Хранители Севера

Слева, чуть поодаль, Брайан незаметно скосил взгляд в сторону Талли. Она сидела, поджав под себя ноги, сгорбившись. Её волосы мокрыми прядями липли к щеке, промокшая одежда висела на ней тяжёлыми, безжизненными лоскутами. Она не шевелилась, но в каждом изгибе её спины, в опущенных плечах, чувствовалось огромное, давящее напряжение. А он молчал. Его грудь ещё слабо подрагивала от учащённого, усталого дыхания, и в нём самом всё ещё глухо, отдалённо бился отголосок недавнего страха. Он снова и снова видел перед своим внутренним взором её – как глаза сверкали нечеловеческим алым светом, как тёмная, зловещая сила вилась вокруг неё живым вихрем, будто рвалась наружу и жаждала разрушения. Он не мог забыть этого, не мог понять, и не находил в себе сил подойти. Это зрелище не укладывалось в привычные рамки, не поддавалось логическому объяснению. Ему требовалось время. Время, чтобы осмыслить, принять, привыкнуть к этой новой, пугающей реальности.

А Талли всё понимала и без слов. Она не злилась на него и не искала оправданий. Она просто сидела, неподвижная, и чувствовала, как холодная, острая боль прожигает её грудь изнутри. Она видела, как он намеренно избегает её взгляда, как его обычно прямая, уверенная спина сейчас предательски напряжена, будто он и сам хочет сделать шаг, но некая невидимая сила удерживает его на месте.

И всё же она не сдвинулась с места, не сделала ни малейшего движения в его сторону.

Боги, как же до боли, до спазма в горле, хотелось броситься к нему, просто прижаться щекой к его твёрдому, надёжному плечу, вдохнуть его знакомый, успокаивающий запах, услышать, как бьётся под рубашкой его верное сердце. Сжать его в объятиях так крепко, как только можно, и не отпускать, пока весь этот внутренний ураган не утихнет, пока не станет хоть немного легче дышать. Но она осталась сидеть на своём месте, и заставила свои руки сжаться в тугие, беспомощные кулаки.

«Потому что он боится меня. Боится того, что он увидел.»

Эта мысль ударила с такой силой, что перехватило дыхание. Внутри что-то сжалось, оборвалось, надломилось с тихим хрустом, полоснуло по самому сердцу. Талли подняла взгляд к высокому, безучастному небу. Звёзды мерцали в вышине – далёкие, холодные, безразличные к человеческим страстям. Они смотрели на неё сверху с тем же равнодушием, с каким сейчас смотрел на неё он – отстранённый, недосягаемый. Её губы дрогнули. Она стиснула зубы и прикусила нижнюю губу слишком сильно, до боли, до солоноватого, металлического привкуса собственной крови.

«Не плакать. Только не сейчас, не перед ним.»

Но одна единственная, предательская слеза всё-таки вырвалась, вопреки всем приказам. Она медленно скатилась по её бледной щеке, оставив за собой мокрый, блестящий след, и бесследно исчезла в окружающей темноте.

Глава 15

Глава 15

Рассвет подкрадывался неслышно, словно боясь нарушить хрупкое спокойствие, что наконец опустилось на комнату после долгой тревожной ночи. За оконными рамами небо медленно светлело, переходя от густой черноты к призрачному серо-голубому оттенку. Первые лучи солнца, ещё слабые и неуверенные, робко пробивались сквозь ткань штор, отбрасывая на пол дрожащие полосы света, в которых лениво кружились пылинки. Воздух в комнате был тяжёлым и неподвижным, пропитанным терпким ароматом сушёного шалфея, мяты и чего-то ещё – горьковатого, лекарственного.

В центре этой застывшей картины, на широкой кровати, лежал Бернар. Одеяло сползло на пол, обнажив его босые ноги и просторную белую рубаху, которая прилипла к груди тёмными пятнами от пота. Его лицо было бледным, губы – потрескавшимися и бескровными. На высоком лбу, под влажными прядями белоснежных волос, блестели капли испарины, медленно скатывающиеся к вискам. Дышал он часто и поверхностно, и каждый его короткий, прерывистый вдох отдавался в напряжённой тишине комнаты.

