скачать книгу бесплатно
Ежесекундно.
Пришла пора познакомиться с одной из таких дланей. Она сильна. Она смугла. Она препроводит вас за столик и подаст тарелку с психозом и злобой.
Итак, скрытая обитель, ритуал смещения душ, брызжет грейпфрут.
Лжек смахнул кожуру на пол. Послышался утробный звук, и мусор пропал, подобранный лужицами теней. Он сунул большой палец в центр грейпфрута и крутанул там. Вынул. Продавленный колодец заполнился соком. Лжек запрокинул голову. Розоватые капли скатились со смуглых губ.
Таких же смуглых, как и он сам – короткостриженый блондин, уроженец Гаваны. Атлетичный, но не забитый мышцами. С аккуратным маникюром. Босой, в одних лишь серебристых брючках. Этакий элегантный дьявол, застрявший в волосах годов. На вид – от двадцати до тридцати лет.
На деле же – все двести семнадцать.
Лжек наблюдал за работой жрецов. Те в строгом порядке – с севера на восток, с запада на юг и снова с севера – зажигали свечи, стоявшие на метровых подсвечниках. Хор голосов шептал сантерические[25 - От сантерии – синкретической религии, распространенной в основном на Кубе. Сходна с вуду.] напевы, обрушивая проклятия на солнце и взывая к деревянным подошвам мертвых богов. «Кормили» священные камни: над тремя десятикилограммовыми валунами, привезенными с курганов Камеруна, закололи козленка. Кровь шлепалась на каменные макушки и сразу впитывалась.
Завершались последние приготовления к месопотамскому «ше-гур-куд» – чрезвычайно опасному ритуалу смещения душ. Одна ошибка – и полчища скулящих духов хлынут из-за выбитой двери в реальность. Один промах – и присутствующих с головы до пят покроют кровоточащие заветы умерших. Одна заминка – и воцарится смерть. Обычно подготовка к «ше-гур-куд» занимала до полутора месяцев. Именно столько времени постилась жертва, которой предстояло стать сосудом для потусторонней сущности.
К Лжеку покорной тенью приблизился один из жрецов. Его кольчужный фартук слегка позвякивал.
– Всё готово. Прикажете послать за сосудом?
– «Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звезды», – процитировал Лжек сентенцию Ницше. – Приведите ее.
Жрец кивнул и покинул Зал Ритуалов. Скрипнули высокие черные двери с раззявленными лицами.
Почти каждое убежище «ЗОЛЫ» имело подобное помещение. Выверенное по сторонам света, пронизанное рунами, напитанное кровью. Этот Зал Ритуалов отличал куполообразный потолок из закаленного стекла. Мягкое лаймовое свечение, идущее от проложенных вдоль стен ламп, позволяло увидеть над собой сухую землю заброшенного погоста. Комочки глины, фрагменты бузины травяной. Ничего особенного. Даже червям нечего жрать.
Подземная резиденция «ЗОЛЫ» – одна из пятидесяти семи на территории России – располагалась немногим северо-восточнее Нового Ивота, в топях лесов. На глубине в двести пятьдесят метров. Автономная система жизнеобеспечения. Подземный гараж. Множество специализированных этажей. Имелась оранжерея с чайным домиком.
Капнул грейпфрут. Розоватая капелька обогнула левую грудь Лжека, пробежала по порогам пресса и скрылась в пупке. Он едва не засмеялся. Хороший знак. Значит, всё сложится. Пусто?ты не коснулись его тела. Причина – рунические татуировки, в основе которых лежало про?клятое серебро одного из семи Золотых Городов, найденных на Пиренейском полуострове.
Убивая время, Лжек углубился в богатейшую историю «ЗОЛЫ». Ее вилы начали колоть жирные бока мира задолго до прихода Божьего Сына. Иллюминаты, масоны, члены Братства Сатурна и Общество Туле! Кем только «ЗОЛА» ни была. Сгорало одно, дотлевало другое, но они всегда оставались собой – серо-черной пылью пожарищ.
Нет начала у «ЗОЛЫ» и нет конца. Ибо мир родился из хаоса, и в хаосе ему надлежит пребывать. Лжек кивнул своим мыслям. Тело мертвого козленка пронзила судорога, будто в попытке отогнать назойливую муху, и он опять улыбнулся. Всё получится.
Его веки смежились, а внутренний взор, скользивший по воспоминаниям, обратился на себя самого.
Родился он в 1803 году – в грязном подоле уличной шлюхи, сполна обслужившей очередную оргию «ЗОЛЫ». В то время «ЗОЛА» преследовала интересы на Кубе. Готовила мятежи или что-то в этом роде. В свои неполные пятнадцать он бросил вызов верховному колдуну – старику Агульфу, любителю потрахушек и девиц в овечьих шкурах.
