banner banner banner
Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

скачать книгу бесплатно


Пелагей принюхался. Ароматы тел многое ему говорили. Эта пахнет как детская присыпка с корицей. В яблочко. Барыня о сексе только мечтает. Он щелкнул пальцами.

– Приковать ее. Эта последняя. Остальных – в расход.

Гендальф с осторожностью пробирался под электропоездом, стоявшим в восточной части депо. К счастью, зловонные фигуры не проявляли к нему интереса. Они, точно очарованные, не отрывали мертвых глаз от навершия посоха. Некоторые душили притащенных людей. Кое-кого, под истошные вопли, украдкой ели.

Пасть жгло. Похоже, он чем-то заразился, когда попробовал на вкус голень трупа. За всю свою короткую жизнь ему лишь раз понадобилась медицинская помощь. В апреле он подцепил крохотного клеща, засевшего в складках шеи. Хозяйка удалила насекомое, а ветеринар сделал инъекцию от пироплазмоза[17 - Достаточно серьезное заболевание у собак, вызываемое клещами.], хотя сам лабрадор проблем со здоровьем не испытывал.

Сейчас же казалось, что на губах, деснах и даже языке поселились десятки клещей. Маленькие жгучие уколы вынуждали держать рот открытым. Слюни срывались пенистыми клубами. В уголках зрения собирались черные мшистые точки. Запахи обострились, даже по собачьим меркам.

Он прокрался к концу поезда. Обладатель посоха как раз заканчивал изучать Софью, будто мясную вырезку на рынке. К вящей радости лабрадора, хозяйка чем-то приглянулась страшиле, и ее потащили к семи жертвенникам, представлявшим собой выскобленные и оборудованные кожаными ремнями бетонные блоки.

У северо-восточной стены находилась комнатушка с обвалившимся входом. Внутри, под аварийным освещением, маячили вентили, латунные манометры, измерявшие давление воды, и массивные, рокочущие трубы, чей диаметр, около тысячи миллиметров, обеспечивал высокую пропускную способность. По одной из труб будто прошлись консервным ножом. За короной погнутого металла пенился быстрый поток воды.

Шесть из семи жертвенников в основном занимали девушки-подростки. Нашлось место и пареньку, сплошь усеянному угрями. Губы жертв стягивали тонкие красные черви, не давая воли голосу и чувствам. Всё, что оставалось несчастным, – извиваться и всхлипывать, ощущая, как во рту скапливается кровь.

Софью определили на свободное место, и Пелагей стянул ее запястья и лодыжки ремнями. Девушка стукнулась головой, и ее глаза открылись. Сперва в них ничего не отражалось, кроме искреннего непонимания. А потом влажным блеском сверкнул страх.

Визг ударил тонким звуковым росчерком. Софья ощутила на себе благодарные взгляды прочих жертв. Пелагей поморщился и наотмашь ударил девушку, словно уличную девку, не умевшую работать ртом. Губы Софьи треснули и онемели. По щекам побежали слёзы.

Гендальф едва сдержался. Он не боялся смерти и готов был спасти хозяйку ценой собственной жизни, но даже он, верный и любящий друг, понимал, что не преуспеет. Расчистить путь вряд ли удастся; кончина будет напрасной. Ему требовалась подсказка. Или приказ. Что угодно.

– Тишина – это уважение к жрецу и залог хорошего питания в столовой, – заметил Пелагей без тени иронии. – Ты на удивление чистая и непорочная. Ни капли в рот, ни сантиметра в зад? Или это про гомофобов? Не помню.

Софья перевела взгляд на отвратительные руки мужчины. Ее парализовало от страха. Рот сам по себе стал открываться для вопля.

– А, а. – Пелагей погрозил пальцем.

Она кивнула, показав, что не будет кричать. В ушах звенело.

– Секс – занятие не слишком увлекательное, да? – полюбопытствовал Пелагей. Он сунул руку в карман толстовки и выудил горсть красноватых червей. Выбрал самого тонкого. Пальцы скользнули по капюшону и вернулись с цыганской иглой, побуревшей от крови. – Может, у тебя медортофобия[18 - Научно доказанная фобия (страх эрегированного пениса).]? – Голос сочился участием, но взгляд шизофреника утверждал обратное.

– Я… я не знаю, что это. Пожалуйста, не надо!..

– Малышка, ты хранила целомудренность. Пришла пора воспользоваться одноразовым даром природы.

– Прошу, прошу, прошу, вас!.. У нас есть деньги!.. Всё, что скажете! Прекратите!

Некромант вдел червя в иглу, пустил узелок и решил начать с уголка рта, где у девушки находилась аккуратная родинка. Гендальф запрыгнул к жертвенникам, привстал на задние лапы и ткнулся мокрым носом в ладонь хозяйки. С безмолвной просьбой заскулил. «Скажи, скажи, что мне делать!» – читалось в его взволнованных глазах.

