Золушка наоборот, или Не в деньгах счастье

– А… ваши соседи, вообще жители этого поселка знают о… вашей беде?

– Большинство – да, но так, в общих чертах. Одна баба Вера в курсе всех подробностей, мы с ней сильно подружились, даже породнились в некотором роде, так что… Она замечательная женщина, и любит Тимоху, словно родного, – добавил Белогривов с ярковыраженой теплотой в голосе. Лица он по-прежнему не показывал, продолжая возится возле мойки. – Если бы не она… Короче, туго бы нам самим приходилось.

И тут Наталья отважилась!

– Владимир, а почему вы с сыном одни? То есть, почему у вас нет… матери? То есть, у Тима – матери, а у вас… ну, вы понимаете?

– Понимаю, – подтакнул Белогривов. – Понимаю ваш вполне оправданный интерес к этой… теме, но… мне как-то не хотелось бы ее обсуждать. Вы только не обессудьте, просто…

– Это сугубо личное, и посторонним туда соваться не следует, – вместо него завершила фразу Наташа.

– Примерно. Вы только не обижайтесь, право слово, но…

– Да я и не обижаюсь, – нарочито флегматичным голосом молвила Наталья, хотя, на самом деле, ей было… неприятно. – Всякое в жизни бывает, не сложилось, так не сложилось. Просто… позвольте высказать свое субъективное мнение. Лично я считаю, что, как бы там ни было, а ребенку нужна мать… а вам – жена. Словом, женщина, которая станет вам обоим помощницей, поддержкой, опорой, и поможет нести этот тяжкий крест, – разошлась Наталья в минорном приступе.

– Возможно вы и прав, по правде, я и сам не раз об этом думал, только вот какой чужой женщине нужен больной ребенок, когда даже родной матери он оказался не нужен, – невольно проговорился Белогривов, вдруг разоткровенничавшись.

– О, Боже! Она вас бросила?! – сразу догадалась Наташа, поразившись до глубины души. – Но… как так? Как мать может бросить родного ребенка?! Это ж какие на то могут быть причины?!

– Чужая душа – потемки, – по обыкновению уклонился мужчина от прямолинейного ответа.

Все ясно, усвоила Наташа, больше откровенничать он не станет. И тем ни менее никак не смогла удержать в себе следующий вопрос, напрашивающийся сам собой:

– Володя, а вы… все еще любите ее?

Владимир как-то слишком резко повернулся к ней лицом.

– А я никогда ее и не любил, – ошарашил он Наталью ответом. – Думал, что любил, но… Любовь такой не бывает. Не должна быть…

Он снова обернулся к мойке, и заходился что-то там копошиться, наводить порядок, хотя на кухне и без того царила стерильная чистота: Наташа ж не далее как утром делала гениальную уборку.

«Наверное, эта его бывшая конкретно поломала ему жизнь, раз он стал такой… если не женоненавистник, то «женобоязник» уж точно, – сделала про себя Наташа определенные выводы. – И теперь он чересчур осторожничает, боясь впускать в свою жизнь… в их с сыном жизнь «новую» любимую и маму. Бедненький, – ее недавняя озлобленность, почти ненависть к этому человеку сменилась на искреннее сочувствие. Более того, одним сочувствием тут дело не обходилось, к нему примешивались и те «трепетные чувства», пробудившиеся в девушке вчера после всей той любовной лирики, только «воспламенившиеся» с новой силой. – Эй, уж не влюбилась ли ты, подруга? – упрекнула себя Наталья. – Впрочем, еще вопрос, любовь ли это, та самая, настоящая, о которой столько толковал Владимир, или же так – временное помутнение гормонов?»

Вон когда-то она так же была уверенна, что Борис – мужчина всей ее жизни, только как показала та самая жизнь впоследствии… Хотя, в отношениях с Борей главную скрипку играли не сердечные переживания, а скорее, что уж греха таить, материальные побуждения. Однако это вовсе не значило, что как мужчина он ее ничуть не волновал. Только вот согласно «формуле» Белогривова, волнения – это одно, а любовь – абсолютно другое, но как же отличить второе от первого?! Владимир что-то там вещал про особенную энергетическую, душевную связь, но как ее почувствовать? И не перепутать с «ложной тривогой»?