Старик желал, чтобы «ЗОЛА» и дальше плыла тенями, тогда как Лжек видел перспективу.
Шансы одолеть старого пердуна равнялись нулю, и Лжек предложил состязание иного рода. Оба должны были смотреть на солнце три часа кряду. Не отводя глаз и не закрывая их. Побеждал тот, кто оставался зрячим. Лжек криво усмехнулся. Конечно же, Агульф принял его идиотский вызов.
Это случилось на озере Бехукаль, недалеко от места, где родился Лжек. За состязанием следили летописцы «ЗОЛЫ». Бесстрастные ублюдки, неспособные выдавить из себя даже сраной улыбки. Лжек и Агульф встали на расстоянии десяти метров друг от друга и воздели глаза к чистому голубому небу. Старикан давился смехом. Он мог бы преспокойно взирать на рождение сверхновой! Лжек же перестал что-либо различать уже через две секунды. Солнце поджаривало его гребаную сетчатку.
В руку скользнул заготовленный икул – церемониальный нож, по иронии символизировавший мир.
Продолжая следить за слепящим шаром, чтобы не нарушать условия поединка, Лжек вслепую приблизился к старику. А потом на ощупь перерезал тому глотку, будто казнил дряхлого петуха. Агульф не сопротивлялся, и летописцы засчитали победу.
Старик смеялся и смеялся через харкающую кровью шею. Он признал твердость руки сына и его амбиции. Дал им шанс. Дал шанс «ЗОЛЕ».
Надев несуществующий венец, Лжек первым делом явил «ЗОЛУ» миру. Как дорогой и первоклассный инструмент. Так «ЗОЛА» получила свое нынешнее лицо – градостроительного монстра, жрущего гектары земли и испражнявшегося городами.
И Лжеку было глубоко наплевать, что истинный лик «градостроительного монстра» раскрыли. Ибо пришло время менять мир не стежками, а разверстыми ранами.
Двери зала распахнулись, на мгновение втиснулся свет коридора, и жрец ввел чернобровую Офиру, девятилетнюю дочь Лжека. Девочку в черном бархатном платьице и лакированных туфельках знобило. Ее глаза, так похожие на маслины, блестели.
– Сосуд. – Жрец поклонился, звякнув кольчужным фартуком.
Взгляды отца и дочери скрестились. Всё давно решено. Лжек не видел в собственных детях продолжение себя – лишь первоклассный ресурс. И не важно, ради чего этот ресурс тратился, – ради непогоды над Восточной Азией или контроля над тварью из звездных бездн, как сейчас.
Офира шелестящим голоском поздоровалась:
– Мертвого дня, отец.
– Мертвого дня, дочь.
Девочка набрала воздух в легкие и задержала его, будто не решаясь выдохнуть.
– Я умру?
– Надеюсь на это. Иначе твоя душа станет накипью, разрываемой от боли. Будет неприятно. Но мы же не хотим этого, малышка?
Офира вздрогнула. Она ненавидела, когда он так ее называл. Нерешительным движением взяла себя за руку.
– Благослови же меня, отец. – Голос ее потускнел.
– Подойди, дитя.
Офира приблизилась, и Лжек взял ее за плечи. Девочка воспрянула и тотчас поникла: руки отца принялись раздевать ее. Подобного бездушия обычно удостаивались манекены в бутиках, когда возникала потребность обновить коллекцию одежды. Груди девочки еще только начали созревать. Внизу живота виднелись первые волосики. Тело покрывали те же серебристые татуировки, что и у отца. Защита от вторжения потусторонних начал.
Лжек поцеловал дочь в лоб:
– Иди. И ничего не бойся… кроме смерти.
Лицо Офиры скривилось в маске плача. Только слёзы не текли.
– Я не хочу!..
– Забрать ее!
Подошел жрец. Он приобнял девочку и отвел в центр из свечей.
Офира раскинула руки – голая, несчастная и бесправная в своей судьбе.
Лаванда деревянной походкой шагала по коридорам «ЗОЛЫ», так обманчиво похожим на артерии какого-нибудь офиса. Но вся иллюзия разом таяла, стоило на месте для кулера оказаться пятачку с алтарем, на котором располагался кубок с «влагой мертвых». Так называли росу, которая оседала по утрам на трупах. Испить мог любой желающий.
Вспыхивали и гасли потолочные лампы, реагируя на движение. Лаванда то и дело нагоняла собственную тень. Губы сжались в полоски стали. Голубые глаза посерели. Пахло евшан-травой и люцерной. Смесь помогала держать рассудок в узде, особенно когда начинали скрестись безымянные твари, привлеченные душами, открытыми для зла.
