скачать книгу бесплатно
Действие это очень похоже на медитацию: от рулона марли острым лезвием отрезается пласт, который шинкуют ножницами на квадраты, и из них уже сворачиваются салфетки. Затем ими заполняется округлый, металлический бикс, а потом его ставят в жарочный шкаф, где происходит стерилизация высокой температурой. «Правильные салфетки – коричневые салфетки», – как сказала однажды коллега.
Свернуть квадратик так, чтобы нитки были внутри – много ума не надо. Все мы с этого начинали. И девочка прям светится от восторга: вот счастье! Доверили!
Ещё новичков очень любят разыгрывать. Одну мою знакомую, помнится, когда она проходила практику в совхозе, озадачили тем, что у всех коров повыпадали зубы, причём только сверху, передние.
– Болезнь какая-то неведомая! – приземистый бригадир, ничем не выдавая себя, кидался к корове, хватал её пальцами за ноздри, отчего та широко разевала рот, и демонстрировал ужас: голую верхнюю десну! Без зубов!
Затем он бросался к другой корове и демонстрировал то же самое! Вот девчонка голову-то сломала… Смеялись потом всей фермой, потому как верхних резцов у коров нет изначально, с рождения…
– Что делать умеешь? – возвращаюсь я от воспоминаний к девочке-стажёру.
Мнётся и молчит. Ну, ничего, научим, покажем. Выясняю, что зовут человека Вика. Чему б тебя такому полезному научить-то, Вика…
– Катетеры внутривенные умеешь ставить? – спрашиваю её.
– Не-а, – говорит она и, судя по испуганным глазам, даже не понимает, о чём речь. – Но мне сказали, что сегодня много приютских котов. На них же можно потренироваться?
Делаю вид, что не расслышала. На своих пациентах я «тренироваться» не дам, даже если они приютские.
…Потихоньку подтягивается смена; мы разбираем переноски.
Вика ходит за мной по пятам. Это нервирует, но не сильно. Учу её элементарному – как грамотно и безопасно зафиксировать кота так, чтобы не сломать его и не упустить. Вика схватывает на лету и вскоре уже виртуозно заматывает очередного вытряхнутого из сумки кота в широкое полотенце – быстро, старательно.
Этот товарищ на кастрацию, и он достаётся мне. Даю внутривенный наркоз, кот облизывается и засыпает.
– Ой, а можно я? Можно мне? – умоляет Вика, слегка подпрыгивая от нетерпения.
– Нет, – обрываю её. – Объяснить – объясню, а оперировать не дам.
– Да дай ты ей, это же просто кастрация! – подзуживает Ира, тяжело посмеиваясь – на соседнем столе она берёт у приютского кровь из вены.
Как бы не так! Фиг вам!
Проигнорировав просьбу, я старательно объясняю про американский метод кастрации, когда семенной канатик и вены завязываются между собой без всякого шовника, что и демонстрирую, попутно объясняя про нюансы и возможные осложнения, возникающие, если накосячишь.
– Ага, допросишься у неё, как же, – весело бубнит Ира, переливая кровь из шприца в пробирки.
Ничего не могу поделать: не хочу исправлять чужие ошибки. И ещё это называется «нести ответственность за другого», а я и в себе-то не уверена. Однажды во время кастрации кота особым закрытым способом семенной канатик ускользнул вглубь, и оттуда хлынула кровища: до сих пор помню адреналиновую бурю, которая накрыла меня изнутри. На счастье, канатик убежал недалеко, его легко удалось достать зажимом и перевязать, но это чувство ужаса и совершения ошибки навеки засело в глубинах моего подсознания. С тех пор тот способ кастрации на котах я практиковать суеверно не рискую…
Кот просыпается от наркоза.
– Значит так, – говорю я погрустневшей Вике, спрятав кота в переноску. – Иди сейчас на улицу и нарви листьев одуванчика.
Удивлённо поднимает брови.
– Ну, начало-о-ось! – вздыхает, посмеиваясь, Ира.
– Давай, давай, – уверенно подначиваю Вику, – ты же хочешь научиться ставить катетеры?
Сейчас глубокая осень, но найти одуванчики ещё можно.