Наташа иногда любила почитывать популярные ныне так называемые дамские романы, так вот, там главные героини всю книгу «крутили любовь» то с одним, то с другим, и при этом жутко страдали, пока под конец книги не находили-таки своего единственного и неповторимого, и все кончалось хеппиэндом. А Наталья все никак не могла «въехать» с чего они, эти героини, понимали, что именно этот мужчина – тот самый единственный и неповторимый? Ибо по большому счету все их предыдущие отношения, судя по описанию, развивались практически так же страстно, красиво, захватывающе, умопомрачительно и волшебно, как и «финальные». Так откуда же они взяли, что именно ОН, встретившийся на их пути точно так же, как остальные, зажегший в них ту же искру, что и остальные, даривший те же букеты-конфеты, что и остальные, шептавший те же слова нежности и страсти, что и остальные, обещавший те же «золотые горы», что и остальные… словом, что именно он – это ОН? Разве только потому, что так пожелали, задумали автора романов, тем самым избавив героинь от необходимости лишний раз париться над выбором. Только это книги, там все легко и просто, потому что предопределено, а вот в реальной жизни все намного сложнее. И зачастую – прозаичнее. А так было бы здорово, когда б НЕКТО точно так же, как в книгах либо в кино, указывал людям на их пары. Что б посмотреть на человека, и в голове что-то уверенно «щелкнуло»: Вот он – твоя судьба навеки! Только что б это было наверняка, а не от «разбушевавшихся гормонов»…

«Вот, ОН – твоя судьба навеки!» – мистическим образом эхом отозвалось в голове у Натальи, пялившейся в задумчивости на Владимира. Это прозвучало так… странно, словно вправду ей «просигнализировал» НЕКТО свыше, совершенно посторонний. И так неожиданно, что девушка вздрогнула, мигом покрывшись мелким ознобом.

– Ну ни фига себе! – вырвалось у нее.

– Что, простите? – не расслышал Белогривов. И хвала небесам, что не расслышал (не Натальины слова, а «сигнал свыше»).

– Да ничего, это я так… пустяки, – отмахнулась Наташа нарочито непринужденно.

– А-а-а… – протянул ОН – ее судьба навеки (умереть – не встать!), и снова умолк.

Поскольку Наталье также особо нечего было сказать на данный момент, молчание начало затягиваться, и на кухне повисло ощутимое напряжение. Неловкое напряжение.

– Э-э-э, – проблеяла Наташа, решив, что пора спасать положение, – а вы того… обратно на работу вернетесь?

– Куда там, – оживился Владимир, наконец оставив мойку в полном покое, – как я могу бросить сына одного в таком состоянии? Да и сколько уж там той работы осталось, часа на три-четыре, не больше. Обойдутся как-нибудь без меня. Я вообще помышляю над тем, что все-таки придется, очевидно, взять отгул за свой счет – пока баба Вера не поправится.

– А как же я? – спохватилась Наталья, даже на ноги вскочила от напряжения: ей вдруг показалось, что вот-вот случится нечто… препоганое и непоправимое. Как выяснилось буквально через минуту – не зря показалось.

– Вы? – вроде бы удивился Владимир. – А что вы? Вы же сами сказали – вам пора.

– Да я это так ляпнула, в пылу гнева, с досады, – замаялась Наташа, – но теперь, когда я в курсе ваших проблем, я просто не могу… да и не хочу вас… бросать.

– Теперь, когда вы в курсе всех наших проблем, вы просто обязаны уехать домой, – понес Белогривов полную ересь.

– Но почему? – Наташа от усердия заломила руки.

– Потому, – отрезал тот коротко и ясно, точнее, коротко, но совсем ни ясно. – Вы же не можете… вы не должны нянчиться с нами – совершенно посторонними вам людьми бесконечно. Вы вообще ничего нам не должны. У вас своя жизнь, у нас – своя, так пусть каждый из нас заботится о своих проблемах, – настоятельно проговорил мужчина, явно окончательно все для себя решив.

– Но мне нисколечко не трудно, мне наоборот… – попыталась возразить Наташа, да все без толку: Белогривов нежелал внимать никаким ее доводам.

– Так будет лучше для всех, поверьте, – заявил он тоном, не терпящим возражений.

– Ну да, – фыркнула Наталья, поникнув. – Ну что же, хозяин-барин, как говориться. Раз вы изволите, чтоб я убиралась отсюда – ради Бога, пожалуйста, – и девушка, отвесив «барину» реверанс, полный презрения, навострилась на выход.

