ГОСПОЖА ПЕРСОНА

– Это, наверное, только поначалу, – успокаивала она себя. Директор школы, который встретился ей однажды в саду Горького, горячо подтвердил это: – А может это и хорошо! Вы – человек читающий, много думающий! У вас есть свой опыт, который может сейчас пригодиться. Вот и создавайте что-то своё, новое, нетрадиционное…

– Скажу больше, – прибавил Григорий Константинович, – мне кажется, что мы имеем дело с креативной личностью!

По всей видимости, он сказал то же самое и своему заместителю, по воспитательной работе. – И как это он, так вот сразу, успел разглядеть?! – ревниво отметила про себя Марина Романовна. – Да, что касается внешности, – Воронцову ни с кем не перепутаешь: особа яркая, запоминающаяся. Небольшого роста, но лёгкая и изящная, как статуэтка…

Отметив это, Марина Романовна болезненно поморщилась. Она подумала, что такие фигуры нравятся мужчинам, хотя сейчас и входят в моду крупные женщины. Все говорят: «Полная женщина идёт по Европе!». Ну и жди, пока она до нас дойдёт, эта женщина… Миновав Уральские горы!

Ей показалось, что и на их директора внешность Воронцова произвела впечатление. – Ну как без этого, он ведь тоже мужчина!

Марина Романовна не могла не отметить, что одета Воронцова по моде: в платье фасона годэ, импортные сапоги. И пахло от неё каким-то дорогим парфюмом… – Ну а что, офицерша, может себе позволить! Правда вчера, столкнувшись с ней в школьном дворе, завуч заметила, что идёт та под руку с высоким, видным мужчиной… – Явно не с мужем!

– Не удивлюсь, если это её любовник! – язвительно улыбнулась Марина Романовна, и досадная, ревнивая мысль тут же кольнула ей мозг: – Нет! Ну почему это так: одним всё, а другим ничего?!

Глава 3: «КУРЬЁЗЫ СУДЬБЫ»

ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ

Артём Воронцов окончил военное училище в начале девяностых и распределён был в ракетные войска, под Красноярском. Да, вроде место не самое плохое, но время… Хотя, как говорится: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Но оно-то, это самое время, тогда ломало всё: и воинские уставы, и воинскую дисциплину.

В «лихие девяностые», как их потом нарекли, в армии и по всей стране шла перестройка, царил вселенский бардак. Распоясалась дедовщина, солдаты бегали в самоволку, и оттуда не возвращались. Отцы-командиры отправляли молодых офицеров ловить их по вокзалам, забегаловкам, другим злачным местам. Часты были случаи побега дезертиров с оружием.

А у Артёма Воронцова в это трудное время башню снесла любовь. А за неделю, перед отъездом в часть, – он пропал вдруг из дома! Александра Викторовна места себе не находила в напряжённом ожидании. Она, привыкшая держать руку на пульсе, конечно, догадывалась где её сын. Однако такое поведение оскорбляло её! От кого угодно, но от своего любимца она такого не ожидала. Ведь хотелось по-человечески попрощаться: поговорить, наставить, благословить… А он забежал лишь на несколько минут, взял чемодан и пробурчал, не глядя ей в глаза: – Ну, пока, мамуля, я погнал. Приеду – напишу.

Будто он уезжал не за тридевять земель, не на долгую, ответственную службу, а куда-то в пригород, на рыбалку!

Александру Викторовну, без того до предела накалённую этим ожиданием, просто потрясло это хамство. С немым укором глядя на сына, она покачала головой и скороговоркой прошептала про себя: – Глаза бы мои тебя не видели!

Потом, конечно, спохватилась: – Что ляпнула-то?! Но, как говорится: «Слово не воробей, вылетело – не вернёшь». Стала ждать писем. Но и их опять – таки не было! И только через две недели пришла, наконец, какая-то жалкая «писулька», торопливо написанная на блокнотном листочке.

Александра всё понимала, сама была молодой, но обида, как ржа, потихоньку въедалась ей в душу. Значит, опять у её сына не нашлось времени, чтобы написать матери нормальное письмо, с подробностями о своей жизни, о службе. Понятно, молодым свойственно жить страстями, забывая обо всём на свете. Она знала, что каждую свободную минуту Артём тратит на письма своей любимой девушке, Ларисе. А потом с нетерпением ждёт от неё ответа, ежедневно бегая на почту. Всё остальное теряет для него всякий смысл и всякую ценность, всё пролетает мимо ушей: и бытовые условия, не самые лучшие, – одна комната на троих, – и боевые задачи, серьёзные и ответственные. Оттого на службе всё идёт у него кое – как, ни шатко, ни валко…

МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ

Александра совсем потеряла сон. Ложась рано в постель, она вслушивалась, как на крыше бесится ветер, ветви деревьев колотят по оконной раме. Накинув халат, она подходила к окну, раздёргивала шторы, и всматривалась в кривой лик луны, насмешливо глядящей на неё, с почерневшего небосклона.