Рядом с кроватью, склонившись сидела Талли. Казалось, она вросла в этот стул, стала его частью. Её собственное лицо осунулось за ночь, под глазами залегли тёмные, почти фиолетовые тени. Растрёпанные волосы падали на лицо, но она не обращала на них внимания. Её острый, полный боли взгляд не отрывался от Бернара. Она сжала в своей ладони край влажного полотенца и снова, уже в который раз, медленно, с бесконечной осторожностью провела им по его горячему лбу, стирая пот. Пальцы её мелко дрожали, и это предательское движение выдавало всю глубину её страха.

В глубине комнаты, в высоком кресле, замерла Мелисса. Она сидела, откинувшись на спинку, и её фигура почти сливалась с тенями в углу. Но по идеально прямой, напряжённой линии её спины, по рукам, сжатым на коленях в тугой замок, было ясно – она не спала ни минуты. Тонкая тёмная накидка скрывала её плечи, но не могла скрыть усталости, застывшей в уголках её рта. Они обе, казалось, были привязаны невидимыми нитями к этому ложу, не в силах оторваться, пока их друг не вернётся к ним.

Тишину нарушало лишь хриплое, неровное дыхание Бернара и тихое потрескивание тлеющих углей в медной курильнице, стоявшей в ногах кровати. Талли сдавленно всхлипнула, смахнула новую каплю пота, скатившуюся по его виску. Её рука опустилась на колени, и пальцы сжались в бессильные кулаки, но дрожь не утихала, а лишь становилась сильнее, вырываясь наружу. Внутри неё всё кричало одно и то же: «Проснись. Пожалуйста, просто открой глаза.»

– Талли, – голос Мелиссы прозвучал тихо, но чётко, разрезая тяжёлый воздух. Она медленно поднялась с кресла и сделала несколько шагов вперёд, её тень скользнула по стене. – Тебе нужно отдохнуть. Хотя бы немного. Дай мне посидеть с ним.

Талли лишь снова покачала головой, и на её бледных губах дрогнула слабая, вымученная улыбка.

– Ты выглядишь не лучше меня, – прошептала она, и в её голосе послышалась попытка привычной шутки, но она сорвалась, обнажив хриплую, измотанную тревогой ноту. Слова повисли в воздухе, выдавая всё, что она пыталась скрыть, – всю накопленную за ночь грусть, страх и это гнетущее чувство беспомощности.

Она глубоко, с усилием вдохнула и провела ладонями по лицу, пытаясь стереть с себя усталость, слипшиеся ресницы, следы бессонной ночи. Но её взгляд снова, помимо воли, вернулся к юноше. Она следила, как под тонкой рубахой едва заметно поднимается и опускается его грудь. Это слабое, почти призрачное движение было сейчас её единственным якорем, единственным доказательством, что он ещё здесь, с ними.

– Дышит… – выдохнула она, и этот шёпот был похож на молитву. – Он дышит…

Она повторяла эти слова снова и снова, как заклинание, веря, что, если произносить их достаточно настойчиво, они смогут удержать его в этом мире, вернуть всё назад.

Бернар лежал неестественно спокойно. Его черты, обычно собранные и выразительные, сейчас казались размытыми, расслабленными. Ни морщинки боли на лбу, ни намёка на напряжение вокруг рта. Он выглядел так, будто просто погрузился в глубокий, безмятежный сон, из которого вот-вот должен был пробудиться. Если бы не одно «но»… Глоток застрял у неё в горле, превратившись в тугой, тошнотворный ком. Она заставила себя опустить взгляд туда, куда не хотела смотреть, – на висок. Среди спутанных белых волос алело отчётливое пятно запёкшейся крови. От него вниз, по бледной коже щеки, тянулась тонкая, уже подсохшая багровая дорожка, теряющаяся у линии шеи, где проступали синеватые тени грядущих синяков.