Вика молча уходит и вскоре возвращается с пучком листьев, зажатых в руке. Для тренировки выдаю ей катетер. Он представляет из себя два клапана с крышечками и пластиковую трубочку, которую надо провести в вену. Для облегчения этой процедуры внутрь трубочки вставлен проводник – острая металлическая игла. Суть в том, чтобы как можно более безболезненно проткнуть кожу и стенку сосуда, затем чуток оттянуть иглу-проводник на себя, чтобы не прободяжить вену насквозь и, наконец, аккуратно протолкнуть трубочку в вену, неподвижно придерживая при этом иглу. Причём одновременно приходится и держать лапу кота, и манипулировать с катетером, так что все эти «протолкнуть» и «придержать» осуществляются, соответственно, пальцами одной руки. Само собой, кот содействия не проявляет, во время прокола кожи неизменно дёргается, и я его понимаю. Поэтому опытные врачи намастыриваются делать прокол кожи резким, но коротким толчком – максимально безболезненно.
Ну и в завершение всё это приматывается пластырем: не слабо, чтобы не отвалилось, но и не туго, а иначе лапа отечёт из-за нарушения лимфо- и кровотока.
Некоторые врачи умудряются проделать данную процедуру в одиночку, но если нет специальной фиксирующей сумки кто-то должен хотя бы подержать животное, особенно если оно агрессивное.
Подробно объясняю Вике технику, а затем показываю на одуванчике, проводя катетер в жилку листа. Я сама училась на одуванчиках, так что…
– Хорошо, когда вена толстая, упругая, наполнена кровью – её можно с лёгкостью обнаружить, – поучительно вещаю я. – Другое дело – какой-нибудь мелкий дрищ, в шоке и с кровопотерей, – у таких постановка катетера в вену равнозначна демонстрации чуда. В конечном итоге всё упирается в опыт.
– Поняла, – неуверенно отвечает Вика.
– Ну, давай, покажи, как поняла, – я беру в руку очередной лист одуванчика и держу, прижав его к большому пальцу своей руки. – Это, типа, кот и его лапа.
Дрожащей рукой Вика берёт меня за палец, и как только катетер неуверенно касается жилки листа, я резко дёргаюсь и ору:
– Ми-и-ия-у-у!
Вика подпрыгивает, катетер летит в одну сторону, одуванчик – в другую, а я громогласно хохочу. Ира демонстративно вздыхает.
– В общем, учитель из меня так себе… – говорю испуганной Вике, отсмеявшись. – Ты, главное, тренируйся. Одуванчики не кусаются. А если хочешь научиться быстро красиво шить, то сговорчивее «пациентов», чем куриные окорочка, сложно себе и представить. Внутрикожный шов на них отрабатывается изумительно.
В своё время я их так фаршировала: скальпелем – разрез, пинцетом – кусок чеснока туда, а затем иглодержатель и просроченный шовник в помощь. Возилась долго, ужин неизменно откладывался. Дырки на одежде у нас зашиваются кишечным швом – «ёлочкой»; испорченные в походе ботинки – методом для пришивания кожи подбородка. Я даже шнурки завязываю не как все обычные люди, а строго как при наложении узловатого хирургического шва, хоть и бантиком.
«Не льсти себе. Это называется профдеформация, детка, – ухмыляется внутренний голос. – Деформируешься профессионально».
– Да не переживай, – говорю в утешение Вике. – Снимать катетер бывает ещё тяжелее, чем ставить.
Она заметно грустнеет.
До недавнего времени снятие катетера было наказанием для всех. Пластырь, как известно, имеет два свойства – не прилипать, когда его приклеиваешь, и не отлипать, когда он уже не нужен. И, поскольку, примотан катетер пластырем, да ещё и к шерсти, то это почти всегда превращалось в жестокую пытку посредством депиляции. Маленьким собачкам приходилось долго, кропотливо отстригать шерсть, прилипшую к пластырю.
На счастье, как раз на снятие катетера приходит выздоровевший кот, и на нём я провожу визуальную демонстрацию необходимого навыка.
– Смотри, метода два, – объясняю для Вики и, попутно, для хозяев кота: – Либо ты ножничками аккуратно отстригаешь шерсть в процессе снятия – только смотри, трубочку не отрежь, а то останется внутри, и будет флебит[43 - Флебит – воспаление вены.]; и кожу не задень… либо… – и я делюсь фирменным лайфхаком[44 - Лайфха?к (от англ. lifehacking) – на сленге означает «хитрости жизни», «народная мудрость» или полезный совет, помогающий решать бытовые проблемы, экономя тем самым время.], недавно перенятым от коллеги в другой клинике: прыскаю на присохший многослойный пластырь пульверизатором с антисептиком. За секунду чёрствая прилипшая корка становится мокрой вялой тряпочкой и с лёгкостью разматывается, освобождая лапу.