Она чувствовала, что жизнь её, худо-бедно устроенная, до краёв наполняется тоской и тревогой. Они стеной заслоняют всё, чем прежде она жила. И как не старалась она гнать прочь тяжёлые предчувствия, материнское сердце било тревогу, издалека чуя беду.

Обычно сны служили ей подсказкой, направляя мысли в нужное русло, и находя соответствующий выход, из сложившейся ситуации. Но сейчас Александра стала бояться снов, она просыпалась и вскакивала среди ночи, а потом долго не могла уснуть.

Между тем приближался новый учебный год, и было много работы: надо готовить методички и программные материалы, доклад на августовские чтения. И она старалась успокоить себя, как могла: – Ну, что такое может случиться? Там же дисциплина, командиры следят за молодыми офицерами. Вряд ли его бросят, в какое-нибудь

пекло. Не война ведь!

И правда, ничего чрезвычайного не происходило, в боевой части «Красноярск – сорок пять». Всё шло по расписанию. Обычные военно-учебные будни. Не хуже, не лучше, чем в других частях. Случались, конечно, всевозможные ЧП, неуставные ситуации. Ну, как без этого? Так, на первом боевом дежурстве, в отделении лейтенанта Воронцова, сержант потерял автомат. Ситуация серьёзная, за такое можно и под трибунал угодить, причём как подчинённому, так и командиру. Артём уже готов был взять всю вину на себя, но в последний момент оружие нашлось.

После дежурства, в увольнении, лейтенант Воронцов повёл своё отделение в кино, – трое солдат сбежали в самоволку. Но, вместе с тем же сержантом, они быстро нашли нарушителей. Сержант, прослуживший уже полтора года, знал те места, в которых его подчинённые могут скрываться.

НЕУСТАВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Но на втором боевом дежурстве опять ЧП! Всё тот же сержант, которому до дембеля оставалось полгода, затеял бузу, отказываясь выполнять приказы молодого командира: – Ты, салага, послужи-ка с моё, тогда и командуй!

Дело доходит до табельного оружия. Выхватив из кобуры пистолет, лейтенант стреляет в воздух. Дежурный офицер, услышав выстрел, бежит разбираться. Узнав в чём дело, он не даёт случившемуся огласки. Инцидент замят. Случай не редкий, а докладывать о нём начальству, – себе дороже.

И всё же проблема неуставных отношений между молодым командиром и сержантом остаётся, и взрывает-таки обстановку! После боевого дежурства, при сдаче оружия, у них опять начинается выяснение отношений. Пистолет, приготовленный к сдаче, находится у лейтенанта, в правой руке. Он достаёт из него обойму. Так, на всякий случай, если вдруг не сдержится. А сержант в это время, продолжая качать права, посылает своего командира куда подальше.

– Ну, цеж, блин, вообще, как говорится! – и офицер нажимает на курок пистолета, думая, что стреляет вхолостую. Однако сержант падает!

– Как?! Ведь он же вынул обойму!

Ну, что скажешь на это?

– Надо лучше учить «матчасть», – говорят отцы – командиры. – Правило номер один, в обращении с оружием: передёрнул оружейный затвор, – один патрон остаётся в стволе, за магазином.

Впоследствии, узнав о трагедии, Александра винила себя, что могла бы всё это предвидеть, и как-то предотвратить! Но вряд ли бы ей это удалось. Ведь нереально было уберечь сына, вступившего на такой серьёзный путь, от каждой ошибки, пусть даже роковой.

Одно она знала точно, что её отпрыски, как в детстве, так и по сей день, попав в беду, в ужасе кричат только одно слово: «Мама!» И она слышит это, находясь хоть за тысячи километров! Вот и сейчас, напряжённо вслушиваясь в ритмы жизни, ускользающей минута за минутой, Александра с замиранием сердца ждала чего-то страшного и неизбежного.