– Гендальф?! – Софья со всхлипом рассмеялась. Она совсем позабыла о нём. – Гендальф! Мальчик мой!

– Гендальф? – Пелагей с недоумением воззрился на черного лабрадора, встретившего его взгляд рычанием. Потом вперился в колыхавшийся массив мертвецов. – Собак тоже убивайте! Неужели всё надо разжевывать?

Мертвая масса гниющих тел колыхнулась. Первым к жертвенникам полез уродец, притащивший Софью. Растопыренная угольная пятерня с содранными ногтями потянулась к псу.

– Помощь! – В голосе девушки стальной струной звенела истерика. – Приведи помощь, Гендальф!

Пёс замешкался, не ожидав, что его отошлют. Потом всё же гавкнул и молнией нырнул под поезд. Над головой зашелестели ребристые перегородки днищ вагонов.

– Гендальф. – Пелагей в задумчивости воздел глаза к потолку. – Да пускай бежит себе. Кого он, в сущности, приведет? Хоббитов, что ли? – Он склонился над Софьей. – Ну-ка, дорогуша, стисни губки.

Гендальф услышал позади крик хозяйки. Глаза лабрадора застили слёзы. Но он выполнит приказ, хоть тот и бил в самое сердце, переполненное любовью. Ведь он – хороший мальчик.

Через несколько минут Гендальф уже летел вверх по ступеням эскалатора.

В голове шумело. Казалось, где-то плещется озеро, давя на уши. Запахи сделались до боли яркими и болезненными, будто каждый из них обрел собственную неоновую подсветку.

Лабрадор выскочил на безлюдный перекресток. Хворое небо уже вызвездило.

Он приведет помощь, спасет обожаемую хозяйку. Но люди не стая – крысы за шторами. Значит, надо разыскать тех, кто хоть немного похож на собак. Но кого? Кто это? Какие-нибудь собачьи боги? Гендальф с пронзительной тоской завыл, обращая взгляд в гипнотизирующий звездный небосвод.

Явитесь же, о святые покровители верных лабрадоров!

Один из запахов обрел нездоровую, противоестественную насыщенность. Буквально шибанул в нос. Ветер принес странные ароматы. Пахло свежей, пружинистой выпечкой, от которой закатывались глаза, и земляничными «неломаками», отрадой любого пса. К этому примешивался неповторимый библиотечный букет – с ворсинками бумаги, оседающими на языке.

Тянуло откуда-то издалека. Гендальф ужаснулся, поняв очевидную вещь: будь он здоров, ему в жизни не удалось бы уловить эту смесь ароматов. Похоже, зараза, вгрызавшаяся в тело, приблизила его к похитителю хозяйку. К Человеку В Капюшоне. А значит, времени не оставалось.

Гендальф, царапнув асфальт, рванул на поиски.

Несколькими часами ранее.

К ступеням Ивотского дома культуры, двухэтажному блекло-оранжевому зданию, центру празднеств и всех мало-мальски значимых драк в Старом Ивоте, подкатил уазик бюро. Ветер гонял листву. Покачивались тени, рожденные игрой вечернего солнца в кронах лип и тополей. Пролетарская казалась пустынной и позабытой, точно дорога, ведущая к обрыву.

Лунослав с мрачным видом покинул место пассажира. Сдернул с шеи колодку из подвесных ароматизаторов, в которых просидел всю дорогу от Дохновичей. В раздражении повел плечами: от него разило как от бочонка с квашенной сельдью.

– Боже, ну и амбре. Не забудь потом сиденье помыть. – Булат выпрыгнул из машины. – А еще лучше – сожги и поставь новое.

– Сам, что ли, лучше? – огрызнулся Лунослав. Ароматизаторы полетели в урну. – Волосы кровью уложил, будто дамочка-каннибал с залива Галвестон.

– Красота требует жертв.

– Если только человеческих.

По дороге Булат рассказал о больнице, танце с косой и беседе с Питониным. Лунослав, напротив, говорил с неохотой. Будто прорывался через психологический барьер. Но и того, чем он поделился, хватило, чтобы напарник изменился в лице. Позже они созвонились с Питониным, и майор загадочно посулил бюро «Канун» государственную опеку, что бы это ни значило.

Вдобавок Лунослав осмотрел волдырь на груди напарника. Длительный контакт с Черномиконом еще два месяца назад пробудил внутреннее око, доставшееся, видимо, в наследство от безумного предка. Не то чтобы Лунослав всегда понимал, что видит, но иногда и ему везло. В данном случае вывод напрашивался сам собой: в Булате зрел антиблизнец Черномикона. А еще новообразование испускало радужное сияние.

Причина появления Беломикона так и осталась тайной за семью печатями.