– Нет, – прошептала Талли с внезапной, отчаянной силой, сжимая ручки стула так, что костяшки побелели. – Он оправится. Он должен.

Пока его грудь поднималась в ритме хриплого, но упрямого дыхания – она будет ждать. Пока в его жилах пульсирует жизнь, пусть даже слабая и прерывистая – она будет верить. Всё остальное в этот миг потеряло значение, отступило на второй план, оставив лишь эту простую истину. Девушка крепче сжала в пальцах влажное полотенце, ощущая прохладу ткани на своей коже. Она осторожно отжала его над медной чашей, и тёплая вода тонкой струйкой смешалась с солёными каплями, упавшими с её ресниц. Снова склонившись над ним, она нежными движениями убрала со лба спутавшиеся пряди и мягко провела тканью по его горячей коже. На мгновение прохлада приносила облегчение, заставляя жар отступить. Затем движение повторилось – по щеке, по направлению к виску. Её рука предательски дрожала, и как бы бережно она ни старалась, край полотенца всё же коснулся повреждённого места. Бернар слабо, почти беззвучно застонал. Она замерла, её ладонь рефлекторно легла ему на плечо, ощущая под пальцами тонкую ткань рубахи и напряжённые мышцы.

– Тшш… Тише. Спи, просто спи… – прошептала она, сглатывая подступивший к горлу ком. Она говорила так, будто её голос мог убаюкать боль, смягчить жар, вытянуть его из той тёмной бездны, куда не доставали её руки.

Слёзы снова навернулись на глаза, но она не позволила им скатиться по щекам. Снова отжав полотенце, она провела им по его подбородку, по уголку рта, где засохла тёмная капля крови. Каждый раз, прикасаясь к гематомам, она внутренне сжималась, мысленно прося прощения за причинённую боль.

Позади раздался тяжёлый, сдавленный вздох.

– Хорошо, – тихо произнесла Мелисса, отступая на шаг назад.

Она не стала настаивать, хотя внутри у неё всё кипело. Её пальцы судорожно сжались в кулаки, ногти впились в ладони, оставляя на коже красные полумесяцы, но она лишь сильнее вдавила их в плоть. Физическая боль была предпочтительнее того гнетущего, удушающего чувства, что сжимало её грудь. Повернувшись, она подошла к окну и откинула занавеску. За стеклом открылся вид на мутный, безрадостный рассвет. Солнце, казалось, не решалось выглянуть из-за туч, словно не желая быть свидетелем происходящего внутри. Тусклый серый свет просачивался в комнату, ложась на предметы блёклыми пятнами. Узкие улочки внизу извивались между каменными домами, как змеи, затаившиеся после ночной охоты. Стены потемнели от ночного дождя, а острые крыши казались бесконечными в своей однообразной череде. Город ещё спал, его дыхание было медленным и глубоким, и он ничего не знал о крови, пролитой на его окраинах. Его равнодушие и молчание ранили больнее любых упрёков.

Мелисса вглядывалась в переулки, в очертания крыш, в причудливые тени на стенах, но мысли её были далеко. Внутри бушевала буря – гнев и страх, смешавшись, давили на грудь невыносимой тяжестью. Ей хотелось кричать, крушить всё вокруг, выплеснуть наружу это клокочущее чувство. Пальцы с такой силой вцепились в подоконник, что костяшки побелели. Лишь это удерживало её на месте, не давало сорваться.

«Как они посмели?»

Мысли метались в голове, бились о стены сознания, рвали его изнутри. Сердце колотилось в висках, и каждый удар отдавался оглушительным эхом.

«Кто? Кто стоял за этим? Я найду всех, я отомщу. И как найти того автора? Как уничтожить все следы, как успеть, прежде чем…»

И тут же перед её внутренним взором возникло лицо Адриана. Она резко зажмурилась. Холодный страх сдавил грудь, тяжёлым грузом опустившись под рёбра.

