скачать книгу бесплатно
– Что значит быстро? У взломщиков целая ночь была в распоряжении!
– Я имею ввиду, что возникнет благоприятная ситуация для этого…
– Так, давайте поподробнее. ЧТО вы знаете, от КОГО вы знаете и ЧТО еще надо ждать в ближайшее время? – Выпаливаю вопросы, которые не задать нельзя.
Я знаю немного. У меня только догадки. – Ежи пожимает плечами
– Хм, у меня тоже есть догадки, но они, мне кажется, намного дальше от реальности, чем ваши. Так что я готов слушать.
– Тогда я начну с момента заселения в отель… С момента, как мы расстались. Я поднялся на 6-й этаж, получил у дежурной по этажу ключ, начал располагаться на ночлег. Время-то позднее уже было. И тут стучат в дверь! Сначала тихо, потом громче, настойчивей. Нетерпеливый кто-то. А я – в туалете! С унитаза, так сказать, сняли! Я сначала думал, что это дежурная что-то хотела сказать. А в дверях – два бритоголовых мужика с меня ростом, причем, один – с пистолетом в руках. Затолкали меня вглубь комнаты, хоть я и пытался возмущаться и сопротивляться, усадили в кресло и начали задавать вопросы…
– По-русски??
– Нет, конечно, по-польски. Но с очень сильным акцентом. Подозреваю, они из Вильна, из Литвы…
– А как они попали в гостиницу?
– Мне тоже хотелось бы это знать. Но если по манерам судить, – это люди, у которых такой вопрос, – не проблема. Да и охрана на входе в отель символическая.
– Ну, тогда вопрос, откуда они узнали о вашем местонахождении, отпадает сам собой: они вас «вели» еще вместе с Барбарой и были свидетелями того, что ее увезли на машине с красным крестом. Но что же их интересовало?
Официант выставляет на столик напитки и кофе. Мы на минутку затыкаемся. Точнее, Ежи замолкает. Видимо, не хочет, чтобы даже кто-то слышал, что он не по-русски разговаривает.
– Так вот. Интересовало их все, что происходило в квартире в тот вечер, особенно, как вела себя Барбара, что она делала, выходила ли она из комнаты куда-то, оставалась ли одна, без нас, о чем спрашивала, что говорила. Расспрашивали детально об обстановке в квартире, о расположении мебели, разных предметов. Короче, у меня сложилось впечатление от этого набора вопросов, – если их сложить вместе и проанализировать, – что она была у вас НЕ случайно, с каким-то заданием, должна была что-то сделать, но не смогла…
…И теперь им нужно было ЭТО сделать самим… Для этого их интересовало, что и где в квартире находится, чтобы легче было ориентироваться ночью…
– Но это не квартирные воры, мне кажется… – резюмирует Ежи.
– Почему такие выводы?
– Они заставили меня рисовать план расположения квартиры и вещей… Но их не интересовали ценные вещи или наличие сейфа, к примеру. Основной акцент не на видео и прочую технику, а на то, что НА шкафах. Ну и точная хронология действий Барбары. По минутам! Как повернулась, куда посмотрела, где сидела, кто куда, как и за кем проходил… Вот у меня такое впечатление, что был разработан поминутный сценарий поведения Барбары, и им надо было проверить, отклонялась она от сценария или нет…
– А в итоге, из квартиры исчез ваш букет роз… И все. Правда, вместе с вазой… – теперь уже резюмирую я.
– С вазой??… Вазы обычно на полу стоят, если большие, на подставках или на шкафах… Это какая-то ниточка… Не она ли их интересовала больше всего? А что это за ваза? Что-то ценное?
– Для меня – да. Это память о работе в Польше. Но это обычный так называемый хрусталь… Симпатичного фиолетового цвета, приятной и удобной – устойчивой – формы. С цветами, сколько ни напихай в нее, никогда не опрокидывалась, потому что нижняя часть объемная, овальная, почти шаровидная, вмещает много воды… Центр тяжести за счет этого придает ей устойчивость.
