутила надежду. Она уже две недели – с того самого момента, как узнала, что Клаус не пережил создание Врат – пыталась найти способ попасть в хаос. Но сейчас, слыша сладкую речь Евы, вдруг вспомнила, что души рождались в хаосе, но приходили в мир через Эклипсис. Она вскочила с кровати и понеслась к шкафу.

– Наши души после рождения проходят через источник жизни, так? Может, там проход? Ты поможешь? – тараторила Блэр, переодеваясь. Ей стало плевать на возбужденный взгляд Евы, пусть хоть оближет ее, если это поможет вернуть Клауса.

– Я не помогаю, лишь берегу твой покой.

– Думала, ты любишь Клауса? – Блэр замерла, так и не натянув кофту на голое тело. Ева опустила взгляд на грудь, заставляя принцессу опомниться и покраснеть. – Ну?

– Он вернется и так. Я бессмертна. Не вижу смысла приближать наше воссоединение: отдохну хоть от вечных приказов.

– Ну и мойра с тобой.

Блэр все же оделась и помчалась к двери. Созревал план, глупый и безрассудный. Она знала, что скорее всего умрет по дороге, ведь подземка захвачена жнецами смерти, но адреналин уже струился по венам, а тараканы в голове хлопали в ладоши и танцевали вальс, представляя, как хорошо им будет, если получится вернуть Клауса. Она тронула перстень, ощутила знакомое тепло.

Клаус прав. Любить – больно. Но эта боль делает нас живыми.

– Только совет, моя принцесса.

Блэр замерла, нехотя обернулась.

– Королева – не та, что сама всех спасает и жертвует собой, а та, что может объединить людей и умеет принимать помощь. Потому что никто не может и не должен все тащить сам.

– Поняла, – кивнула Блэр.

– И, принцесса, за блестящую идею прошу участия в процессе после вашего воссоединения. – Ева заметила взгляд Блэр, закатила глаза. – Хотя бы посмотреть!

– Правила сделки просты: сначала что-то просишь, а потом уже даешь нужное. Но не наоборот.

Блэр распахнула дверь, влетела в кабинет отца, краем глаза заметила Джейкоба, но решимость не убавилась: не скажет сейчас – испугается. А она не хочет быть трусихой.

– Я иду в Подземное царство, – выпалила Блэр и застыла напротив отца, спрятав руки за спиной. Она расправила плечи, предчувствуя, что он скажет, но не хотела лгать и сбегать.

– Хорошо, – ответил Элайджа.

– Нет! Я иду! Я не могу сидеть тут, пока Клаус в хаосе! Я пойду к Эклипсису, попробую… Что?

– Я говорю: «хорошо». Иди. А мы пока с Джейкобом вернем Клауса. Это будет не просто без тебя, конечно, но…

– Почему?

Она вглядывалась в глаза отца, пытаясь найти подвох: ее пытаются задержать? Не дать ей уйти? Сейчас придумают что-нибудь про Юпитер, зашедший за Сатурн, Солнце, что встанет на юге… Но потом она перевела взгляд на Джейкоба, заметила начерченные на руках знаки Подземного царства, Эклипсиса, хаоса и еще чего-то, что она видела впервые. Они были красными, словно… выведены кровью? Снова перевела взгляд на отца, тот устало вздохнул и тряхнул плечами. И выглядел он крайне серьезно, словно… не врал.

– Правда думала, что я лишу любимую дочь ее судьбы?

– Тебе он не нравится.

– Но ты его любишь: мне этого достаточно. Готова?

Блэр решительно кивнула, руки задрожали.

– Будет больно.

– Готова.

– Ты можешь умереть.

– Бывает.

– Тогда идем.

– Сейчас?

Блэр услышала, как дрогнул голос и покраснела, злясь на себя, ведь не хотела показывать, как ей страшно, но не оттого, что будет больно, а что они могут провалиться, и ей придется смириться с потерей.

– Полнолуние, – пояснил Джейкоб, вставая. – Когда как не сейчас?