«Чёрт… мне не отвертеться. Он спросит. Он потребует ответов. А я… я не смогу…»

Она стиснула губы до боли. Кожа на них треснула, и резкая, обжигающая вспышка заставила её вздрогнуть. Во рту появился знакомый горьковато-солёный привкус крови. Она провела языком по губам, чувствуя, как шершавая кожа трескается, и очередная тёплая капля коснулась языка. Но даже боль не могла вернуть ясности мысли.

«Если королева узнает… Если она поймёт, насколько мы близки к провалу…»

Мелисса невольно усмехнулась, и этот звук прозвучал горько и неестественно.

«Она отдаст нас Хаосу…»

И это не было преувеличением. Их миссия висела на волоске. Секрет, который они хранили долгие годы, мог вот-вот выплыть наружу, оказаться в чужих, жадных до власти руках. И если враги проследят за ниточками к ним, если станет известно, какую силу они скрывают, – охота начнётся немедленно. И у них не останется ни малейшего шанса против всех – ни против наёмников, ни против рыцарей, ни, тем более, против самого Хаоса, что уже бьётся у границ мира.

– М-да… перспектива, прямо скажем, не из лучших, – выдохнула она, и натянутая, кривая усмешка исказила её лицо.

Тут же ей захотелось ударить себя за эту слабость, за попытку спрятаться за иронией, за то, что она позволила страху хоть на миг взять верх. Она резко сжала кулаки. Горячая, слепая ярость заструилась по венам. Но на кого её обрушить? На Талли? Нет, ни в коем случае. Та сделала всё, что было в её силах. Она сражалась до конца.

«Это я… Это я отдала тот приказ. Я сказала: «разделимся». Я думала, что так будет безопаснее, быстрее, а в итоге загнала нас всех в ловушку.»Мелисса тяжело выдохнула. В памяти всплыли чужие воспоминания – те, что пришли к ней вместе с Хаосом: образы, чувства, запахи, словно она прожила их сама.

– Лидер… – с горькой иронией выдохнула она, и в голосе её прозвучала неприкрытая горечь.

Она прикрыла лицо ладонью, ощущая, как горячая кожа щёк прижимается к холодным пальцам.

«Какой из меня лидер? Теперь Бернар лежит без сознания. Талли на грани. А я… я вонзаю ногти в ладони, потому что больше ничего не могу сделать. Я подвела их. Я подвела всех.»

В этот миг Бернар слабо пошевелился. Его тонкие веки дрогнули, едва заметно приподнялись, будто он пробивался сквозь густую, вязкую пелену сна. Они снова опустились, а затем поднялись вновь – на этот раз с видимым усилием, словно каждое движение требовало невероятной затраты сил. Его взгляд был мутным, невидящим, блуждал по потолку, по теням в углах, не узнавая окружающего. Наконец, он медленно, с трудом сфокусировался на двух знакомых лицах.

– Вы обе… выглядите весьма паршиво, – прохрипел он, и уголки его губ дрогнули в слабой, но узнаваемой усмешке.

Его лицо стало ещё бледнее, глаза прищурились от боли. Всё тело ныло, каждая мышца отзывалась тупой, глубокой болью. Ощущение было таким, будто его сдавили прессом, затем выкрутили, а после медленно и методично разобрали на части. Голова раскалывалась, пульсация в висках сжимала череп. Он резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы и тут же вздрогнул: короткий, острый укол пронзил грудь, и его лицо исказила гримаса. Всё существо восставало против самого факта возвращения к сознанию.

Мелисса вздрогнула, повернулась к кровати, не веря своим глазам.

– Бернар? – её шёпот прозвучал неуверенно, полный надежды и страха.