– Это не существенно. Важна история этой вазы, мне кажется… Как она к вам попала?
Я пересказываю в нескольких словах все, что помню и что может оказаться значимым во всей этой дурацкой истории… Историческую ценность этого куска стекла мой рассказ не повышает ни в моем понимании, ни в умозаключениях Ежи.
Больше ничего интересного для себя выудить из австралийца не получается, кроме того, что ему было приказано сидеть в Москве примерно до конца недели, дней пять, и ждать указания от этих литовцев. Они позвонят и скажут, когда ему можно умотать из Москвы. Дали понять совершенно однозначно, что знают каждый его шаг. Конечно, вероятность того, что в «Гляссе» мы сидим под их зорким надзором, велика, но делать уже нечего. К тому же исключать возможность блефа тоже нельзя: свои дела решили и улетели из Москвы. В четверг-пятницу позвонят Ежи из Вильнюса на мобильник, скажут: свободен! А он тут сиди, трясись пять дней!
В течение получаса расправляемся с заказанными вкусностями и договариваемся расходиться по одному… На всякий случай. С небольшим интервалом. И при этом пробуем провериться на предмет «наружки». Проверку я беру на себя. Оставляю Ежи сумму за свой ужин, чтобы не напрягать иностранца хоть в этом, выхожу из кафе и тащусь, не торопясь, в сторону метро. Улица – с односторонним движением. Чтобы перейти на противоположную сторону, нужно остановиться, оглянуться на транспорт, пропустить машины и переходить. Хороший способ естественно оглянуться на тех, кто следует сзади. Потом можно покрутиться по переулкам, найти такой же естественный способ провериться: вдруг повторно какая-то физиономия или фигура мелькнет! Это будет уже зацепка.
Но на все это есть лишь 20 минут: время, которое Ежи себе зарезервировал на еще один бокал вина в гордом одиночестве. Потом он выйдет из кафе, и нужно незаметно проконтролировать поведение прохожих вокруг: вдруг кто-то будет выделяться своим тщательно скрываемым вниманием к «макинтошу» со шляпой… Во! Страсти шпионские!…
2. День третий. Воскресенье
«Ум служит нам порою лишь для того,
чтобы смело делать глупости».
Ф. Ларошфуко
Екатерина II считала, что каждый русский в глубине души не любит иностранцев. А мне кажется, она была неправа. Я русских не люблю… Не всех, конечно, но многих. Когда потолкаешься в людных местах, насмотришься на подвыпившие или еще не протрезвевшие физиономии, на юнцов, пьющих пиво «из горлА» («имидж —ничто!!») в метро, на улице, – да везде, плюющих под ноги, из открытой двери машины в пробке… Уже этого достаточно, чтобы ненавидеть. Тем более, если у тебя была когда-то в жизни возможность увидеть таких же городских обывателей, но с несравненно другим уровнем культуры. Почему-то такие обыватели обитают за границей, а не в Москве. Видимо, нашей стране нужен другой народ!
Вот и здесь, на Новокузнецкой, мне достаточно 15 минут, чтобы появилось нестерпимое желание спрятаться, как минимум, в машине, отгородиться от всего, всех и вся поднятыми стеклами, включить магнитолу с диском «Баллад», послушать Демиса Руссоса, Дэвида Боуи, «Би Джииз» или «Марка Антония», наконец. Обожаю латиноамериканские песни! Или, как минимум, на испанском!