ЖУТКОЕ ЭХО

В кабинете директора шло совещание. Разговор касался тематики августовских чтений, которые регулярно проводились перед началом учебного года. Воронцовой предстояло выступить с докладом о научном эксперименте, проводимом по результатам её исследований в области развивающего и коррекционного образования. Александра сосредоточилась и готова была что-то сказать по этому поводу, продуманно и обоснованно… Но, о Боже! Вдруг сердце её дрогнуло, болезненно сжалось, а потом часто и лихорадочно застучало!

– Мама! – донеслось вдруг откуда-то, и Александра вмиг узнала голос своего сына!

Выступив с докладом, она спешно пошла домой, не видя перед собой дороги и спотыкаясь, как пьяная. Она уже точно знала, что там её ждёт беда! Пока не известно её название, но ясно одно: произошло что-то ужасное. И, конечно, как она ожидала, – с Артёмом!

Родной кров встретил её настороженной тишиной и тревожным ожиданием. Она старалась чем-то заняться, но всё валилось у неё из рук. Хорошо ещё, что Нюся гостила у своей коки Любы, двоюродной сестры Александры. Сейчас бы было не до неё. А вот то, что муж, Олег, с которым она была в разводе, уехал по санаторной путёвке в Крым, – было совсем некстати. Как-то так всегда получается, что когда не надо, – он здесь, всем отравляет жизнь пьянством и скандалами, а когда надо, – его с собаками не найдёшь. Вот и сейчас, как всегда, она опять остаётся один на один, со своей бедой!

Тихо подкралась ночь. Александра не ложилась, всё чего-то ждала. На кухне бормотало радио, в комнате работал телевизор, то рапортуя о последних событиях в стране, то показывая очередной бразильский сериал. Но ничто не могло отвлечь её от состояния, близкого к панике. Послышался звонок в дверь, она встрепенулась, побежала открывать…

Телеграмма из «Красноярска – сорок пять», из воинской части Артёма. Вот! Именно её-то она и ждала. Текст телеграммы был не ясен: «Срочно выезжайте, подробности на месте». – Конечно, надо срочно ехать! Адрес был указан, но фамилия адресата была незнакомой.

ШТРАФНИК

В Красноярске Александра Викторовна взяла такси до военного городка, он находился в тридцати километрах от вокзала. По адресу, указанному в телеграмме, проживали супруги Черновы – друзья Артёма. Тогда она вспомнила, что был такой однокурсник у сына. По приезде её в воинскую часть выясняется, что приехала она как раз вовремя, поскольку завтра её сына переведут в следственный изолятор Красноярской пересыльной тюрьмы, где он будет ждать требунала.

Повидать Артёма ей удалось только через решётку камеры, предназначенной для штрафников. Но увидев бледное лицо своего сына, с опустошёнными, измученными глазами, Александра вмиг поняла всё, что он пережил. Сердце её сжалось от тоски и боли, но она сдержала слезы.

И в то же время в образе сына, показавшемся Александре малознакомым, что-то пробуждало в её душе надежду, что он всё выдержит, не сойдёт с ума, и не покончит с собой, как часто бывает, в таких случаях. Недаром её отец, Виктор Степанович, говорил о своём внуке, что он «хоть не очень сильный на вид, зато терпеливый и тягучий, как резиновый жгутик». А он знал Артёма лучше всех.

ПО ЭТАПУ

Военный трибунал в Красноярске сделали показательным, настояли члены «Союза Солдатских матерей». И, хоть статья была вынесена как «непреднамеренное убийство», – дали Артёму целых шесть лет поселения в колонии Пермского края, в десяти километрах от Ныроба, близ реки Верхняя Колва.

От Красноярска до места назначения Артём шёл этапом, ненадолго останавливаясь в централах. Всё это время Александра мысленно шла со своим сыном, крепко держа его за руку, и ни на миг не отпуская, ни днём, ни ночью. Она боялась открывать двери в своё подсознание, чтобы не привлечь злые силы, не увидеть страшное настоящее, и неизвестное будущее, а только молилась, молилась…

Она знала, что многие из арестованных не доходят до места своей отбывки. Их матерям приходят почтовые открытки с казённой маркой, а своё дитя они уже больше никогда не увидят.

Уже на второй этапа Артём шёл он раздетый и разутый. Всю приличную одежду и обувь сняли с него друзья-сидельцы и конвоиры, вместо неё отдали какое-то тряпьё

и старые керзовые сапоги, меньше на два размера.