Она замерла на мгновение, боясь, что это мираж, игра света или её измученное воображение. Но он снова моргнул, попытался чуть приподнять голову. Волна облегчения накрыла её с головой. Короткий, нервный, сдавленный смешок вырвался наружу помимо её воли. В уголках глаз, наконец, блеснули и потекли долго сдерживаемые слёзы, и она даже не пыталась их остановить.

– Бернар! – девушки выкрикнули одновременно.

Талли прижалась мокрым от слёз лицом к его горячему плечу. Её тонкие пальцы обвили его ладонь, сжимая так, будто боялись, что его унесёт ветром. Мелисса же застыла в шаге от кровати, вцепившись в край покрывала.

– Меня как будто… перебежал змеевик, – слабо выдохнул он, и уголки его губ дрогнули в попытке улыбнуться. Но улыбка рассыпалась, сменившись болезненной гримасой. Он скривился, резко вдохнул, и стиснул зубы, когда новая волна боли, острая и жгучая, прошла по груди. – Ах, чёрт…

– Не двигайся! – голос Мелиссы прозвучал резко, почти по-матерински. – Ты ещё не восстановился!

Юноша с трудом оторвал голову от подушки, промокшей от пота. Он попытался приподняться, опираясь на локти, но тело его предательски дрогнуло, мышцы, ослабленные болью, отказались слушаться. Руки подогнулись, плечи дёрнулись, и грудь снова скрутило спазмом. Он сжал зубы до хруста, пытаясь усилием воли задавить в себе слабость, но на этот раз воля не сработала.

Мелисса не выдержала. Она сделала шаг вперёд и твёрдо положила ладони ему на плечи, мягко, но с непререкаемым давлением, возвращая его к подушке. Её пальцы подрагивали, выдавая внутреннюю тревогу, но хватка была стальной.

– Ты что творишь?! – прошипела она, и в её шёпоте слышался испуг. – Лежи, просто лежи. Тебе нельзя вставать. Повезло, что ты вообще живой.

– Со мной всё в порядке, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы, отводя взгляд в угол комнаты. Но его собственные пальцы, побелевшие от напряжения, впились в край одеяла, и каждое движение отзывалось в теле тупым ударом. Губы дрогнули, лицо исказилось, но в потухшем на мгновение взгляде всё ещё тлели угольки упрямства. – Я живой, видите? А раны затянутся.

Талли прикусила губу, чтобы не расплакаться снова. Её огромные, блестящие от слёз, глаза были полны укора.

– Ты идиот, Бернар, – выдохнула она, опускаясь на край кровати. Голос её срывался. – Полный идиот.

Он слабо улыбнулся, с трудом повернув к ней голову.

– Ты ж за это меня и любишь, да?

Девушка фыркнула, смахивая с ресниц непослушную каплю.

– Подожди, пока я найду подушку потяжелее. Потом и поговорим про любовь.

Мелисса прищурилась, вглядываясь в его бледное, осунувшееся лицо. В этих знакомых голубых глазах, запавших от боли, по-прежнему пылал тот самый стальной, упрямый и непокорный огонёк. Он не собирался сдаваться. Никогда. Она молча смотрела на него несколько долгих секунд, и её пальцы всё ещё удерживали его. Его грудь резко вздымалась в попытке ровно дышать, челюсть была напряжена. Наконец она раздражённо выдохнула и отступила, убирая руки.

Бернар медленно втянул воздух, наполненный запахом лечебных трав, и осторожно, сантиметр за сантиметром, попробовал подняться. Мышцы на его руках и спине подрагивали от натуги, всё тело налилось свинцовой тяжестью. Суставы ныли, в глазах заплясали чёрные мушки, и холодная струйка пота скатилась по виску, оставляя мокрый след на шее.

Талли резко дёрнулась – вся её фигура выражала готовность подхватить, не дать упасть, но Мелисса едва заметно качнула головой. И девушка застыла на месте, сжавшись от внутреннего напряжения.