Но до машины еще далеко, а Ежи сейчас уже выйдет. Возвращаюсь к «Гляссе» практически с другой стороны. Три-четыре естественных оглядки назад, остановки у газетного и табачного киосков ничего подозрительного не выявили. Теперь надо заглянуть в булочную, из окна которой отлично просматривается выход из кафе. Заказываю шесть эклеров в коробочке. Пока куплю пирожных дочкам, пока рассчитаюсь мелочью – Ежи выскочит. Так есть, появляется. Открыто оглядывается по сторонам, но выглядит это как попытка сориентироваться, в какую сторону идти. Нормально. Двинулся к метро. Спустя минуту с коробкой эклеров выхожу и выискиваю глазами американскую шляпу, присматриваюсь к тем, кто идет сзади… Даже странно: кто-то должен быть, по логике вещей, но никого не замечаю. Или у меня навыков уже давно нет, или все чисто.
Ежи скрывается в павильоне метро. И в этот момент с противоположной стороны улицы бегом, лавируя между машинами, ко входу в метро срывается молодой человек. Я ускоряю шаг, почти бегу, влетаю в павильон следом… Чёрт… Он уже стоит у касс в обнимку с девушкой, они целуются и никуда дальше не торопятся. Ни к эскалатору, ни к выходу. Ну и отлично. Будем считать, что все чисто. Ежи где-то на эскалаторе или, возможно, уже внизу, в поезде.
А не пора ли домой? Завтра на работу!!! Еще ведь свою «ласточку» найти надо где-то там, на паркинге. Надеюсь, она никому не «понадобилась» за время моего отсутствия. Не внедорожник, поди… Да и не новая.
Нет, на метро не поеду. Не хочется в духоте толкаться. Возьму частника или такси, если повезет. Воскресенье, транспорта на улицах не так уж много, да и не час-пик уже. Тем более, что от метро до паркинга все равно машину брать придется. Отсюда – двести-триста рублей, а от метро – сотня, как ни крути.. Не велика разница. Только пройтись придется до Третьяковской, на параллельную улицу: движение и тут, и там одностороннее, только в разных направлениях.
Направляюсь переулком мимо Третьяковской галереи. У метро народу еще много, хотя час поздний, в кафешках под зонтиками молодежь посасывает пиво, откуда-то из пивного павильона доносится пресловутое уже «…и целуй меня везде…», вой сирены – то ли милицейской, то ли «Скорой» – уже где-то за спиной. Вечерняя жизнь кипит вовсю! Перехожу на светофоре улицу, прохожу метров 50 вперед и останавливаюсь перед проезжей частью с поднятой рукой. Минуты две все машины проносятся мимо. Закуриваю, пока горит красный и большой палец показывать некому. Наконец, поток срывается с места и передо мной тормозит черный, тонированный, но достаточно симпатичный «мерс-320». Через опущенное стекло интересуюсь, повезет ли в район Борисовского проезда, получаю согласие бритоголового водилы и сажусь на переднее сиденье. Трогаемся. И тут же затылком чувствую твердый металлический предмет.
– Не оборачиваться! Сидеть тихо, слушать и отвечать, только когда спрашиваю…
3. День третий. Воскресенье
«Хорошая беседа бодрит, как чашка крепкого кофе, и заснуть после нее также трудно»
Э.М.Линдберг, писательница (США)
Мне страшно. Пугает неизвестность и неясность их намерений. С дулом пистолета у затылка мысли о смерти более жестоки, чем сама смерть, поэтому я их гоню всеми силами.
Хрипловатый голос, акцент – сумасшедший, как у немцев в старых советских фильмах про войну. Только не немецкий, а прибалтийский. Все-таки «вели» нас с Ежи все время. Да. Видать, и правда, ни хрена меня не научили ничему, кроме писания красивых бумажек. Или они настоящие профессионалы…
– Мы друзья Барбары, которая умерла у тебя дома.
– Она тоже с пистолетом у меня дома была? Я как-то этого не заметил…
Тычок металла в голову и щелчок взводимого курка заставляют меня замолчать.
– Я говорил сидеть тихо, слушать, отвечать на вопросы. И все. – Тон приказной, не терпящий возражений.
– Я слушаю. Но на предохранитель сначала поставь, – замечание, как ни странно, воспринято и новый легкий щелчок возле уха приносит некоторое облегчение: не так уж безнадежно все.