– Дени знает?

– Нет.

Блэр понимающе кивнула: значит, есть вероятность не только ее смерти. Изучила взглядом Джейкоба, собранного, такого спокойного, словно он уже одной ногой был в подземке, а не здесь.

– И потому нам надо поспешить, пока Аврора отвлекает Дени, и они отпаивают Дафну успокоительным чаем, а то нам несдобровать. – Элайджа взял Блэр за плечи и подтолкнул двери.

– Мама знает?

– Без лишних подробностей. Она уверена, мы чай будем пить и немного поговорим с мертвыми.

– Может, так и лучше, – кивнула Блэр, а Элайджа обнял ее.

– Я желаю тебе самого лучшего, пчелка. Но если почувствуешь, что на грани – останавливай ритуал, поняла? – прошептал он на ухо. Блэр покрылась мурашками: кажется, все куда серьезнее, чем она может себе представить.

Джейкоб сидел без рубашки напротив Блэр. Грудь покрывали такие же символы, что и руки, черные волосы стояли торчком, а глаза почернели так, что казались бездонным океаном.

Они расположились на паркете в гостиной. Ковер скрутили, чтобы не запачкать кровью. Блэр переодели в топ с тонкими бретельками, чтобы иметь доступ к венам на руках.

Полная луна проникала сквозь панорамное окно, освещала спокойное лицо Джейкоба, который погружался в мир мертвых, и Элайджу у двери, что сложил руки на груди. Отец хотел бы занять место Блэр, она это знала, но не мог. Ему оставалось лишь взволнованно наблюдать за происходящим, позволять проводить опасный ритуал, итогом которого могла стать чья-нибудь смерть. И потому Блэр была безумно благодарна ему, ведь другой отец просто бы запер дочь в комнате, крича, что нужно смириться со смертью любимого. Но они были слишком похожи, понимали друг друга, как никто другой: Элайджа бы тоже рисковал жизнью ради Авроры, сделал бы все, что в его силах, чтобы хотя бы попытаться ее вернуть.

А еще луна освещала тело Клауса. Он лежал между Блэр и Джейкобом. Будто бы спал. Такой спокойный… Она мотнула головой, пытаясь вернуть себя в чувства. Страх облепил тело, покрыл мурашками, собрался резью в животе, едва она представила, что больше никогда не увидит искорки в его глазах, не услышит его ироничные шутки, не окажется в крепких объятиях, в которых всегда так надежно… Он может шутить, рисковать, удивлять ее, но никогда не сделает действительно больно, а в нужный момент всегда поймает и спасет.

– Так вы сразу это задумали, да? – прошептала Блэр, отворачиваясь, – так невыносимо было смотреть на мертвого Клауса. – Почему не говорили? Позволили страдать?

– Не хотели давать ложную надежду, – ответил Джейкоб, его взгляд прояснился, ведь он вернулся к живым. – Сейчас я уйду в Подземное царство, затем по нити, что оставил Клаус, в хаос. И там мне понадобится твоя помощь: я должен коснуться твоей души, чтобы найти Клауса, используя вашу связь. Иначе…

– Я готова.

Джейкоб протянул ей кинжал, указал на руки. Она кивнула, зная, что без крови не проходит ни один ритуал. Чем сильнее боль, тем больше магии ты призываешь. А сейчас им нужен весь резерв.

– Клаус просил не втягивать тебя в это, – сказал Элайджа, садясь рядом. Он осторожно забрал кинжал из ее рук. – Блэр… Это очень опасно. Прости, но… мы две недели пытались придумать, как провести ритуал без тебя.

– Все будет хорошо, пап, – ответила она, поворачивая руки венами. – Мама исцелит. Даже шрамов не останется. А если и останутся… плевать. Спасибо, что не перья.