Юноша наконец оторвался от подушки и попытался выпрямить спину. Но едва мышцы напряглись, как он резко всосал воздух сквозь зубы с шипящим звуком. Острая, безжалостная боль ударила в позвоночник. Он застыл, согнувшись пополам, его дыхание сбилось, стало рваным и хриплым. Рубаха задралась, открывая чудовищный синяк на спине – огромное, почти чёрное пятно с багровым отливом, расползшееся от лопатки до самой талии, будто его и впрямь ударила каменная глыба. Кожа вокруг была воспалённой и неровной, кое-где затянутой тёмной коркой. На виске поблёскивали тонкие, аккуратные швы. В спутанных белоснежных волосах розовел подсохший след крови. Он медленно, боясь прикоснуться, поднял руку и коснулся пальцами головы. Пальцы дрожали. Он провёл ими по линии шва, и на его лице мелькнула гримаса досады и злости. Он морщился, но молчал, проглатывая стоны.

Мелисса молча наблюдала за ним. То тяжёлое, давящее напряжение, что копилось в ней все эти долгие часы ожидания, наконец-то ослабло свою хватку. Он был в сознании, он дышал, он боролся. А значит, хоть одна из катастроф, нависших над ними, отступила. Пусть ненадолго, но дала передышку.

– Я рада, что ты очнулся, – тихо произнесла она, и её голос, обычно такой твёрдый, прозвучал неожиданно мягко и устало.

Бернар взглянул на неё. Уголки его бледных губ дрогнули, пытаясь сложиться в слабое подобие улыбки.

– Я знаю, – прошептал он в ответ, и в его взгляде, всего на мгновение, сверкнула тёплая, безмолвная благодарность.

Он с усилием подтянулся повыше, опираясь локтями о спинку кровати. Мышцы ныли и протестовали, каждый вдох отдавался в груди глухим, тупым ударом. Он зажмурился, перехватывая дух, сглотнул ком в горле и только через несколько секунд снова открыл глаза. По вискам его стекал пот, медленные капли сбегали по шее, собираясь в ямке ключицы. Бернар перевёл взгляд с одной подруги на другую и слабо усмехнулся, перекашивая губы в кривой, знакомой им ухмылке.

– Знатно нас потрепало… – пробормотал он, изучая их уставшие, измождённые, с ссадинами на щеках и тёмными кругами под глазами, лица. Их взгляды были выгоревшими и пустыми. Такими он видел их лишь однажды – в самые тяжёлые дни учёбы, но тогда, по сравнению с нынешним, всё казалось почти беззаботным приключением.

– Вы что, не спали, дурёхи? – фыркнул он, с наигранным укором глядя на их помятые лица. – По глазам же видно, что вы как совы, всю ночь проторчали.

– А ты как думаешь?! – тут же вспыхнула Талли, вся её тревога и усталость выплеснулись наружу всполохом гнева. – Не могли же мы спать, пока ты тут валялся без сознания, бесчувственный чурбан! – Она схватила первое, что попалось под руку – свёрнутое валявшееся на стуле полотенце – и с размаху хлопнула его по руке.

– Ай! – вскрикнул он, чуть не съехав обратно на подушки от неожиданности. – Осторожнее! Я, между прочим, раненый! Хрупкое, страдающее создание на самой грани гибели!

Он нарочно переиграл – театрально вскинул руки, прижал ладонь к груди и закашлялся, изображая приступ такой силы, будто жизнь вот-вот покинет его измученное тело.

– Прости! – ахнула Талли, едва не вскрикнув от испуга. Она тут же прижала ладони ко рту, а глаза её стали круглыми. – Я не хотела! Я просто… не подумала…

– Всё в порядке, – перебил её Бернар, и на его губах играла кривая, но довольная усмешка. – Боль – это всего лишь напоминание, что я ещё жив. И что у тебя, как всегда, совершенно отсутствует чувство меры.