Подспудно ощущаю, что глубоко внутри испытываю некую радость и мысленно удовлетворенно потираю руки от того, что они объявились сами, что их не надо искать, не надо выяснять причины и корни всех событий… Знать бы еще, чем это все закончится. Главное, едем из центра в моем направлении, а если в мой район, – все ближе к дому.
– Нас интересует стеклянная ваза фиолетового цвета. Вот эта. – Сзади в протянутой руке прямо перед моим носом возникает небольшое черно-белое фото. Я открываю несессер, достаю очки, беру фото и пытаюсь рассмотреть на расстоянии вытянутой руки – дальнозоркий я, уже года три, старею! По форме – как моя. Рисунок по стеклу – тоже похож. Цвет понять невозможно на черно-белом фото. Но беглого взгляда достаточно, чтобы узнать: такая же. Только фото сделано давно, ваза стоит где-то в витрине, типа музейной. Возможно, снималась как образец продукции.
– И что? Была у меня такая. Вчера ночью ее украли. Думаю, именно вы. – Фото протягиваю через плечо за спину, не оборачиваясь, как и было сказано.
– Да. Ее взяли мы. Но это не важно. Как и когда она к тебе попала?
– Блин, да что ж в ней такого-то? Обычный презент, которому почти 20 лет уже! Подарили мне ее, когда я в Польше в консульстве работал. Торжественное мероприятие было по случаю какой-то годовщины, я присутствовал официально.
– Это в 1987-м было?
– Возможно. Что ж я помню все мероприятия? Их столько было за 4 года. Какое в каком году теперь не упомнишь. Наверное, в 87-м, «круглая» дата была, 70 лет. Такие события отмечали классно!
– Где проходило мероприятие?
– Насколько помню, в Бялогарде, в обществе польско-советской дружбы.
– Кто тебе вручал этот презент?
– Нет, вы понимаете, о чем спрашиваете? – на попытку повернуть голову назад получаю резкий тычок в ухо. – Понял, понял… Я и консульских работников, с кем в кабинете вместе сидел несколько лет, по фамилии не вспомню. А тут… Ну вы даете! Мужик какой-то – это точно помню! А кто конкретно – даже не спрашивайте!
– Почему ты не сдал подарок в посольство? Ведь это официальный подарок был, не тебе лично, а представительству страны. Порядок обязывал…
– Да кто ж его соблюдал в отношении таких презентов?! Вы что, смеетесь? Консульство было бы завалено таким мусором по самую крышу, если бы все сдавали! Никому это не надо было! Это ж дешевка, ценности никакой, кроме того, что событию или годовщине посвящена. Да и годовщин теперь этих уже нет! Отпали за ненадобностью!
– И тем не менее, ты должен был это сделать. На вазе металлическая табличка или пластинка была с надписью, что это презент советскому консульству, а не тебе. Она должна была остаться где-то в консульстве, на видном месте, в какой-то витрине с такими же официальными сувенирами и подарками!
– Вот дурные! Ребят, вы что? Я же ясно объяснил: никто ничего никогда не сдавал! Если б мне машину вручили – с надписью – я б не отвертелся, сдал! Хотя бы стиральную! А тут ваза! Не издевайтесь!
– Я не издеваюсь. Я хочу знать мотивы, причины и следствие. Что было с вазой потом? Ты ее оставил себе и привез в Москву, когда пришло время возвратиться?
– Да. Привез. И она была у меня до вчерашнего дня. Точнее, ночи, пока вы ее не сперли.
– А что стало с металлической плаcтиной? Куда она исчезла?
– А я помню, что ли? Выбросил, наверное, что бы не болталась и не мешала. Я же вазу активно использовал по назначению: ставил в нее цветы. Она очень удобна. Была.
– Постарайся вспомнить! Это важно. Когда ты ее выбросил? Сразу, еще в Польше, или когда в Москву приехал?