Он поцеловал ее в макушку, прижимая к себе с такой силой, словно мог так обезопасить, не дать крошить душу ради кого-либо. Джейкоб поторопил их, намекая, что луна скоро скроется за тучами, и они не смогут использовать ее силу. Элайджа нежно обхватил Блэр за руки и сделал по порезу на каждой. Джейкоб делал то же самое и, закончив, протянул свою ладонь.

– Все произойдет быстро, – сказал он, соединяя их порезы. – Думай о Клаусе, ладно? Так больше шансов, что он откликнется, и тогда я затащу его в тело.

Блэр кивнула, бледнея от страха. Джейкоб вновь погрузился в себя. Знаки на его теле загорелись, и она поняла, что это тоже были порезы. Из незаживших ран потекла кровь, вязкая, словно смола, слегка мерцающая, окутанная черным дымом.

– Зачем? – с ужасом прошептала Блэр. Элайджа поддержал ее за спину, не давая разорвать контакт. Джейкоб не слыша, ведь был на пути в царство мертвых. Она вдруг вспомнила, как он ругался с Клаусом, когда они закапывали кости. Это тогда Клаус попросил его вытащить из хаоса после создания Врат?!

– Мы же его вернули из мертвых, – ответил за Джейкоба Элайджа. – Никто не любит быть в долгу.

Блэр поморщилась. Порезы горели как от огня. Их руки с Джейкобом объял дым, смешанный с кровью, соединил с такой силой, словно их склеили. Боль расползалась по телу, закрадывалась в каждую частичку, будто по венам текло разбитое стекло. А потом откликнулась душа. Блэр стиснула зубы, борясь с тошнотой. Метка, связывающая ее с Клаусом, зажглась, разрезая на части.

– Блэр! Клаус! – шикнул Элайджа ей на ухо, сжимая плечо.

Она опомнилась, послушно зажмурилась, отдаваясь магии Джейкоба. Ему тоже было больно, но не так, как ей, – часть его сознания была не в теле, а направлялась в хаос. Он вел ее душу за собой по нити, которая тянулась к Клаусу… И она позволила себе вспомнить его улыбку, глаза, как он касался, целовал, ласкал тело… Боль утихла, прячась от воспоминаний, а метка загорелась сильнее.

Блэр вздрогнула, осознавая вдруг, что покидает тело. Она вздохнула в последний раз и расслабилась, погружаясь в покой, тишину, умиротворение… не было боли, но не было и чувств. Было… никак. И это было так прекрасно. Так легко…

– Вернись же! – Жгучая боль на щеке. Кто это? Ей нужно…

Блэр ощутила, что ее зовут. Метка потянула за собой вглубь хаоса, в небытие, растворяя в себе, измельчая душу до крупиц. Но она знала, к кому несется…

– Вернись же! – Это отец? Элайджа тоже здесь? Что он забыл в хаосе?

Кто-то коснулся ее души изнутри. Горячие пальцы согревали, звали к себе, звали раствориться в себе…

Она закричала, вырываясь в жизнь. Блэр кашляла, слезы текли по щекам, так тяжело давался каждый вздох. Грудь горела, а душа металась, кроша ребра, оставляя ссадины на сердце и легких.

Разлепив глаза, она заметила лицо отца. Такое испуганное, словно она уже умерла. Он не знал, что делать.

Тело немело, унося в пучину покоя. И тут ее коснулись горячие пальцы, что залезли под топ. Душа начала затихать, отзываясь на мольбу.

– Эй, тише, – знакомый голос согрел обмякшее тело. Она сощурилась, не веря, что над ней склонился Клаус, вжимающий руку в ее грудь с такой силой, словно хотел достать душу. – Тише. Ты дома. Хаос тебя отпустил.

Блэр попыталась вздохнуть, но не смогла – внутри разлился пожар. Она хватала воздух ртом, но паника затягивала в кокон.

– Ребра сломаны, – констатировал Клаус. – Зови Аврору!

– Клаус!..

– Я справлюсь! Аврора! Сейчас!

