скачать книгу бесплатно
Щас, щас… Шарю под кроватью в поисках припасённого накануне и заныканного баллончика со взбитыми сливками. Ага, вот он.
Дальнейшие полчаса просто лежу и поедаю сливки, прыская их из баллончика прям в рот. В голове тусуются философские мысли.
Хороший ли я врач? Многие на улице узнают, здороваются, а я даже не могу вспомнить их лиц. Совершенного врача по определению не существует просто потому, что учиться здесь приходится пожизненно. Часто я не могу понять патогенез, и отправляю животных к более умным и профессиональным коллегам…
Один препод в академии говорил: «У каждого врача есть своё кладбище пациентов». У меня оно тоже есть. Каждый раз, когда я теряю кого-то, в голове звучит голос коллеги: «Этот уровень пациента, вероятно, еще слишком сложен для Вас». Так и есть. И каждый раз я надеюсь не пополнить это своё индивидуальное кладбище. Выводы, полученные посредством таких смертей, обесценить невозможно.
Врачи – не Боги. Просто иногда Бог излечивает нашими руками. А иногда нет. Тут нужно смирение с Его решением, что ли.
Сливки быстро заканчиваются, и баллончик пустеет.
Ну, всё, хватит философии. Решено. Нужно срочно найти мужика, пока моя кукушенька окончательно не уехала. Все недомогания… как там дальше… перефразируя: от недопонимания! Где они там бродят, эти стада неженатых и адекватных? Сейчас только отзвонюсь нашим и – по списку: ногти, волосы, брови, каблуки, платье…
Звоню в клинику. Дневная смена говорит, что приютский кот с ОЗМ начал пить воду и чуть-чуть поел. Хорошо. Котёнок Лёлик с сотрясением всё ещё держит голову набок, но уже интересуется едой, и хозяева приняли решение подержать его в стационаре подольше. Святые люди. Удивительно, как он вообще выжил после такого удара машиной!
– Хозяйка звонила, – волнуясь, рассказывает по телефону Аля, – вся в слезах, умоляла продолжать лечить. Очень извинялась, что деньги за стац её дочка сможет привезти только вечером.
– Утешила её?
– Да, как могла. Сказала, что до вечера время, конечно, терпит.
На навыки врача деньги не влияют никак. Аксиома.
«Мастерство не пропьёшь?» – парирует внутренний голос.
– Как он хоть? – спрашиваю.
– Ест, если миску прямо к носу подставить. И мурлычет, как трактор, когда шейку чешешь, – радостно говорит она.
Прощаемся. Аля, конечно, тот ещё кладезь перлов. Намедни она сказала женщине: «Держите уже кота передними руками!» Хохотали все, кто был в кабинете, и сама женщина громче всех.
* * *
Боже, я попала в баночку с клеем, и зовут его Виталий. Широкоплечий, рыхлого телосложения, со старомодными очками на носу, одетый в джинсы, рубашку и свитер с оленями, любовно связанный «матушкой». И джинсовая же куртка. Художник.
На мне в честь свидания – новенькое обтягивающее платье с ярко-жёлтыми подсолнухами на чёрном фоне. Люблю жёлтый цвет – он такой солнечный, жизнеутверждающий!
Поверх платья – короткое рыжее пальто, до последнего времени тщательно хранимое шкафом для особых случаев, подобных этому.
Ах, это судьба! Талантливый, галантный, свободный Виталий…
«Ишь, выпендрилась, – комментирует мой видон внутренний голос и затем настоятельно орёт: – Очки розовые сними! Судьба… Ха!»
Виталик нежно держит меня за руку и говорит хорошие слова или молчит. Мы гуляем по городу.
– Пойдём, выпьём кофе, – говорит он – так в воздух, наконец, рождается хоть какая-то вымученная мысль.
…В уютной кафешке он берёт два кофе в бумажных стаканчиках и блины со сметаной. Помогает мне снять пальто, вешает его на крючок на стене. Грациозно сажусь за столик, с нарочитой элегантностью поправив подол платья. Взгляд Виталика упирается в мою грудь, и он неловким движением руки опрокидывает один стаканчик. Горячий, словно кипяток, напиток проливается на мои голые коленки, торчащие из-под платья.
– А-а-а-а! – ору я мужицким басом.
«Ещё и рукожоп!» – ревностно и зло комментируется внутри.