Всем полезно ездить на стажировки.
– Магия… – заворожённо восхищается Вика.
А то! Зажимаю отверстие, оставшееся в коже, ватным диском – спирт немного щиплет, и кот недовольно пробует отнять лапу. Накладываю поверх эластичную повязку, говорю владельцам стандартное:
– Не забудьте через полчасика снять, а то лапа отечёт.
* * *
– Лишь тот не ошибается, кто ничего не делает. Ошибки – это нормально. Высший пилотаж – это учиться на ошибках чужих, но и свои не игнорируй. Давай-ка я тебе про один такой случай расскажу, – говорю в утешение Вике.
Шмыгнув носом, она кивает, и я погружаюсь в воспоминания.
Сей незабываемый эпизод случился, когда я только пришла работать в клинику и ничего ещё не умела: с энтузиазмом крутила салфетки, вытирала столы, училась элементарному. И мне доверили кота: снять швы после операции на бедре – это был остеосинтез после перелома.
Вся смена удалилась в хирургию на кесарево сечение у шпица, чтобы принимать многочисленных щенков, а мне сказали: «Ну, ты же одна справишься, верно? Ну, не ждать же им целый час в холле».
И вот, на столе – рыжий недовольный кот. Рядом стоят его владельцы – высокий и одновременно широкий в плечах мужчина, и с ним – низенького роста, скромная женщина. Смотрю назначение: со времени операции времени прошло порядочно, и швы снимать, и правда, пора.
– Снимайте уже, – подначивает мужчина. – Хватит.
Кожа на бедре кота горячая, красная. И ещё он какой-то странный.
«Странный, странный, странный кот», – задумчиво звучит у меня в голове, нервируя неопределённостью.
– Кололи антибиотики? – спрашиваю почему-то я, продолжая разглядывать назначение, где они были рекомендованы.
– Да не, – отвечает мужчина, легкомысленно махнув рукой. – Он же не даётся! Один раз укололи, а больше не стали.
Ну ладно… Снимать, так снимать… Тем более, что кот беспокойный: таких хочется отпустить побыстрее.
Иду в хирургию.
Там вовсю рождается новая жизнь – мокрые щенята ползают по боксу, выложенному грелками и пелёнками, а девчонки растирают вновь поступающих. Мирно пикают приборы; им вторит щенячий писк.
Щенки шпица.
– Ну как ты там? – размеренно спрашивает Алла Петровна, сосредоточенно растирая маленького рыжего щенка. – Справляешься?
Она работает в клинике со времён её основания, глубокоуважаема за житейские советы и непревзойдённую мудрость.
– Всё под контролем! – отвечаю я бодро, вымученно улыбаясь.
После чего беру пинцет, скальпель и возвращаюсь к коту.
Итак… Снять швы – это просто. Главное – подрезать нитки как можно ближе к коже, предварительно обработав их, чтобы не допустить развития свищей.
Мужчина придерживает кота, а тот активно пытается сбежать со стола. Короче, надо быстренько закончить с этим и отпустить их… Щас… Я щас…
Обрабатываю салфеткой с антисептиком шов, затем берусь пинцетом за нитку и подрезаю её лезвием у самой кожи. Вытаскиваю. Всё получается, и вскоре нитки, одна за другой, – все оказываются на столе. Справилась. Протираю кожу на шве ватным диском с антисептиком, снимая лишние корочки.
В этот момент кот сгибает лапу в коленке и… длинный, пятисантиметровый шов расходится по всей длине, на глазах превратившись в огромную рану. На дне раны обнаруживается сверкающая белой надкостницей бедренная кость и ровный ряд металлических винтиков, вкрученных в неё во время операции.
«Что? ЧТО? А-а-а!» – кратко и по делу орётся внутри.
– Чёрт! – кричу я в панике. – Держите его!