Пригнали их на какой-то очередной централ. Небольшое помещение с низким потолком, освещённое единственной лампочкой, несколько лавочек по стенам; человек тридцать: кто стоит, кто сидит, кто лежит прямо на голом полу… Осмотревшись, и не найдя ни одного знакомого лица, Артём прислонился к стене, и так стоял почти сутки, без пищи и воды. Он знал неписаный тюремный закон. Надо всё иметь своё: и кружку, и ложку, и миску. А кто мог собрать его в этот путь?

СТАРЫЙ РЕЦИДИВИСТ

И вот, простояв так сутки, и едва держась на ногах, чтобы не упасть, молодой арестант стал засыпать от усталости, и впал в полуобморочное состояние. Тут, вдруг чувствует: кто-то трясёт его за плечо. Открывает глаза, – перед ним его дед, Виктор Степанович! В своей фланелевой рубашке, и с приветливым выражением лица, будто что-то собирается сказать ободряющее, своему любимцу.

– Дед?! Как он попал сюда?! – подумалось Артёму, вслух же он пробормотал: – Деда, помоги мне! Я так устал! И вдруг тут же, в ответ, послышался чей-то незнакомый хрипловатый голос: – Обана! Слышали?! Де – да!

Очнувшись, Артём присмотрелся: – Нет, это вовсе не его дед, кто-то другой, старый и страшный, лицо в шрамах, руки – в наколках…

– Вот так, ёш твой клёш! Тридцать лет по тюрягам чалюсь, и тут впервые меня так: – Де – да! – продолжал старик, чёрный лицом, таща растерявшегося парня за рукав, и, усаживая на его лавку. – Ну, садись, внучек, рассказывай: откуда ты такой? И по какой статье будешь чалиться? А между тем тут же появилась миска с тёплой кашей и ложка. А потом даже кружка с компотом!

Дальше на этап Артёма собирал и провожал уже сам Михей – Отшельник, местный авторитет, вор в законе. Взгляда и окрика его боялись все, даже конвоиры. Прощаясь, Михей прилепил своему «внучку» погоняло: «Тёма-интеллигент, внук деда Михея». Приходя в новый пункт назначения, ему не надо было представляться, там его уже ждали, называя по этой самой «кликухе». Строгий наказ Михея шёл впереди, торя дорогу и предупреждая: – Смотрите! Если кто хоть пальцем тронет моего пацана…

Так и шёл Артём Воронцов, как по ковровой дорожке, до самого Ныроба. Ну, а оттуда кто-то позвонил его матери ночью. Незнакомый голос, слегка картавя, проговорил: – Александра Викторовна?! Ваш сын прибыл в Ныроб. Дальше он будет следовать к месту своей отсидки: на поселение Верхняя Колва.

– И ещё… Человек, говорящий на том конце провода, слегка замялся. После небольшой паузы, он тихо добавил, с особым оттенком в голосе: – Передайте ему привет, от деда Михея.

РОДОВАЯ РЕЛИКВИЯ

Вот они, материнские молитвы! И родовые иконы! Александра никогда не расставалась с образом Казанской Божьей Матери. Уезжая куда-либо, она всегда брала её с собой, пряча на груди, под кофточкой. Иконка эта, на вид неказистая, – небольшая, почерневшая от времени, прибитая маленькими гвоздочками к грубо обструганной дощечке, – была ей чрезвычайно дорога.

На фоне поржавевшего оклада ещё явственнее вырисовывался, неизменно очаровывая и умиляя, светлый лик Богоматери: кроткий, и, вместе с тем, строгий, с полными скорби, проникающими внутрь глазами.

Это была их семейная реликвия. На неё молилось несколько поколений материнского рода, прося у Богородицы защиты и помощи. Отец Нины Дмитриевны, Шуваев Дмитрий Иванович, прошёл с этой иконкой на груди, Первую Отечественную. После этого в роду Шуваевых укоренилась традиция: передавать эту икону по материнской линии, от матери – к дочери. У Александры она стояла отдельно от общего иконостаса, на прикроватном столике, всегда готовая «к случаю». И вот этот «случай» настал!

Она верила, что Божья помощь приходит к каждому, нуждающемуся в ней, – в любое время, и в любом образе. И вот сейчас она пришла к её сыну в образе старого рецидивиста, вора в законе. Ну, а кем она ещё могла явиться, в такой ситуации? Не министром же юстиции или здравоохранения? И не одинокой дворничихой, тётей Дусей, которая души не чаяла в маленьком Артёмке. Он всегда предлагал ей свою помощь, и на это добросердечная женщина, прижимая мальчишку к своей обширной груди, ласково приговаривала: – Да спасибо тебе, жаль моя! До чего же сладкий, да милый!