Молодые люди взошли по ступеням. Пепельно-серая вывеска, бившая по глазам красными буквами, извещавшими о графике работы бюро, валялась в полуметре от входа – расколотая надвое. Тяжелые двери Дома культуры застыли распахнутыми вратами. В проём золотистой поземкой тянулся след из листьев.

– Вот что это, а? – Булат подобрал половинки вывески. – Будто отзыв из каменного века. Интернет же на дворе. Пиши разносы по самое «не хочу».

– А они и написали. – Лунослав кивнул в сторону послания, оставленного на стене губной помадой. – «Вечная память красивому дураку».

– Даже и не знаю, кого имели в виду. Если красавца – то меня. А если дурака…

– …то тоже тебя. Как же помыться охота.

Лунослав прошествовал в прохладный холл. Старое здание казалось заброшенным. Ни тебе голосов вокальных групп, ни топота танцевального кружка, чьи занятия приходились на полседьмого вечера. Вообще ничего. Не слышался даже телевизор из каморки склочника Герасина, отвечавшего за помещение музея истории.

– Похоже, ни души.

– Так вернем жизнь в этот склеп. – Булат, зажав под мышками пострадавшую вывеску, поспешил в восточный коридор.

Бюро «Канун» базировалось на первом этаже, напротив входа в концертный зал, и занимало два рабочих кабинета, разделенных гипсокартонной стеной: приемную и зону рабочих встреч.

Раньше здесь обитала какая-то шишка из администрации вместе с помощницей, пока Канун не смял и эти жизни. Кабинеты отскоблили от крови и сдали в аренду. Правда, пули, отправившие мозги чиновника и его секретарши проветриться, так и не сумели выковырять из бетонного потолка. Приняли соломоново решение: заштукатурить.

Вскоре после начала работы на поприще противодействия паранормальному Лунослав и Булат погрязли в круглосуточных дежурствах. Так, незаметно, мало-помалу, они практически переехали в бюро. Причем Булат въехал не только с гантелями, скоростной скакалкой и подшивкой «Penthouse» за 2018 год, но и со средствами по уходу за волосами.

Ввалившись в кабинеты, молодые люди замерли.

Лакированные двустворчатые двери из натурального дуба оказались взломаны. Горчичного цвета диванчик для посетителей давился поролоном, лезшим из рваных дыр. Место компьютера с вечно открытой «Косынкой» пустовало. На полу пестрели фантики от леденцов «Кармолис» и шелуха от семечек. Поваленные стеллажи с литературой оккультного толка закрывали проход во второй кабинет. Только бухгалтерский сейф, развороченный в свое время изнутри Черномиконом, не вызывал оторопи.

Лунослав ощутил, как задергалась правая нога.

– Только бы «сменку» не порвали. Я же тогда натурально с катушек съеду! – Он обогнул журнальный столик, служивший полем боя для шашек и партий в «Каркассон»[19 - Настольная игра, суть которой сводится к построению ландшафта и захвату получившихся областей.], и протиснулся в зону рабочих встреч.

Здесь всё осталось нетронутым: тахта и еще один диван, обеденный гарнитур, шкафчики с личными вещами, укромный закуток, отправляющий нуждающихся прямиком в совмещенный санузел. Обыденная обстановка насторожила Лунослава. Он заглянул в комод с одеждой. На футболке лежало зеленое яблоко, настолько великолепное, что, казалось, именно оно снималось в рекламе всех мыслимых и немыслимых соков.

А еще яблоко едва заметно двоилось.

Лунослав осторожно поднял его за черенок:

– Булат, а ты в курсе, что к нам наведалось нечто пострашнее банальных вандалов?

– Анальные скандалы? – отозвался тот, выкладывая на подоконник половинки вывески. – С чего взял?

Лунослав вернулся в приемную тем же лазом под стеллажом.

– С того. Полюбуйся. – Он подобрал вилку с засохшими остатками лапши и ткнул яблоко. Кожица лопнула, и из проколов, будто колбаски гнилого фарша, полезла земля с дохлыми мошками. – Плоть неупокоенного погоста в натуральной оболочке. Хочешь?

– Сам давись такой некондицией. – Булат поднял опрокинутый самовар, некогда притащенный им в бюро, и заглянул внутрь. И сразу же мотнул головой, будто от пощечины. – Эти уроды еще и в бабкину любовь насрали!

– Это еще куда? – Лунослав швырнул яблоко вместе с вилкой в мусорный пакет.

– Куда-куда! В самовар!

– Ну, знаешь ли. Я больше чай из него пить не стану.

– Еще как станешь! Дай только время, хлорку и шелковую тряпочку.