– Да вы нормальные, господа?! Кто ж такое вспомнит? Сейчас уже 21-й век давно, а вазу с этой табличкой мне еще в прошлом веке подарили! Даже не год-два прошло, а лет 17—18!… – Делаю попытку повернуться к сидящему на заднем сиденье и получаю новый тычок в ухо. – ОК. Но растолкуйте мне, на фиг она вообще нужна кому-то? Ну кусок железяки, ну медная, ну с надписью… И что ж из того?
– Это плохо. Для тебя плохо. Нам нужна пластина и текст на ней.
Понимаю, что дело начинает «пахнуть табаком», если настолько серьезна для них эта проблема. Делаю мысленно лихорадочную попытку найти отговорку, более-менее весомый аргумент, чтобы они отстали от меня хотя бы на время. Дали возможность хоть что-то предпринять. Табличка-то валяется у меня в коридоре в коробках со всяким старым хламом. Выбросить ее в мусоропровод у меня из сентиментальности рука не поднималась. Сейчас надо бы от них отделаться, втихаря найти ее и хоть почитать, что же там выгравировано.
– Послушайте. Если вам важен текст, то его можно хотя бы примерно восстановить. Он же был стандартный, абсолютно типичный для такого рода презентов. От кого, кому, когда и по случаю чего вручалось – вы знаете лучше меня. В любом городском музейчике, даже у какого-нибудь мэра в кабинете целая витрина обязательно стоит с сувенирами. Взять текст, подставить свою информацию и дело с концом!
– Нет. Нам нужна эта конкретная табличка. И точный текст.
– Тогда я вам ничем не помогу, потому что у меня ее нет…
Тем временем, впереди слева от дороги засветилась надпись «Рамстор». Нам надо влево по стрелке. Почти доехали. Что они будут делать дальше? Левый «поворотник» тихо щелкает на панели. Это лучше, чем щелчок предохранителя. Тишина и раздумья за спиной.
– Ну что ж, пустой разговор получился, – делает вывод голос за спиной. – Безрезультатный.
– Ну почему же безрезультатный? Теперь вы знаете точно, что таблички у меня нет. Это – результат. – Пытаюсь внести нотку позитива.
– Для меня результат – табличка в руках… И у меня еще нет уверенности, что ты сказал правду. Есть ощущение, даже предчувствие, что нам еще раз придется встретиться в скором времени по этому же поводу. У тебя остается шанс еще немного подумать, повспоминать… Очень серьезно подумать. И очень тщательно поискать.
Свет вокруг неожиданно полностью гаснет, глаза закрывает черная пелена, сменившаяся радужной крутящейся воронкой. На мгновение ощущаю резкую боль в шее, и все исчезает.
4. День третий. Воскресенье
«Мы редко до конца понимаем,
чего мы в действительности хотим»
Ф. Ларошфуко
Я не люблю, когда ко мне во сне неожиданно прикасаются. А тут кто-то берет мою руку, поднимает, опускает, держит за запястье… Открываю глаза и вижу перед носом обтянутые джинсами коленки. Пытаюсь покрутить головой и осмотреться – шее больно. Но терпимо. На левой руке – нессессер. Рядом на асфальте – коробка с эклерами. Я лежу на боку на асфальте. Возле меня озабоченно хлопочет какая-то молодая пара. Приподнимаюсь, сажусь, опираясь спиной на дверь машины, ощупываю шею и голову, смотрю на ладонь: крови нет. Меня о чем-то спрашивают, но я ничего не понимаю, хотя голоса слышу. В ушах стоит гул.
Всплывают в мозгу обрывки последних моментов перед темнотой.
– Я давно тут? – обращаюсь к рыжеволосой девице, коленки которой в джинсах только что крутились перед моей физиономией.
– Пару минут всего, наверное. Какая-то машина резко отъехала, колесами завизжала. Я на нее оглянулась. А потом вас заметила. Тут. Я растерялась сначала. Пока мужа позвала, пока пульс искала, – вы и очнулись. Как вы? Что случилось? «Скорую» надо вызвать, наверное?