Впоследствии Артём, вспоминая о событиях, происходивших с ним на этапе, уверял, что действительно видел там своего родного деда, который преобразился вдруг в деда Михея. – Как?! Это же мистика какая-то! Ведь к тому времени Виктора Степановича уже год как не было на свете!

Напрашивался и такой вопрос: «Самому-то Михею, зачем надо было заботиться о каком-то незнакомом парне? Что вдруг так расчувствовался, этот отпетый арестант, повидавший столько страстей и ужасов?

ПРИТЧА «О СТАРОМ САПОЖНИКЕ»

Да, неисповедимы пути Господни, а возможности человеческой психики, – безграничны. И Александра рассказала сыну библейскую притчу «О старом сапожнике», которую слышала в церкви, на проповеди одного из священников:

«Жил-был один сапожник. Он, будучи очень набожным, поработав день, вечером вслух читал Библию, а по выходным исправно посещал церковь. Однако старый сапожник перестал всё это делать, похоронив жену, детей, оставшись совершенно один, на белом свете.

– А зачем мне жить, работать, ходить в церковь? Кому я нужен? – спросил он сам себя. Недели через две пришёл к нему местный священник, который, пожурив старика за это, пообещал: – Если будешь работать, читать «Библию», – явится к тебе Господь Бог.

И вот с утра, как обычно, сапожник принялся за работу, собираясь вечером читать «Библию» и ждать Бога. Но, вскоре кто-то отвлёк его от работы, постучав в окно. Открывает сапожник дверь, – стоит на крыльце молодая женщина, плохо одетая, озябшая и измождённая, а на руках у неё младенец. Впустил их старик, накормил молоком с хлебом, а провожая, отдал им своё старое, но тёплое пальто. Чтобы, надев его, женщина могла укрыть им и своё дитя.

– Благослови тебя Господь Бог, добрый человек! – поблагодарила его женщина и ушла.

И опять, только взялся сапожник за работу, как услышал стук в дверь. Открыл: стоит на пороге раненый солдат, голодный, усталый, весь в придорожной пыли. Пригласил его старик в дом, накормил, чем у него было. Уходя, поклонился ему солдат, проговорив: – Да пребудет с тобой Господь Бог, добрый человек!

Только принялся опять сапожник за работу, как во дворе раздались крики, плач… Кто это?! А это старуха-торговка держит за ухо мальчика, укравшего у неё яблоко, которое она оставила себе на ужин.

– Не ссорьтесь, друзья мои! Я отдам вам пятачёк. Он лежит у меня в шкатулке, без дела. А и вы купите на него кое-какой еды, – сказал им сапожник. Так он и сделал. Старуха и мальчик ушли, сказав ему: – Спасибо, добрый человек! Да, пребудет с тобой Господь Бог!

Сапожник видел, как мальчик взял из рук старой торговки корзину, а та обняла его за плечи, и довольные, они зашагали рядом. Старик перекрестил их вслед.

На пороге стоял уже вечер, шёл холодный мелкий дождь. Старый сапожник отложил работу в сторону, развёл в камине огонь, взял в руки «Библию»… Она открылась на странице, где было написано: «Бога не видел никто никогда, но когда мы в трудную минуту оказываем помошь ближнему, – то в нас оживат Бог и Его совершенная любовь. Он дал нам свой Дух, и мы знаем, что мы в Нём, а Он в нас».

Долго думал сапожник, глядя на весёлый огонь, играющий в камине. Когда оторвал глаза от этого зрелища, они были полны слёз».

Александра вспомнила слова священника, разъясняющего прихожанам суть этой притчи: – Господь посылает к нам тех, кто нуждается в нас. Помогая им, мы становимся в этот момент частицей нашего великого и милосердного Бога. И те, кто приходят к нам за помощью, – тоже посланники Божьи. Они нужны нам не меньше, чем мы им.

Артём вспомнил, как перед отправкой дальше, по этапу, он, прощаясь с дедом Михеем, постеснялся обнять страшного на вид арестанта, а, только приблизившись к нему, поклонился и тихо сказал: – Спасибо вам. Худо бы мне было, без вашей-то помощи…

– Да ладно, что уж! – сурово перебил его старый сиделец, с хрипотцой кашлянув в кулак. И прищурив глаза, словно от едкого дыма, старик произнёс своим однотонным, будто без всякого тембра голосом: – И не такое бывает. Куда б ты делся, выжил… Знаешь, служивый, и здесь не всё одни звери!