– Ничего личного, – бросил ей в след толстокожий Владимир, и повторил: – Так будет лучше для всех.

– Не надо говорить за других, – буркнула себе под нос Наташа.

Конечно, бедолага, в одно мгновение снова превратившийся в гада, этого не услышал, только ей, по большому счету, было на это плевать.

**********

Самое интересное, что Наталья действительно уехала. В тот же день, в тот же час, даже не смотря на то, что Владимир умолял ее (ну, может, не совсем умолял, скорее предлагал – не суть важно) подождать до утра, чтоб не пускаться в дорогу на ночь глядя. Однако девушка была в настолько оскорбленных чувствах, что ждать не пожелала ни секунды, да и что толку – одинаково лишняя ночь, проведенная в доме у Белогривовых, ничего бы не изменила: принципиальный Владимир спрятался за столь непроницаемой «броней», что пробраться сквозь нее не стоило даже пытаться. Жаль только, что с Тимофеем Наташа так и не попрощалась, тот все еще находился «в отключке», но возможно это даже к лучшему: зачем расстраивать ребенка да разводить излишние сантименты.

До райцентра Наташа добралась на… повозке соседа Михалыча – мужа Клавдии Семеновны, любезно согласившегося помочь «гарной девчине». Оказавшись в городе, она тут же ощутила весомую разницу между отшельнической глухоманью и внешним миром, за которым, оказывается, так соскучилась. Естественно до нормального города, а уж тем более – до Москвы-столицы райцентр не дотягивал, но здесь хотябы ездили автомобили, работали средства коммуникации, какие-никакие магазины, и вообще – ощущалось дыхание жизни. Не то, что в Корявых Углах. Правда, долго наслаждаться этим дыханием в планы Натальи не входило, в мечтах она уже находилась в столице, посему без лишних прелюдий отправилась искать местную автостанцию. Да, да, здесь нет никакой ошибки: молодая женщина действительно собралась возвращаться в Москву. К Борису – больше туда ей возвращаться было не к кому и некуда. Ну и что, что он изменил, и, скорее всего, не прекратит изменять в будущем? Ну и что, что, как выяснилось, она совсем не любит его, и он ее, кстати говоря, наверняка тоже? Ну и что, что их по большому счету связывают только деньги, статус, положение в общистве, и еще какие-то приземленные, примитивные понятия? Зато с Борькой все предельно ясно и даже предсказуемо, и никаких тебе загадок, дурацких виляний, «панциря», и прочих заморочек. Отличный союз, почти деловое соглашение, черт побери.

.Не смотря на разбушевавшуюся весну, уже во всю палившую днем солнечными лучами, под вечер на улице все еще царила почти морозная прохлада, пробирающая до самых костей. К большому Наташиному счастью ее любимая шубка и не менее любимые сапожки сохранили почти божеский вид, и теперь девушка зябко куталась в теплые меха, блуждая по закоулкам городка в поисках станции. О ее местонахождении она все время выспрашивала у случайных прохожих, однако те почему-то указывали ей каждый совершенно противоположные направления, в которых по их мнению следовало бы искать ту самую станцию. Так сказать путались в показаниях.

Промучавшись в бесполезных метаниях битый час, Наташа начала не на шутку злиться: она вся замерзла, проголодалась, смертельно устала – как физически, так и душевно – а эти личности будто сговорились поиздеваться над ней. Если так пойдет и дальше, то она никогда не найдет этот долбанный вокзал, или что там у них в городишке имеется, и останется бродить здесь пожизненно, словно Минотавр в лабиринте. К счастью, до подобных крайностей все же не дошло: нашелся мил человек, не просто указавший девушке верный путь, а даже согласившийся любезно проводить хорошенькую чужеземку до нужного места.

– Вам надобно на такой-то автобус, – подсказал "мил человек" на прощанье, и потопал себе дальше по своим делам.

А Наталья пошла к единственному окошку малюсенькой будки – покупать билет «на Москву». И тут ее ждал полный облом: выяснилось, что «на Москву» сегодня уже ничегошеньки не ходит, совсем-совсем ничегошеньки.

– Ждите завтра, – безразлично отозвалась из будки невидимая кассирша.

– Но как же так? А куда мне сегодня деваться-то? – опечалилась Наташа.

Кассирша на это ничего не ответила – ей не было никакого дела до забот «клиента», график есть график, а остальное ее не касается.