Блэр хотела закричать, едва Элайджа осторожно передал ее Клаусу, но не смогла – ее утягивало в покой… туда, где нет боли… где нет чувств…

Клаус коснулся вены на ее шее, погружая в сон. Она бы хотела пошевелиться, сказать, что любит, но повиновалась магии, и все же упала в ничто.

3

Пробуждение походило на восстание из мертвых. Конечно, Элисон еще ни разу не восставала, но была уверена, что чувствовала бы себя именно так.

Сон не хотел отпускать, опутывал липкими лапами, затаскивая в пучину путанного сна, который тревожил всю ночь. Что ей снилось, она так и не вспомнила, остались только горечь на языке и дорожки слез на щеках.

Элисон прошла на кухню, чтобы найти чай или кофе, вздрогнула, заметив фигуру, сидящую за кухонным столом. Сердце пропустило удар. В прямом смысле. Но потом она заметила глаза мужчины в клетчатом пиджаке и расслабилась. Пустые, безжизненные. Всего лишь тень: отпечаток человека, что когда-то чувствовал, а теперь просто существовал, вспоминал и ждал следующую жизнь.

– Так ты умер, да?

Элисон села на соседний стул, уставилась на морщинистое лицо, пытаясь утихомирить сердце, стучащее где-то в горле. Надо привыкать: тени здесь повсюду.

– Ненависть захватит твое сердце, дитя. Захватит… ты пожалеешь, что не умерла. Пустота и страх…

Элисон покрылась мурашками, открыла рот, чтобы спросить, что это все значит, но услышала стук в дверь. Словно гром или удар сковородой, он вывел ее из страха, напоминая, где она была.

– Каспер, если вдруг забыла за ночь! – провозгласил парень, едва Элисон открыла дверь. Стихийник земли довольно улыбнулся, на щеках образовались ямочки. Зеленые короткие волосы топорщились в разные стороны. – Ты чего тень не выгоняешь?

Элисон обернулась к мужчине, пожала плечами. Из головы все не выходили слова, которые предрекли, что ненависть захватит ее сердце.

– Поверь, им абсолютно плевать на все, что ты с ними делаешь. Хоть бей! Они мертвые, а мертвым до пустоты на боль и эмоции. Они сами не понимают, как к тебе заходят. Напомни принести тебе шалфей, чтобы отпугивать их.

– Шалфей?

– Я магистр по травологии!

– Так ты еще и травник?

– Угу. Есть немного.

Каспер подошел к мужчине, безжалостно схватил за руку и потащил к двери. Едва тень оказалась в коридоре, травник захлопнул дверь и отряхнул руки.

– Слушай… А тени же будущее знают, да?

Каспер обернулся к Элисон. Он казался совсем юным, но глаза выдавали прожитые годы.

– Что он тебе сказал? Выброси из головы. Все это ерунда.

– Но провидицы…

– Провидиц больше нет, и тени больше ничего не знают. Едва мойра была побеждена, будущее стало зависеть от каждого из нас. Тени теперь видят миллионы исходов. И никто не знает, куда тебя приведут твои решения. Только ты выбираешь свое будущее. Так что… забудь, что тебе сказала тень. Это один из миллиона вариантов развития событий.

Элисон опустила глаза. Сердце продолжало бешено стучать.

– Или там что-то хорошее было, а?

– Забудь.

До офиса они шли молча. Каспер пытался разговорить Элисон, но в итоге понял, что лучше ее не трогать. Она слишком привыкла молчать и никого к себе не подпускать, ведь знала, что люди делают больно.

Клавдия распахнула руки, словно ожидала от Элисон объятий, но получила только ошарашенный взгляд.

– Что ж, давай начнем, голуба, садись скорее.

Элисон разглядывала Клавдию, ее вытянутый кардиган, глаза, такие светлые, что радужки казались почти белыми, и задавалась вопросом: «Кто это женщина?» Она выглядела молодой, такой красивой, словно до смерти работала моделью. Все портили очки в круглой оправе, белые волосы, завязанные в низкий хвост. Что-то не сходилось, царапало мозг Элисон, привыкшей не доверять людям, но она не успела подумать об этом, ведь Клавдия начала погружать ее в мир бумажек и скучнейшей во всем мире работы.