Он поморщился и отстранился от неё, и по тому, как неловко и резко он сжал плечо, стало ясно – её нечаянный удар пришёлся прямиком в ушибленное место. Девушка инстинктивно потянулась к нему, чтобы помочь, погладить, утешить, но тут же отдёрнула руку и виновато опустила глаза.

Мелисса, всё это время наблюдавшая за ними, тихо хмыкнула себе под нос. Их вечные перепалки были чем-то настолько привычным, что на мгновение в её груди дрогнуло: казалось, будто они снова дома, на севере, среди знакомых каменных стен, и ничего страшного не случилось.

– Раз уж ты пришёл в себя и даже шутишь, то давайте обсудим кое-что важное. Нам нужно навестить Саймона. Я нашла книгу в том самом кабинете, и в ней… есть кое-что весьма странное.

– Книгу?.. – переспросила Талли рассеянно, сморщив лоб в недоумении.

– Очень занимательное чтиво, – её взгляд стал напряжённым и острым. – Особенно глава, посвящённая леди Ариане.

В комнате повисла тишина, которую можно было бы резать ножом.

– Что?! – Талли резко подалась вперёд.

– Не может быть… – выдохнул юноша.

– Именно это я и хочу выяснить. Кто-то знает о нас куда больше, чем должен. Мы должны найти автора этой книги и выяснить всё до конца.

Талли сглотнула, слишком резко и громко, словно ей внезапно стало нечем дышать. Бернар отвёл взгляд в сторону, и его челюсть напряглась, выдавая внутреннюю борьбу.

– Ладно, – он выдохнул, принимая решение. – Я схожу к нему сегодня же.

– Нет, – тут же отрезала Талли, не дав ему даже договорить. – Ты ранен. Тебя всё ещё лихорадит. Мы как-нибудь справимся и без тебя.

Но на самом деле дело было не только в книге и не только в его ранах. Она отчаянно хотела сбежать. Прочь из этого величественного, но душного дворца с его бесконечными, похожими друг на друга коридорами. Прочь из этих высоких залов с ослепительно белыми стенами, где каждый случайный шорох отражался гулким эхом в звенящей пустоте. Где тени, казалось, шептали его имя.

Брайан.

Она не вынесла бы ещё одного его взгляда – этого настороженного, холодного, изучающего взгляда. Он смотрел на неё так, будто ждал, что она вот-вот изменится, превратится во что-то другое. Будто видел перед собой не её, не девушку, с которой провёл день, а что-то чужое, непонятное и опасное.

Монстра.

И самое ужасное, что он не ошибался. Ни она, ни Бернар, ни Мелисса уже не были просто людьми. Они давно перестали быть теми, кем были вначале – юными, глупыми, беззаботно живыми. Их взгляды стали тяжелее, в глазах поселилась постоянная тень, а руки научились держать оружие и творить вещи, о которых раньше и подумать боялись. Демонами – вот кем они стали на самом деле.

Бернар качнул головой, усмехнулся коротко и беззвучно, и в этом звуке слышалось знакомое упрямство.

– Мне нужно проветриться, – бросил он, глядя в окно. – Да и вообще… – он скользнул быстрым взглядом по встревоженному лицу Талли и добавил с лёгкой хрипотцой: – Я не создан для того, чтобы валяться в постели. Со мной всё нормально.

Он уже потянулся вперёд, и, прежде чем кто-то успел его остановить, резким, почти отчаянным рывком сдёрнул с себя покрывало и отбросил его в сторону. Когда его босые ступни коснулись каменного пола, по всему телу пронеслась жгучая, сковывающая вспышка боли. Юноша замер, непроизвольно сгибаясь пополам. Пальцы на ногах судорожно подрагивали. Он зажмурился, его дыхание сбилось, стало прерывистым, а в висках глухо застучало, но он не позволил себе упасть. Медленно, преодолевая сопротивление каждого мускула, он встал, выпрямился – пусть и криво, с побелевшими от напряжения губами, с дрожью в ослабевших плечах, со стиснутыми до судороги пальцами, которые впились в спинку кровати.