На обескураженном лице Виталика ясно читается: «Ну, всё пропало!», и, увидев это выражение, я начинаю хохотать. Дрожащей рукой он протягивает мне белоснежный платок – аккуратный, с отглаженными уголками. Вытираю ноги от кофе, продолжая смеяться, – ну, глупое же лицо!
Виталик отдаёт мне свой кофе, отказавшись купить другой.
«Нищеброд просто».
И восхищённо смотрит, словно в кино, как я ем блины и потягиваю ароматный кофе. Вкусно.
…Мы идём по парку и садимся на скамейку, усыпанную кленовыми листьями. Осень – тихая, спокойная – пришла незаметно. Мои липкие пальцы пахнут кофе, и его запах смешивается с чудным ароматом прелой листвы. Всё вокруг ярко-жёлтое, золотистое, словно в чудесной сказке.
Виталик тянет руки, обнимает меня, а потом начинает вожделенно гладить, пытаясь подобраться под пальто и под платье. Отстраняюсь.
Он расценивает это как призыв к действию, снимает очки и кладёт их в карман своей джинсовой куртки.
«Целоваться хочет», – ухмыляясь, поясняет внутренний голос из роли заинтересованного зрителя.
Виталик резво хватает меня за подбородок и трогает пальцем губу.
– Перестань, – отстраняюсь уже с конкретным протестом.
– Сам себе удивляюсь, – говорит он, неохотно убрав руку. – Я себя не узнаю. Да ты просто боишься, что тебе понравится!
Ещё я с мужиками на первом свидании не целовалась! Встаю со скамейки, натянуто улыбаясь. Виталик вскакивает тоже и превращается в назойливого голубя, сопровождая воркующими словами своё навязчивое окучивание:
– Ты родишь мне ребёнка. Ты такая настоящая. Ты таишь в себе бездну удовольствия. Как насчёт пожить вместе и посмотреть друг на друга в быту? Мне так нравится твой профиль. И рука. И талия.
– Моей заслуги тут нет, – поддерживаю разговор я, пресекая попытки ухватить себя за талию.
– И губы у тебя красивые…
– Губы?
– Малые и большие, – пошлит Виталик, расплываясь в плоской улыбке от собственной грязной шуточки. – Пойдём же к тебе домой! – и он вожделенно заглядывает мне в глаза.
– Нет, ко мне домой мы не пойдём, – отвечаю я, кривовато улыбаясь чисто из приличия.
«Что ты тут делаешь?» – замечает внутренний голос, оглядываясь по сторонам. Мы идём по безлюдной тропинке в глухую часть парка.
Фак. Я торможу и внезапно получаю прицельный шлепок по заду. Подпрыгнув, кричу, не сдерживаясь:
– Блядь! Не делай так больше!
Виталик стоит позади, с ладонью, зависшей в воздухе, и на его лице расплывается некое оргазмическое переживание.
«Первое китайское предупреждение?» – насмешливо спрашивает голос в голове.
Романтическое настроение улетучивается. Разворачиваюсь и быстрым шагом иду обратно. Виталик короткими перебежками следует рядом.
Я не какая-то там вульгарная шлюха, ясно?
«Воу, воу, полегче!»
И я хочу домой. Без него. Моё возмущение плещется через край, и неуютность взаимодействия вынуждает кутаться в надетую на себя одежду. Ныряю носом в широкий шарф, намотанный на шею поверх пальто. Зачем вообще я доставала все эти вещи из шкафа? Шла бы в своей толстовке и джинсах… Ещё и фотоаппарат взяла, в сумочке. Мол, пофоткаемся потом. Фотосессия в осеннем парке… Тьфу!
В момент рассыпающегося сказочного видения летящих над головой рыжих листьев, я получаю ещё один шлепок по заду, более увесистый. И так резко останавливаюсь, что Виталик, ослеплённый гормонами, налетает на меня сзади.
Внутри что-то обрывается, и я со всей силы, изрядно размахнувшись, бью его своей тяжёлой сумочкой прицельно по голове. Бамс!
Получается, по ходу, больно.
«Иес!»
Его лицо молниеносно меняется. Он перестаёт моргать. Совсем. Я понимаю, что, кажется, переборщила до лёгкого ЧМТ. Не зная, что и добавить, разворачиваюсь и иду по тропинке дальше. Оглушённый Виталик некоторое время по инерции топает следом, после чего притормаживает и яростно орёт:
– Ду-у-ура! Тебе к психиатру надо! Срочно! Ты неадекват, ясно? – и с истерическими нотками: – Не приближайся ко мне!