Клавдия тараторила без остановки, показывая Элисон документы, которые надо заполнять, подшивать, перекладывать туда-обратно до скончания веков. И все это так утомляло…

– Ты точно успеваешь? Может, тебе надо записать? – спросила в очередной раз Клавдия, оглядывая новенькую сквозь толстые очки.

– Нет, я все поняла. – Элисон тяжело вздохнула, злясь на недоверчивый взгляд. – Умирает душа – мне приходит документ. Я заполняю файл: имя, фамилия, вид, место жительство, возраст. Далее из отдела Зазеркального мне присылают досье на эту душу. Подшиваю. Ставлю на учет, складывая эти бумаги вот сюда. Копию отдаю коллегам, чтобы они смогли найти этой душе новое воплощение. – Элисон указала на правую створку шкафа, что стоял позади ее стола. – Далее разбираюсь с теми, кто ушел обратно в жизнь. Из отдела Зазеркального мне снова приходят досье. Нахожу документы, докладываю бумагу, где указываю информацию о новых воплощениях: имя, фамилия, вид, место рождения. Перекладываю в архив, надеясь, что душа проживет долгую и счастливую жизнь. И так по кругу.

Клавдия сняла очки, покусала дужку, с гордостью смотря на Элисон.

– С первого раза! Какая ты молодец.

– Самая простая работа в мире.

Клавдия выдавила улыбку и достала из верхнего ящика стола подшитые бумаги. Элисон устало потерла переносицу, видя свое имя.

– Я знала, что ты-то точно подойдешь! Мы с тобой похожи, голуба.

Элисон вздрогнула, едва Клавдия сжала ее коленку. Хотелось стряхнуть руку блондинки, убежать, спрятаться. Что-то с ней было не так. И это так… пугало.

– Кто ты? Хранитель жизни?

Клавдия улыбнулась.

– Времени, дитя. Хранитель времени.

Элисон выпучила глаза, обернулась к Касперу, тот пожал плечами, мол, это подземка, дорогая.

– Но ведь…

– Я умерла двести лет назад, и все это время провела в Подземном царстве, ведь могла себе позволить. А теперь мне нашлось место. Но давай о тебе! – Клавдия наклонилась и зашептала на ухо Элисон: – Не страдай, что не любила. Я тоже никогда не любила, поверь, без этого чувства куда проще. А что девственна… Что ж. Поверь, прелесть секса преувеличена. Но если интересно – здесь полно парней, что помогут тебе.

Клавдия отодвинулась, оглядела Элисон, щеки которой полыхали так, словно она оказалась у кипящей лавы.

– Это не твое дело, – выдавила Элисон, сжимая кулаки.

– Конечно, голуба, конечно. Думаю, ты справишься без меня, да? Сегодня я закончу дела, а завтра рабочее место в твоем распоряжении. Каспер поможет, правда?

– Конечно.

Каспер непонимающе смотрел на красную Элисон, которая сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от желания сломать Клавдии пару пальцев.

– Тогда я пойду. Изучу подземку, пожалуй.

И, не прощаясь, Элисон вылетела в коридор. Кто еще видел ее файл? Все теперь знают, какая она, да? Все будут шушукаться за спиной, называя черствой, ледяной королевой или еще хуже – фригидной?

Не понимая как, Элисон нашла кабинет Тома Купера среди коридоров и поворотов и без стука ворвалась внутрь.

– Том? Можно вопрос?

Элисон застыла в двери, наблюдая, как ее начальник раскладывал кости на столе. Он устало вздохнул, так и держа в руках чей-то череп.

– Все же некромант! – не удержалась Элисон. Том поджал губы.

– Для тебя «мистер Купер». – Его глаза зло сверкнули в свете огня. Он сел в кресло, жестом пригласил Элисон пройти. – Что ты хотела, Элисон?