– Блин, придется искать гостиницу, – застонала Наталья, – надеюсь, в этом городишке имеется хоть самая затрапезная гостиница. А даже коль и имеется, то не факт, что мне хватит на нее денег.

Владимир «занял» ей на дорогу несколько купюр, но вот найдется ли среди них пару «лишних» на ночлежку, в этом девушка сильно сомневалась. Меньше с тем, ночевать среди ясного неба Наташа никак не желала, а потому двинулась в обратный путь. Обратный к центру городка (обычно все самые важные здания в провинции кучкуются в районе центра), а не к дому Белогривовых – туда она больше не вернется ни за что и никогда! А смысл?

До вышеупомянутого центра Наталья добралась гораздо быстрее и менее проблематично, нежели до станции, да толку с того выявилось мало: в городишке не существовало даже намека на гостиницу. Об этом ей поведали, опять же, редкие прохожие, которые в сим случаи в своих «показаниях» были единогласны.

– Что за беспредел?! – возмущалась Наташа. – А вдруг к вам приедут какие-нибудь туристы, гости, куда им ночью прикажете деваться?

– Какие туристы, девушка, – смеялись ей в ответ прохожие, – какой дурак припрется в наше захолустье на отдых, коли есть курорты там всякие заморские, или, на худой конец, санатории? А в такие места никто, кроме случайных, транзитных проезжих и родственников местных не заявляется. Но проезжие надолго не задерживаются, а родственники ночуют у своих. Так что гостиницы нам ни к чему.

Наташа впала в отчаяние: вот теперь точно придется ночевать среди ясного неба, где-нибудь под забором, словно бомж. Кстати о бомжах: не исключено, что они водятся даже в таком малюсеньком местечке, а то и, не исклюено, не только они, а также всякая пьянь да рвань. А, может, даже и самые настоящие маньяки. И со всеми ими ей, Наталье, светит «познакомиться», останься она на ночь без крова, что однозначно чревато последствиями. Да что там – так недолго и вовсе не дожить до утра! В богатом воображении Наташи живо нарисовались картины одна кошмарнее другой, где ее насиловали, убивали, расчленяли на органы, и т.п., и девушке сделалось совсем не по себе.

«И почему я взбрыкнула, и отказалась переждать ночь у Белогривовых? – от души ругала она себя теперь. – Характер хотела ему свой продемонстрировать, норов, вот и додемонстрировалась. За что боролась, так тебе и надо».

А тем временем на дворе совсем стемнело, улицы почти полностью опустели – жители городка попрятались по домам, и стало как-то нестерпимо неуютно. Наташа сиротливо оглянулась по сторонам, и собралась заплакать – а что еще оставалось делать?

«А что, если напроситься переночевать к кому-то в дом? – осенила девушку внезапно спасительная мысль, она даже плакать передумала. – Гляди, найдутся добрые люди, согласившиеся приютить у себя на ночлег бедную странницу?»

Воодушевившись, Наталья побрела на оконный свет домов, которые все еще бодрствовали. Здешний городок был заселен в основном частными домами, многоэтажек тут почти не имелось, но решающей роли в Натальиной ситуации это не играло: главное попасть на порядочных, вменяемых людей, а не каких-то негодников. Девушка выбрала на ее взгляд самый приличный с виду дом – аккуратный, ухоженный, производящий исключительно позитивное впечатление – и нерешительно постучалась в дверь. Дверь в ту же секунду отворилась, словно за ней только и ждали прихода гостей, и по ту сторону Наташа увидела чопорную женщину лет пятидесяти в домашнем халате и тапках но с вполне ухоженной головой вместо традиционных бигуди. Халат, к слову, тоже выглядел достаточно прилично, не застиранный и не лоснящийся от бытовых пятен, да и тапки не были рванными, а новыми, красивыми, с кокетливым пушком по ободку. Короче, дама явно приличная, про себя отметила Наташа, и тут же прониклась к ней доверием.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась она с «доверительной» женщиной, – извините, что беспокою вас в столь позднее время, просто у меня тут возник определенный форс-мажор…