Навстречу прошел один из агентов под прикрытием. В кителе полковника МЧС. Лаванду передернуло от отвращения. Она ненавидела людей в форме.
В 2007 году, когда ей только исполнилось десять, выпивший отчим толкнул мать под сдававший задом мусоровоз. Ублюдок, с гордостью носивший погоны капитана милиции Самары, просто отпихнул «сучку, сказавшую поперек его слова». Водила мусоровоза не сразу врубился, что наехал на что-то. Девятнадцатитонная махина лишь подпрыгнула. Из кабины он выскочил только благодаря надрывному крику девочки.
Ей никто так и не поверил. Зато она безоговорочно уверовала в дьявола, низвергнувшего ее жизнь в ад. Ублюдок в погонах частенько прикладывался к бутылке. После чего брал ремень и вдевал в его дырочки капитанские звёзды. Затем следовали свистящие взмахи, порождавшие жалобный скулеж.
Так «овцу» учили уму-разуму.
Лаванда много раз думала, что лучше бы он насиловал ее. Тогда бы у нее оставался хоть какой-то шанс на хорошее отношение к себе. Как к собаке, подносящей тапочки – и оргазм в пасти.
Закончилось всё довольно просто. После очередной экзекуции, когда ублюдок, удовлетворив садистские наклонности, уснул, она взяла обычный карандаш и толстенную Хрестоматию для четвертого класса, которую так ни разу и не открывала.
Вставила карандаш в ухо спящему. Подняла книгу. С силой ударила.
Карандаш больше чем наполовину вошел в голову. Ее мучитель умер с открытым ртом, словно деревянная палочка с грифелем отжала внутри его черепа какую-то пружинку. Лаванда с улыбкой обломала карандаш. Последующую неделю она жила в тишине, благословленной смертью. Пока соседи не забили тревогу, обеспокоенные вонью, разившей из их квартиры.
Из детского отделения психиатрической больницы Самары ее забрал плешивый тип, работавший на «ЗОЛУ». А кто заколол дядю? Вот и молодец, вот и умница. Лжек уже тогда был собой нынешним: ни морщинки, ни пятнышка, как на смуглом яичке.
В северный коридор шмыгнул навигатор с выколотыми глазами. За ним следовал вооруженный «золовик», готовый в любой момент пристрелить подопечного. Безумие и одержимость среди таких не редкость. Навигаторы – особая каста жрецов. Они погружались в кошмары астрала, в волны черных океанов. Искали возмущения, толчки силы, странные смерти, аномалии.
Именно они привели «ЗОЛУ» к Ивоту в 2000 году. Под землей что-то находилось – нечто мощное, вибрирующее болью иного мира. Под предлогом градостроительного напора стали перерывать окрестности, отданные под новый район. Однако сомнительная честь обнаружить врата принадлежала Ивотскому стекольному заводу. Так всё и началось.
Лаванда остановилась у вычурных дверей Зала Ритуалов. Изнутри явственно тянуло опиатами. Вошла. При виде раздетой Офиры, стоявшей с покорностью овцы в жертвенном круге, она на миг остолбенела. Дело серьезное, раз в ход пошел столь редкий живой актив. Девочка не отрывала испуганных глаз от отца.
Лаванда просеменила к креслу, в котором развалился Лжек. Колдун с безразличием свесил руки. Лужицы теней, привставая, обсасывали его смуглые кисти, пожирая сок грейпфрута.
– Чертовидцы живы, мессир Лжек. – Лаванда чеканила каждое слово, будто юбилейные монеты ко дню рождения Сатаны. – Желтоглазый всё это время пребывал в коме. Питонин фальсифицировал заключение о его смерти. Но это не всё. Желтоглазого укрывал некий плод, произрастающий на его груди. Мимикрия под мертвеца.
– Вот как? – Лжек против воли оживился. Скосил оливковые глаза на подчиненную. – Что за «плод»?
– Беломикон, мессир. Так его назвал желтоглазый.
– Что-то новенькое. А что со вторым?
– Освобожден напарником. В настоящий момент чертовидцы уже пресекли профессиональную деятельность некроманта в метро. Слухи об их возвращении плодятся быстро. Дети тьмы покидают городок. Какие будут распоряжения, мессир? Прикажете меня… высечь? – Лаванда вдруг ощутила прилив крови к низу живота. Сжала бёдра.
– Возвращайся к нашему храброму майору. Держи руку на пульсе. И, Лаванда…
– Да, мессир?
– Получи на выходе дюжину «плетей».
– Мертвого дня, мессир.
– Мертвого дня.
Лаванда покинула Зал Ритуалов. Офиру, бросавшую умоляющие взгляды, с улыбкой проигнорировала. Однако в коридоре нахмурилась. Долбаный Питонин! Квадратный козел! Если бы не он… Она набрала слюну для плевка, но передумала: проявление верблюжьей привычки после визита к верховному выглядело бы двусмысленно.