Злость кипела в душе. Она никому не позволит так с собой разговаривать. Если бы она хотела быть тварью дрожащей в глазах начальника, что возомнил, что он право имеет, то она бы давно стала отличным работником, что не прогуливает работу и всегда вовремя приходит.

– Мистер Купер, нет ли для меня более подходящего места? – Элисон вложила все презрение в слово «мистер», что только могла, но уголки губ Тома лишь немного дрогнули, словно его забавляла ее попытка задеть его. – Я способна гораздо на большее, чем просто перекладывать бумажки.

– Разумеется. Но сейчас ты нужна нам именно в отделе распределения душ, чтобы вести учет. Наберись терпения, Элисон.

– Поняла, Купер.

Элисон хотелось скинуть кости со стола, разбросать книги, что хранились за стеклом в резном шкафу, а потом влепить Тому пощечину – так раздражала его самодовольная улыбка. Снисходительная. Словно он общался с ученицей младших классов.

– Мистер Купер, дорогая.

Элисон хотела вспылить. Но потом улыбнулась. Вспомнила, что и он читал ее мойров файл. Знал о ней все! Мойра! Значит, пора идти в наступление. Сделать все, чтобы ее уволили из этого дрянного офиса, и либо перевели в место получше, либо просто отпустили.

– Купер, боюсь, что я вам слишком нужна, чтобы вы смели командовать мною.

– Прости?

– Сколько, говоришь, уже стажеров было? Клавдия с ума сходит, так хочет покинуть этот дрянной офис. Не думаю, что стоит очередь на ее место. Значит, я вам нужна.

– Не переоценивай себя. Ты всего лишь жалкая девчонка. Знаешь, сколько таких, как ты, умирает каждый день?

– Однако вы выбрали меня. Я вам нужна. Да, Купер?

Том улыбнулся, смотря вдруг на Элисон по-другому. Он наклонился, чтобы оказаться с ней на одном уровне, коснулся красной щеки.

– Иди прогуляйся. Завтра тебя ждет сложный день. Может, тебе кажется, что это просто, но нет. Копаться в чужих судьбах, читать о душах, что умерли…

– Я справлюсь, Купер.

Элисон вышла и хлопнула дверью. Она не помнила, как добралась до конца коридора и рухнула прямо на пол, веря, что там ее никто не найдет. Наивно – но что поделать? Именно эта глупая наивность заставила ее сердце стать черствым и перестать верить в людей.

Она никогда не любила. Факт. Но как же она желала этого! Ощутить эти мойровы бабочки в животе, понять, каково это – когда тебя любят, о тебе заботятся. Дарить заботу и нежность в ответ… Но, похоже, кто-то в Зазеркальном отделе накосячил, и ее душу лишили возможности любить. Хотя стойте… Когда Элисон родилась, в Зазеркалье еще правила мойра. Вот кого надо винить за то, что Элисон не умеет любить.

Она зажмурилась, понимая, что нет смысла кого-либо винить, что она так и не сумела пустить кого-то в душу. Жизнь не раз показывала, что люди думают только о себе. Элисон предавали подруги, бросали, смеялись за спиной… Она всегда оставалась одна.

Элисон выругалась, нервно расчесывая метку на левом запястье, осознавая наконец, что умерла. Все. Финальная станция. Конец. Никакого больше шанса. Надежды.

Конец.

Финита ля комедия.

Хотелось орать. Разбить что-нибудь. Но она только всхлипывала, закрыв рот, чтобы сдержать истерику. Душа разбивалась на осколки, а Элисон ненавидела себя так сильно, что хотелось перерезать мойровы вены. Зачем она согласилась? Почему не пошла дальше? Зачем ей эта вторая жизнь? Она и первую свою ненавидела…

– Знаю, это тяжело.

Элисон вздрогнула, стерла слезы, понимая, что уже поздно: Каспер увидел ее слабость. Да и красные глаза и нос отлично подтверждали истерику.

– Меня не нужно поддерживать.

– Зря ты так.