Наталья вкратце поведала о своей основной проблеме: ей негде переночевать, и стала заискивающе напрашиваться на ночлежку. Ей и вправду повезло: хозяйка дома, которую, кстати, звали очень величественно и необычно – Ванда, оказалась сердобольным человеком, и без лишних вопросов и придирок впустила, незнакомку с улицы к себе, и даже выделила ей уголок для ночевки. Правда, не бог весть в каких «хоромах», а на небольшой кухоньке, на раскладушке, поскольку все комнаты были заняты остальными многочисленными членами семейства: мужем – здоровенным детиной с внешностью мясника, еще одним мужчиной, постарше и помельче, очевидно отцом или свекром Ванды, и двумя детьми пубертатного возраста, тоже мальчишками. Такое себе мужское царство, в котором, судя по всему, явно «правила балом» хозяйка дома. Мужчини, к слову, также без ропота и возражений (хотя и без особого восторга) приняли нежданную гостью, и тактично разошлись каждый по своим помещениям – дабы не мешать ей отдыхать. А отдохнуть Наталье ой как не мешало: за этот неимоверно длинный и изнурительный день с нее как будто все соки вышли, сил почти не осталось ни на что. Даже на внятные мысли. Так что стоило ее голове коснуться мягкой подушки, молодая женщина тотчас полностью отключилась, погрузившись в крепкий, глубокий сон без сновидений. Вернее, сперва без сновидений, но потом Наталью стали мучить сумбурные кошмары, в которых муж Ванды гонялся за ней с громадным топором с целью посечь на «запчасти», и она подорвалась в холодном поту с тяжелым осадком на душе. И почти в то же мгновение услышала еле уловимое бормотание за дверью: в коридоре кто-то с кем-то о чем-то шептался. Гонимая любопытством а еще больше каким-то неуловимым предчувствием, Наташа тихонечко сползла с раскладушки, на цыпочках подкралась к дверям, и прислонилась к ним, изо всех сил навострив уши.

– Так что скажешь, Никола, будем резать? – тихо спросил голос то ли отца, то ли свекра хозяйки дома, Наталья сразу его узнала по скрипуче-гундосым ноткам.

– Не знаю, Василич, – отвечал эму в тон голос мужа-«мясника», зычный бас с хрипотцой, который даже от сбавления децибелов не терял своей могучести. – Если мы зарежем ее под утро, то еще успеем разделать до обеда. А возможно еще и накатать колбас да тушенок. Только вот орать, зараза, поди сильно будет, всех соседей переполошить ни свет, ни заря, разбирайся потом с ними.

– Это да, – согласился голос номер один. – Но, с другой стороны, если мы соберемся ее резать позже, то без излишнего внимания соседей тоже не обойдется, только вот уже совсем по другому поводу – как пить дать припруться с требованиями обмыть свежатинку, – пирснул он, и «мясник» подхватил этот смешок.

Наталья тихонько ахнула, еле успев прикрыть рот рукой. В том, что муж Ванды – мясник, самый что ни на есть натуральный живодер и каннибал, она теперь ни сомневалась нисколечко. Или не он один, а вся их семейка – клан людоедов? И вот эта семейка, получается, всерьез вознамерилась ее, горемычную, по утру зарезать, расчленить, и… Дальше она уже ничего не слышала. Кровь от страха забила ей уши, застучав в висках отбойными молотками, в глазах поплыло, рассудок помутился, а ноги сделались ватными. В голове запульсировала одна-единственная мысль: бежать! Бежать отсюда, куда глаза глядят, пока эти "каннибалы и живодеры" не привели свой план в действие, и не… Нет, об этом было страшно даже думать, не то что…

Но вот как бежать, когда выход «заблокирован» – там монстры во плоти продумывают кровавые детали расправы над ней. И тут Наташу озарило: окно! Можно – и нужно – смываться через окно. И то немедленно, а то вдруг они передумают, не станут дожидаться утра, и порешат ее прямо сейчас?

– Боже, спаси и помоги, – прошептала себе под нос никогда не отличавшаяся особой набожностью Наталья, и взобралась на подоконник. Евро окно поддалось без особых усилий, и не издало и звука, когда девушка потянула на себя створку, только легонько всколыхнулась шторка от ветра.