Меня накрывает волной адреналина. Лихорадочные мысли бешено скачут в голове, и кот начинает вырываться ещё активнее. Сейчас он сбежит с открытой послеоперационной раной и… О, Господи! Все в хирургии, а кота надо занаркозить в вену! Рана алеет ярко-красным, воспалённым мясом. Женщина тихонько сползает на стул и там заваливается набок. Обморок. Лицо мужчины приобретает землистый оттенок, и я понимаю, что времени на раздумья нет. Попасть в вену я не смогу и зашить – тоже. Поэтому я делаю то единственное, чему научилась за этот месяц хождения в клинику: хватаю с подноса салфетку, накрываю ею открытую рану, и уже поверх этого накидываю на кота полотенце, в которое стремительно его заворачиваю. Завернуть кота в полотенце – вот и всё, что я умею на тот момент.
– Помогите! – ору в коридор так, что меня слышно в хирургии, в холле, на улице и в параллельной Вселенной. Во обеих Её концах.
На мои громкие вопли прибегает встревоженная Ира.
– Нашатырь давай! – кричу ей.
– Да что случилось-то?
Тут Ира бросает взгляд на женщину, вяло сидящую на стуле в состоянии обморока. Едва дотянувшись, она стаскивает с верхней полки шкафа коробочку с надписью: «Для нервных владельцев», вытряхивает оттуда нашатырь, смачивает им салфетку и подносит к лицу женщины. Та недоумённо приходит в себя, оглядывается по сторонам и пытается встать.
– Сидите, сидите! – предвосхищает её телодвижение Ира.
Вслед за ней появляется наша Алла Петровна.
– Что за шум? – размеренно она поправляет очки и оглядывает всех присутствующих, направляясь при этом ко мне.
«Да пиздец! Просто пиздец!» – отвечает ей мой внутренний голос.
Вслух, на грани истерики, я говорю:
– Шов у кота разошёлся!
– О, б-б-б… лин, – из уважения ко всем, Ира глотает матное слово и ныряет в холодильник, где всегда есть дежурный шприц для наркоза. Ловко меняет иглу на бабочку[45 - «Бабочка» (игла-бабочка) – тонкая длинная трубочка, которая заканчивается иглой и применяется для удобства внутривенного вливания. Название получила из-за пластмассовых крылышек, расположенных рядом с иглой.]. От меня сейчас толку мало: падаю на стул рядом с женщиной и оставляя кота девчонкам. Мужчина пока держится, но как-то напряжённо молчит.
Из глубины полотенца добывается здоровая кошачья лапа… молниеносные поиски вены, Ира вводит наркоз, и кот засыпает.
– Выйдите на крылечко, – говорит она женщине. – На свежий воздух, – потом смотрит на зеленеющего мужчину: – И Вы тоже.
Молча, на деревянных ногах они идут на крыльцо, где и стоят. О, спасибо тебе, мужчина, что хоть ты не упал!
– И ты. Тоже, – говорит Алла Петровна мне, а затем поясняет, повернувшись к Ире: – На ней же лица нет.
Я остаюсь сидеть просто потому, что ноги не держат.
Вскоре вновь красиво зашитый кот возвращается к владельцам. Курс антибиотиков продляется ещё на две недели. Хозяевам читается лекция на тему: «Как важно колоть антибиотики после операции». Я нервно пью корвалол в ординаторской…
Сняла, блядь, шовчики…
Вика хохочет, снимая с меня чувство неловкости за проявленное тщеславие и высокомерие. Да-да, мы все учились на таком вот…
«Чему-нибудь и как-нибудь».
Глава 8. Панлейка
Разница между разумом и эмоциями заключается в том, что разум приводит к выводам, а эмоции приводят к действиям (Donald Brian Calne).
Выхожу работать в ночь, с Вероникой.
Она у нас красавица: миловидное, улыбчивое лицо с красивыми чёрными глазами, пухлыми губками и румянцем на щеках, а также женственная фигурка делают её привлекательной и обворожительной. Но больше всего подкупает её неистощимый оптимизм: с жизнерадостной улыбкой Вероничка будет стоять и старательно брить гнилые уши у коккер-спаниеля, подготавливая его к операции; выколупывать пинцетом шевелящихся опарышей из какой-нибудь гнойной раны или с умилением отмывать обдристанного котёнка, ласково приговаривая:
– Ах ты ж мой хороший… Где ж ты так уделался-то?