Блондинка-лейтенант вскинула подбородок и направилась в Атриум Плоти.
Плети, секущие до сладкого зуда спину, бодрили лучше чашечки доброго кофе.
Лжек скрестил руки на плоском животе. Жрецы приготовили маленькие лопатки с зубцами, напоминавшие кухонные терки для твердых сортов сыра. Офира знала, что сейчас будет. Ее долгое время готовили к этому. Ноги обожгли внезапные горячие струйки.
Она взглянула на отца:
– Я люблю тебя, папа.
Лжек оскалился:
– И потому ты идеально подходишь. Покончите с ней!
Жрецы схватили девочку за руки, пережали ей лодыжки и запрокинули голову. Затянули богохульные сантерические напевы. Лопаточки с нежностью любовников легли на плоть – стирая татуировки Офиры. Серебристые линии нательной живописи снимались с ребенка вместе с кожей и плотью, словно обагренная цедра – с кровавого апельсина.
Щёки. Скакавшие плечи. Дуга спины, живот и груди. Трясшиеся ягодицы. Мокрые ноги.
Кричавшую и лягавшуюся девочку заживо ошкуривали.
Через двадцать минут всё закончилось. Офира лишилась всех татуировок, препятствовавших овладению телом и разумом потусторонними сущностями. Она напоминала жертву несчастного случая на лесопилке: человека, угодившего под струйно-гидравлическую чистку, снимавшую кору с бревен. Девочка тряслась и всхлипывала, готовясь к нырку в пасть вечности. Каждое движение, даже незначительное, причиняло чудовищную боль.
Глаза Лжека блестели, как у страдающего сенной лихорадкой. Он поднялся с кресла. Воздел руки к далекому небу, сокрытому кладбищенской землей.
– О Бессодержательный! О владыка мертвых комет и нор бесконечности! Отрави сей сосуд мудростью бездн! И пройди телесно по миру, чья судьба – корчи под твоей кровоточащей пятой!
Жрецы запели еще громче, один за одним впадая в транс, будто сомнамбулы. Они пускали слюни, имитировали лай, с наслаждением увечили себя. Где-то снаружи громыхнуло, словно за много километров от убежища надвое раскололся скальный массив.
А потом куполообразный потолок обрушился в зал.
Ритуальную группу жрецов и Офиру заживо погребло под тоннами земли.
Лжек с интересом сложил пальцы пирамидкой.
Оползавшая тихим дыханием насыпь задрожала. Осколки и дурная земля со стеблями ядовитой бузины подались в стороны.
Наружу выбралась Офира. Несмотря на комья подтухшей земли, хрупкое тело девочки являло собой образец чистоты. Раны, родинки, старые шрамы – всё растворилось в новой коже.
Выжившие жрецы, звякнув кольчужными фартуками, пали ниц перед божеством, ступившим в телесной форме в юдоль людского рода. Лишь Лжек не преклонил колени. Он взглянул сквозь обвалившийся потолок: сиреневые тона всё еще отравляли клокотавшие далекие небеса. Значит, человеческого тела – даже такого – недостаточно, чтобы целиком вместить тварь из черных глубин космоса. Впрочем, это отнюдь не означает, что контроль невозможен. По губам колдуна змейкой поползла улыбка.
Офира, казалось, к чему-то прислушивалась. Будто к плачу за стенкой. Возможно, именно так отныне звучали ее мысли в этой маленькой черепной коробочке с красивыми волосами.
Они здесь. Они прибыли, хоть и не все. Они приглашены в это вместилище. Молоденькая женщина с разумом ребенка. Ее сознание растворяется в них. Оно вопит, тает, скворчит. Девочка взглянула на колдуна. Честолюбие и амбиции из того так и брызжут, как из пульсирующего фонтанчика между двух тел в ночи. Такой может быть полезен.
Офира поднесла руку к лицу и погрузила пальцы в глазницу. Чавкнуло. В окровавленной ладошке оказался полураздавленный левый глаз, из которого вытекало перламутровое стекловидное тело. Она воззрилась на добычу.
– Мы желаем зрить чертовидцев лично. – Кроткий голосок Офиры сменил громовой шквал. Казалось, когда девочка открывала рот, разом говорили сотни агонизирующих мужчин и женщин, развешенных на крестах.
Стены Зала Ритуалов прошила опасная вибрация. С остатков потолочного купола сорвался массивный кусок закаленного стекла. Перевернувшись в воздухе, он мягко воткнулся в землю.
– Будет исполнено. – Лжек склонил голову в вежливом поклоне.
Он подобрал одежду дочери, приблизился к непостижимому божеству. На плечи девочки вновь легли отцовские руки.