– Нет-нет. Все нормально. Все цело. Я сейчас…
Подтаскиваю к себе коробку с эклерами, оглядываюсь на машину: вроде бы моя! Спасибо, хоть на место доставили. Могли бы на какой-нибудь пустырь завезти и шлепнуть за ненадобностью. А так, даже до дома доберусь. Шарю по карманам: ключи какие-то на месте. В принципе, все нормально. Могло быть намного хуже.
– А вы номер машины не приметили случайно? – Спрашиваю и сам удивляюсь, из какой глубины черепной коробки такой вопрос мог всплыть в такой ситуации.
– Да что вы! Я так вздрогнула от этого визга резины! Только увидела, как она уносится. Да и темно тут.
– Спасибо вам. Я теперь поеду.
Встаю, достаю ключи. Голова кружится, но боль проходит постепенно. Посижу в салоне пару минут и потихоньку поеду. Вообще-то, козлы, конечно. Какого дьявола было меня бить? Все равно и номер машины у них липовый, наверняка, и физиономий их я не мог видеть. Да и вообще, не они мне нужны, а я им. Искать их не собираюсь. Могли б и полегче, поцивилизованней.
А я-то, тоже козел: проверка, контрнаблюдение, то-сё… Шпион фигов! Научили бумажки сочинять, поднаторел – сочиняй! Какого чёрта придумывать себе занятие, если кроме теории ни хрена в этом не соображаешь! Все, больше никаких проверочных мероприятий! Все равно бесполезняк это. Кому надо – прибьет или покалечит, хоть проверяйся, хоть нет.
Через четверть часа паркуюсь уже в гараже, запираю замок, тащусь к своему подъезду. Пытаюсь поднять голову, посмотреть на 13-й этаж: есть ли свет в окнах, спят мои девицы или еще нет, – шеей вертеть больно. У подъезда – Лёха на лавочке сидит нога-на-ногу, папиросой дымит.
– Привет, Лёха, – бросаю ему на ходу, задерживаться тут совсем не хочется. – Должен тебе сказать, что информация про литовцев полностью подтвердилась. Твоя больная печень мне помогла. Но ты ее все равно лечи.
Лёха молча кивает, не выпуская изо рта папиросы, а я скрываюсь в подъезде.
Дочки не спят, разбрелись по комнатам, валяются перед телевизорами, но смотрят один и тот же канал: МузТВ. Меня это бесит почему-то, хочется устроить разгон, наорать, гаркнуть «Всем спать!» и, наконец-то, самому рухнуть в постель. Выбираю только самое последнее и успокаиваюсь. Залезаю в душ на две минуты, пробую отогреть шею горячей струей – бесполезно, не помогает, может быть еще и хуже становится. Заматываюсь полотенцем, мокрыми босыми ногами шлепаю к себе в комнату и плюхаюсь на диван.
В голове назойливо, как летние мухи, вертятся события дня, прокручивается бесконечная пленка, кадры судорожно скачут с одного на другой. И вдруг «стоп-кадр»! Табличка! Она же где-то в коридоре валяется! В коробке с железками! Вскакиваю! Выскакиваю за дверь, начинаю греметь о кафельный пол раскрученными смесителями, креплениями от лыж, длиннющими болтами от старого дивана, какими-то кронштейнами, сифоном от унитаза, крыльчаткой вентилятора, обрезками медных трубок… Наконец-то! Есть! Почти с самого дна коробки извлекаю потемневшую и местами позеленевшую от окиси медную пластинку с двумя карабинчиками на коротких цепочках.
У себя в комнате включаю полную иллюминацию – пяти-рожковую люстру, бра, и настольную лампу, напяливаю очки. Что же здесь такого, в этой табличке?
Dla Konsulatu ZSRR w Szczecinie