– Досвидос, – отвечаю я, и не думая приближаться. Вместо этого стремительно удаляюсь, с каждым шагом всё прибавляя скорость.
– И не звони мне, ясно? – голос Виталика срывается на фальцет.
Безнадёжно. Больное. Животное.
«В следующий раз надень платье подлиннее», – советует внутренний голос, самозабвенно хрюкая и давясь от хохота.
Платье подлиннее? У меня же не трусы из-под него торчат, а коленки! Коленки, ясно? Коленки, мать вашу!
Да пошли вы все! Ненавижу.
Глава 6. БАД[33 - БАД – здесь: блошиный аллергический дерматит.]
У Бога нет других рук, кроме твоих. Даже когда это лапки.
Сегодня суббота, и у меня рабочие сутки в филиале, где отдыхать не приходится. В смене три человека плюс админ, каждый занят своим делом, но сложные случаи мы разбираем вместе, – такая поддержка внутри коллектива бесценна.
Ход моих мыслей нарушает жизнерадостный голос Али:
– Там кролика принесли. Кому?
С экзотическими пациентами разбираться сложно, так как опыта мало, и посему никто не жаждет брать этот приём. Аля произносит индивидуально для меня спасительную отмазку:
– Тебе не дам. Сейчас дерматологический кот по записи придёт…
Сегодня я ещё и «почесолог»… В этом есть свои преимущества: экстренных пациентов в этой специализации нет, никто не помирает. Час приёма наполнен демагогией с разглядыванием под микроскопом мазков крови или соскобов с кожи. Идут мои пациенты предсказуемо, по записи; нахождение в соскобе клеща радует, словно красочно упакованный рождественский подарок. Случайная находка личинки дирофилярии заряжает бодростью на весь день. Хорошо прокрашенные синим конидии лишая приводят в бешеный восторг, заставляя бегать по клинике и умоляюще приставать к коллегам:
– Пойдём, покажу! Ну-у-у пошли-и-и! Там лишай вырос! Тако-о-ой краси-ивый! – и со смехом переспрашивать: – Куда-куда мне идти?
Сегодня у меня пока радостей нет, но стёкла для мазков натёрты до блеска и лежат рядком на столе в полной боевой готовности.
Итак, диагноз на лишай.
Он считается подтверждённым не после просвечивания под лампой Вуда; и даже не после того, как под микроскопом на размочаленных волосках обнаружены характерные грибные споры, напоминающие рыбью икру. А после того, как из подобных волосков на специальной среде вырастают колонии, которые показательно окрашивают её в красный цвет. Грибные колонии, выращенные с любовью и заботой, отпечатывают на скотче, снова красят, снова смотрят под микроскопом, обнаруживают характерные конидии, и только после этого выносят вердикт: да, таки лишай. Или не обнаруживают. Ибо на среде прекрасно растёт и здравствует обычная, распространённая повсеместно плесень.
Лишайный волос под микроскопом.
Но, поскольку, растёт он на средах долго, и, строго говоря, выращивать его можно только в лаборатории, врачи обычно довольствуются микроскопом и разглядыванием спор, покрывающих разрушенные волоски, нащипанные с пациента. А специальные среды мы используем в сомнительных случаях или если надо подтвердить снятие карантина в многокошковых домах и приютах. Плюс лампа Вуда, куда ж без неё. Только не всякий лишай под ней светится, если что. И да, к магии вуду она отношения не имеет.
Изучаю свои насаждения: на специальных средах, размещённых в маленьких стеклянных баночках выросла какая-то вездесущая плесень. Кусочком скотча делаю мазок-отпечаток со среды, где несколько недель любовно взращивался посев с когда-то лишайного, но уже пролеченного кота. Речь идёт о продлении или снятии карантина. Когда я в очередной раз гладила этого чёрного кота зубной щёткой и выщипывала волоски на только-только обросшей котячьей морде, хозяйка чуть не плакала:
– Опять же лысинка будет! Только ведь заросло!
Что я сделаю-то? Алгоритм при лечении лишая диктует свои правила, и я следую ему неукоснительно ещё и потому, что дом многокошковый. Прокрашиваю то, что налипло на скотче.