Артём ещё не встречал подобных людей на своём коротком жизненном пути. Что-то поражало с первой минуты, в личности старого сидельца. Нечто необъяснимое, не передаваемое словами, прогладывало в его глазах, за царственным презрением к жизни, её суете и жестокой неумолимости.

ЛЮДИ ДОБРЫЕ

Сама Александра, обращаясь к притче «о старом сапожнике», не могла не вспомнить людей, оказавших ей помощь, в эту трудную и страшную для неё годину, и готова была поклониться им до земли, с благодарностью за это. Одним из таких людей был Валерий Воронцов, брат её первого мужа, Олега. Деверь Александры был весёлым, с большим чувством юмора, на редкость отзывчивым человеком; правда, излишне любившим выпить. Что и говорить, чисто русский характер, «рубаха – парень».

Работал Валерий диспетчером на аэродроме местных авиалиний. И, когда Александра собиралась лететь в Ныроб, он доставал ей билеты и усаживал в самолёт с огромными сумками, которые она везла туда, на север. И так каждое лето, когда она уезжала к сыну, на место его тюремной отсидки. Александра, конечно, была чрезвычайно признательна своему деверю за помощь, которая в эти тяжёлые времена была ей так необходима. Правда, Валера и до этого был одним из немногих людей в семействе Воронцовых, которых она искренне любила.

НА ПОСЕЛЕНИИ

В посёлке Верхняя Колва Артёма определили на телефонную станцию, рабочим – электриком, под началом сварливой, но довольно доброй тётки – Устиньи Парамоновны. Местные жители звали её «Амоновной». Скромного и услужливого Артёма многие из них быстро узнали, отзывались о нём с теплотой, и даже с любовью. Он безотказно чинил местным бабушкам телевизоры, стиральные машины, скромно отказываясь даже от еды, хотя был всегда полуголодным.

Александра, приехав в посёлок, сразу познакомилась со своей коллегой – Тамарой Михайловной, учителем русского языка и директором местной школы. У той дочка собиралась поступать в пединститут, и младший сын мечтал о военном училище, в котором служил бывший муж Александры. Поэтому знакомство с городской коллегой показалось весьма полезным, деловой и практичной женщине, и она пообещала помочь Александре Викторовне, чем только может. На первый случай, Тамара Михайловна поселила приезжую и её сына в школе, а потом предоставила им в пользование свою старую дачу. Новую-то её муж выстроил отдельно, на горе. Она стояла там гордо и с большим достоинством, поражая своей величиной и добротностью.

Можно сказать, что по-своему, это было счастливое лето, для настрадавшейся Александры и её сына. Под вечер Артём приходил с работы, топил печку, и они вместе готовили обед, пели при этом песни бабушки Нины, вспоминали деда Витю, их жизнь в родном доме.

Приходила к ним в гости дочь Тамары Михайловны, Инна, застенчивая, симпатичная девушка, только что окончившая школу. По всему было видно, что она не равнодушна к Артёму. И младший брат Инны, Павел, тоже по-своему привязался к постояльцу; с ватагой таких же подростков они ходили на речку, рыбачить.

ГОСПОДИ, СПАСИ И СОХРАНИ!

В конце лета прошла амнистия, по которой Артёму скашивалось три года отбывания в колонии – поселении. Александра, прощаясь с сыном, думала, что их разлука продлится недолго. Скорее, до весны.

Осенью обещал приехать к Артёму его отец, привезти тёплую одежду, чтобы оставить сына на долгую и холодную зиму. Олег Михайлович продлил отпуск по семейным обстоятельствам, и полетел в Ныроблаг, а оттуда, автобусом, – на Верхнюю Колву.

Александра ждала от него звонка, а на душе у неё было опять неспокойно. Не вытерпев долгого ожидания, она сама позвонила в Колву, на телефонную станцию. Ей ответил какой-то незнакомый женский голос, что её сын попал в беду! На этом связь оборвалась.

Александра упала на диван и схватилась за сердце: – Господи! Спаси и сохрани! Что опять случилось с её непутёвым сыном?! Через сутки связь наладилась, и Олег Михайлович позвонил домой. Оказывается, что за час до его прилёта, Артём полез на столб, чинить оборванную связь. Столб оказался подгнившим, в основании, повалился, и парень упал с него, на какую-то железяку.