К счастью, расстояние до земли было не высоким, и Наташа без особого труда спрыгнула оземь, после чего, согнувшись в три погибели, короткими перебежками, точно шпион, посеменила на выход со двора маньяков-потрошителей. И только отбыв от страшного места на относительно безопасное расстояние, она опомнилась, и немного успокоилась. А уже через каких-то пару минут начала сомневаться в правильности своего опрометчивого поступка. Во-первых, в впопыхах Наталья оставила у «маньяков» верхнюю одежду и обувь, ведь что б их забрать, следовало пройти в прихожую, а там караулили «мясники», ну а во-вторых, она, просветлев головой, начала сомневаться, что семейство Ванды такие уж и маньяки. Теперь девушке ее подозрения казались нелепыми и надуманными с перепугу, как известно, у страха глаза велики. Если б Наташа только знала, что на самом то деле муж и отец Ванды уже пару дней как собирались колоть свинью, да все никак не могли решить, когда и как это лучше всего сделать, потому все время спорили по данному поводу, даже ночью, вставая покурить! Тогда ей не пришлось бы сейчас, в пять утра (перед побегом девушка машинально взглянула на часы – они показывали без пятнадцати пять), босой и почти голой, торчать посреди пустынных улиц, где уж точно можно было нарваться на «маньяков», понятия не имея, как дальше быть. Возвращаться к Ванде и ее родне после ее позорного поведения стыдно, да и все еще немного боязно, ну а проситься под кров к еще кому-то Наталья больше не желала – мало ли чего. Да и кто примет к себе женщину в ТАКОМ виде и в ТАКОЕ время? Если бы не босые ноги и голые плечи, сквозь которые предрассветный холод пробирался до самых костей, можно было бы и подождать уж как-нибудь до утра, но при таком раскладе как минимум воспаление легких гарантировано, а заболевать, валяясь потом неделями в больнице, в планы Натальи совсем не входило.

И тут девушку посетила очередная гениальная идея: ну конечно же, больница! Надо найти местную больницу, и напроситься на ночевку к ним! Не откажут же страдалице в приюте в месте, где просто обязаны заботится о человеческих жизнях. В крайнем случаи, для пущего эффекта можно притвориться больной, придумать некую сердобольную историю, короче – надавить на жалость и чувство долга. А заодно выпадет возможность проведать бабу Веру, находившуюся там (в городе, насколько ей известно, всего одна больница), попрощаться по-человечески, а то как-то некрасиво будет сгинуть «по-английски».

Словом, как Наталья задумала, так и сделала: не без труда, но и без лишних хлопот отыскала лечебницу, и заскреблась в приемное окошко. Оттуда высунулась заспанная, молоденькая медсестричка, и вопросительно уставилась на босоногую визитершу. Чтобы эти босые ноги и разухабистый вид медсестричку не смущали, Наталья придумала «легенду» о том, что на нее совершили разбойное нападение – обобрали, да еще и чуть до инфаркта не довели, и теперь ей срочно нужна медицинская и психологическая помощь, которую она и надеется получить в этом «приюте милосердия и сострадания». И хоть судя по физиономии медсестры Наташин рассказ ее не особо тронул, та все же изнехотя исполнила свой врачебный долг – впустила «потерпевшую» в блок, и даже выделила свободную койку в одной из палат. Врача и все соответствующие больницам «услуги» дежурная пообещала с утра, когда заявиться рабочий персонал. Впрочем, врач Наталье был ни к чему, ей бы сапожки хоть какие и курточку залежавшуюся. Но это все завтра, завтра, а сейчас – спа-а-ать! Те несколько часов неспокойного сна в доме Ванды не добавили девушке сил, скорее совсемнапротив – еще и отняли.

«Очень надеюсь, что здесь меня никто разделывать не станет», – мелькнула у Наташи шальная мысль перед тем, как ее окончательно сморил сон.

.Проснулась девушка от яркого солнца, вовсю пробивавшегося сквозь все оконные стекла в палату, и, словно дурачась, щекоча Наталью за глаза, нос, щеки, и другие доступные части тела. Девушка сладко потянулась, и… вспомнила где она и что с ней. Ей тут же расхотелось нежиться в койке под теплыми лучами солнца-проказника, она резко вскочила с больничного лежака. Кроме нее в палате стояло еще целых восемь штук таких «каталок», но сейчас пять из них пустовали, хотя со вчерашней ночи девушка точно помнила, что все они были занятыми дремлющими на них разновозрастными пациентками. Может, пошли на процедуры, мимолетом отметила Наташа, не зацыкливаясь на непотребном. Чужие заботы чужих теток сейчас волновали ее меньше всего. Ей бы добыть сапожки и хоть что-то накинуть на плечи, ну и, разумеется, деньжат на билетик домой: сумочку – тот самый клатч – Наталья также оставила в доме у «маньяков». Вот они удивятся, обнаружив сутра пропажу гостьи с вещами в придачу.