Питательная среда для выращивания дерматофитов.
Гифы плесневелых грибов, в виде изящных ниток изобилующие на мазке, констатируют о том, что кот от лишая свободен. Аминь.
Короче, банальная скукотища, ничего интересного. Прощай, лишай.
Пока я феячу с окраской скотча, кролика, тяжело вздохнув, берёт Ира.
Низкого роста, светлая шатенка с короткой, аккуратной мальчишеской стрижкой, сделанной скорее ради удобства, Ирка покорила меня с самого начала своим непоколебимым спокойствием. В начале моей карьеры именно она позволила прикрепиться к себе цепким клещом и задавать бесконечную бездну вопросов про эффективные алгоритмы лечения, принятые внутри клиники. Досконально, подробнейшим образом именно она объясняла мне, как пользоваться лабораторным оборудованием и куда какие пробирки с капиллярами вставлять, чтобы не было мучительно больно за бездарно просранные слайды с биомаркерами. Её авторитет зародился со времён основания клиники и перешёл в глубокое, устоявшееся уважение коллег, а опыт – в стойкую уверенность в прогнозах и диагнозах, чего я никак не могу сказать о себе.
У Иры всегда уставший, немигающий взгляд, повествующий о бренности всея бытия и ответственности если не за планету Земля, то по меньшей мере за наш малочисленный субботний коллектив. Если и существуют более медлительные врачи, чем я – то это Ира. Она у нас стоматолог и, по совместительству, медик, так что взять из человеческой вены кровь или попросить себе подключить капельничку с витаминками в периоды простудных эпидемий можно просить у неё.
Приём кролика происходит на соседнем столе, и, кажется, у него проблемы с зубами. Принёс его молодой, симпатичный мужчина – к сожалению, да: с обручальным кольцом на пальце правой руки. Печально вздохнув, марлевой салфеткой сосредоточенно натираю и без того блестящие стёкла.
Зубы у кроликов растут постоянно, и в этом им можно было бы позавидовать. Но завидовать не приходится, потому что когда зубы растут криво, то они не стачиваются, а травмируют дёсны, отчего несчастные кролики перестают есть. И вторая, наиболее частая проблема у них – это абсцессы, которые, опять же, часто возникают из-за зубов. Голодающий кролик долго не живёт, так что Ира у нас – Зубная Фея, спасающая их от верной смерти.
Пока она, подсвечивая фонариком, заглядывает замотанному в полотенце кролику в узкий, расширенный двумя инструментами рот, Аля приглашает рыжего кота, пришедшего ко мне по записи. Его хозяйка – беспокойная женщина средних лет с каштановыми кудрявыми волосами – извлекает из тряпочной переноски не менее суетливого кота и ставит его на стол.
Кот тут же начинает чесаться, не обращая внимания на то, что он находится в бесспорно стрессовом месте – в клинике: очевидно, что зуд очень сильный. Задняя часть его тела полулысая, кожа слегка покрасневшая, покрыта царапинами, и это наводит на мысль об аллергии. Сейчас поищем блошиные следы… Отчаливаю с листом бумаги к раковине, обильно поливаю его водой, возвращаюсь.
– Сильный зуд – признак аллергии, и блошиная слюна – самый частый аллерген! – как можно более уверенно вещаю я, расчёсывая пальцами густую шерсть кота – от этого на мокрую бумагу сыплются крошки, которые из точек тут же расползаются в характерные коричневые пятнышки. Так выглядит тест на присутствие блох в кошачьей жизни.
– Но блох-то нет! – спорит хозяйка. – Это, наверно, лишай!
Да уж. Лишай лидирует в инете как основной диагноз для всех без исключения внезапно полысевших котов. Хочется стукнуть автора подобных статей самой толстой книжкой по дерматологии.
«Сумкой с фотиком лучше», – хихикает внутренний голос, напоминая о моём крайнем фиаско на личном фронте.
У фотоаппарата после этого заклинило шторку на объективе, между прочим. Так что я – куда более пострадавшая сторона.
– Блох на коте и не будет, – терпеливо объясняю женщине, переключаясь вниманием на приём. – Они на кота только кушать приходят. А яйца откладывают в щели полов, ковры и так далее.
– У нас нет блох! Мы живём на седьмом этаже, и у нас домофон!