Где-то через полтора часа, разделив брюзжание на двоих, они навели относительный порядок. Затем Лунослав избавился от провонявшей одежды и побежал в душ. Рука сама схватила шампунь напарника. Мягкость кашемира и красота в полном объеме! Булат взялся за чистку и дезинфекцию самовара. Закончив с первоочередными потребностями и самоварным долгом чести, молодые люди сбрили бороды и подравняли друг другу волосы старыми канцелярскими ножницами.

Получилось, как ни странно, фасонисто и свежо.

Гендальф задыхался от бега. Губы жгло, будто по ним ползали мириады рыжих муравьев. Он кашлял, хватал саднящей пастью воздух, но не сбавлял скорость. Над головой сверкало бриллиантовое поле оттенка крови. Людей на улицах и проспектах почти не встречалось. Горожане прятались, пережидая очередную карманную ночь дьявола.

Лабрадор свернул на Викторенко и помчался по Черному мосту – километровому транспортному перешейку, одному из трех основных путей, соединявших районы Ивота. Божественный запах вёл именно в Старый. На дне оврага под мостом злилась безымянная речушка.

И чем хуже ему становилось, тем явственнее он понимал, куда требовалось бежать.

Прошлепав по одной из луж, Гендальф остановился, чтобы утолить жажду. Бока ходили ходуном. Вода, оставшаяся после дождя, пролившегося в полдень, несла в себе радужные разводы машинного масла. Лабрадор наклонился и застыл как вкопанный.

Из подрагивавшей лужи на него смотрел отвратительный и мерзкий пёс. Побитая язвами шерсть. Поросшая кривыми хрящами морда. Мутно-белые глаза. Развалившаяся пасть скалилась, пуская слюни.

Гендальф запаниковал. Он не такой, он – хороший мальчик! Лабрадор ударил лапой отражение, и поверхность лужи вновь стала пристанищем машинного масла и пластикового стаканчика.

Он бросился вперед, обжигаемый мыслью, что времени почти не осталось.

Лунослав оглядел себя. Походные светло-коричневые штаны с обилием карманов. Красно-оранжевые кроссовки. Футболка с надписью «Ем гусей и избирателей», полученная на халяву в апреле прошлого года на митинге, устроенном какой-то левой оппозицией. Кивнул, удовлетворенный увиденным, и наконец вышел в приемную.

Булат как раз заканчивал вертеть краником самовара, разливая чай по кружкам. Аромат вишневых веточек и сушеной малины сводил с ума. Казалось, рядом должны были раскинуться яства. Гурьевская каша с орехами и сухофруктами! Калачи на сметане! Расстегаи с осетриной! Однако близ кружек валялась лишь горстка земляничных «неломак».

Сам Булат то и дело проводил пальцами по свежевыбритому подбородку. Его волосы, вымытые и тщательно уложенные в кок Элвиса, вороньим крылом блестели в свете ламп дневного света. За окном давно стемнело.

Лунослав присел на край дивана, подальше от порванной обивки, и взял кружку. С опаской принюхался. Взял «неломаку» в форме треугольника, закинул в рот. Поморщился. Как это вообще есть? Словно окаменевший пенопласт, сбрызнутый ягодными духами.

– А есть что-нибудь посущественнее?

– Лапу не дам. – Булат тоже расположился на диване. – Сам сосать буду.

– Издеваешься? Твои лапы самовар от дерьма чистили.

– А еще – стригли чьи-то плохо промытые сальные патлы.

– А вот за это спасибо: окончательно аппетит испортил.

Они сделали по глотку. Говорить не хотелось. Горячий и духовитый чай, словно заботливый хозяин, раскладывал мысли по полочкам.

Заслышался собачий лай. Запыхавшийся. Обреченный.

Сотрудники бюро, недоумевая, переглянулись. Лай прокатился по коридорам, и в приемную влетел черный лабрадор. Дрожа всем телом, он с шумным свистом втягивал воздух. Шерсть свалялась от пота. Глаза смотрели, но будто не видели. Пасть оставалась открытой.

– Матерь Божья, некроз! – ахнул Лунослав.

Морду пса покрывали оспины язв, похожие на следы, оставленные сигаретами. Больше всего досталось губам, деснам и языку. Некоторые язвы имели гангренозный черный цвет. На таких собрались капли крови, напоминавшие маленьких пиявок.

– Черт, приятель! Как же тебя угораздило? – Булат вскочил, чтобы набрать воды странному гостю.

Лунослав поднял руки, показывая, что ничего дурного не сделает, и оглядел собаку.

– Надо бы удалить увлажненные очаги и наложить атравматическую повязку. Ты, дружок, определенно контактировал с мертвой плотью.

Гендальф разразился надсадным лаем. Он не верил своей удаче. Загадочное благоухание исходило от этих двоих. Аромат книжных ворсинок витал вокруг кареглазого, а второго окутывал духмяный запах выпечки. А еще от них тянуло волшебными «неломаками».

Собачьи боги собственной персоной!